Андрей Чвалюк
Сигналы утонувшего маяка
Редактор: Д. Потулапов
Художник: Д. Челноков
Корректор: Н. Носова
⁂
Глава первая
Дети войны
Здание театра было заполнено под завязку. Несмотря на все ужасы раскола, тяжелые годы восстановления и кровопролитные сражения первых лет войны, грамотная демографическая политика правительства привела к тому, что население колонии неуклонно приближалось к его первоначальному количеству.
Иван разместился на балконе и с этой высоты наблюдал, как старшеклассники, которых собрали со всего атолла, ерзают в предвкушении начала мероприятия. История колонизации со всеми ее подробностями входила в обязательную школьную программу, и ее первые четыре десятилетия были детально изложены в старых учебниках, подкреплены множеством голофильмов и материальных носителей информации. Но сегодня перед учащимися выступит представитель первого поколения колонистов, один из самых старейших жителей Кольца и очевидец событий, которые случились после раскола.
Парень вспомнил день, когда сам, будучи школьником, услышал этот рассказ, и по его телу непроизвольно пробежали мурашки. Богатое детское воображение тогда ярко рисовало картины ужасов, озвученных лектором, и с годами эти краски ничуть не потускнели. В кругу семьи тема темных лет никогда не поднималась и маленький Ваня, до той самой лекции, даже не догадывался, что пришлось пережить патриарху его рода. Соответственно, по приходу домой дедушка Женя был подвергнут детальному расспросу. Но на некоторые вопросы старик тогда не ответил, сославшись на юный возраст внука, дав обещание вернуться к ним позже. Однако это позже до сих пор не наступило. И вот теперь, едва сойдя на берег после окончания карантина, оператор ПКРК[1] увидел расклеенные в военном порту афиши и вспомнил об оставшихся без ответа вопросах.
Старенький, как и всё вокруг, автобус быстро довез Ивана до центра города. Закинув домой сумку, парень, не став переодеваться в гражданскую одежду, поспешил к театру. Здание театра тоже знавало лучшие времена. Штукатурка выцвела и местами облезла, обнажив бетонную основу. Статуи перед входом давно требовали реставрации, но с тех пор, как главенствующее положение в правительстве заняли милитаристы, финансирование культурных учреждений серьезно урезали. Новых пьес больше не ставили. Кино приобрело сильный пропагандистский характер, направленный на разжигание ненависти к врагу и повышению производительности труда работников тыла. Будучи военным, Иван не мог не согласиться с такой политикой. За три года службы на корабле он на своем личном опыте увидел, как интенсивно стала развиваться военная промышленность после полного перехода на военные рельсы. Частичная автоматизация поспособствовала уменьшению экипажей военных кораблей и облегчению службы матросов. Боевые вахты стали длиннее, но зато и время между ними, которое команда проводила на берегу, тоже увеличилось, что не могло не радовать молодого неженатого парня. Однако разнообразие развлечений во время этих увольнительных серьезно пострадало. После месяца морской вахты и недели карантина в порту молодой организм жаждал веселого времяпровождения, но возможностей для этого с каждым разом становилось все меньше и меньше.
Иван быстрым шагом зашел в фойе театра и вставил личную карточку в прорезь идентификатора. Дождавшись разрешительного сигнала аппарата и ответив на кивок вахтера, он поспешил на лестницу, ведущую на балкон. Заняв одно из последних оставшихся свободными кресел, моряк снял парадную фуражку и, пригладив рукой волосы, приготовился окунуться в прошлое. Прозвучал звонок, и свет начал медленно гаснуть. Зажглись софиты, и в освещенный ими круг сцены, посреди которого располагался стул, медленно шагнул высокий седой старик. На душе у Ивана потеплело. Несмотря на то, что он не видел деда всего полтора месяца, он уже успел соскучиться.
Евгений Кузнецов был ценным специалистом для колонии. Будучи одним из первых людей, которые ступили на планету Штиль, он прошел полное мнемографирование[2], и в его голове, как в компьютере, содержались все знания необходимые колонистам для выживания и постройки высокоиндустриального общества. И, несмотря на то, что эти знания носили сугубо теоретический характер, а навыки нужно было еще наработать, у Евгения Кузнецова было достаточно времени, чтобы освоить множество профессий так необходимых для жизни на чужой планете.
