– В точности, говорите? Чего же они тогда сами… Ну, это…
Генерал потерял мысль, машинально придвинул к себе обгоревший с одного края обломок печатной платы, взял протянутую с готовностью Александром лупу и долго шевелил губами, вчитываясь в мельчайший текст фирменного ярлычка.
– И вообще: с чего вы, генерал, взяли, что это обломок чужого летательного аппарата? Может быть, это остатки одной из тех ракет, которой мои мальчишки сбили этот ваш вражеский зонд? Насколько я знаю, «Стрелы» под завязку напичканы электроникой, да и производят их на том же заводе…
– Ну, конечно, – саркастически заметил Бежецкий. – Если только ваши мальчишки, как вы выражаетесь, наряду со штатными «Стрелами» пуляют по целям крылатыми ракетами.
– Крылатыми? Из чего это следует?
– Из того, что вот эта и эта детали, – Александр осторожно положил рядышком два покореженных куска металла, – применяются только на крылатых ракетах воздушного базирования Бэ-Эр-семнадцать-пятьдесят восемь-Эс, – отчеканил он без запинки заученную наизусть маркировку «изделия».
– На «Сулицах»? Бред… Но позвольте! – встрепенулся старик. – Вам известно, Александр Павлович, что все это, – он широким жестом обвел стены сборно-щитового домика, – лет тридцать тому назад прилегало к военному аэродрому? Почему один из бомбардировщиков при подлете не мог потерять или сбросить неисправную ракету? Такие случаи нередки. Вот, помню однажды…
– Аэродром не эксплуатировался двадцать шесть лет, – не слишком почтительно перебил Бежецкий собеседника, не дав тому окунуться в воспоминания. – А ракета выпущена три года назад – взгляните сами.
– Верно… Стоп! Но ведь «Сулица» специально предназначена для доставки ядерного заряда на расстояние до восьмисот километров! Вы хотите, чтобы я позволил летать над мирными городами ракетам с ядерной боеголовкой?
– Не было там боеголовки. Никогда не было. Приборы не зафиксировали даже малейшей остаточной радиации. Ну, кроме естественной… Вместо заряда в отсеке были смонтированы приборы. Мои специалисты нашли детали видеокамеры, устройства для отбора проб воздуха…
– Тем более. Чужой аппарат с неизвестными целями совершает воздушную разведку над вверенной мне территорией, – упрямо твердил генерал от авиации. – А я буду благостно хлопать ушами? Ни в коем случае! Приказ об уничтожении любого предмета с той стороны отменен не будет! Пусть даже им окажется невинная птица.
– Птицы на такой высоте не летают, – заметил Бежецкий, поднимаясь из-за стола и сгребая принесенный с собой «хлам» в пластиковую коробку.
– Вот и замечательно. Значит, любой нарушитель – враг! Я больше вас не задерживаю, господин Бежецкий. Приятно было побеседовать…
– Аналогично, – вежливо кивнул Александр, пристраивая тяжелую коробку под мышку. – Однако я вынужден буду обратиться к более высокой инстанции.
– К военному министру? – поднял лохматую седую бровь старый вояка. – Напрасный труд, знаете ли… Сергей Алексеевич тоже очень ответственный человек и ни за что не поступится безопасностью государства Российского…
– Берите выше, – хладнокровно заметил Александр. – Я вашему министру не подчиняюсь. Ни прямо, ни косвенно.
– К премьеру?.. – нахмурился Ляхов-Приморский, задумался и вдруг резко переменил тон, словно что-то вспомнив. – А куда это вы собрались, батенька? – рассыпался он добродушным смешком. – Я уже велел чайку подать… Экие вы, молодые, прыткие, да быстрые…
– От чая не откажусь, – легко согласился шеф Шестого отделения, усаживаясь на прежнее место. – Так что вы там говорили про своих летчиков?..
Маргарита вошла в холостяцкое жилище Бежецкого без стука и так тихо, что тот не успел убрать со стола бутылку.
– Браво! Прекрасное времяпровождение для боевого офицера!
