Андрей Быков
Завр – вождь Яруллов
А если и рискнёт, то там ему кирдык и наступит.
Съедят. Соплеменники мои, как я со временем убедился, не брезговали ничем. В пищу шло всё, до чего они только могли дотянуться. Правда, предпочтение всё же отдавали животной пище, в ущерб растительной.
Сбоку от завала оставался узкий проход, который, судя по нескольким крупным веткам, валявшимся неподалёку, на ночь тоже перекрывался. Через него-то я и полез на свет божий.
Осторожно, опасаясь неизвестно чего, я вылез из-под земли на довольно крутой склон горы и осмотрелся.
Сама гора была вполне себе приличных размеров. Склоны – земляные, поросшие травой, а местами – и кустарником. Лишь кое-где из-под земли выглядывали окатые каменные валуны серо-бурого цвета.
Выход из пещеры находился примерно посередине склона и имел перед собой площадку шагов десять в ширину и с плавными скосами по краям.
Рядом со входом отирался молодой охотник, всего-то года на три-четыре старше меня. Вероятно, сегодня его очередь была дневалить у пещеры, пока остальные охотятся.
Маясь от вынужденного безделья, он начертил на земляном склоне контуры не то оленя, не то быка и, «незаметно» подкрадываясь к «жертве» из-за валунов, стремительно выпрыгивал из засады и старался с первого же удара попасть копьём в наиболее уязвимые места животного. Местами этими были либо шея, либо – не прикрытый рёбрами живот. При каждом удачном попадании парень с восторженным кличем подпрыгивал и тряс над головой копьём, зажатым в руках. После чего упражнение повторялось.
Я приветливо кивнул ему и радостно улыбнулся. Охотник, в очередной раз подкрадывавшийся к «добыче», едва кивнул в ответ, не отводя от неё глаз. Поздоровались, одним словом…
Не имея возможности дольше терпеть муки физиологического характера, я заскочил за ближайшие кусты, отложив на время дальнейший осмотр местности. И только решив самую неотложную проблему, я уже гораздо более спокойным шагом вышел из-за кустов и присел на ближайший камешек, имея намерение внимательнее оглядеть окрестности.
Судя по всему, время было летнее. Ну, может – конец весны. За спиной у меня вправо и влево тянулся горный хребет, в котором, собственно, и образовалась наша пещера. Чуть ниже по пологому склону (с полсотни метров), от хребта и до самого горизонта раскинулась огромная долина.
У самого подножия хребта, недалеко от пещеры, стояли несколько жилищ, по своему виду больше всего напоминавшие индейские вигвамы. Составленные пирамидкой жерди высотой в два человеческих роста, связанные вверху полосами кожи и покрытые шкурами. Я знал, что в них отдельными группами жили молодые охотники со своими женщинами и детьми. Знал я так же и то, что среди леса, видневшегося километрах в трёх справа, бежит речушка с очень чистой и холодной горной водой.
И опять память подсказала мне, что вчера мы с Луром договаривались сходить сегодня в этот лес на охоту. А потом неподалёку от нас появилась Вая. И меня понесло на Утёс за птичьими яйцами…
Утёс этот, кстати, торчал из земляного склона хребта одиноким пальцем совсем неподалёку, шагов триста слева от пещеры.
«Ну, ты и дурак! – подумал я об основном владельце своего тела, осмотрев Утёс на расстоянии, – Чего тебя, в самом деле, туда понесло? Вот, мучайся теперь тут…»
Солнце уже клонилось к горизонту, прямо передо мной.
«Значит, пещера наша на западном склоне, – определил я, – а север, соответственно, справа от меня. А Утёс – к югу. Запомним…»
За Утёсом, ещё дальше к югу, на два-три километра, по склону хребта и долине были разбросаны небольшие рощицы и заросли кустов, похожие на плотно сбившиеся отдельные овечьи отары.
И ещё дальше, едва не по самому краю обозреваемого пространства, раскинулся настоящий густой лес, в мареве горячего воздуха тёмной синевой отражавший небесную высь. Сбегая с хребта в долину, он тянулся далеко на запад, и уходил куда-то за кромку горизонта на юге.
