Андрей Фурсов
Мировая борьба. Англосаксы против планеты
© А. И. Фурсов, 2017
© Книжный мир, 2017
Предисловие
В сборнике, который читатель держит в руках, представлены мои работы разных лет, посвящённые мировой борьбе (немцы отчеканили бы: Weltkampf) за власть, информацию и ресурсы. Прав Гераклит: борьба (война) – отец всего. Так вышло, что главной осью мировой борьбы двух последних столетий – со всей очевидностью после окончания Наполеоновских войн – является борьба англосаксов против России. Англосаксов – это Великобритания, затем к ней присоединились США. Но дело не только в государствах, в англосаксонских «кузенах», с которыми с конца XIX века, после столетия вражды, связан еврейский финансовый капитал – сначала это были Ротшильды и их компаньоны, потом добавились американские и некоторые иные контрагенты. Дело также в ориентирующемся на Англосферу финансовом капитале и закрытых наднациональных структурах мирового согласования и управления, представленных почти до самого конца XIX в. масонством.
Именно в процессе борьбы с Россией в 1820-1830-е на Западе сформировался трёхглавый монстр, эдакий западный Змей-Горыныч: государство (Великобритания) – финансовый капитал (Ротшильды) – масонство. Головы Змея существовали как сами по себе, так и сливаясь, проникая друг в друга – нечто похожее на чудовище из фильма «The Thing» («Нечто»). Употребляя метафоры «монстр», «чудовище» я ни в коем случае не демонизирую этих врагов России, часть которых временами превращалась в нашего тактического союзника, – это когда головы начинали грызться друг с другом или когда рядом с «головой» – государством пыталась вырасти ещё одна (как минимум) государственная «голова». Однако в долгосрочном историческом, системно-стратегическом, цивилизационном и даже классовом плане, несмотря на эти моменты неискреннего союзничества англосаксов с исторической Россией, как бы она ни называлась, сохранялся характер противостояния, цель которого – окончательное решение русского вопроса. Как заметил Л. В. Шебаршин, Западу от России нужно одно – чтобы её не было.
Кто-то удивится – как же так: мы же европейцы, как и они; белые люди, как и они; христиане, как и они. Всё так. Но именно поэтому – европейцы, белые, христиане, – но не как они. Да, мы европейцы, но не западные (кстати, ни в коем случае нельзя отдавать Западу нашу европейскость, радостно вопя: мы – евразийцы, мы азиаты; Европ – несколько: античная, ромейская, западная/франкская и русская – северовосточная); да, мы христиане, но православные, а не отколовшиеся по причинам политики и папской гордыни от ортодоксального древа католики и тем более не протестанты, эти максимально иудаизированные христиане. Что касается белого цвета кожи, то, во-первых, как показал опыт нацизма, западноевропейцы легче признают «почётными арийцами», т. е. белыми, японцев, чем русских, т. е. чужих. Русские – похожие, свои, а потому для западной Матрицы, для её хозяев в известном смысле хуже, чем чужие – они чуждые именно своей похожестью и в своей похожести; впрочем, хозяева Матрицы часто не вполне европейцы (по корням) и тем более не вполне христиане, иногда совсем наоборот – и это ещё больше усиливает чуждость и неприязнь. Во-вторых, вероятнее всего, очень скоро средний европеец перестанет быть и христианином, и белым – дело защиты европейских традиционных ценностей, христианства и белого генотипа, похоже, перемещается в Россию – несмотря, а возможно, и вопреки той ситуации, которая у нас складывается.