– Много вы понимаете… – буркнул Александр, с отвращением глядя на недопитый стакан, небрежно разделанную прямо на куске оберточной пленки селедку и хлебные крошки: теперь в присутствии дамы этот еще недавно совсем невинный натюрморт казался настоящим свинством. – И вообще – я в данный момент не на службе. Имею я право на минуту отдыха?
– Вы не правы, Александр, – улыбнулась баронесса и присела за неимением другого стула на постель, слава богу, заправленную в соответствии с лучшими образцами казарменного искусства. – Мы с вами всегда на службе…
– А если бы я в этот момент был бы… как бы это выразиться… неглиже?
– Увы, и этим вы меня не удивили бы: с особенностями вашей анатомии, ротмистр, я знакома. И не понаслышке, уверяю вас.
Ответить на это было нечего…
– Вы не угостите даму? – кокетливо склонила набок голову начальница, и Бежецкий в очередной раз подумал о том, что будь он на месте близнеца…
– Увы, только водка. Знал бы – припас что-нибудь более подходящее по случаю… Будете?
– Эх, Саша, Саша… – покачала головой баронесса, думая о чем-то своем. – Какой вы все-таки мальчик… Наливайте.
«Блин, а стакан-то у меня чистый найдется?..»
– Ну и по какому поводу траур? – поинтересовалась Маргарита, пригубив из налитого на четверть граненого стакана и не глядя на Александра. Казалось, что она всецело увлечена наблюдением за жидкостью, омывающей стенки сосуда, который как бы сам собой покачивался в ее изящных ладонях, словно исполняя плавный менуэт.
– А то вы не знаете…
Поводов для хандры было более чем достаточно – взять хотя бы исследовательские аппараты, которые «портал» исправно заглатывал один за другим, ничего не отдавая обратно. «Ледяной» был более щедр: там зонды иногда пусть со стертой памятью, но удавалось вытянуть наружу. Здесь же игра шла в одни ворота, в прямом и переносном смысле, а «проигрышный» счет неумолимо рос.
Лишившись семи зондов подряд, Александр приказал прекратить «бесполезное разбазаривание казенного имущества» и посоветовал «научникам» искать другой менее обременительный для казны способ разбивать лоб о стену. Однако не бумажные же самолетики в «бездонную дыру» запускать? Наука топталась на месте, время от времени исторгая из глубин академического сознания сумасшедшие перлы вроде того, что нужно закрепить камеру на крыле истребителя и, подлетев вплотную к «воротам», чиркнуть по «горизонту», чтобы на какое-то время крыло оказалось по ту сторону. Будто начисто смыло им память о том, как вместо некоторых «ледяных» зондов на «свою» сторону извлекали лишь обрезанные тросы. Да так чисто обрезанные, что все только диву давались. Кто-то из ученых умов выдвигал гипотезу о неравномерном течении времени на «границе сред» и что, мол, именно из-за этого эффекта невозможно прохождение электромагнитных импульсов… Однако хорошо бы выглядел истребитель, кувыркающийся к земле со срезанным под корень крылом!
– Вы из-за зондов? Бросьте! Материальное обеспечение всей нашей гоп-компании отнюдь не входит в число ваших задач. А каким образом я добуду нужное, уж точно не должно вас волновать.
– Еще десяток «Стрижей»? – саркастически скривил губы Бежецкий.
– Да хоть пять десятков. А будет нужно – сотню.
«Да, она добудет… – не мог не согласиться с такой небрежной уверенностью начальницы Александр. – „Железная леди“ – ни добавить, ни убавить…»
– Не в этом дело… – ответил он вслух.
– А в чем?
Маргарита залпом выпила водку, стукнула донышком стакана о стол и, одернув юбку, закинула ногу за ногу. Мужчина не мог оторвать взгляда от ее круглого колена, туго обтянутого тканью. Молчание затягивалось.
– Хотите начистоту? – брякнул он неожиданно для себя и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Ерундой мы тут занимаемся – вот что.
– Ну-ну, – поощрила его женщина. – Развейте свою мысль… ротмистр.
– Ясно, как божий день, что аппараты на той стороне пропадают по самой прозаической причине: их там сбивают. Сбивают, как наши летчики сбивали бы любую штуковину, которая показалась бы с той стороны.
– И на чем базируется ваша уверенность?