Пока я обозревал окрестности, в непосредственной близости от пещеры произошли некоторые изменения. На склоне хребта, справа, показалась группа охотников человек из тридцати, шедших по едва заметной тропинке, протоптанной вдоль склона. Двигались они спокойно, не торопясь. Двое из них несли на плечах срубленный и очищенный от веток ствол молодой осины с крупным оленем, привязанным к нему за ноги. Голова оленя болталась из стороны в сторону, ветвистые рога волочились по земле, а из перерезанного горла понемногу сочилась кровь.
Следом за ними ещё одна пара охотников несла на другом шесте второго оленя. Замыкал сиё торжественное шествие коренастый охотник, тащивший на своих плечах забитого горного козла.
Появление охотничьей партии наш караульный приветствовал радостным возгласом и резким взмахом руки с зажатым в ней копьём. Некоторые из вновь прибывших помахали ему в ответ.
Я сидел и ждал, когда охотники подойдут ближе.
Были среди них и взрослые мужчины, и совсем молодые парни, может быть всего на несколько лет старше меня. Последние, видимо, были из тех, что жили в вигвамах на склоне хребта.
Независимо от возраста, все они были широкоплечими, с сильно развитой мускулатурой торса и рук. А сильные мышцы на ногах говорили о том, что эти люди способны совершать длительные и протяжённые пешие переходы либо делать мощные прыжки. Но сами тела их не были стройными, с зауженной талией, как у моих современников-спортсменов. Скорее тело неандертальцев можно было бы назвать бочкообразным. На подобное определение наводила выпуклая грудная клетка и округлый живот, не обладавший «кубиками» накачанного мышечного «пресса». И это – не смотря на постоянные физические нагрузки и периодические перебои с продовольствием. Короче говоря – «бочонок» – наиболее подходящее описание тела моих сородичей. Причём – независимо от возраста.
Одеты они были в шкуры, скроенные по самым разным фасонам. У кого-то шкуры были просто обёрнуты вокруг бёдер наподобие юбки. Другие перекинули шкуру через плечо, перевязав её в поясе кожаной полоской. Это чем-то напоминало древнегреческие туники. А некоторые, прорезав в середине шкуры дырку, продели в неё голову. Получилось очень похоже на индейские пончо. Только «пончо» эти спускались у них почти до колен и, как ремнём, были подпоясаны полоской шкуры. Были и такие, кто носил и грубо сшитые штаны из шкур животных. Кое-кто из охотников перевязал свои волосы кожаным ремешком, проведя его вокруг лба и затянув узел на затылке.
На ногах у всех были мягкие сапожки с голенищами почти до колен.
В руках они несли по два-три копья с каменными наконечниками. У некоторых висели на ремнях, перекинутых через плечо, сумки, сделанные из шкуры какого-нибудь некрупного животного, вроде зайца или лисицы.
Подойдя к входу в пещеру, они без промедления нырнули внутрь. Лишь один задержался ненадолго. Взглянув на меня, он спросил:
– Чего тут сидишь?
– Так, – неопределённо пожал я плечами, – воздухом дышу…
Он с недоумением посмотрел на меня, зачем-то принюхался и пожал плечами:
– Запахов нет…
– У меня голова болит, – я осторожно потрогал макушку.
Охотник понимающе кивнул.
– Охота была хорошая! Сейчас духам предков жертву принесём. Потом мясо жарить будем. Не сиди долго. Надо мясо есть.
– Шамана нет, – сказал я.
– Придёт, – ответил охотник и скрылся в пещере.
Посидев ещё немного и полюбовавшись зрелищем первобытного заката, я поднялся и вернулся в пещеру, на свою лежанку.
Забитая дичь, ещё не разделанная, лежала прямо на земле неподалёку от костра. Охотники, расположившись по всей пещере, кто где, отдыхали.
Вскоре в пещере появился шаман, вероятно, куда-то отлучавшийся по своим делам.
