Андрей Фролов
Волчьи тропы

– Повторяю в третий и последний раз… – но повторять незнакомцу не пришлось. Отбрасывая в пыль оружие, контрабандисты отходили от машины. Миха, заглянувший в посеревшее отчего-то лицо Юрика, приготовился было спросить, но тот ответил сам.

– Это северяне, коротышка… – сказал так, словно «северяне» – это не место жительства, а национальность. Миха нахмурился, разглядывая принявших внезапно обреченный вид бандитов, и нерешительно присоединился к ним.

Лишь после этого на площади появились остальные. И Миха понял, устыдившись, насколько жалким было недавнее чувство его зависти к контрабандистам и исходящей от них ложной силе.

Вышли еще четверо, с разных сторон площади медленно сходясь к колодцу. Миха бегло осмотрел приближающихся, одинакового покроя пеструю одежду, бронежилеты, зажатое в руках оружие, и горячо возблагодарил Бога за посланных на помощь военных. Но стоило им приблизиться, окружив пленных, как кузнец неожиданно осознал, что ошибся.

Единственным совершенно одинаковым в этих воинах были, как ни странно, покрытые причудливым узором ботинки. Да еще бронежилеты, пожалуй. И лица, словно изнутри светящиеся силой и властью. Мечи на поясах – короткие, сантиметров по шестьдесят, но даже одного взгляда кузнеца хватило, чтобы оценить качество работы… Толком разглядеть окруживших людей Михе не дал воин в плаще из медведя, заставивший бандитов Юрика сложить оружие. Приблизившись к кучкой столпившимся контрабандистам, все еще с тоской поглядывающим на мертвого Зуба, он громко сказал:

– Меня зовут Рёрик, и моим отцом был Свейн. Я из Раумсдаля и ярлом хожу под нашим конунгом Торбрандом, что правит в Ульвборге. Это мои люди, – он обвел рукой остальных воинов, – и теперь я хочу знать, кто вы такие.

Молчание, охватившее до того столь разговорчивых контрабандистов, ответило за них. Затем один из опоясанных мечом – высокий и худой, словно с выточенным из потемневшего дерева узким выбритым лицом, тряхнул головой, отбрасывая с лица черные косы, свисающие с висков. Совершенно неторопливо отошел, склоняясь над мертвым Зубом. Присел, опуская снайперскую винтовку прикладом в пыль, и левой рукой перевернул тело. Рёрик, нахмурив брови и согнав с лица даже подобие улыбки, ткнул в Юрика пальцем.

– Ты кто?

– Я? – тот оглянулся, словно рассчитывал спрятаться за Мишкину спину. – Меня Юрой называют…

– Юрой? – медвежий плащ невольно ухмыльнулся. – А родом ты откуда? А папа у тебя был?

Контрабандист молчал, загнанный простейшими вопросами северянина в самый глубочайший и узкий тупик.

– Наверное был… А родом я из Довольного.

– Твои люди? – Рёрик кивнул на остальных и Юрик утвердительно мотнул головой. – А сам-то чей будешь?

– Да вроде бы ничей… – совершил самую страшную ошибку в своей жизни Юрик, – тут торгуем, там охраняем. Так и живем.

На лицах окружавших их воинов неожиданно родились улыбки.

– Ничей, говоришь? – по-отечески поинтересовался Рёрик. – Ну тогда, Хельги, давай ошейники.

Никто ничего еще не понял, когда стоящий по левую руку от Рёрика рослый молодой парень в темно-красном суконном плаще, застегнутом так же, как у ярла, перебросил автомат через плечо и ловким отработанным движением отстегнул от пояса четыре узких кожаных ремешка. Только Толчок странно дернулся, навалившись случайно на стоящего рядом подземника, и затих. Хельги шагнул вперед, демонстративно расстегивая первый ошейник, когда Миха неожиданно осознал, что если в молчании пройдет еще хоть одна секунда, его навсегда заклеймят в контрабандисты.

– Погодите! – он шагнул вперед, взглядом натыкаясь на непонимающий взгляд рослого Хельги. Северяне, высокие, словно на подбор, казались сейчас едва ли не великанами. – Я могу все объяснить!

Хельги замер, а Рёрик понимающе развел ладони – объясняй, мол.