Четыре дня в неделю дедушка Женя жил и работал на Вулкане, огромной скале, расположенной в центре кораллового острова, где числился главным инженером сразу на нескольких производственных предприятиях. Еще два дня он преподавал в академии, и только воскресенье проводил дома с семьей. Обычно, за время своих краткосрочных увольнительных на берег, Иван виделся с дедом всего два-три раза. Поэтому с удовольствием приготовился слушать его традиционную лекцию для выпускников школ. Старик на сцене занял выделенный ему стул, откашлялся и сильным не по возрасту голосом начал свой рассказ.
– Здравствуйте, дети! Меня зовут Евгений Кузнецов. Сегодня я проведу для вас небольшой экскурс в историю планеты, ставшей для всех нас домом. Как Вы уже знаете, планета Глизе 1214 b, названная впоследствии Штиль, из-за отсутствия таких явлений, как высокие приливы, штормы и прочие сильные океанические волнения, полностью покрыта водой. Единичными проявлениями суши выступают древние вулканы и образующиеся вокруг них коралловые атоллы. На один из таких атоллов почти сто лет тому назад и приземлились колониальные модули. Началось терраформирование, основными задачами которого было понижение температуры воздуха и уровня мирового океана. Местные формы жизни, которые находились в позднем палеозое, только начали выбираться на сушу. Спровоцированное терраформированием резкое падение температуры и осушение мелководья многократно ускорило этот процесс. Мы помогли планете быстрее перейти на следующий геологический период, а она в ответ щедро поделилась с нами полезными ископаемыми. Были обнаружены выходы полиметаллических руд, разведаны большие запасы нефти и природного газа. Колония быстро вышла на индустриальный уровень и приступила к выполнению своей основной задачи – постройке и выводу на орбиту гипермаяка, который должен был соединить все людские колонии в единое сообщество. Гипертрассы уменьшают время перелета между различными звездными системами с десятков лет до десятков часов и открывают широкие возможности для межзвездной торговли, информационного обмена и туризма, но случилось непредвиденное.
В колониальной администрации собралась группа людей, объединенных общими опасениями касательно утраты независимости нашей колонией. Ганс Леманн и его единомышленники на примере исторических фактов пытались доказать окружающим, что преобладающей целью колонизации новых земель всегда выступала корыстная составляющая. И что впоследствии колонии становились сырьевыми придатками метрополий и были вынуждены с оружием в руках отстаивать свою независимость. Поэтому, чтобы не повторить их судьбу, чиновник предлагал свернуть проект запуска гипермаяка и придерживаться политики изоляции планеты.
Сначала они были в меньшинстве, но, как вредоносная плесень, их идея стала распространяться по всем вертикалям власти, заражая умы людей. Все больше чиновников начинали верить в то, что после запуска гипермаяка из портала вывалится космический флот, земляне заместят собой все руководящие должности и навяжут собственную программу развития и жизни колонии, лишив местных жителей права на самоопределение.
Старик потупил взгляд и замолчал, но вскоре снова заговорил. Его и без того сильный голос, усиленный акустикой зала, прогремел под сводами.
– Конечно, все их опасения не имели под собой почвы. Уровень социально-культурного развития на планете Земля на момент отправки Корабля-колонизатора был настолько высок, что подобные захватнические настроения просто не могли возникнуть. Единое планетарное правительство, сбалансированная экономика, высокоразвитая техносфера, отсутствие войн, религиозных и расовых конфликтов – опасения изолятов на этом фоне были просто абсурдными. Однако колониальная администрация раскололась на два лагеря. Идеологические противники никак не могли договориться между собой: одни требовали изолировать планету, другие, наоборот, – бросить все силы и ресурсы на скорейшую интеграцию в галактическое сообщество. Их противоречивые курсы привели к стагнации, и тогда на помощь пришел искусственный интеллект.
Один из андроидов[3], прибывший на планету вместе с будущими колонистами и отвечающий за социальную организацию молодого общества, в последние годы был молчаливым наблюдателем, но деструктивные тенденции в колониальной администрации вынудили его вмешаться. Социальный инженер посоветовал противоборствующим сторонам вынести вопрос космополитизации планеты Штиль на всеобщий референдум, по результатам которого предлагалось принять окончательное решение. Уставшие от беспочвенных споров изоляты и интегранты с радостью ухватились за эту идею и начали публичную пропаганду своих программ.