И тут же всё пришло в движение.
В костёр подбросили больше дров. Несколько охотников по указанию Гукура переложили оленей так, чтобы ему было удобнее с ними работать.
Наконец, возникшая было суета постепенно затихла.
Племя уселось вокруг костра и лежащей тут же добычи.
Шаман встал над оленьей тушей. В руках у него появились две крупные полые кости, которыми он стал ритмично постукивать друг о друга, при этом немного приплясывая и протяжно говоря что-то гортанным речитативом. Пожалуй, в некотором смысле это можно было даже назвать песней. Слова были абсолютно непонятные, из чего я сделал вывод, что был (или есть) ещё некий язык, не знакомый остальным присутствующим. Ну, или мне, по крайней мере…
Между тем, Гукур, медленно двигаясь по дуге от головы к хвосту оленя, продолжал свой танец. Поворачиваясь то влево, то вправо, он дошёл до задних ног оленя, быстро сунул руку в сумку, висящую у него на боку, вытащил оттуда пучок сырой травы и бросил его на край костра. Трава затлела. Потянулся дымок и по пещере поплыл сладковатый запах, знакомый мне ещё со времён службы в Средней Азии…
А Гукур уже двигался в обратном направлении. Дойдя до оленьих рогов, шаман повторил фокус с травой. Запах усилился.
Люди, собравшиеся в пещере, всё более веселели. Начали подвывать вслед шаману и прихлопывать в ладоши. Раздалось несколько радостных возгласов.
Так как я лежал в стороне от костра, позади круга сородичей, то на меня дым травы не действовал. Ну, или – почти не действовал. Короче говоря, я имел возможность спокойно продолжать наблюдение за происходящим.
Тем временем шаман, прекратив свой танец, опустился на колени, начал гладить оленя ладонями и тихонько что-то шептать. Со стороны создавалось полное впечатление, будто он успокаивает животное, старается его усыпить.
Продолжая гладить олений бок и шептать, Гукур достал из сумки заострённый плоский камень и отрезал оленю одно за другим оба уха. Уши он тут же бросил в огонь.
Соплеменники мои отозвались восторженными криками.
Шаман вновь достал из сумки пучок уже знакомой мне травы, вывозил его в крови, натёкшей из горла оленя, и бросил траву вслед за ушами.
Племя вновь отозвалось восторженными криками.
Выждав ещё немного, Гукур несколькими резкими движениями вспорол шкуру на брюхе оленя широким каменным резцом и, погрузив в полость руку, одним движением вывалил внутренности наружу.
И в третий раз племя разразилось приветственными криками.
После этого шаман поднялся с колен и отошёл от вспоротого оленя, выйдя за круг сидящих соплеменников. Видимо, производить шаманский ритуал над вторым оленем и козлом уже не требовалось…
Место шамана тут же занял тот самый охотник, что разговаривал со мной у входа в пещеру. Я к тому времени уже успел вспомнить что это – вождь племени – Ваг.
Встав на колени в том самом месте, где до этого стоял шаман, вождь запустил свою руку внутрь оленя, немного повозился там и одним резким движением выдернул руку обратно. Пальцы его сжимали оленье сердце.
Пробежав глазами по соплеменникам, он остановился на одном из охотников и мотнул головой. Охотник, выделенный среди прочих, в два прыжка оказался перед вождём и, упав на колени, протянул ему сведённые вместе ладони.
Вождь, поощрительно улыбаясь, вложил в протянутые ладони оленье сердце.
Радостно осклабившись, охотник впился зубами прямо в сырое мясо, вызвав этим бурю восторга среди соплеменников.
«Он нанёс оленю последний, смертельный удар» – подсказала мне моя соображалка.
Между тем, вождь держал в руках уже оленью печень, а перед вождём стоял на коленях другой охотник. Получив от вождя в подарок печень, он так же, как и его предыдущий родич, откусил кусок сырого мяса на глазах у всех.
«Самый смелый охотник на сегодняшней охоте» – продолжала комментировать происходящее моя черепушка.