Бежецкий пожал плечами:
– Да хотя бы на тех покойниках, которые прилетели к нам на разбившемся «Святогоре». Такие же двойники, как…
– Как вы и полковник Бежецкий?
– Да… Там, по ту сторону, все точно такое же, как здесь. И вполне возможно, что тамошняя баронесса фон Штайнберг сидит сейчас с тамошним ротмистром Воиновым и банальнейшим образом трескает водку. Пардон, конечно…
– Ничего, ничего… Ну и?
– Что «ну и»? И точно так же они рассуждают на тему «есть ли жизнь на Марсе».
– Поясните.
– Разве не помните? «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе…» Ах, да, – спохватился Бежецкий. – У вас же здесь не было «Карнавальной ночи»…
– Это опять что-то из прошлой жизни? Можете не отвечать – вопрос риторический. Ну и почему тогда они, по вашему, не бомбардируют нас своими «Стрижами»?
– Разные могут быть варианты… Но вы же видели, Маргарита, что пассажиры «Святогора»…
Александр минут пять горячо и сбивчиво излагал баронессе свои умозаключения, не обращая внимания на ее странный, как бы обращенный в глубь себя, взгляд.
– Короче говоря, я вижу лишь один вариант, – закончил он. – Нужно отправить туда человека.
– Как?
– Элементарно. К примеру, «Сапсан» для этого финта вполне подойдет.
– Ну а если и он будет сбит по ту сторону?
– Вряд ли. Опознавательные знаки, модель самолета… Система опознавания «свой—чужой», наконец.
– Знаете, – задумалась баронесса, – а ведь в ваших словах, Саша, есть рациональное зерно. Я имею в виду систему опознавания. Вполне вероятно, что нижегородцы, видя исследовательскую направленность изделий, не позаботились снабдить свои игрушки подобным паролем… Ведь на «Стрижи» даже не нанесены опознавательные знаки российских ВВС, как на те же «Сулицы». Я проконсультируюсь.
Только тут Александр вспомнил, что совсем не обратил внимания на внешний вид зондов, значительно отличающихся по окраске от своих военных собратьев. Например, тем, что покрыты те были краской, делающей их практически неразличимыми визуально, да и на большинстве радаров, исключая родные, российских военно-воздушных сил, а «мирные» красились в нейтральный темно-серый цвет, почему-то избранный конструкторами завода как наиболее подходящий к случаю. И уж красно-сине-белые концентрические окружности наносить на них явно посчитали ненужным. Равно как и тратиться на дорогостоящие «лишние» системы.
«Экономисты хреновы!» – мысленно ругнулся бывший майор ВДВ на ни в чем не повинных инженеров, педантично решивших поставленную перед ними конкретную задачу, но ни на йоту не превысивших требуемого уровня.
Увы, уж он-то отлично знал, что инициатива всегда наказуема. И неважно, кто и в каком мире эту прописную истину излагает…
– Но все равно это слишком рискованно, – с сожалением вздохнула женщина. – Вот вы бы отправили кого-нибудь из своих подчиненных на верную смерть, ротмистр?
– Вообще-то это мне уже приходилось делать, – хмыкнул Бежецкий. – В прошлой жизни. Я ведь офицер, мадам. Боевой офицер, замечу, не паркетный… Но тут вы правы: сегодняшних моих подчиненных отправить на смерть я бы не смог. Совесть бы потом замучила. Но…
Женщина чуть склонила голову набок и заинтересованно приподняла тонкую бровь, став на миг настолько привлекательной, что у мужчины свело скулы от мгновенно нахлынувшего желания.
«Эх, близнец, близнец…»
– Но я мог бы пойти сам.
– В самом деле? – округлила глаза Маргарита. – Хотя, вы это уже тоже доказали на своем примере… Снова рассчитываете на орден?
Александр промолчал, глядя в сторону. Что можно ответить на это? Мужчине, конечно, ответить, наверное, можно, но даме…
– Не обижайтесь, ротмистр. – Баронесса поднялась на ноги и сделала шаг к сидящему мужчине. – Я вас провоцировала.