Прошедший вскоре референдум показал, что абсолютное большинство населения колонии твердо поддерживают план интеграции в галактическое сообщество. Изоляты объявили о роспуске своей партии и приобщились к работе по реализации интеграционного плана. Так все думали.
Старик горестно вздохнул.
– Но на самом деле Леманн и его приспешники не отринули своих взглядов. Изоляты ушли в подполье, создали глубоко законспирированную тайную организацию и начали подготовку к событиям, последствия которых мы ощущаем до сих пор. Через несколько месяцев, когда большая часть населения колонии собралась на центральной площади и ожидала праздничного салюта в честь тридцатишестилетней годовщины высадки на планету, по всей территории атолла прокатилась череда взрывов. За несколько минут колония лишилась металлургического комбината, нефтеперерабатывающего завода, электростанции, опреснительной станции и большей части водопровода. Остров погрузился в темноту, разбавленную заревом частых пожаров.
Предшествующий этому столб пламени, вырвавшийся из вершины скалы, стоящей в центре атолла, навел остальных жителей на мысль о начавшемся извержении вулкана. Население в панике попряталось, а изоляты воспользовались всеобщей сумятицей и неразберихой. Под покровом темноты они демонтировали с важных производственных линий главные управляющие процессоры, разрушили ключевые механизмы систем автоматической сборки, собрали и вывезли неприкосновенный запас продовольствия, запасных частей и ценного сырья. Заговорщики сумели увести практически весь флот, включая единственный танкер, а оставшиеся суда затопили прямо в гавани. На гигантскую баржу они погрузили герметичный модуль генетического банка вместе с обслуживающим персоналом, который нес вахту.
С наступлением рассвета самые смелые поселенцы начали покидать убежища, и им открылась поистине мрачная картина. Нефтеперерабатывающий комплекс все еще горел, выбрасывая в небо удушливые клубы дыма, периодически застилающие солнце. От гари щипало глаза и першило в горле, смочить которое было нечем, так как разрушенный водопровод больше не поставлял пресную воду. Повсюду бродили растерянные, перепачканные сажей люди. Радужные разводы пролитого топлива растеклись по всей гавани. Местами из воды торчали мачты и надстройки затопленных судов. Информационная сеть не давала отклика, не было электричества, и никто не знал, что все-таки произошло.
Пожары потухли сами, мертвые тела удалось собрать и кремировать до того, как началась эпидемия, однако, как жить дальше было неясно. Руководители колониальной администрации или погибли, или пропали без вести. Катастрофически не хватало питьевой воды, продовольствия и медикаментов. Тяжелые условия пробудили в людях низменные инстинкты: начались драки за предметы первой необходимости. Тогда власть в свои руки взяли представители служб безопасности производственных предприятий острова. Они объединились и, вооружившись иглопистолетами, которые хранились в музее колонизации, организовали сбор и распределение пищи и воды среди выживших.
Позднее, вышедший на связь персонал космодрома, расположенного в кратере вулкана, рассказал, что никакого извержения не было. Виденный всеми столб огня был следствием взрыва заправленной и уже готовой к старту ракеты. Через четыре дня на Кольцо прибыл катер с одной из нефтепромысловых платформ. Обеспокоенные отсутствием связи с островом нефтяники приплыли разузнать причину радиомолчания и остались помогать восстанавливать инфраструктуру. Позже к ним присоединились технические специалисты космодрома и оставшиеся в живых ученые. С тех пор начались темные годы.
Наладить массовое производство синтетической пищи так и не удалось, но океан был богат рыбой и съедобными водорослями, поэтому после того, как подняли часть затопленных судов, колония полностью перешла на дары моря. Опреснительную установку и водопровод починили. Удалось собрать кустарную нефтеперегонку. Один из сухогрузов переоборудовали в танкер, и теперь он регулярно курсировал между атоллом и нефтепромысловыми платформами. Жизнь потихоньку налаживалась. Несмотря на то, что индустриальный уровень колонии был отброшен на десятилетия назад, и быстро поднять его до прежних величин не было никакой возможности, уже через четыре года рождаемость превысила смертность. Но затишье длилось недолго.
