Андрей Дорогов
Мнемоны. Продавцы памяти. Часть вторая. Таша
1
Я помешивал угли в мангале, изредка переворачивая шампуры с нанизанными кусками свинины и брызгая на мясо смесью из сухого красного и маринада. Я понимаю – настоящий шашлык должен быть из баранины, но вот не люблю я ее. Ближе мне как-то свинина, да и возни с некогда блеющим мясом не в пример больше. Испортить его раз плюнуть. А испоганить кривыми руками свинину гораздо сложнее. Знай, присматривай за мясом – переворачивай, не давая пригорать; да не пересушивай – вовремя поливая маринадом.
Из раскрытого окна тетушкиной дачи доносился приятный тенорок Боно негромко выводящий по-забугорному:
Is it getting better
Or do you feel the same
Will it make it easier on you now
You got someone to blame
You say…
One love
One life
When it's one need
In the night…1
И уже совсем тихо, приятный девичий голос подпевал на родном и великом:
Одна любовь –
Одна жизнь,
И это все что нужно
В ночи…
Одна любовь,
Которую нужно нам разделить,
И она уйдет, дорогая, если тебе
Всё равно… 2
Августовский вечер плавно переходил в ночь. Духота сменялась приятной прохладой. Над головой, словно кто выплеснул ведро звезд. Шашлык шипел на углях, брызгаясь жиром, еще немного и можно снимать. А к этому моменту и вино в погребе дойдет до нужной температуры. А дальше ужин в приятной, можно сказать любимой, компании. И ночь, и свежие простыни, пахнущие душистыми травами и свежим ветром, и руки любимой, обнимающей за плечи и…
– Фил, – прервала мои грезы Ника.
Голос ее, мне совсем не понравился, слышались в нем напряжение и страх.
Она выключила музыку и выглянула в окно. Ее вид мне не понравился еще больше, чем голос. Серо-зеленые глаза потемнели, на лице растерянность и страх, такой же, какой звучал в голосе.
– Что случилось? – Я уже поднимался с нагретого мною обрубка бревна.
– Посмотри.
Не тратя время на обход дома, дверь находилась с другой стороны, я перепрыгнул через подоконник и оказался внутри садового домика.
Ника уже протягивала мне планшет.
– Читай.
Я пробежал глазами короткую заметку в ленте новостей.
«Сегодня ночью, от компетентного источника, нам стало известно о зверском убийстве молодой девушки»
Можно подумать, что девушка может бы старой. О Господи, кто только учит таких псевдожурналистов.
«Тело Натальи Ивановны Вековой, было обнаружено расчлененным в квартире которую она снимала… Помещение залито кровью… Голова находилась… А тело…»
Бред!
Я положил планшет на стол и не глядя на Нику вышел.
Таша, как же так? Я не мог поверить. Чтобы ее не просто убили, а расчленили. Кто, твою мать! Кто?
2
С Ташей мы все-таки расстались. Не сразу. Деньги на съемную квартиру у нас кончились, и мы разъехались по разным районам. Она к матери, я к тетушке. Этот разъезд оживил наши отношения, мы вновь начали выходить в люди, посещать друзей и просто гулять. Как четыре года назад, когда мы только познакомились.
Я оканчивал последний курс универа. С задроченными программерами из группы я практически не общался, неинтересно было. Хотя учился я на отлично, но вместо программных кодов, плат и прочей лабуды меня тянуло к спорту, девушкам, приключениям и компаниям. Тем, что любят собираться в полутемных квартирах, а то и вовсе в переделанных подвалах, играть на гитарах, петь и читать стихи, как свои, так и чужие, и конечно пить и курить.
Вот на одной такой вечеринке я и заприметил Ташу. Мы начали встречаться, а после того, как я закончил учебу и устроился на работу, съехались. Я был влюблен? Без сомнения, особенно вначале. Испытывал страсть и хотел ее? Да и да. Мне было хорошо с ней? Большей частью да. Я любил ее? Пожалуй, что нет. Чувствовал сродство душ? И опять… Нет? Или да? По крайней мере, первый год.