Наконец ритуальная делёжка закончилась. К оленю подсели сразу четыре охотника и принялись споро сдирать с него шкуру и вычищать внутренности из его утробы.
Племя терпеливо ждало.
После того, как шкура была содрана и оттащена в сторону, оленья туша была порублена на несколько крупных кусков. В свою очередь куски эти были насажены на несколько заострённых кольев. И уже сами колья с висящими на них кусками мяса были воткнуты вокруг костра и придавлены камнями таким образом, что мясо, оказавшись над огнём, начало зажариваться.
Оленью голову, после того, как от неё были отделены рога, вождь лично вручил шаману. Так сказать, самому умному в племени – самое полезное для мозга. Мозги оленя…
Кстати, зря смеётесь. До сих пор у многих народов блюдо, приготовленное из мозгов животного, считается изысканнейшим деликатесом. А у некоторых – из мозгов не только животного…
Другого оленя и тушу козла освежевали, выпотрошили и порубили на части тоже достаточно быстро. Развесив мясо над костром, народ принялся ждать, когда же приготовляемое угощение дойдёт до готовности.
Пока мясо жарилось, шкуры были растянуты колышками прямо на земле, а внутренности забитых животных вычищены и отложены в сторону. Туда же сложили лёгкие, почки, желудки и нутряной жир, вынутые из добычи. Этим вторсырьём женщины займутся завтра и сделают из него что-нибудь полезное.
Наконец, когда мясо, по мнению шамана, было уже достаточно прожарено, его начали снимать с огня, и вождь принялся нарезать шипящие куски каменным резцом, раздавая их всем равномерно.
При этом я заметил интересную вещь: за дележом мяса внимательно следила женщина. Она была уже не молода, но зато – очень крупная и с выдающимися женскими формами.
«Мать рода» – тут же подсказала мне память. Имя её – Ана.
Я заметил, что «мать рода» в случаях, когда считала, что делёж продовольствия происходит, с её точки зрения, неправильно, не стесняясь, вмешивалась в процесс и поправляла вождя.
Что ещё более меня удивило, мужчина с ней не спорил и легко соглашался с внесёнными корректировками.
В конце концов, еда была разделена на всех, и племя занялось её поглощением.
Я тоже получил долю. Усевшись на своей постели, я приступил к ужину.
Мясо было прожарено неравномерно. Местами подгорело, а местами – сочилось кровью. Да и без соли вкус его был далеко не самым приятным. Однако выбирать не приходилось. Ел, что досталось.
«Радуйся и этому, – подумалось мне, – мог бы вообще голодным остаться».
Неравномерность поставок продуктов питания и их сравнительная однородность не располагают к привередливости.
В пещере шло элементарное насыщение желудков той пищей, что досталась в руки. Быстро, жадно и в максимально возможном количестве. Кости не просто обгладывались, а тщательно выскабливались осколками камней. Полые кости разбивались каменными рубилами и находившийся в них костный мозг высасывался и вылизывался…
По окончанию трапезы шум постепенно начал стихать. Люди разбредались по своим местам, готовясь к ночлегу.
Та часть моих сородичей, что жили в «вигвамах», ушли к себе. После их ухода проход был заложен ветками. Возле него улеглись, завернувшись в шкуры, двое взрослых охотников.
Пламя в очаге было уменьшено до состояния, чтоб оно только не затухало до самого утра. Возле него расположились двое детей. Сегодняшней ночью следить за костром выпало им.
Остальные жильцы этого своеобразного подземного общежития постепенно засыпали. Лишь кое-где слышны были пыхтение и стоны парочек, страстно занимавшихся улучшением демографической ситуации рода. Звуки эти абсолютно никого не смущали и считались вполне обыденным явлением.
Под эти звуки я и заснул…
Как и предсказывал шаман, в достаточной степени я окреп лишь на третий день. Достаточной для того, чтоб пойти в лес с друзьями и не сгинуть там во время охоты.
За прошедшие два дня Лур навещал меня несколько раз. Дважды с ним подходил ко мне и наш третий товарищ – Кассу. Он был парнем крепким, ростом чуть ниже Лура, но гораздо массивнее меня.