Впереди – борьба. Борьба за русских, за Россию, за европейские ценности, за то, чтобы не исчез белый генотип – у него не меньше прав, чем у иных генотипов и рас, мы – русские – за равноправие, мы не торговали рабами, не строили своё счастье на слезинке африканского ребёнка, не сталкивали в наркозависимость китайчонка и не расстреливали, привязывая к жерлам пушек, индийцев. Это не значит, что мы – добрые и пушистые, но мы живём в недобром мире и нож за голенищем сапога не помешает – уж больно «партнёры» ненадёжные, мягко говоря. Ведь вещал же «наш друг музыкант» Бжезинский что-то вроде того, что мир XXI в. будет построен на руинах России, за счёт России и в ущерб России. «А не подавишься, Идолище?» – говаривал в таких случаях Илья Муромец. Впрочем, какое из злобного польско-еврейского политолога Идолище? Так, бесёнок с насморком. Но в данном случае устами бесёнка вскрываются планы тех, кто видит мир без России, а значит впереди борьба. И сборник этот посвящён истории борьбы между различными субъектами (или, как говорят учёные люди, «акторами») – государствами, капиталом, наднациональными структурами, главным образом – борьбе России с ними, хотя, разумеется, сводить всю мировую борьбу к противостоянию России и Запада было бы ошибочным преувеличением. В то же время Россия была и остаётся единственной державой, способной «уронить» коллективный Запад. В 1965-1975 гг. это едва не стало реальностью, однако глупость и предательство (уже тогда) части советского руководства, похоронившей блестящие проекты в области управления, энергетики и обороны, позволившие бы надолго, если не навсегда уйти в отрыв от Запада, и хитроумие определённой части западной верхушки («разрядка», «конвергенция», резкий взлёт цен на нефть) не позволили этого сделать – шанс был упущен. И сегодня именно не Китай, а Россия остаётся в глазах Запада главной угрозой, а способность русских подниматься и бить врага в самых тяжёлых условиях остаётся нашей главной «военной тайной», которую не могут и никогда не смогут разгадать буржуины и их российские холуи – для этого им нужно перестать быть буржуинами и холуями.
Считаю необходимым предупредить читателя о двух вещах. Во-первых, я писал статьи в разное время для разных аудиторий, и поэтому в более поздних статьях использовал фрагменты статей более ранних. В связи с этим в тексте сборника есть повторы. Устранять их я не стал, поскольку это нарушило бы целостность восприятия каждого из текстов. Во-вторых, сборник построен по хронологическому принципу, но по хронологии не времени написания той или иной работы, а событийно-исторической. Так, работа по механизму возникновения Первой мировой войны написана значительно позже статей по Второй мировой и Холодной войнам. Однако Первая мировая была раньше, а потому и текст о ней идёт раньше. В этом есть свои минусы, но и плюсы тоже. Как говорят наши заклятые друзья англосаксы, «every acquisition is a loss and every loss is an acquisition» – «каждое приобретение есть потеря и каждая потеря есть приобретение». Кстати, в их истории приобретений до сих пор было больше, чем потерь – так они расположили ось геополитической и психоисторической борьбы. Эту ось надо сдвинуть. Как? Очень просто. Изменив направление удара – самым неожиданным для противника образом, нанося безжалостный удар из Будущего. А для этого нам необходима наука о борьбе – махиология. Как руководство к действию, к которому обязывает знание.
А. И. Фурсов
Европейская система государств, англосаксы и Россия (предисловие к «Хрупкому балансу» Людвига Дехийо)[1]
I
Работа над книгой Дехийо – перевод, комментарии – начиналась в 2004 г., а завершается в 2005. На оба эти года приходятся важные исторические даты. Если говорить о 2004 г., то это год 90-летия начала Первой мировой войны; 150-летия первой русско-западной войны в рамках Крымской; 60-летия открытия «второго фронта», когда союзники СССР по антигитлеровской коалиции поняли, что русские и в одиночку дожмут Третий рейх. 2005 г. – это год 60-летия победы СССР в Великой Отечественной войне, когда советский солдат сломал хребет Третьему рейху. Собственно, этому солдату и его Победе мы и посвящаем перевод «Хрупкого баланса» и комментарии к нему.
Все названные выше события имеют прямое отношение к борьбе за господство в Европе, которая развернулась с XVI века и окончилась в 1945 г. или даже в отрезке «декабрь 1989 г. (15 лет назад) – май 1994 г. (10 лет назад)», между мальтийской встречей Буша и Горбачёва, на которой первый и последний президент СССР, похоже, сдал Западу почти всё, что можно было сдать и поставил крест на ялтинском мироустройстве, и выводом российских войск из Германии под «изящные» взмахи палочкой не вполне крепко стоящего на ногах дирижёра Ельцина.