А какими были бы ответы, на те же самые вопросы, если бы я задавал их от лица Таши. Аналогичными? Я не знал.
Где-то через месяц, после моего устройства в небольшую конторку, специализирующуюся на перепрошивке и ремонте планшетов и сотовых телефонов, мы опять съехались.
Но все в наших отношениях пошло не так, разладилось все. Таша все больше уходила в виртуальный морок всемирной паутины, словно там ей было интереснее, чем в реальном мире. Я же, через силу ходил на работу, и через силу же возвращался домой. Если съемную хату с барахлившим душем, и продуваемыми всеми ветрами щелястыми окнами, можно назвать домом. Ушли страсть и зов, как души, так и плоти.
В начале мая, буквально перед праздниками, мы окончательно разошлись. Тихо и спокойно. Словно не было былой страсти и огня в отношениях. Она осталась на съемной квартире, хата была оплачена до конца месяца, я отправился к тетушке.
А через месяц, у меня, в очередной раз бросившего официальную работу, и копавшегося на огороде, тетушка попросила помочь с посадками, зазвонил телефон.
Я стоял, опираясь на тяпку, и любовался на прореженные от сорняков грядки. Тянуть телефон из кармана было лень, но я ответил. Может Таша? Звонка от нее я не ждал. За месяц она ни разу мне не позвонила.
Звонила не Таша, а абонент, обозначенный тремя буквами, последняя из которых была й, первые две соответственно к и а, Кай значит.
– Да.
– Здорово паря, как дела?
– Нормально. Чего надо? – не слишком вежливо отозвался я. Вот только, положа руку на сердце, рад был слышать старого уголка.
Кай не обратил на мою грубость внимания:
– Работенку, хочу предложить.
– Ходоком?
– Не-а, пока в прикрытии.
– Пока?
– Ну да, временно так сказать.
– Зачем мне это?
– Ха-ха-ха, – по-доброму рассмеялся Кай, – могу тебе три причины назвать, зачем тебе это надо.
– Валяй.
– Первая – тебе все равно делать нечего, ты ведь не работаешь. Вторая – должок за тобой перед паханом. – Кай замолчал, ожидая моего вопроса. Не дождавшись, пояснил, словно я и так не знал. – Это он тебя от мусоров отмазал, да и от Стига прикрыл. А этот парашник, на тебя ба-альшой зуб имел.
Я молчал, глядя в безоблачное синее небо. Он был прав по обоим пунктам. И я не видел причин ни подтверждать очевидное, ни опровергать его.
– Ну, хорошо, – продолжил Кай, – если тебе первые две причины не кажутся весомыми, то вот тебе третья, калибром по-убойней.
Он выдержал театральную паузу и торжественно произнес.
– Кое-кто, тебя очень хочет видеть.
– Кое-кто, мог бы позвонить, если так хочет.
Сердце болезненно сжалось.
– Ну, паря, ты даешь! Где же это видано, чтобы порядочная барышня за парнем бегала. Хватит кобениться. Она раньше словно смешинку проглотила – всегда на позитиве, а сейчас мрачнее грозовой тучи, чуть что, глаза на мокром месте.
Я стоял, прижав к уху телефон, слыша тихое дыхание Кая.
– Ладно, вот тебе четвертая причина – деньги. Тебе что, пятихатка американской зеленой валюты не нужна?
Ну что сказать? Причины были и вправду – одна убойнее другой.
Делать мне действительно было нечего. Мотыжить грядки уже осточертело.
Аркадию Петровичу я был должен, это без сомнения. И если со Стигом я мог разрулить и сам, то вот менты прихватить меня за хвост могли по серьезному.
Ника!
Да, Ника. Я безумно хотел ее видеть. И только чувство вины перед Ташей, и странная боязливость, ранее не свойственная мне, перед женским очарованием, заставляли меня медлить.
Деньги. Этот аргумент мог перевесить первые два с огромным запасом. А уж в совокупности с третьим, так и вообще – тяжесть неподъемная. Я почти месяц сидел у тетушки на шее. И хоть она ни словом, ни жестом не упрекала меня, но я и сам понимал – двадцатисемилетнему парню стыдно жить на иждивении у почти пенсионного возраста родственницы.