– Я не с ними, уважаемые. Дело в том, что здесь произошла… должна была произойти, точнее, деловая встреча и…

– А ты кто такой?! – неожиданно грозно перебил его Рёрик, придвигаясь ближе. – Шкуру спасаешь?

– Я Михаил, Жаров фамилия, я кузнец из Убежища‑45, а вон там мой убитый напарник, Владимир…

– Твой человек? – снова обратился к Юрику воин в медвежьем плаще. И тот неожиданно кивнул.

– Мой! – и покосился на кузнеца. – Да ладно, Миха, чего уж там на попятные…

Миха почувствовал, как краска бьет в лицо и сжимаются кулаки, но в это мгновение из-за машины вернулся сваливший Зуба снайпер. Шел неторопливо, вертя в руках флягу, еще полчаса назад бывшую Володькиной, и совершенно не успел разглядеть метнувшегося к багги Толчка. Стайку контрабандистов словно разметало ветром, когда выхвативший нож Юрик метнулся налево к странному дому без крыши. Водитель молча поднял руки, отходя на пару шагов, Миха чуть не упал, едва не сбитый лысым, а последний уже подхватывал с земли гарпун.

Странные воины расступились, вскидывая оружие, и только застигнутый врасплох снайпер остался на месте. Толчок вскинул оружие, присаживаясь за бампер, северяне меняли позиции, чтобы не зацепить своего, а Миха понял, что тот уже не успеет. Ринулся вперед, как-то еще успев в прыжке удивиться, что снайпер все-таки неуловимым для глаза образом сместился, и что есть мочи ударил того в корпус, своим весом роняя под машину. Толчок еще целился, потом в его грудь ударили с двух стволов, но он уже топил широкую панель спускового крючка. Миха попытался встать, осознав, что буквально придавил снайпера к земле, успел немного повернуть голову и тут метровая железная молния ударила в правое плечо, прошибая насквозь.

Боль оглушила, придавила обратно в пыль, а мощнейший удар едва не зашвырнул под высокую машину. Потом пульс железа внутри плеча, толчки убегающей крови и далекие голоса, словно его положили на дно глубокой ямы, над которой говорят люди.

Далеко-далеко, будто бы над головой… Вот водитель Юрика, позволяющий послушно застегнуть на своей шее ошейник. Вот сам главарь контрабандистов, сидящий на коленях и пытающийся передавить хлещущую из правого предплечья кровь. А вот тело снайпера, все еще прижатое к земле. Глаза, словно два огромных лесных пожарища. Звериные.

Встать не получалось, что-то держало, зацепив, и с каждым движением кузнеца стонали оба. Вот их осторожно вынули из-под машины, вот над ними склонился Рёрик, внимательно разглядывая сковавший обоих гарпун. Нагнулся, пальцами ощупывая рану своего, даже не обратив внимания на рану кузнеца, подозвал одного из стоящих рядом.

– Хальвдан, – большой и ленивый, словно ходячий енот, подошел автоматчик, – кусачки, аптечку, водку.

Тот кивнул, не преминув добавить пинка мертвому Толчку, и скрылся из поля зрения.

– Орм, – Рёрик склонился еще ниже, – что задето? – тот немного помолчал, задумчиво скосив глаза в сторону, и скривил губу.

– Говно вопрос, ярл, просто пришпилило в левое плечо. И дверга этого с меня снимите, а?

Миха стиснул зубы. Вот значит, какой благодарностью платят эти люди за спасение?

Подошел Хальвдан, присел, откладывая оружие и сдвигая подальше за спину меч.

– Орм, слышишь? Сейчас будет щекотно, а потом смешно, – он улыбнулся, добродушно и тепло, и просунул в щель между лежащими человеком и подземником широкие кусачки, – скажи «мясо»!

Кусачки щелкнули, с натугой переламывая прут, и Миха едва не потерял сознание. Плечо, руку и всю правую половину зажгло адским огнем, обломок словно живой зашевелился в ране, а потом его довольно бесцеремонно сняли с раненого северянина. Посадили к машине. Забыли.