Он поднял на нее глаза. И она, чуть наклонив голову, смотрела на него. Их лица были рядом, и он ясно чувствовал тонкий аромат ее кожи, исходящий из маячившего прямо перед его глазами выреза блузки. Он внезапно понял, что безумно хочет эту женщину, вожделеет ее по-звериному. Она, словно уловив его настроение, чуть заметно вздохнула и, чуть приоткрыв губы, склонила лицо ниже… Мгновение и…
И очарование рассеялось.
– Спокойной ночи, ротмистр! – рассмеялась женщина, снова становясь чужой и недосягаемой. – Я обдумаю ваши слова на досуге.
Дверь за ней захлопнулась, а Александр сидел еще некоторое время без движения, не понимая, кто он и что тут делает. Недопитая бутылка водки попала под его блуждающий взгляд, и, не сознавая, что делает, он схватил ее и яростно метнул в стену. Отрезвили его лишь брызги на лице и неожиданная боль, обжегшая щеку.
– Какая она все-таки стерва! – с выражением произнес ротмистр Воинов, разглядывая кровь из глубокого пореза на скуле, струящуюся по пальцам. – Какая стерва!..
– Нет, мадам, это невозможно!
Задрав головы, баронесса и старый летчик стояли невдалеке от взлетной полосы и следили, как неуклюже заходит на посадку «летающая парта» – истребитель-спарка, которым, по логике вещей, сейчас должен был управлять ротмистр Воинов.
– Почему, Тихон Ильич?
– Невозможно, – упрямо повторил полковник Левченко, качая большелобой головой, с которой форменная фуражка не падала, только удерживаемая могучей крестьянской пятерней. – Даже во времена последнего тихоокеанского кризиса, когда мы вынуждены были сократить сроки летной подготовки молодых пилотов до минимума, они налетывали по пятьдесят часов. А это, мадам, уже близко к критическому уровню. Я не могу позволить этому… как его?
– Ротмистр Воинов, – с готовностью подсказала фон Штайнберг.
– Вот-вот, Воинов… Я не могу позволить ему самостоятельно сесть в пилотское кресло всего лишь после пяти часов в воздухе. Это абсурд, мадам!
За время этого разговора «Сапсан», выпустив шасси и задрав нос, не слишком грациозно плюхнулся на левое колесо, опасно накренился, но все-таки выправился и стремительно покатился по старому растрескавшемуся бетону, постепенно оседая на амортизаторах всем своим многотонным телом, замедляя ход и трепеща куполом парашюта экстренного торможения.
– Видите? – развел длиннющими руками Левченко. – Разве это посадка? Это черт знает что, только не посадка! Это балет, менуэт, гопак, в конце концов… Еще что-нибудь подобное, но только не посадка!
– Но он же сел? – осторожно заметила Маргарита, несколько сторонясь разбушевавшегося полковника, рубящего ладонью воздух не хуже кавалериста в атаке.
– Да, сел… Но это же не посадка! Если бы крен составил еще пару градусов…
– Но он же сел?
Тихон Ильич еще раз яростно махнул рукой и повернулся к самолету, медленно выруливающему по направлению к не очень гармоничной парочке – мужчина едва ли не на две головы возвышался над дамой.
– Кто вас учил, молодой человек? – напустился он на Александра, уже приоткрывшего фонарь кабины и расстегивающего гермошлем. – А-а-а!.. Что бы вы делали, если бы у вас за спиной не сидел опытный пилот? Вас бы сейчас пришлось соскребать со взлетки! Да бог с вашей жизнью – вы бы угробили машину, а она…
– Между прочим, – выглянул из своей кабины уже освободившийся от шлема огненно-рыжий пилот-инструктор. – Александр Павлович сажал самолет абсолютно самостоятельно.
– Вот видите? – тронула все еще кипевшего полковника за рукав темно-серого кителя баронесса.
Но Левченко даже не удостоил ее вниманием и напустился уже на своего подчиненного:
– Вы что, Вайсберг, адвокат? Я понимаю, конечно, что вы всю свою жизнь жалеете о загубленной юридической карьере, фамильному делу, так сказать, но сейчас…
– Господин полковник!..
– Молчите, адвокат недоношенный! Сейчас вы пилот Российских Императорских Военно-Воздушных Сил! Извольте рассуждать не как местечковая знаменитость, а как боевой офицер!
– Так точно, ваше превосходительство!