Со времён Карла V Габсбурга Европа стала превращаться в центр мира. С XVII века она уже обладала многими чертами ядра мировой капиталистической системы, и борьба за господство в этом ядре была, помимо прочего, борьбой за гегемонию в формирующейся мировой капиталистической системе. Правда, с появлением в XVIII в. новой великой державы – европейской по социо-культурной принадлежности и евразийской географически – России, исход борьбы за господство в Европе во многом стал определяться позицией России, которая в мировых войнах выступала на стороне морских англосаксонских держав (Великобритании и США) против их континентальных соперников (Франция, Германия). Отклонения от этого курса – например, сближение Павла I и Наполеона в 1800-1801 гг. и Сталина и Гитлера в 1939-1941 гг. – лишь подчёркивают указанную регулярность.
В любом случае, с середины XVIII века русский фактор стал одним из решающих в европейской политике, и дальновидные люди – Гиббон, а в начале XIX в. Наполеон, де Токвиль и другие заговорили о том, что в будущем судьбы Европы и мира станут определяться взаимоотношениями России и США, а Европа, так сказать, «закатится». Так оно и вышло. Когда в 1918 г. Шпенглер опубликовал свой «Закат Европы», она действительно уже «закатывалась». И хотя финал этого процесса наступил в 1954-1956 гг. под Дьен Бьен-фу и во время Суэцкого кризиса, в 1918 г. история уже предъявила Европе «чёрную метку». Точнее, от имени истории это сделали США, должником которых оказались европейцы, включая недавних гегемонов мировой системы англичан. После Второй мировой войны Европа вообще оказалась поделена на зоны влияния (по сути – протектораты) США и СССР и началась первая фаза – биполярная – постъевропейской всемирной истории, окончившаяся уже на наших глазах в течение «пятилетки» 1989-1994 гг.
2004 год, на который пришлось сразу несколько памятных дат борьбы за господство в Европе, великих противостояний в ней и по поводу неё – хороший повод вспомнить об этой борьбе, взглянуть на неё внимательнее.
II
О борьбе за господство в Европе написаны тысячи монографий и статей. В них анализировались отдельные периоды, отдельные войны или даже отдельные сражения, не говоря уже об отдельных лицах – полководцах, политиках, разведчиках. Есть замечательные панорамные работы, посвящённые отдельным векам (Европа XVI в., XVII в. и т. д.). Есть целые серии, охватывающие европейскую историю с позднего средневековья вплоть до наших дней; тома этих серий посвящены как эпохам, так и отдельным периодам – например, Европа в 1598-1648, в 1783-1815 или 1878-1919 гг. (многотомные общая, экономическая и военная истории Европы издательства «Fontana», цикл работ Э. Хобсбоума о XIX–XX вв., трёхтомное исследование Ф. Броделя о Средиземноморье в эпоху Филиппа II, исследование Б. Ф. Поршнева о XVII в. и многие другие). В них значительное место уделено борьбе за мировое и европейское господство.
Думается, однако, нашего читателя заинтересует не столько специализированное или ограниченное относительно узкими хронологическими рамками исследование, сколько максимально широкая панорама борьбы за господство, представленная в долгосрочной перспективе.
Есть два способа смотреть на реальность, в том числе историческую. Один – вид вблизи, при котором замечается масса мельчайших деталей. Это приносит моральное и профессиональное удовлетворение, ощущение владения материалом или даже власти над ним. Однако, как говорят англосаксы, “every acquisition is a loss and every loss is an acquisition” («каждое приобретение есть потеря и каждая потеря – приобретение»). Становясь «властелином» всё более мелких и мелких «колец» материала, исследователь рано или поздно оказывается в ситуации того, кто знает всё больше и больше о всё меньшем и меньшем.