– Кого прикрывать надо?
– А ты догадайся, с трех раз. – Кай весело заржал мне в ухо. – Первые два уже были.
– Ясно.
Нику!
Сердце сладко заныло в предвкушении встречи:
– С кем в паре?
– С вашим покорным слугой. – И снова сиплый смех.
– А как же Санек?
– Санек, Санек. У Санька с матерью беда приключилась.
Вот, что-то он не договаривал, этот старый хитрый уркаган, я прямо пятой точкой чувствовал, что дело не только в Саньке, ну да ладно.
– Говори, куда приехать. – Сдался я, перед таким искушением не устоял бы и святой.
– Я заеду за тобой. – Последовал незамедлительный ответ. – Ты где?
– Я сам.
– Э-э-э, паря, ты как обычно хочешь настоять на своем. Но вот скажи, ты за час сможешь добраться до… – он назвал адрес.
Я прикинул – начало дня, электричек до города в это время нет, до автобуса пилить пять километров, да и неизвестно когда он подойдет, на такси? – так деньгов нема, а одалживаться у тетушки, это уже совсем ни в какие ворота не лезет.
– Нет. А, чего так спешно?
– Напарник нужен, а Саня прямо перед делом соскочил, прикрыть не кем, сам понимаешь – лето, пора отпусков. Да и пахан, добро, на тебя дал. Говори где ты, я заеду.
Вот ведь темнила. И вообще, персонаж он странный, вполне литературные обороты мешаются у него с совсем уж блатной феней. Не так прост Кай, как хочет казаться. Сомневаюсь я, что он просто прикрытием ходоков занимается.
Я сказал, где нахожусь.
– О, паря, – оживился Кай, – так и у меня там неподалеку дачка. Давай подгребай через полчаса к станции я тебя там подберу.
– Погоди, вопрос один есть.
– Задавай. – По тону слышно – Кай слегка насторожился.
– Вот что за имя такое – Кай?
– А, это, – с облегчением протянул он, – так это погоняло, с первой моей ходки. Аббревиатура, от Крайновский Александр Иванович.
3
Я машинально смотрел на начавший подгорать шашлык. В голове не укладывалось, что Таша мертва. Кто же это, а? Зуб даю, это какой-нибудь псих, из тех, что она консультировала на своем психологическом сайте, постарался. Всегда я был против этой работы.
Я зло заскрипел зубами и до боли в костяшках сжал кулаки.
Из открытого окна раздался рингтон моего мобильника. Француженка арабского происхождения запела, словно с насмешку:
Eblouie par la nuit à coup de lumière
mortelle,
A frôler les bagnoles, les yeux comme des
têtes d’épingle,
J’t’ai attendu 100 ans dans les rues en
noir et blanc,
Tu es venu en sifflant33
Я машинально перевел:
Ночью, обольщенная вспышкой смертельного света,
И машин, что касались меня,
С глазами, размером с ушко от иглы
На грязно-белых улицах сто лет я ждала…
Тебя…
Насвистывая, ты появился…44
– Фил, номер незнакомый, – окликнула меня Ника, – ответишь?
У меня не было от нее тайн, и мобила всегда лежала экраном кверху.
– Отвечу.
Ника передала мне трубку сотового телефона.
– Да.
– Филипп Илларионович Торов? – голос женский, и как будто молодой, но сильно усталый и грубоватый.
– Кто спрашивает?
– Следователь Свиридова Оксана Владимировна.
– Я, слушаю.
– Вам знакома Наталья Ивановна Векова?
– Да.
– Нам надо поговорить.
– О чем? – Я решил не посвящать следачку, что в курсе произошедшего.
– Вот придете и узнаете?
– Это вызов на допрос?
– А что, есть причины, по которым вас можно вызвать на допрос?
– Был бы человек, а статья найдется. – Ответил я затертой до дыр народной мудростью.
– Не допрос, разговор. – Оксана Владимировна начала злиться.