Даже сквозь сокрушающую боль, какую Миха не испытывал еще ни при одном ранении, кузнец смог оценить, как слаженно и быстро работают эти странные люди. Хельги, старательно очистив меч о штанину Юрика, деловито обшарил его одежду, наскоро перетянул рану жгутом и одел ошейник. Водитель, уже красуясь полосой клепаной кожи на шее, смиренно сидел у колодца. Затем обыскали трупы, стаскали их к машине. Перетрясли вещи, выложив самое целое и нужное на землю, и начали сливать бензин. В это же время Рёрик и Хальвдан быстро и профессионально вынули обломок гарпуна, обработали рану Орма, наложили тампон и, убрав аптечку, протянули раненому флягу. Тот резко выдохнул, приподнял флягу в сторону ярла и приложился, делая несколько глотков. Потом набрал в рот, изогнул длинную шею, морщась от боли, и водкой сплюнул на рану.

– На вот, – заботливо протянул подожженную сигарету Рёрик, и Орм благодарно затянулся. Хальвдан обернулся на кузнеца.

– А с двергом что? – ярл скосил глаза.

– Кузнец, говоришь? Глянь-ка, может выживет? – Хальвдан буквально одним пальцем прикоснулся к пульсирующей ране подземника и утвердительно кивнул головой. – Ну дай тогда и ему глотнуть…

Левой, почти не слушающейся рукой Миха принял жестяную флягу. Хотел что-то сказать, но только облизнул пересохшие губы, глотнул, впуская в себя обжигающий напиток, потом набрал еще глоток и тоже сплюнул на рану. Рёрик, Хальвдан и даже Орм невольно хохотнули, переглядываясь между собой.

– Правду говоришь, что не с ними? – Миша поднял глаза на грозного ярла и кивнул. Тот задумчиво покачал головой. – Ну тогда за тобой рассказ. Документы из Убежища есть?

Пока Хельги и еще один, пятый, имени которого Миха пока не знал, северянин снимали с багги мотор, Рёрик задумчиво разглядывал заляпанный кровью паспорт кузнеца. Пожевал губу, огладил бороду.

– Тебя тоже забираем, Михаил, – он бросил паспорт Хальвдану, – такие нам нужны…

– Мой ярл, – Хельги, перебиравший вещи контрабандистов и кузнеца, поднял в руке сумку Владимира, – тебе стоит посмотреть.

Рёрик взял, заглянул внутрь и с довольной улыбкой достал на дневной свет черный футляр.

– На север и в горы! – выдохнул он. – Орм, ты глянь только!

Поставив ноутбук на борт машины, он открыл крышку.

– Это же из шахт! Вот так да! – он пощелкал по клавишам, краем глаза заметив отразившийся на лице Михи суеверный ужас. – Что, дверг, компьютера не видал никогда?

– Это… мое… – сумел выдохнуть Миша и Рёрик снова стал серьезен.

– Твое, говоришь? Откуда взял?

– Друг… принес. С юга.

– Ну, – протянул ярл, – тогда тебе точно с нами по пути, кузнец! Сейчас не напрягайся, потом расскажешь. Эй, Хальвдан, да выдерни ты наконец из коротышки этот прут!

Посмеялись, потом было очень больно, а позже, когда через пару минут Миха снова пришел в сознание, северяне вытаскивали из автомобильного мотора карбюратор. Трупы уже лежали в пустой машине.

– Хлёдвиг, – ярл передал ноутбук пятому, с глазами-щелочками убийцы, которые тот, казалось, никогда до конца не раскрывал, – как зеницу ока! – тот понятливо кивнул, убирая компьютер в просторную поясную суму. – Хельги, что там у нас?

– Ружье, самострел, неплохой кстати, гарпун и два арбалета, несколько десятков стрел, двадцать патронов к ружью и шесть к самострелу. Учебная граната, ножи, денег немного, жратва позорная, вода тоже, самогона вот бутыль…

– Эт хорошо! – довольно крякнул ярл.

– …бензина вышло литров двадцать, карбюратор, опять же, повезло найти. Ну и компьютер.

– Отлично! – подвел итог операции Рёрик. – Собираемся. Хельги, ты с трэлями вперед, Хальвдан замковый. Хлёди, поможешь мне с ранеными, мы в центре. Двинули, раумы.

Завязанная в спальные мешки, добыча была бережно и логично распределена между рабами, после чего Хельги, связав их за ошейники единой длинной цепочкой, увел контрабандистов вперед. Миху и Орма подняли, поддерживая за здоровые плечи и осторожно повели следом, в сторону реки. Задержавшийся ненадолго Хальвдан выплеснул на обглоданную багги плошку бензина, чиркнул спичкой, и в зареве начинающегося костра покинул мертвую деревню.