Странности начали замечать практически сразу. Рыбаки, выходившие на промысел, часто сообщали о виденных на горизонте чужих судах. Точнее, очертания плавсредств были знакомые, и даже иногда удавалось разглядеть их названия, полностью совпадающие с названиями судов, пропавших во время катастрофы. Но на контакт эти суда не шли, на запросы по рации не отвечали, а при попытках сблизиться меняли курс и на максимальной скорости уходили от преследования. Со временем эти суда стали все чаще попадаться на глаза и все смелее себя вести. Когда одно из них бросило якорь прямо напротив выхода из гавани и провело на рейде весь день, новая колониальная администрация приняла решение любыми путями выяснить правду о таинственных гостях.
Под покровом ночи группа смельчаков на надувных весельных лодках подплыла к стоящему на якоре судну и забралась на борт. Нейтрализовав часовых при помощи транквилизаторных игл, спецгруппа взяла в плен спящую команду. Вот тогда и прояснились события четырехлетней давности. Коварный план Ганса Леманна состоял в том, чтобы полностью разрушить коммунальную инфраструктуру колонии, лишить ее запасов и технических возможностей для восстановления. А когда измученное голодом и болезнями население вымрет – вернуться и, используя демонтированные узлы и агрегаты, снова восстановить изначальный уровень технического развития. Но уже для себя и своих прихвостней.
– Леманн выделил нам всего четыре года, – старик повысил голос, – однако мы еще живы.
Зал взорвался восторженными криками и аплодисментами.
– Дальнейшее развитие событий вы знаете. Когда изоляты поняли, что их план провалился, они начали захватывать наши рыболовецкие суда, убивать их команды. Устраивать диверсии на водорослевых фермах и всячески вредить жителям Кольца. В ответ мы были вынуждены создать армию, изготовить оружие и охранять свое побережье и прилегающие воды. Но и враги не сидели без дела. С каждым годом гонка вооружений все усиливалась. Ни дня не проходило без стычки, постоянно гибли люди. Нас спасало лишь то, что изоляты изначально были в количественном меньшинстве. Жители Кольца не имели военного опыта, но они защищали родную землю и готовы были ради ее благополучия и спокойной жизни своих жен и детей на любые подвиги.
С тех пор прошло тридцать лет. Тридцать лет непрекращающейся войны, смертей и лишений. Но нас с каждым днем становится все больше, наша армия и военно-морской флот как никогда сильны и боеспособны. Уже давно ни один военный корабль изолятов не рискует приближаться к нашим берегам, но до полной победы еще далеко.
Голос старика снова взметнулся к самому полотку.
– Мое поколение помнит мирное время, но вряд ли застанет его снова, однако все шансы на это есть у вас. Вы можете стать последними детьми войны и первыми свидетелями начала новой эпохи – эпохи межзвездной интеграции.
Зал снова потонул в шуме оваций.
Когда лекция закончилась, школьники организованными группами покинули здание театра. Иван вышел вместе с ними и, опершись о колонну, стал ждать дедушку. Когда его высокая долговязая фигура показалась в дверном проеме, Иван оторвался от архитектурного элемента и шагнул навстречу.
– Внучек, – Евгений Кузнецов расплылся в улыбке, сделал два быстрых шага и обнял Ивана.
Длины его рук едва хватило, чтобы обхватить широкие плечи внука. И если ростом они были похожи, то геометрией тела Иван явно пошел в отца. Дедушка отстранился, продолжая держать руки на плечах Ивана, и оглядел его заботливым взглядом. Форма как всегда идеально выглажена, но даже если бы она была помятой, то сама бы расправилась на мускулистом теле парня. Начищенная пряжка ремня сверкает на солнце, и таким же огнем горят глаза старшего матроса.
«Красавец! И куда только девушки смотрят…»
– Подруге уже сообщил о своем прибытии? – задал вопрос Евгений.
– Да, – ответил Иван, – позвонил ей перед выходом из карантина, но сначала хочу проведать Тиреса.
– Ох, не доведет тебя до добра дружба с этим шалопаем, – закачал головой дедушка Женя.
– Деда, ну перестань. Каждый раз одно и то же.
– Ты мой единственный внук, и я переживаю, чтобы ты не связался с плохими ребятами.
– Плохие ребята живут на острове Гремучий, и для того чтобы они держались от меня подальше, в моем ведении есть четыре ракеты класса «Гарпун», – отшутился Иван. – А Тирес, просто рос без родителей, и некому было привить ему правильное воспитание. Поэтому я по мере сил компенсирую этот пробел. У тебя, кстати, есть свободная минутка?
– Для внука у меня есть целый свободный час, – улыбнулся Евгений Кузнецов.