– Я так понимаю, адвокат мне не нужен?
– А, он у вас есть, адвокат? – В тоне сквозила явная насмешка.
– Есть.
– Ну, так, можете обойтись без него, я повторяю – это просто разговор.
Из ее тона явственно слышалось – пока разговор. Ну ладно, поговорить хочет? Поговорим. Я перевернул шашлык, мясо я купил отличное, жаль превращать его в уголь.
– Хорошо, я подъеду…
Я не успел закончить фразу, как следачка живо спросила:
– Когда?
Есть уже не хотелось, да и откладывать решение проблем на потом я не привык. Я посмотрел на Нику. Умница моя, кивнула. Я взглянул на экран мобильника, до последней электрички 20 минут.
– Могу сейчас. Примерно часа через полтора, если вы конечно еще на работе будете. Куда подъехать?
– Я пришлю за вами машину, – Оксана свет Владимировна и не подумала отвечать на мой вопрос.
– Нет. Я сам прекрасно доберусь.
– Да? – В голосе следачки послышалось сомнение, словно она была не уверена в моей дееспособности, или боялась, что я до нее не доеду. Например, сорвусь в бега.
– Да, да. – Я начинал злиться. – Адрес говорите.
4
На электричку мы успели. Ника настояла на том, чтобы поехать со мной.
– Я еду с тобой. – Тон безапелляционный.
– Нет.
– Да.
– Ника, послушай, тебе там делать нечего. – Я не собирался с ней спорить, но и брать с собой тоже. – Я еду один и точка.
– Я еду с тобой, и точка, – передразнила она меня.
И отвернувшись, крикнула:
– Надежда Петровна, Сережа с Дашей где?
Я вздохнул, спорить с ней было бесполезно, она была еще более упертой, чем я.
– Хорошо, но только до города, а там ты домой, я в управление. И давай в темпе, времени мало.
Ника фыркнула:
– Успеем.
– Вы позовите их, – обратилась она к вышедшей на двор соседке, – мы шашлыки затеяли, да вот срочно уехать надо. Не пропадать же добру, тем более – мы их позвать хотели.
– Сколько им готовиться осталось? – Это уже мне.
– Минут пять, пару раз перевернуть и все.
– Пусть приглядят, потом покушают. Фил шашлыки вкусные делает. И за домом приглядите, ладно? Мы завтра с утра приедем.
– Ты, скоро? Я уже. – Это было уже мне.
– А я еще нет. – Проворчал я, запирая дверь.
Вот что мне в ней нравится, помимо всего прочего, так эта ее легкость на подъем. Раз и сорвалась. И вещей никаких, кроме мобилки, и MP3 плеера. Ни сумки, ни косметички, ни кошелька – деньги в кармане таскает.
– Надежда Петровна, вы уж проследите, чтобы ваши мальцы, когда закончат, огонь затушили. – Обратился я к соседке. – А то сушь такая, до пожара недалеко.
Вагон был пустой, кроме нас с Никой, лишь припозднившийся рыбак, да тетка в платке и темном, совсем не по сезону платье. Мы сидели на жесткой скамье, Ника, положив голову мне на плечо и обняв за руку, с закрытыми глазами слушала плеер. Умница девочка, с вопросами не лезет, сочувствия не выражает, соболезнований не высказывает. Не то у меня настроение, чтобы на вопросы отвечать, и сочувствия выслушивать.
Из наушника до меня доносилось еле слышное бормотание:
Look into my eyes – you will see
What you mean to me
Search your heart – search your soul
And when you find me there you'll
search no more
Don't tell me it's not worth tryin' for
You can't tell me it's not worth dyin'for
You know it's true
Everything i do – i do it for you…55
Но Ника не подпевала, хоть я знал – это ее любимая песня. И когда бы, и где бы, она ее не слушала, то обязательно вторила певцу. Или в полный голос, если одна, или беззвучно, чуть шевеля губами, если на людях. Сейчас ее губы были плотно сжаты.
– Ника. – Я нагнулся к девушке.
Она подняла на меня глаза.