Существует и иной подход – «вид с высоты». Именно так называется знаменитая книга американского фантаста (и биохимика по профессии) А. Азимова, опубликованная в 1964 г., (русский перевод – М.: Мир, 1965. 234 с.). В ней дан общий обзор ситуации в биологии, химии, физики и астрономии на конец 1950-х годов. При таком подходе, безусловно, упускаются из виду детали, факты, лица. Выигрыш, однако, очевиден – общая картина в целом с основными тенденциями. Именно целое определяет элементы, а не наоборот, ну а тенденции важнее отдельных фактов. Факты создают люди – исследователи, выделяющие из единого и цельного потока жизни (истории, развития) те или иные его части; при этом и выбор части, и её очертания, и само выделение как акт объективно зависят как от дисциплины, к которой принадлежит исследователь, так и от теории, которой он пользуется. Как проницательно заметил Эйнштейн, увидите вы или нет то или иное явление (факт), зависит от того, какой теорией вы пользуетесь. О доле субъективизма я уже и не говорю.
Другое дело – тенденции, т. е. широкомасштабные и долгосрочные регулярности. Они существуют объективно (хотя и фиксируются абстрактно). Или, как минимум, их намного труднее «подделать», они обладают высокой сопротивляемостью как к субъектному, так и к «дисциплинарно-теоретическому насилию». Отсюда – по закону обратной связи: если в фактах, дискретных кусочках информации легко запутаться, то тенденции могут стать путеводной нитью. Мастер плавания в потоках информации и ныряния в её глубины – Аллен Даллес – так говорил об этом: «Человек не всегда может правильно оценить информацию, но может уловить тенденции и сделать правильные выводы». Потому-то именно анализ тенденций всегда был главной задачей развития: «Разведка – не для пожарно-справочных функций, – подчёркивают А. Г. Шаваев и С. В. Лекарев, – её предназначение – улавливать и обобщать тенденции». Предназначение науки – в том же.
Об истории борьбы за господство в Европе в целом, о долгосрочных тенденциях этой борьбы с позиции «взгляд с высоты» написано немало замечательных книг. Перечислить всё или бóльшую часть невозможно, да и не нужно. Назову несколько наиболее известных и, на мой взгляд, наиболее интересных.
«Борьба за господство в Европе, 1848-1918» знаменитого английского историка А. Дж. П. Тэйлора (М., 1957); «Дипломатическая история Европы» А. Дебидура (М., 1947. Тт. 1, 2.); «Влияние морской силы на историю, 1660-1783» (М., СПб., 2002) и «Влияние морской силы на Французскую революцию и империю» (М., СПб., 2002. Т. 1, 2.) А. Т. Мэхэна; «Морская война» Ф. Коломба (М., СПб., 2003), «История войн на море» А. Штенцеля (М., СПб., 2002. Т. 2.); «Хрупкий баланс: четыреста лет борьбы за господство в Европе» Л. Дехийо (Dehio L. “Precarious balance: four centuries of the European power struggle, N.Y., 1962; оригинальное немецкое издание – 1948); «Борьба за стабильность в Европе в раннее новое время» Т. Рабба (Rabb Th. The struggle for stability in early Modern Europe. Oxford, 1975); «Погоня за властью» У. Макнила (McNeill W. Pursuit of power. Chicago, 1982); «Военная революция: военные нововведения и подъём Запада» Дж. Паркера (Parker G. The military revolution: Military innovation and the rise of the West, 1500-1800. Cambridge, 1986); «Длинные циклы мировой политики» Дж. Моделски (Modelski G. Long cycles of world politics. L., 1987); «Длинные циклы: процветание и война в современную эпоху» Дж. Голдстайна (Goldstein J. Long cycles: prosperity and war in the Modern Age. Yale, 1988); «О глобальной войне: историко-структурные подходы к мировой политике» У. Томпсона (Thompson W. On global war: Historical-structural approaches to world politics. University of South Carolina, 1988); «Насилие, капитал и европейские государства» Ч. Тилли (Tilly Ch. Coercion, capital, and European states, 990-1990. Oxford, 1990); «Взлёт и падение великих держав: экономические изменения и военный конфликт с 1500 по 2000» П. Кеннеди (Kennedy P. The rise and fall of the great powers: economic change and military conflict from 1500 to 2000. N.Y., 1988), «Щит Ахилла: война, мир и ход истории» Ф. Боббита (Bobbit Ph. The shield of Achilles: War, peace and course of history. – N.Y., 2002) и ряд других изданий как на английском, так и на немецком и французском языках.