– Так-то лучше… – несколько остыл полковник. – Как вы считаете… Ну, это… Можно доверить этому с-с-с…
Маргарита яростно дернула расходившегося летуна за рукав, тот оборвал себя на полуслове, коротко взглянул в глаза Бежецкому и закончил:
– …этому стажеру самостоятельный полет?
– Я УВЕРЕН, – выделил несколько обиженный генеалогическими изысканиями командира пилот последнее слово, – что можно. Разумеется, – добавил он дипломатично, – часика два я бы еще за ним поприглядывал. В плане захода на посадку и особенно – касания полосы.
Полковник почти минуту гонял по щекам мощные желваки, потом беспомощно оглянулся на непроницаемую баронессу, зачем-то глянул из-под ладони на солнце и, в заключение всех этих эволюций, буркнул:
– Если уверены – приглядывайте…
И, не прощаясь, зашагал прочь.
– Вот видите?.. – улыбнулся пилот Маргарите, но в этот момент отошедший уже на приличное расстояние Левченко обернулся:
– Только не на «Сапсане». Он, как вам известно, денег стоит. Вон – на той птичке посадку отрабатывайте! – Полковничий палец указывал на легкий тренировочный самолет, на фоне боевого истребителя выглядевший действительно неубедительно. – Низенько-низенько!..
Он победно заржал и, заложив руки за спину, неторопливо удалился.
– Ну что поделать… – развел руками пилот, расстегивая воротник комбинезона и нервно крутя длинной тонкой шеей. – Помучаем «пташку»…
– А разве?.. – начал Александр.
– Да вы не смотрите, ротмистр, что это стрекоза натуральная! – успокоил его Вайсберг. – Управление у нее точно такое же. А «Сапсан»… Знаете ли, полковник грубиян, конечно, слов нет, но он прав. Перехватчик – машина тяжелая и таких вольностей, какую вы продемонстрировали сегодня, очень не любит. Хороши бы мы с вами были, подломись стойка шасси на самом деле, а!
Пилот хлопнул Бежецкого по плечу, церемонно поклонился баронессе и, что-то весело насвистывая, полез обратно в кабину, уже ни на что более не обращая внимания…
Перламутрово-серый гигантский ромб, парящий в огромной высоте над землей, притягивал взгляд…
– Второй, второй! Как слышите? – голос Левченко в наушниках звучал неожиданно узнаваемо, словно не существовало неизменных в «портальной зоне» помех, иногда превращающих сеанс связи в «испорченный телефон».
– Слышу вас отлично! – ответил Александр, отрываясь от гипнотического зрелища.
– Хорошо, второй! Ваши действия?
– Согласно боевому заданию.
– Выполняйте.
В «боевое задание» входили несколько кругов перед «воротами» и… Думать о последнем «ходе» не хотелось и Бежецкий старательно, как его учили, выполнял эволюции, от души надеясь, что пилоты сопровождающего его звена «Сапсанов» сейчас не теряют управления из-за приступов неудержимого хохота. Подумать только: для них, профессионалов неба, он «желторотик» сегодня был «ведущим»!
Серая плоскость снова вплыла в поле зрения и мысли резко сменили направление. Вспомнились лица пилотов «эскорта» перед вылетом. Нет, такие не будут потешаться над неуклюжими виражами коллеги, зная, что через несколько минут тому предстоит нырнуть в «преисподнюю». Первым из людей. Снова первым…
«В любом случае не демонстрировать тамошним, – вспомнились последние наставления полковника, – никакой угрозы. Даже если вас возьмут на прицел и приборы на это отреагируют. Правда, вам все равно нечем им ответить, но даже и не пытайтесь… И уходить обратно – боже упаси! Бежишь – значит, совесть нечиста. Если очередями из пушек укажут направление движения – подчиняйтесь! Если будут вести огонь на поражение – приборы и это покажут, вы же знаете – лучше сразу катапультируйтесь. Вряд ли тамошние пилоты такие звери, что попытаются расстрелять пилота, спускающегося на парашюте. Если вы правы, то неписаный кодекс чести… Черт! Может быть, одна ваша непревзойденная манера пилотирования, ротмистр, сыграет вам на руку…»
Манера… Какая там манера. Мальчишка, учащийся кататься на велосипеде, наверное, выглядит лучше на своем шатающемся и вихляющем из стороны в сторону двухколесном насесте. Главное, не сорваться в штопор по эту сторону – тогда уж лучше забыть про все инструкции и даже не думать о катапульте.