Я прошептал:
…Нет ни одной любви похожей на твою,
Никто не может так любить, как любишь ты.
Не существует в мире ничего, когда ты далеко.
И так будет всегда…66
Она улыбнулась и шепнула в ответ:
– Я тоже тебя люблю. – И снова закрыла глаза.
Ехать до города минут сорок, есть время все обдумать. Вот только что, все? Смерть Таши? Информации мало. Нелепость ее смерти? Любая смерть нелепа, а уж девушки двадцати трех лет и подавно. Жестокость, с которой ее убили? Что я об этом знаю? Расчленили, отрезали голову. Мало ли что сетевые борзописцы напишут. Чего сейчас только не выдумывают, для привлечения аудитории. Всему верить нельзя.
А чему можно?
Памяти?
С условием того, где я сейчас работал, то и памяти верить нельзя. Она может оказаться чужой. Или вовсе отсутствовать.
Но я, свою не покупал и не продавал! Вот она моя жизнь, как на ладони!
До четырнадцати лет я жил в глухой сибирской деревне. Даже не деревне хуторе, в семье староверов. Проучился всего семь классов, и то, больше помогал родителям по хозяйству – в сельском доме всегда есть работа, чем грыз гранит, скорее шпалу, науки. А потом сдернул, просто банально стащил из комода свидетельство о рождении, паспорта я не получал – у отца были очень ортодоксальные взгляды на бумаги выдаваемые государством, даже не знаю как он согласился получить свидетельство о рождении. Здраво рассудив, что делать мне в тайге нечего. Помощников у родителей предостаточно, трое старших детей и двое младших, так что без меня они как-нибудь обойдутся.
Уехал я к тетке, младшей сестре матери, незамужней и бездетной, живущей в большом городе где-то в Поволжье. Она несколько раз приезжала к нам, но в последний свой приезд вдрызг разругалась с отцом, как раз из-за меня. Тетушка считала что такому, смышленому баламуту как я, дословные слова, между прочим, нечего делать в таежной глухомани.
– Да пойми ты, медвежья твоя башка, у него не голова, а дом советов, ему учиться надо, а не навоз в хлеву месить, и по тайге с ружьем шляться…
Я, кстати, тоже так считал. Поэтому дождавшись удобного момента, собрал манатки (ха! можно подумать их было много) и свалил. Понятное дело, без паспорта и думать было нечего соваться на железку, и кто продал бы мне – четырнадцатилетнему, билет? Пришлось добираться на попутках. Больше месяца. Ничего плохого со мной за время пути не произошло, может быть, потому что при росте один метр и семьдесят два сантиметра, я весил почти семьдесят килограмм, спасибо бате, он размерами походил скорее на средних размеров бегемота, нежели на человека, да и матушка была ему под стать. Я, кстати, так и не дорос до ее метра девяносто. Да и рожа моя, была покрыта жесткой бледной щетиной, она у меня полезла, как только мне исполнилось тринадцать. А, может потому, что Бог любит, таких дураков, в хорошем смысле слова, как я. Который совершенно без знания дороги (ну примерное направление я представлял – знал через какие ключевые города надо добираться), с одним лишь адресом (я надеялся, что тетушка не съехала, последняя весточка от нее была три года назад) через всю страну, а ля Михайло Ломаносов, едет за знаниями.
Зато, за время пути, я набрался бесценного опыта, по части психологии общения с людьми. Кто только меня не подвозил. Дальнобои и отцы семейств, один раз вояки из местного гарнизона и странная дамочка на огромном внедорожнике. Я научился различать фальшь в милых улыбках, и доброту за небритыми харями. Выслушал море житейских историй: печальных и веселых, добрых и откровенно злых. Местами поучительных, местами отвратительных в своей откровенности. Так или иначе, но я добрался до места.
Уяснив, что я, это я: то есть ее любимый племянник, тот который – смышленый баламут, только повзрослевший и обтрепавшийся за время путешествия, слегка грязный, тетушка ахнула, охнула, побледнела и бросилась строчить письмо родителям. Ответ, ровно в одну строчку, пришел через две недели – сына у меня нет, он умер и похоронен.