Они спустились со ступеней театра и заняли одну из скамеек на площади Первого шага, которую уже начали украшать к празднику.
– Как дела на службе? – поинтересовался у Ивана дедушка.
– Да все спокойно. То танкер сопровождаем, то охраняем рыболовные траулеры. Медалей за такое не дают, но зато и терять боевых товарищей не приходится. А как твоя работа? Удалось нарезать крупный калибр?
– Удалось. Один экземпляр уже готов и ждет выводов правительственной комиссии.
– Далеко будет стрелять?
– По расчетам выходит минимум тридцать два километра, посмотрим, как пройдут испытания.
– Неплохо. Однако сколько таких орудий установят на линкор – максимум четыре-шесть? Все равно это капля в море.
– Ваня, – покачал головой дедушка, – ты недооцениваешь роль капель. В девятнадцатом веке на матушке-Земле жил поэт, если перевести его произведение на лингв, оно зазвучит так.
Евгений Кузнецов устремил взгляд вдаль и начал декламировать.
Законов природы немало,
Один привести готов:
Чтоб море не высыхало,
Капли нужны с облаков.
Однако в погоду ненастную,
Когда волны морщат гладь,
Лишняя капля несчастная
Способна потоп вызывать[4].
– Что такое «потоп»? – задал вопрос Иван.
– Потоп – это когда вода в водоеме поднимается настолько, что заливает прибрежные земли, нанося вред промышленности и сельскому хозяйству. Вот и в случае с новой крупнокалиберной артиллерией – пусть ее немного, но она может стать тем фактором, который перевесит чашу весов в нашу пользу, и многолетнее противостояние закончится победой.
– Верится с трудом, – скептически хмыкнул Иван.
– Человек всегда надеется на лучшее. Я, например, надеюсь, что правительство делает ставку не только на дальнобойную артиллерию. И общение с коллегами подтверждает мои догадки. В любом случае какой-то из новых проектов сработает и вызовет эффект лавины.
– Лавины? – переспросил Иван, услышав еще одно незнакомое слово.
И Евгению пришлось объяснять никогда не видевшему снега внуку принцип лавинообразного эффекта.
Они еще немного поговорили о колониальной политике и разошлись по своим делам. Но мысль о том, что даже одна капля может сыграть большую роль, крепко укоренилась в сознании молодого моряка.
Глава вторая
Хромой друг
Тирес жил за городом. Небольшой домик, собранный из стандартных металлопластиковых конструкций еще на заре колонизации, имел типовую планировку и был рассчитан на проживание семьи из четырех человек, но сейчас в нем было всего два жильца.
Иван отворил скрипучую калитку, пересек заброшенный палисадник, в котором занимались выживанием (по-другому и не скажешь) несколько чахлых цветочных кустов, и зашел в дом. Прихожая встретила его пылью и запустением. Сплетённая из водорослей циновка на полу вся истрепалась и частично скрылась под слоем песка. В углах валялись пустые банки из-под напитков и упаковки от сублимированной еды. Ничто не наводило на мысль о том, что здесь кто-то живет. Но Иван навел справки в конторе нефтедобывающей компании и узнал, что вахта Тиреса закончилась несколько дней тому назад, а значит он, скорее всего, находится дома.
Парень отворил дверь в ближайшую комнату – никого. Вернулся в коридор, толкнул следующую дверь и тут же поморщился. В нос сразу ударил резкий неприятный запах. Поиски товарища можно было считать оконченными.
В помещении царила полнейшая темнота. Иван щелкнул выключателем, и когда белый свет озарил комнату, увидел, как сидящее на столе крупное насекомое подняло голову и растопырило острые жвала. Это было единственное движение в комнате, потому что лежащее на кровати тело человека не подавало признаков жизни.
Иван горестно покачал головой. Шагнув к дальней стене, он поднял поляризационные шторки и открыл окно, впуская в комнату свежий морской воздух. Запах сожженных грязных носков стал понемногу выветриваться. Иван наклонился над кроватью и потряс товарища за плечо. Первые попытки привести его в чувство провалились, пришлось усилить воздействие. Наконец на черном лице открылись глаза. Они мазнули невидящим взором по потолку и с трудом сфокусировались на Иване.
– Бро! – прохрипело лежащее на кровати тело и приподнялось на локтях.