Александр представил, как его, опустившегося на парашюте в степи, находят солдаты наземной поддержки и на вездеходе хмуро везут мимо догорающих обломков некогда гордого небесного хищника в штаб. Ледяные глаза Маргариты, позор, позор, позор… Лучше уж, чтобы ярко-красной скобы не существовало вообще.
– Второй! Как слышите!
– Слышу хорошо, первый.
– Вы готовы, второй?
– Так точно.
– До встречи, вто…
Окончание фразы смял яростный скрежет в наушниках, и, честное слово, Александр в этот момент был благодарен неожиданному всплеску бушующей вокруг невидимой стихии.
«Долгие проводы – лишние слезы…»
Легко шевельнув рукой, он нацелил послушную машину прямо в центр стремительно растущего ромба, занявшего уже все поле зрения. В наушниках хрипело и трещало, порой выбрасывая обрывки слов или разряды, напоминающие что-то осмысленное. Пару раз Бежецкому почудилось, что он различил голос Маргариты, но, скорее всего, это было лишь обманом слуха.
«Долгие проводы – лишние слезы…»
Строчка цифр в углу экрана стремительно сокращалась, и глаз уже не успевал выхватывать отдельные изменения. Серая, окантованная красным плоскость казалась огромной пастью доисторической рептилии, готовой пожрать смелую букашку без остатка. Александр чувствовал, как мышцы его против воли цепенеют. Казалось, что никакая сила в мире не сможет заставить его шевельнуться.
Смельчак… Разве существуют на свете люди, которые не вообще чувствуют страха? Страх – наша расплата за когда-то подаренную нам кем-то всемогущим искру разума…
Еще мгновение…
И мир перестал существовать, растворившись без остатка в перламутровом мареве.
Сибирь, за год до описываемых событий
– Приветствую вас, господа, – начал Александр. – Сегодня нам с вами предстоит не слишком уж сложное дело…
По шеренге пронесся ропот, и Бежецкий знал его причину.
Неизвестно каким образом, но десантники уже знали, что им предстоит не простая выброска куда-то, пусть и в очень сложные, даже неожиданные условия. То ли проговорился кто-то из «научников», которых практически невозможно было приучить держать язык за зубами, то ли сами отметили (а дурачков среди них не было) несоответствие между плавящейся от жары летней тайгой и зимними «доспехами». Поэтому бойцы готовились к подвигу, а его, ротмистра Воинова, слова сбили их с толку.
– Да, – чуть улыбнулся он. – Сегодня мы выходим на прогулку. Дело плевое: пройти через ворота, составить план местности, лежащей за ними, взять образцы грунта, воздуха, по возможности – флоры и фауны, да транспортировать сюда несколько аппаратов, находящихся там. Только и всего… Да, чуть не забыл: все это снять на камеру и постараться вернуться обратно. Живыми. Опять-таки по возможности. На все про все – два часа. У меня все. Есть вопросы?
Вопрос был задан для проформы, поскольку время поджимало, но вопрошающий все равно нашелся.
– У меня вопрос, – прогудел диаконским басом двухметровый (даже с гаком) унтер-офицер Решетов, по своей общей массивности бывший главной огневой мощью отряда: на плечевом кронштейне у него был закреплен «Василиск» – многоцелевой стрелковый комплекс, включающий целый ряд огневых средств от крупнокалиберного пулемета до управляемых противотанковых ракет. Мало было обладать слоновьей силой, чтобы все это таскать на себе – устоять на ногах от отдачи «бортового залпа» мог далеко не каждый. – Что это за ворота такие, что по другую сторону зима, когда у нас здесь лето? И…
– Ну, ну! – поощрил его Бежецкий.
– Ребята интересуются: не на другую ли планету это дорога? Не бывает ведь так, чтобы…
– Хорошо, – прервал его командир, уже весь мокрый в своем жарком костюме и не собирающийся плавиться в нем чересчур долго. – Сейчас вы получите ответы на все вопросы, что вас мучают. Агафангел Феодосиевич, – подозвал он мающегося в отдалении академика, – не могли бы вы уделить пару минут и вкратце объяснить бойцам природу того явления, с которым они сегодня столкнутся?