IV

Потом пришел волк. И змей.

Светящаяся точка летала по идеальному кругу, все набирая скорость, догоняя собственный след и замыкая его в сверкающий круг. Разгоралась, наполняя границы круга четкостью, и начинала пульсировать, то удаляясь, то наплывая в упор. Потом круг начал колебаться, окружающая его тьма словно загустела, он навалился вперед и моргнул. Миха отшатнулся от огромного глаза, всматриваясь в вертикальный зрачок, в котором его собственное отражение в ужасе кривило лицо, и едва не упал, увязая в чем-то красном, тягучем и липком.

Глаз еще раз моргнул, зрачок расширился, полностью заполняя окружающий мир, и по его краям начали стремительно расти светящиеся белые клыки. Вот круг-глаз резко завалился на бок и появившаяся на месте зрачка пасть ринулась на подземника, проглатывая целиком. Хлопнули зубы, зеркальный раздвоенный язык оплел по рукам и ногам. Холод, скорость, ветер.

Миха открыл глаза, стоя на равнине. Темно-бурая земля, по которой ледяной ветер судорожно разбрасывал поземку седой крупы, да спотыкающиеся друг об друга в низком небе черные тучи. Далеко-далеко на горизонте небо и земля врезаются один в другого, перемешиваясь и сливаясь без грани. Ветер прыгнул, подобно хищнику, и Миха понял, что не в силах справиться. Упал, обдирая кожу грубых ладоней о железную землю, попробовал встать.

Потом равнина завертелась, заставляя тучи плясать в безумном хороводе, а голову кузнеца кружиться. Миха поднялся, неожиданно осознав, что совершенно гол, и невольно прикрылся, повинуясь человеческому инстинкту. Взвыл, отшатываясь сам от себя, и в диком ужасе закричал, поднимая к лицу правую руку. Точнее лапу, то ли медвежью, то ли волчью… Когти послушно сжимались в кулак, темно-серая шерсть шевелилась на ветру. Новый крик, беззвучный, словно на равнине совершенно отсутствовали звуки. Михаил повернулся, уже готовый бежать, и снова едва не упал.

За спиной, где еще секунду назад лежала мертвая промерзшая земля и более ничего, идолы. Четыре, может пять, страшные, крепкие, пристально разглядывающие подземника. По краям идолы поменьше – тотемы животных, старые костровища, зола, разметанная по земле и дорожки старой крови. Михаил попробовал вглядеться в лики деревянных исполинов, но неожиданно наступила темнота.

Шелест перьев был оглушительно громким, закружил, словно ураган и отпрыгнул. Крыло, невероятно большое, с целыми лесинами перьев, иссиня-черное. Ударило, уронив в пропасть, и рванулось прочь, поднимая в воздух гигантского ворона. Смерч завертел подземника, швырнул вверх, вслед за улетающей птицей, потом вниз, и через миг над головой оглушенного кузнеца сомкнулись ледяные волны.

Страх утопил моментально. Чужой для воды, враг ее с самого далекого рождения, взращенный под землей, он просто был парализован, отчетливо и ясно наблюдая за смыкающимися над головой прозрачными тяжелыми накатами волн. Тело уже умерло, а мозг из последних сил разглядывал запретную и завораживающую картину. Потом снова тьма, тень и проблески далекого солнца над волнами, над уходящей вдаль поверхностью. И снова тень, непрерывное кружение колец и переливы искаженных лучей на чешуйчатом боку. Вода подхватила, прижимая к вертящемуся в серпантине собственного тела зверю, и Миха в очередной раз умер от страха. Лопнуло сердце, отказывался работать мозг, пульс сорвался на безумно высокой ноте и больше не слушались руки. Он тонул, все плотнее и плотнее сжимаемый кольцами огромного, невероятно огромного змея, хозяина подводных просторов. Змеиный глаз, надвигающийся из мутной дали, холодный и до беспощадности мудрый. Круг вечности в зрачке твари.

Больше не спать.