Тирес хотел еще что-то сказать, но закашлялся и судорожно потянулся рукой к стоящей на столе бутылке с водой. Утолив жажду, он испустил блаженный выдох и принял сидячее положение. Его нога при этом задела валяющуюся на полу стеклянную колбу с конусообразным утолщением на конце, в которое была впаяна трубка. Иван проводил взглядом звякнувший предмет и укоризненно взглянул на товарища.
– Опять куришь эту дрянь? – строгим тоном спросил Иван.
– Без дури жизнь на этой планете была бы совсем дерьмовая, – философским тоном произнес Тирес.
– Знаешь места получше?
– Ходят слухи, что на матушке-Земле неплохо живется.
– Я тоже такое слышал, но чтобы туда попасть, нужно сначала победить изолятов и вывести в космос гипермаяк.
– Так много дел, – Тирес закачал головой, отчего его длинные спутанные в неопрятные колтуны волосы застучали по тощим плечам. – Пожалуй, подожду прилета гостей здесь. – И он снова улегся в кровать, закинул ногу за ногу и, покачивая ей в такт, стал насвистывать какую-то веселую мелодию.
– Тир, ты серьезно планируешь весь отпуск лежать в кровати и курить буфотерию? – спросил Иван.
– А почему бы и нет, Бро! У меня работа нервная, имею право немного расслабиться. Ты знаешь, сколько раз за последний месяц изоляты нападали на платформу?
– Пять?
– Семь! А ты знаешь, как мне тяжело бегать вверх-вниз по лестницам! Только вернешься, приступишь к работе, и снова эвакуация. Почти две сотни ступеней вниз, прыжок в катер и романтическая морская прогулка в веере брызг, а через четыре часа в обратный путь, выгрузка и подъем на пятьдесят восемь метров по арматурным ступеням. Иногда, услышав сигнал тревоги, хочется забиться в какую-нибудь щель и просто переждать этот кошмар. Но нельзя, нельзя…
Тирес снова занял сидячее положение, его руки, лежащие на коленях, слегка подрагивали. Иван присел рядом с ним и приобнял за плечи.
– Нефть – это кровь нашей колонии, – напомнил он товарищу. – Почти вся продукция предприятий военно-промышленного комплекса или непосредственно изготавливается из нефти, или использует производные ее переработки. И чем больше становится военный флот, тем больше ее требуется. Я помню времена, когда наш корабль сопровождал танкер к платформе и обратно не чаще раза в месяц. Тогда и нападения изолятов на платформу случались пару раз в год. Но сейчас танкер курсирует безостановочно и вывозит практически все, что удается добыть. Изолятам остаются крохи, да и те приходится подгребать регулярно, иначе можно не успеть. Вот они и звереют.
Тирес вцепился своими длинными пальцами в руку Ивана.
– Я видел прогноз, составленный капитаном, – зашептал он, – и своими глазами регулярно вижу плачевное состояние оборудования. Износ ключевых узлов достиг критического уровня. Объемы добычи упали и будут дальше уменьшаться. Я боюсь, что однажды, не обнаружив в баках нефти, изоляты просто взорвут наше плавучее нефтехранилище, как сделали с западной установкой.
– Вот это вряд ли, – заверил Иван товарища. – Своих нефтепромыслов у изолятов нет, а флот будет побольше нашего. Так что пока черная кровь будет хоть немного капать, мы будем продолжать ее делить между собой.
– А когда насосы окончательно сдохнут – пересядете на весла, как в старых фильмах? – криво усмехнулся Тирес.
– Надеюсь, к тому времени война закончится, и на заводах смогут изготовить новое оборудование. Так что без работы не останешься, – улыбнулся в ответ Иван.
Чтобы переключиться с болезненной темы, он спросил:
– Идешь сегодня на праздник?
– Что за праздник? – наморщил лоб Тирес.
– Ну, ты что, – воскликнул Иван, – семьдесят девятая годовщина высадки на планету.
– А, точно, – хлопнул себя ладонью по лбу Тирес, – я немного потерялся в датах.
– Все мозги прокурил, – не удержался от подколки Иван.
Тирес поднял вверх указательный палец.
– Святой Ксенер, да никогда не сядут его батарейки, лично исследовал психоактивные свойства буфотерия дистихус и не обнаружил вредных последствий от ее применения.
– И как же он по твоему мнению проводил исследования, – рассмеялся Иван, – накуривал лабораторных мышей?