Читатель уже понял, что книги, названия которых даны и по-английски, не переводились на русский язык. Мы долго выбирали из них и наконец остановились на «Хрупком балансе» Л. Дехийо. Нам хотелось предложить читателю такую работу, которая охватывала бы несколько последних столетий, давала широкую, захватывающую панораму геополитической и военно-стратегической борьбы в Европе, чётко фиксировала тенденции и логику этой борьбы и в то же время не превышала бы трёх-четырёх сотен страниц. И чтобы автор был известный и сильный. Кроме того, хотелось бы со временем познакомить читателя со всеми этими работами, а потому логично начать с наиболее ранней из непереведённых книг, представленных в списке.
III
Людвиг Дехийо родился в 1888 г. в Кёнигсберге, образование получил в Берлине и Страсбурге. В 1922 г. он начал работать в Секретном государственном архиве (Берлин), а в 1933 г. стал директором Архивов дома Гогенцоллернов. С 1946 по 1958 г. Дехийо служил директором Немецких государственных архивов в Марбурге-на-Лане, с 1948 по 1956 г. был главным редактором престижного журнала немецких историков «Historische Zeitschrift». Среди его работ – «Германия и мировая политика в ХХ веке» (1959) и «Хрупкий баланс» (1948/1962).
Сверхзадача «Хрупкого баланса» – показать, как и почему в середине ХХ в. Европа и мир пришли к ситуации раздела на американскую и русскую зоны влияния, когда Европа утратила не только свою доминирующую роль, но и просто самостоятельность в мировой политике. Логически, в известном смысле, речь идёт о геополитическом аналоге шпенглеровского «Заката Европы».
Книга Дехийо написана с характерной для немецкого склада ума, немецкой интеллектуальной традиции ясностью и чёткостью. Начав с возникновения системы государств в Европе (гл. I), учёный исследует основные фазы борьбы за господство в этой системе: при Филиппе II во второй половине XVI в. (гл. I), при Людовике XIV (вторая половина XVII – начало XVIII в. – гл. II), при Наполеоне (гл. III) и при двух немецких рейхах – Вильгельма II и особенно Гитлера (гл. IV).
В своей работе Дехийо предлагает простую и ясную схему перипетий борьбы за господство в Европе в последние 400 лет. По его мнению, с XVI в. в Европе начал складываться уникальный феномен – система государств. Впрочем, у общеевропейского процесса была репетиция в малом, узкорегиональном масштабе – система итальянских городов-государств XIII–XV вв. с особой ролью островной («земноводной») Венеции. Однако именно камерный характер не позволил итальянской системе развиться и она стала жертвой более крупных политических образований, как это произошло с античными полисами, завоёванными Филиппом II Македонским, отцом великого Александра.
Над возникающей европейской системой государств с самого начала нависла угроза – быть уничтоженной и поглощённой, превратившись в части общеевропейской империи Карла V Габсбурга, чьи владения превосходили по размеру империю Карла Великого. Замечу: по иронии истории, Средневековая Европа заканчивала, а Новая Европа начинала с того, чем заканчивала поздняя Античность и начинало Средневековье – с попытки общеевропейской империи. Империю Карла Великого подорвала феодальная система, империю великого Карла – складывающаяся система европейских государств. В известном смысле оформление последней можно рассматривать как восстание или даже национально-монархическую революцию против общеевропейской империи. В схватке этих двух принципов организации, двух типов систем и родилась новоевропейская история, получившая в момент рождения если не прививку от имперскости, то, как минимум, сильные генетически обусловленные импульс и волю сопротивления ей.