– Я спрашиваю, ты вообще жив? – похоже, вопрос был задан не первый раз и Миха отчаянно напрягся, в прямом смысле выныривая из ледяных просторов сна. Воин с вечным прищуром сидел рядом на корточках, протягивая кузнецу бурдюк. Увидел, как просыпается дверг, кивнул. – Жив… А то как-то непохоже было даже. Ладно, дядька, глотни, а то рванешь в Хель раньше нужного.

Миха машинально забрал у Хлёдвига бурдюк и благодарно кивнул. Просто сон. Тяжело вздохнул, разжимая пересохшие губы, и отпил холодного несладкого чая. Отдал, слушая нарастающую в раненом плече боль. Сон окончательно отступил, отдав место реальности – низкому прохладному трюму, заставленному ящиками и мешками, плеску воды и мерному вою мотора. Кузнец хрустнул затекшей шеей и привстал, облокачиваясь на стену.

– Как рана?

– Нормально, – мужественно ответил Миха, о чем через минуту пожалел, но северянин уже удовлетворенно кивал и отходил в сторону, занятый другими делами.

Бред возвращался, спокойный и до безобразия настоящий. Может, лучше было и не просыпаться? Нет, Миха не боялся, просто не было еще времени. Происходящее с ним в течение последних полусуток не напугало – столь необычным и стремительным все это было для подземника кузнеца. Предательство контрабандистов, нелепая смерть Владимира, появление северян, этот корабль со странным именем… Не было страха, было непонимание, стремление догнать ускользающую от него ситуацию и как раз тот самый оттенок нереальности, позволяющий за секунды до смерти все еще разглядывать красивейшие глаза Светящегося. Миха сел на покрытой грязной соломой лежанке, разглядывая, как Хлёдвиг поит остальных пленных, в отличие от него, подземника, хорошо связанных.

Еще было ощущение чего-то важного, но, как и многое в жизни Михи, в данный момент убежавшего, чтобы явиться для понимания несколько позже. Чего-то такого необъяснимого, навалившегося, словно… первая любовь или первое убийство. Что-то, что навсегда изменяет жизнь, уже никогда не позволив тебе даже на секунду быть прежним. В данной ситуации для кузнеца это больше всего было похоже на очередное пробуждение ото сна во все еще продолжающемся сне. Он смотрел на странного воина со странным именем, странно говорящего и странно одетого, и понимал, что возможно более никогда уже не увидит родную кузню в далеком Убежище и милая девушка Люда может так и не дождаться его предложения к свадьбе.

Больше не было кузнеца, возвращающегося вечером после работы домой и обсуждающего с мэром Убежища повышение заработной платы. Был Миха, пробитый гарпуном контрабандистов на пыльной площади забытого Богом местечка, не обозначенного даже на старинных картах. Был перелом. После которого рушатся клетки, выбрасывая еще неокрепших птенцов в синее небо. Ибо в клетке окрепнуть нельзя никогда. И вроде тридцать лет прожито, вроде повидал немало, мудрости понабрался, а только глаза открывались все шире, заглядывая за грань привычного, где река изгибалась, открывая взору…

– Если захочешь есть или перевязать рану, скажешь, – Хлёдвиг снова был рядом, обращаясь к погруженному в раздумья двергу, – я буду наверху у входа.

– Хлёвдиг! – от волнения сломал имя воина Миха, и тот сморщился, оборачиваясь на зов. Кузнец прочистил горло, вкладывая в вопрос все свое желание познать. – Кто вы такие?

Воин рассмеялся, хрипло и негромко, почесывая рукой заросшую щетиной щеку.

– Все, что тебе сейчас полагается знать, дверг, так это лишь то, что Хеймдалль поделил людей на ярлов, карлов и трэлей, а ты ведешь свою линию от низших, рожденных служить. Береги себя, коротышка… – и Хлёдвиг ушел, погрузив Миху в еще более темную и беспробудную пучину непонимания.

Кузнец сел, чувствуя, как корабль, на который их после недолгого марша к реке погрузили северяне, делает поворот, и силой отогнал мысли о воде, окружавшей его сейчас, словно в недавнем сне. Поморщился, притрагиваясь к пылающей ране, и вдруг заметил, что на него из дальнего угла трюма смотрит Юрик.

– Ты что, подземник, действительно никогда не слышал о северянах?!