Тетушка, прочитав его, вздохнула:
– Может оно и к лучшему, а Фил?
Не знаю к лучшему или к худшему, но в тот вечер я впервые, за последние лет десять, плакал. Лежал, вцепившись зубами в подушку, и не мог удержать слез.
В еще больший ужас, чем от нашей первой встречи, тетушка пришла от моих знаний. Через месяц идти в восьмой класс, а у меня знаний, дай Бог, на пятый наберется.
Тетушка помянула недобрым словом батю, и наняла репетиторов. Весь мой дальнейший год прошел в упорной погоне за утерянными знаниями. Первые два месяца я только и делал, что зубрил. Не могу сказать, что мне это не нравилось, скорее наоборот, но эта скачка порядком истощил мои нервы. Я начал плохо спать и потерял аппетит. Заимел привычку внезапно замирать и молча смотреть в одну точку.
Тетушка опять вздохнула, я подозреваю, что именно с моим появлением связаны ее частые, горестные вздохи, взяла меня за руку и повела в ближайшей ФОК.
– Выбирай, – Она ткнула пальцем в расписание занятий, – любую секцию.
Я помялся, читая незнакомые названия.
– Посмотреть можно?
– Можно, – опять вздохнула тетушка.
Потные мужики, тягающие железки, мне не понравились, как и обряженные в белые пижамы люди, делающие странные движения руками, мне они показались злыми. В секцию борьбы я не подошел по возрасту, в бассейне слишком воняло хлоркой, меня сразу замутило. Молотящие здоровенные кожаные мешки и друг друга парни, мне также не приглянулись.
– Ну, ты и привереда. – Опять долгий вздох.
Я пожал плечами и остановился. Два крепких мужика о чем-то весело спорили, а за их спинами я увидел парней, подкидывающих вверх металлические шары с ручками. Вот это мне было знакомо, я видел, как батя баловался с гирями, жонглировал – подкидывая вверх и ловко ловя у самой земли, словно они были сделаны не из железа, а из дерева.
Мой интерес заметил один из спорящих мужиков, невысокий и широкоплечий, весь словно перевитый веревками.
– Записаться хочешь?
Я кивнул.
Мужик оглядел меня:
– Сколько лет?
– Пятнадцать будет, – откашлявшись, сказал я.
Мужик присвистнул и заорал на весь зал:
– Семеныч, ты глянь, какие нынче тинейджеры пошли.
Семеныч, высокий и плотный, с порывистыми движениями и взглядом опытного охотника оглядев меня, спросил:
– Это, на каких таких харчах, тебя мамка откормила?
Я пожал плечами, ел я всегда досыта.
– Ну, давай, – первый мужик кивнул головой, приглашая меня в зал, – покажи, на что способен.
От волнения, плохо соображая, я, схватил первую попавшуюся гирю и начал жать ее над головой. Подняв шесть раз, я выдохся, и с грохотом уронил чугунный шар на покрытый резиновыми ковриками пол.
За спиной стояла мертвая тишина, я понял – меня погонят взашей. Поднять эту фигню всего шесть раз – стыд и позор.
– Ну, ты парняга даешь, – в голосе тренера слышалось неподдельное удивление, – двухпудовку на шесть раз!
Я обернулся:
– Мало?
– Мало? Я бы не сказал.
Он обернулся к тетушке:
– Парень, на редкость силен, пускай приходит. Занятия…
Дальше я не слушал, ко мне обратился Семеныч:
– Ты откуда такой взялся?
Я не видел причин скрывать, где жил:
– Из Сибири.
– С папкой в тайге, небось, охотился?
Я пожал плечами, в тайгу с ружьем я ходил лет с семи, и кивнул.
– Плаваешь?
– Да.
– На лошади можешь?
И на лошади я тоже мог.
Семеныч пристально оглядел меня, явно что-то прикидывая.
– Пятиборьем76 заняться хочешь?
– Что это?
– А это брат, такая занятная штука…
Теперь помимо грызни гранита науки, я два раза в неделю посещал ФОК, и три ездил к Семенычу на стадион.