Дехийо, к сожалению, не разбирает подробно самого момента рождения, генезиса системы, который, как известно, определяет в основных чертах её дальнейшее функционирование и упускает из виду, что на исторических весах на чаше системы государств была тяжёлая гиря – формирующийся мировой рынок, адекватной мировой политической формой которой была международная – international – система государств (nations). Дехийо в целом проскакивает этот момент, уделяя основное внимание не Карлу V, а его сыну – Филиппу II и sein Kampf за господство в Европе с европейскими государствами, прежде всего – с Голландией и Англией. В этой схватке в своих основах оформилась западноевропейская модель борьбы за господство, обладавшая несколькими структурными особенностями, отличиями. Наиболее важны из них следующие.
Первое. В борьбе за господство в Европе (и над Европой) друг другу противостоят континентальные и морские державы (последовательно: Испания (Габсбурги), Франция, Германия, с одной стороны, Голландия, Великобритания и с начала ХХ в. – США – с другой. После того, как во второй половине XVII в. Англия взяла верх над Голландией, вплоть до наших дней морской (островной) принцип в геополитике воплощают англосаксы (Великобритания и США, с 1917 г., а возможно, чуть раньше – США и Великобритания).
Указанное противостояние не исключало конфликтов между самими континентальными и между самими морскими державами, однако осевым противоречием системы было таковое между морскими и континентальными державами, считает Дехийо.
Второе. В связи с противостоянием морской державы Англии континентальным Испании, Франции и Германии решающую роль для «моряков» приобретал контроль над устьями рек, впадающих в Северное море, т. е. над прибрежными территориями Голландии и в меньшей степени – Германии. Так «пятачок» старой средневековой Фландрии приобрёл новое кардинально важное геополитическое значение и покушение на него «континенталов» немедленно вызывало бурную реакцию Альбиона и войну. Здесь к тезису Дехийо необходимо добавить, что Англия стремилась контролировать не только устья рек севера Европы, но вообще все выходы в море, особенно в Европе, и стратегически важные острова. «Англия так любит равновесие на морях, запирая их выходы и бомбардируя мирные чужие пристани», вообще закрывая тем самым выход в открытое море всем другим народам Европы, – писал замечательный русский географ и экономист И. В. Вернадский (отец великого геохимика В. И. Вернадского и дед историка Г. В. Вернадского) в работе «Политическое равновесие и Англия» (СПб., 1854; 2-е исправленное издание, 1877)[2].
Третье. Поскольку объединение Европы в континентальную (полуостровную) империю противоречило интересам морских держав – Голландии, а затем Великобритании, существование именно системы государств, а не единой общеевропейской империи, соответствовало их интересам. Морские державы боролись за сохранение этой системы и всегда выступали на стороне тех европейских государств, которые становились или могли стать жертвами наиболее сильной континентальной державы – претендента на роль имперского объединителя. Так, европейская свобода и само существование системы государств оказалось тесно связано с экономическими и политическими интересами мощнейших морских держав, прежде всего Великобритании. В связи с этим Дехийо уделяет особое место роли морских англосаксонских государств (наций) – Великобритании, а затем США – в развитии европейской системе государств. Англичане и американцы, как пишет автор «Хрупкого баланса», уравновешивали континентальные нации Европы, претендовавшие на господство. Последней такой нацией были немцы, и одна из главных задач книги Дехийо – побудить немцев к самоанализу, «оттолкнувшись» от катастрофы поражения в 1945 г.
Четвёртое. Система европейских государств функционировала циклически: периоды острых схваток за господство в ней (Дехийо называет их подъёмом, или вздыманием волн), резкие подъёмы кривой напряжённости, чередуются с относительно спокойными конфликтами, для которых характерны лишь локальные войны (для таких периодов Дехийо использует метафору провала, обрушения, падения волны в глубины).
Волновыми пиками Дехийо считает войны Карла V, Филиппа II, Людовика XIV, Наполеона, Вильгельма II и Гитлера, а периодами спада – провала – отрезки соответственно между Карлом и Филиппом (едва заметный), Филиппом и Людовиком, Людовиком и Наполеоном, Наполеоном и Вильгельмом, Вильгельмом и Гитлером.