Миха пожал целым плечом. Откуда в шахтах и коридорах Убежища услышишь многое? Та часть людей, что ушла под землю еще после Третьей войны вообще держалась особняком, ограничив контакты с Поверхностью, стараясь фильтровать собственные чистые гены и кровь даже по прошествию многих лет. Это стало стилем существования. Это стало тем, что превратило людей в подземников. А тут вдруг!

Странные люди, словно и не русские вовсе, причудливые просторные разноцветные рубахи до колен или середины бедра, как будто старинные, кожаные пояса и перевязи, плащи, каких уж и не носят поди, шкуры медвежьи да волчьи, и мечи. А еще браслеты, не современные, а словно из древних курганов откопанные, амулеты разные, обереги, когти. Миха так и слышал сейчас сквозь плеск воды поскрипывание ремней Рёрика, помогавшего ему идти из деревни к реке, тихий звон литого молоточка на груди о сковывавшую медвежий плащ фибулу, и запах шкуры, перемешанный с запахом ружейной смазки.

– Нет, – просто ответил он, – а ты знаешь?

– Знаю, – прошипел Юрик, бережно притягивая к себе пробитую клинком руку, – знаю… Знаю то, что теперь не жилец ни один из нас, подземник. Ни ты, ни я, ни Серега. Теперь ты больше не Миха кузнец. Теперь ты трэль, раб по-ихнему, пойманный, чтобы им служить. Тебя не станут бить, тебя не станут морить голодом, просто ты будешь жить в этой их северной крепости, работать на них, а через пару лет смиришься, на самом деле поверив, что какой-то их там Хундаль родил тебя рабом!

Много горечи было в словах Юрика и от Михи это не укрылось. Запомнилось.

– А мы, – продолжил контрабандист, – если пользы не принесем, на корм рыбам… Или в жертву, – при этих словах даже отрешенный Серега шевельнулся, – они ведь, уроды эти с севера, зверям своим священным да Богам жертвы приносят. А потом их же и съедают… Витинги сраные!

Викинги! Миху словно ударило кузнечным молотом, аж подбрасывая на лежанке. Так вот кто эти люди! Мозг заработал, вылавливая почти забытые, затертые воспоминания из мешанины прожитых лет. Он ведь читал, проходил в обязательной школе Убежища еще на работавших тогда компьютерах, старых и громоздких, курсы по истории. Читал закатанные в полиэтилен книжки, смотрел видеофильмы о раскопках в северных странах. Так же, как и все мальчишки в классе пытался представить, что это такое – океан, по которому так страшно и необходимо идти несколько дней на хрупком корабле, так же восхищался воинами древности, так же отчаянно играл в них… А может правда, бред? В сердце Сибири, в конце двадцать второго века – викинги? Миха невольно замотал головой, словно пытаясь отогнать наваждение.

Что он помнит? Они поклоняются жестоким Богам, которых много… Грабить любят… хотя в любое время кто этого не любит?.. потом смелые очень, мореходы. Было время – очень давно, еще до Третьей Мировой войны, когда они держали в страхе всю Европу и даже доходили до Америки, мир ее праху. Ну, примитивные очень, простые такие, вещи красивые делали, оружие разное, хоронили их интересно – в огне на собственных кораблях. Еще воины были у них такие, для оружия неуязвимые, которые, как говорила учительница, подобно Светящимся всякой дряни нажрутся, а потом своих не помнят… И все. Объемный и полный экскурс в историю. Миха вздохнул, бросив взгляд в сторону прикрытого люка, ведущего на палубу.

– Куда нас везут? – кузнец услышал, как его собственные слова прилетают будто издалека.

– В Волчью Крепость, за Ташару, на Камень, – словно сплюнул Юрик, – сидели бы и сидели у себя на севере, в своей земле, куда нормальный по своей воле не пойдет, мудилы, так ведь правду говорят – раз в несколько лет выходят по рекам добром да людьми поживиться!.. Ну это ж надо, к северянам загреметь?! – казалось, Юрик сейчас завоет. – Это все ты, карлик! Из-за тебя все так пошло, гнида… – он смолк, отвернувшись к туго набитым мешкам, – теперь конец. А тебе, крот, и вовсе туго – таких они за людей тем более, чем мы, не считают. Ты для них карлик – жалкий дверг…