– Охотно! – оживился Николаев-Новоархангельский, ожидание для которого тоже было невыносимым. – Наверняка вам известно, что…
Лекция затянулась чуть ли не на четверть часа, и в конце концов, Александру пришлось прервать увлекшегося ученого – бойцы, разве что не открыв рты, будто дошколята, слушающие волшебную сказку, готовы были внимать рассказчику до бесконечности.
– Время, Агафангел Феодосиевич, – напомнил он. – Сроки определены вами.
– Ах, да! – спохватился тот, мельком взглянув на массивные карманные часы. – К сожалению, ворота нестабильны, и мы можем гарантировать от силы два часа, в течение которых можно будет проходить туда и обратно. Поэтому прошу поторопиться, господа.
– И главное, – вклинился Мендельсон, конечно бывший тут же и ревниво слушавший плавную речь соперника, не имея возможности вмешаться. Среди гладких пассажей встречались и его, Дмитрия Михайловича, открытия и догадки, но перебивать коллегу по ученому цеху перед посторонними – фи, моветон! – Первым делом обеспечьте транспортировку зондов… Ну, этих штуковин, что найдете на той стороне. На них – наиболее полная информация. Должна быть…
– Бросьте, Дмитрий Михайлович! – напустился на него академик. – Какие там зонды… Это же первый выход, как вы не понимаете! Главное, чтобы они вообще… – запнулся он, едва не сморозив «вернулись».
Поняв, что академики втянулись в привычную для них перепалку, Александр скомандовал своему воинству двигаться к холму, подходить к которому в другое время было строжайше запрещено – там царила одна лишь наука и не было места людям, к числу ее подданных не принадлежащим.
Холма, который полгода назад впервые «вскрыла» экспедиция, было не узнать – от дикой природы там практически ничего не осталось, а сама «высотка» представляла теперь сплошное нагромождение строительных конструкций и аппаратуры, окруженное по периметру тройным кольцом металлической сетки и колючей проволоки, украшенным угрожающими плакатами: «Опасно для жизни!», «Высокое напряжение!» и подобными этому шедеврами агитационного искусства. Прорыва в наш мир «из-за кордона» всяких чудовищ, не говоря уже о разумных существах, никому не хотелось, поэтому заграждения, после того как «Объекту Гамма» был присвоен статус запретной зоны, были возведены в первую очередь – раньше комфортабельного жилья для не слишком привередливых исследователей.
Собственно говоря, тройным кордоном, способным задержать не только «гиперволка», застреленного некогда Тунгусом (он же ротмистр Оорон), но и гораздо более крупных зверюг, равно как и «отсеять» всякую мелочь вплоть до мыши-полевки, защита не ограничивалась. Тройной забор предназначался в основном для ограждения от всяких неприятностей ученых, плотно здесь обосновавшихся – в паре километров от «ворот» уже стояло несколько сборно-щитовых домиков, ангар, заключавший в себе основную часть аппаратуры, и была выложена из профнастила взлетно-посадочная полоса для самолетов и вертолетов. И там же кипела работа по возведению капитального здания института, основанного немедленно после открытия феномена с целью его детального изучения. Естественно, тут же «закрытого» на все сто процентов и курируемого Корпусом. А еще в пяти километрах дальше лежала главная «линия обороны», охраняемая снаружи солдатами Внутренней Стражи, даже не подозревающими, что за «колючкой» расположена не ракетно-стратегическая база, военный завод или секретный полигон, а самый что ни на есть вход на Тот Свет. Или выход оттуда…
Но и изнутри все было под контролем, поскольку сотрудники ротмистра Воинова имели твердую уверенность, что ученому люду нельзя доверить сохранность даже собственных очков – непременно потеряют, если не среди бардака, перманентно разводимого на рабочих местах и прилегающей территории, то на собственном лбу. И битый день потом будут разыскивать. Прецеденты имели место. Но если с потерей очков еще можно было смириться с горем пополам, то куда исчезали всякого рода приборы, материалы и даже продукты, начальник хозяйственной части, подчинявшийся напрямую Александру, понять решительно не мог. Не на «ту сторону» же! Хотя этого исключать было нельзя, и в этом он собирался разобраться самым решительным образом, как только представится возможность.