Схема в целом ясная, хотя некоторые её части выглядят не вполне убедительно. С точки зрения формальной логики, борьба Карла V – это возникновение системы государств, предшествующее её нормальному, «модельному» функционированию (как говорил Гегель, когда вещь начинается, её ещё нет), а потому должна быть вынесена за пределы схемы как акт её творения, как нечто вроде её Большого Взрыва. Трудно сказать, что было более важным испытанием для Европы – «большая стратегия Филиппа II» (Дж. Паркер) или Тридцатилетняя война (1618-1648). Семилетняя война (1756-1763) – это «гребешок» посреди провала или же отрезок, формирующий вместе с революционно-наполеоновскими войнами ещё одну тридцатилетнюю войну за господство в Европе – англо-французскую? Некоторые историки весь период 1914-1945 гг. выделяют в качестве ещё одной тридцатилетней англосаксонско-германской войны за европейское и мировое господство, благодаря чему осью всей истории борьбы за гегемонию в Европе (и мировой системе) оказываются тридцатилетние мировые войны. Иными словами, есть о чём поспорить и поразмышлять, и мы обязательно сделаем это в послесловии.
Пятое. Анализируя механизм воспроизводства, самосохранения и побед европейской системы государств над теми, кто покушался на неё (от Карла V до Гитлера), Дехийо особо подчёркивает роль и значение такого фактора – и это одна из самых сильных и интересных сторон его книги и схемы – как внезападноевропейские державы, империи: сначала (в XVI в.) – Османская, а с XVIII в. – Российская.
Заключив союз с султаном Сулейманом II Кануни («Законодателем»; в Европе больше известен как «Великолепный») – мусульманином – против христианского государя Карла V, христианский государь Франциск I сделал исключительно важный вклад в новую модель борьбы за господство в Европе. Теперь внешняя по отношению к Европе держава стала выступать союзником системы государств против внутриевропейских имперско-объединительных поползновений. А следовательно, и одним из гарантов самого существования европейской системы государств и европейских геополитических свобод. В XVIII в. Османскую империю сменила Россия, империя намного более крупная и могущественная.
Можно с уверенностью сказать: с появлением в начале XVIII в. сокрушившей шведов по-настоящему континентальной, т. е. евразийской Российской империи континентально-имперская интеграция полуострова Европа стала невозможной.
Таким образом, с середины XVIII в. («Семилетняя война») и со всей очевидностью с Наполеоновских войн у европейской системы государств, помимо морской (островной) державы, появился мощный континентальный гарант. При этом интересы данного внешнего «гаранта» по сохранению европейской системы государств с её геополитическими свободами совпали – Дехийо хорошо показывает это – с интересами и raison d’être системы в целом и с интересами другого внешнего гаранта – Великобритании. Поскольку системно-европейские («антиимперские») интересы Великобритании и России совпадали, то неудивительно, что в войнах против европейских «континенталов» «островитяне-моряки» и континенталы евразийские выступали как союзники. Однако в межвоенные периоды союз быстро сменялся противостоянием Великобритании (а затем США) во главе европейской системы государств и России (а затем СССР).
Верно отмечая возникновение уже с 1710-х годов в скрытой форме, а с 1810-х годов – в открытой англорусского конфликта, фиксируя параллелизм и сходство в развитии Великобритании и России, Дехийо, к сожалению, не останавливается на этом евразийском конфликте подробно. Понятно, что немецкого учёного интересует прежде всего европейская система государств, именно она есть предмет его исследования. И всё же с XIX в. ситуацию в этой системе начинает определять евразийское соперничество Великобритании и России (конкретный пример – Крымская война, представляющая собой первую возглавляемую Британией общезападную войну против России), а с 1945 г. – мировое соперничество США и СССР. По иронии истории победа над Гитлером означала автоматически уничтожение европейской системы государств как значимой. Не является ли Евросоюз попыткой возродить эту систему в иную эпоху и на иной, экономической, основе?