Миха хотел еще что-то сказать, возразить, но неожиданно новая волна боли ударила в плечо, словно раскаленный прут в рану вогнали, и он повалился на солому. Юрик усмехнулся, краем глаза разглядывая мучения подземника. Навалились наполняющие низкий трюм запахи – машинное масло, бензин, соляра, сено, порох, кровь, пшено, сушеное мясо, водка, хмель, грибы, кожа – словно прыгающие один за другим кадры фильма. Потом пришли звуки – шелест воды о жестяной борт скоростного корабля на водных крыльях, возня крыс за ящиками, негромкий лязг разбираемого для смазки автомата, шаги по пластику палубы и щелканье клавиш управления в рулевой кабине. Слова, тихие, но отчего-то отлично различимые.

– Говорю тебе, он не спал…

– Потеря сознания?

– А ты посмотри, как его разворатило!

– Десять часов еще не показатель, – это, кажется, Рёрик.

– Ты можешь себе представить, что скажет Торбранд? – а это Хлёдвиг.

– Мы не можем пока знать наверняка… – Миха наяву увидел, как ярл задумчиво качает головой, – кроме того, в конечном итоге, если это подтвердится, решать все равно будет не он… Орм, ты слышишь?

– Да, – голос раненого викинга, стоящего на управлении кораблем, – я понимаю.

– Клянусь Мьйолльниром, но такого в Раумсдале еще не бывало! – Рёрик отложил собранный автомат и достал трубочку, наполнив палубу запахами табака. – Великие Норны…

Потом пришла волна света, ударила по глазам, как будто наполняя трюм заревом, и отступила, неожиданно оставляя в мгновенно прояснившейся голове имя. Скидбладнир – имя кораблю. Куда бы не шел Выстроенный Из Тонких Дощечек, всегда попутный ветер будет бить в его парус… Миха вздрогнул, приподнимаясь. Откуда он это знал?

– Он действительно кузнец? – голос принадлежал Хлёдвигу. – Если так, то слава Асам за столь славный подарок, клянусь Молотом!

– Это еще нужно проверить… – Рёрик немного попыхтел трубкой, – да, кстати… – воины неторопливо двинулись по палубе, послышался звук отодвигаемых ящиков, щелкнул замок. – Хлёди, а ну задай нашему двергу работенку. Проверим, как парень разбирается в механизмах…

Через мгновение Хлёдвиг вновь спустился в трюм, на этот раз сжимая в руке не флягу, а массивный многозарядный арбалет. Михаил почувствовал, как холодеют ладони. Северянин приблизился, снова опустился на корточки.

– На-ка, взгляни, – он протянул подземнику оружие, но тот не торопился тянуть руки навстречу. Обойма была разряжена, – это метатель Бьерна, доброе оружие, когда кончаются патроны… Ярл Рёрик взял его у славного воина в вик этого лета, но ненароком повредил механизм.

Всеми проклятьями обвиняя себя в невольной слабости, Михаил почувствовал, как профессиональный интерес медленно, но верно отодвигает в сторону страх и недоверие. Руки потянулись к арбалету, глаза жадно ощупывали механизм перезаряжания. Хлёдвиг прищурился, разглядывая реакцию пленника. Осторожно, чтобы лишний раз не тревожить раненое плечо, Миха взял оружие на колени и тут же поднял глаза на северянина.

– Мне нужно сесть. Потом принесите кусачки, два гвоздя на десять, проволоки и побольше света… – Хлёдвиг кивнул и хищно улыбнулся.

А через четверть часа он уже поднимался на палубу, передавая ярлу исправленный метатель. Кузнец, все еще ощущавший в ладонях тепло возрожденного оружия, вновь остался в темноте. Рёрик что-то промычал, зарядил, дважды вхолостую спустил тетиву и убрал арбалет обратно в сундук. Бьерн не будет сердиться. На грани слуха кузнец уловил, как они с Хлёдвигом коротко, но искренне вознесли хвалу своим страшным Богам. Дар их был действительно ценен.

Люк, ведущий наверх, был захлопнут и закрыт на задвижку. Усталость и мрак опять набросились на кузнеца, заставив умолкнуть даже ликующую гордость. Ощущая, как ядовито горит потревоженная рана, Миха вновь начал проваливаться в серый туман.