– Не знаю, – смутился Тирес, – я брал информацию из ботанической энциклопедии. Вот отобьете у изолятов генетический банк, и сможешь лично спросить об этом у ксеноселекционера. Лучше расскажи, как там служат мои малыши, – и он покачал в воздухе искалеченной ступней.
Во время первого же боевого рейда корабль, на котором находились только закончившие учебку Иван и Тирес, попал в засаду изолятов и получил пробоину в кормовом отсеке. Взрыв снаряда спровоцировал пожар. Экипаж всеми силами боролся за живучесть. Даже часть орудийных расчётов перебросили на борьбу с огнем. В одну из таких команд и попал Иван. Сбивая языки пламени углекислотным огнетушителем, он первым заметил лежащее на палубном настиле машинного отделения тело. И пока остальные тушили пожар, Иван растаскивал стальные балки, которыми был частично присыпан Тирес. Все бы ничего, но оторвавшийся при взрыве рамный шпангоут[5] при падении воткнулся в настил именно в том месте, где находилась стопа моряка, и отрубил ему все пальцы на левой ноге. Иван вытащил друга из задымленного отсека до того, как тот успел задохнуться или истечь кровью. Остальным мотористам повезло меньше.
Пожар смогли потушить. Поврежденный корабль остался на плаву и, дождавшись прихода помощи, был отбуксирован в порт. Тирес выздоровел, но быстро передвигаться уже не мог, и был демобилизован по состоянию здоровья. Ему предлагали канцелярскую должность в штабе флота, но он отказался и продолжил работать механиком, но уже в качестве гражданского специалиста. С тех пор прошло почти три года, но при каждой встрече с Иваном Тирес спрашивал, не находил ли тот его пальцев, или просил передать им привет, когда тот вернется на корабль. Иван понимал, что черный юмор над собственным увечьем помогает Тиресу удерживать психику в равновесии, и, как настоящий друг, всегда подыгрывал ему. Вот и сейчас не растерялся.
– Хорошо служат, мизинец отличился в недавнем бою и представлен к награде.
– Вот молодец, – радостно воскликнул Тирес, – весь в папочку.
Чернокожий парень встал и хромая начал обшаривать развешенную на стульях одежду. Сначала предмет гардероба рассматривался на вытянутых руках с разных сторон, потом обнюхивался и отбраковывался. После двух минут поиска механик нашел спортивный костюм, вид и запах которого удовлетворял его минимальным запросам. Он быстро облачился, натянул на ноги старые кеды и заявил, что готов к культурному мероприятию.
– Хотя нет, нужно сделать еще кое-что.
Тирес выбежал из комнаты и через мгновение вернулся, держа в кулаке пучок вялых листьев и соцветий. Иван в жесте отчаяния прикрыл ладонью глаза. Шанс выживания цветочных кустов возле дома стал совсем мизерным.
Принесенный гербарий Тирес бросил на прикроватный столик. Сидящая там полуметровая сороконожка осторожно приблизилась к подношению и, недолго думая, принялась за еду.
– Она ест земные растения? – удивленно воскликнул Иван.
– Она ест любую органику, – не без гордости ответил Тирес.
– Когда-нибудь она и тебя сожрет, – покачал головой Кузнецов.
– Нет, ты что! – возмутился Тирес. – Щелкунчик меня любит.
Он протянул руку и погладил членистоногое по блестящему коричневому панцирю. Реликтовая сороконожка оторвала голову от еды и громко щелкнула жвалами, не то подтверждая, не то опровергая слова своего хозяина.
Парни вышли в коридор. Тирес прикрыл дверь в комнату, потом подошел к циновке, лежащей возле порога, и, нагнувшись, начал отрывать от нее небольшие кусочки. Иван просто задохнулся от возмущения.
– Так просто, – наконец-то смог произнести он.
– Хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место, – ответил Тирес.
Он набил карман спортивных штанов сухими водорослями, подмигнул Ивану и вышел из дома.
– А дверь ты не собираешься запирать? – крикнул Кузнецов вслед удаляющемуся товарищу.
– Не-а, – ответил Тирес, который уже хромал в сторону автобусной остановки, – может соседям что-нибудь понадобится.
Иван еще раз окинул взглядом свалку в прихожей, постарался вспомнить, что он видел внутри комнат такого, что может понадобиться другим людям, и, недоуменно пожав плечами, бросился догонять товарища.