Веренице нагруженных снаряжением бойцов во главе с ротмистром пришлось миновать целых три контрольно-пропускных пункта, где непроницаемые жандармы сверяли проходивших с заложенными в компьютер их «биометрическими слепками» так долго, что даже самые терпеливые, вроде того же гиганта Решетова, начинали нервничать. Да и сам Бежецкий только внешне старался выглядеть невозмутимым, готовый удавить дотошных контролеров. И только мысль, что он сам настоял на подобной проверке, помня историю со лже-Бекбулатовым, позволяла ему сдерживаться.
А вот беднягу Федорова, ковылявшего за своими бойцами, отсеяли на первом же рубеже – в списках допущенных в святая святых он сегодня не значился. И пришлось штаб-ротмистру грустно наблюдать за удаляющимися товарищами, проклиная тот день и час, когда он поддался на уговоры проклятого Воинова «сходить на рыбалку»…
Наконец все преграды оказались позади, и от чужого мира, куда еще не ступала нога человека, десантников отделял лишь недлинный коридор с гремящим под подошвами полом из рифленого металла (для удобства скатывания в «ворота» зондов) и…
– Тут же тупик! – недоуменно обернулся к остальным балагур Шеремет, в «прошлой жизни» прошедший со своей пластунской ротой не один конфликт на всех континентах Земли и, по его словам, бывавший даже «у черта в заднице». – Куда дальше-то?
Десантники загудели. Как все могли убедиться, коридор упирался в ровную каменную стену, монолитную даже на вид. Да к тому же вызывающую законное недоверие: в полутьме коридора было хорошо заметно, как время от времени по бугристому, изъязвленному временем камню пробегают чуть заметные змейки голубоватого свечения вроде электрических разрядов.
– Не, братцы! – безапелляционно заявил вахмистр Лежнев после внимательного изучения пляшущих по камню электрических «чертиков». – Я вам не монтер какой! С детства электричество это недолюбливаю! А ну как шандарахнет? Может, там тыща вольт! Я вот слыхал, в Америке мазуриков всяких на электрическом стуле казнят! Не, православные, я туда не полезу!
Остальные, судя по репликам, были с ним согласны. Поэтому ситуацию необходимо было брать в свои руки.
– Отойти от коридора! – скомандовал ротмистр Воинов и с грохотом прошагал мимо напряженно молчащих солдат в «тупик». – Пойдете прямо за мной, Лежнев, – обернулся он к «электрофобу». – Не слышу ответа.
– Так точно! – браво прищелкнул каблуками вахмистр, и в бледно-голубых медвежьих его глазках мелькнуло уважение.
– Пристегните к поясу трос, – протянул ему бобину с прочным и легким нейлоновым линем Александр.
Солдат подчинился беспрекословно, передав трос стоящему позади него Решетову, сосредоточенно пощелкивающему тумблерами своего «Василиска» и крутящему головой, ловя в виртуальный прицел ту или иную «мишень»: одиноко стоящую сосну, со странно-рыжей, словно опаленной хвоей, угол бетонного пакгауза, замершего на своем посту жандарма-контролера… По плану операции они с Лежневым – пулеметчиком отряда – должны были войти первыми и сразу занять оборону, прикрывая идущих за ними товарищей. Командир же должен был «нырнуть» в самом конце, перед тащащим на себе аппаратуру связи Ясновым. Но то, что вполне допустимо и понятно для привычного командира, ни в какие ворота не лезло в случае с «засланным казачком» Воиновым-Бежецким. По всему выходило, что он прячется за спины своих временных подчиненных, и Александр легко это дело переиграл, как, бывало, давным-давно, в кажущейся уже чудным сном «прежней жизни», переигрывал не раз. Благо здесь, перед дверью в неизвестность, равно как и перед броском в атаку, он один был и царь, и Бог, и воинский начальник. Все претензии будут к тем, кто вернется. А победителей – не судят… Точно так же как проигравший виноват во всем.