Двигатель корабля взревел, судно завалилось на правый борт, а с палубы понеслись радостные голоса северян – так люди во всех краях радуются, наконец-то подходя к знакомым, близким к дому местам. Через несколько часов нос Скидбладнира мягко ткнется в обитую резиновыми покрышками высокую пристань раумсдальской крепости, а с башни над речной гладью полетит протяжный, густой звук трубящего приветствие рога. Подтянувший колени к груди Юрик заскрежетал зубами и тихонечко взвыл.

V

После полутемного трюма утреннее солнце ударило по глазам резко и неприятно, заставляя жмуриться и искать тени. Рабов вывели на палубу тогда, когда прибывшие на корабле воины уже частично перебрались на пристань. Юрика и водителя, опять скованных воедино, Хальвдан без особых церемоний вытолкнул на подходящий прямо к высокому борту корабля пирс, далеко забегающий в реку. Кузнеца же лишь пригласили на выход.

Миха вышел, прислушиваясь к радостным приветствиям северян, и некоторое время постоял неподвижно, позволяя глазам привыкнуть к свету. Вечером их погрузили, ночь в пути, это значит, что сейчас где-то около девяти часов утра, не больше. Подземник осторожно прошел по узкому трапу, стараясь не смотреть на волны под ногами, и неуверенно ступил на ровные бревна причала. Высоко в утренней свежести надрывались птицы.

Широкоплечий воин, один из встречающих, с густой черной бородой на широком лице и очень короткими черными волосами, яростно хлопал Рёрика по затянутым в шкуру плечам.

– Славься, Рёрик, тролли тебя задери! Здорово, дядька! Ух, мы вас уже потеряли. Еще позавчера ждали, так думали, пора еще одну ладью собирать! – Рёрик улыбался, отвечая на объятия не менее слабыми ударами по плечам встречающего.

– Поди, все пиво выхлебать успели, лишенцы?!

– Ну какое пиво, Рёрик? – чернобородый игриво потупил глаза. – Мы тут с горя и пить-то б-бросили.

– Знаю я, Атли, твое «пить бросили»! Опять глотку смочить нечем будет… Да, поди, и наложниц моих всех тут перепортили без меня!?

Говорили громко, чуть ли не нарочито кричали, радостно повышая друг на друга голоса. Миха неподвижно стоял в стороне, жадно и едва ли не в первый раз по нормальному разглядывая северян при дневном свете. У Атли такая же длинная коричневая рубаха, армейские штаны, пояс, кошели, нож с рукоятью из рога, сдвинутая на спину пистолетная кобура. Браслеты, стилизованный молоточек на груди, серебряный амулет рядом – три переплетенных треугольника. Только меча нет.

С Атли на пристань корабль пришли встречать еще двое. Высокий, стройный, даже худой, с вечной добродушной улыбкой на гладком молодом лице, и недлинными темно-рыжими волосами, непослушными под речным ветром. Золотое кольцо в левом ухе. Поверх ярко-зеленой рубахи на узком кожаном пояске висел меч в потертых ножнах. Ни кошелей, ни ножа, ни амулетов. Такой, видать, человек. Второй же показался Михе поначалу выходцем из Убежищ, но потом присмотрелся – нет. Просто сутулый какой-то, собранный, словно силой удерживающий бушующий внутри себя огонь. И вроде невысок, не плечист, но Миха знал, насмотревшись еще у контрабандистов или рейнджеров – именно такие люди наиболее опасны в бою, когда до конца позволяют выплеснуться той самой силе, которую с огромным трудом хранят всю жизнь. Серые глаза смотрели цепко, оценивающе, отмечая, казалось, каждую мелочь. Стоял, сутулясь, в стороне и кутался в толстый суконный плащ мышиного цвета, словно озяб, да норовил спрятать под ним короткоствольную винтовку. Небритый, угрюмый, нелюдимый.

Рёрик поздоровался с каждым, обнял, хлопнул по плечам, ответил улыбкой на улыбку. А затем, к удивлению Михи, и каждый из сошедших с корабля, включая даже раненого Орма, повторил обряд приветствия, словно братья встретились. И опять кузнец невольно обратил взгляд на высокие ботинки северян, покрытые одинаковым чудным узором. Он повернулся к реке, пряча удивленное и измученное болью лицо, и огляделся.