За прошедшие два дня я успел рассмотреть своих соплеменников и сделать некоторые выводы.
Первое, что меня удивило, так это то, что мы были белокожими. Хотя до этого я почему-то считал, что кожа у неандертальцев должна быть темной.
Если быть абсолютно точным, то кожа наша, вследствие постоянного воздействия солнечных лучей, была загорелой. Но в своей основе она, всё же, была белой.
И ещё мы были рыжими. Цвет волос колебался от золотисто-медного до буро-ржавого. Но основой был рыжий.
Что тоже не соответствовало моим прежним представлениям. Для меня более ожидаемым был бы всё же чёрный цвет волос.
Соплеменники мои были коренастыми, с сильно развитой мускулатурой, короткой шеей и крупной головой.
Женщины были несколько тоньше в теле, чем мужчины. Но в целом – не особо отличались. Правда, волосяной покров у них был немного погуще, чем у мужчин. Обычно движения моих сородичей были спокойны и размеренны. Но в случае необходимости делались вдруг резкими, стремительными и очень мощными.
За время моей болезни мать не оставляла меня своим вниманием, то подкармливая какими-нибудь вкусностями, то принося свежую воду для питья. Она, кстати, лучше, чем кто бы то ни было, улавливала мои чувства и мысли. Порой, даже находясь в другом конце пещеры, а то и где-нибудь поблизости за её пределами, она безошибочно приходила ко мне именно в тот момент, когда нужна была больше всего. И всегда безошибочно приносила именно то, чего мне хотелось. И каждый раз я удивлялся её прозорливости…
Только много позже я понял, что подобное общение на уровне чувствования было вполне обычным явлением среди моих соплеменников.
Кто являлся моим отцом, я в эти дни так и не понял. И лишь много позже узнал, что он погиб пару лет назад. Достался в качестве добычи пещерному льву…
Теперь у моей матери был другой мужчина. Немного моложе её и живший в «вигваме». На ночь мать уходила к нему. А я, чтоб не стеснять их там, ночевал в пещере.
Женщин в племени было гораздо больше, чем мужчин. Даже не две к одному, а ещё больше. Происходило это, вероятно, вследствие того, что жизнь мужчин подвергалась гораздо большему риску и опасностям, чем жизнь женщин.
И гибель моего отца была тому наглядным примером.
Вот потому-то взаимоотношения между мужчинами и женщинами были гораздо более свободными, чем это принято в так называемом «цивилизованном обществе». И это при том, что каждый мужчина имел постоянную женщину. Однако данный факт вовсе не был препятствием к тому, чтобы мужчина вполне мог провести акт совокупления и с так называемой свободной женщиной. То есть с женщиной, у которой не было своего постоянного мужчины.
Цель при этом преследовалась одна: рождение потомства. Потому как чем больше народу в племени, тем оно сильнее и обладает большей способностью к выживанию.
В отличие от «цивилизованного общества», в котором мужчины и женщины ищут себе новых сексуальных партнёров лишь для получения чувственного удовольствия и оттягивая как можно дальше срок рождения ребёнка. А то и вовсе отказываясь рожать…
Вероятно, в этом дикарском обществе женщины не боялись заводить детей ещё и потому, что род принимал на себя заботу обо всех детях, вне зависимости от того, кто являлся их родителями. И каждая женщина была уверена, что род позаботится и о ней самой, и об её ребёнке – в меру своих возможностей.
Потому как, повторюсь, жизнь каждого члена рода была ценна для всего сообщества в целом.
За время моего недомогания, кроме моей матери и друзей как-то раз подошёл и шаман. Видимо, для того, чтоб убедиться в верности своего диагноза.
Постоял, посмотрел на меня, послушал пульс(!), держа меня за запястье, прислушался к дыханию и, так и не сказав ни слова, ушёл.
…Вчера мы уговорились с Луром и Кассу, что сегодня сходим в лес поохотиться на кроликов. И вот теперь, накидывая на плечи нечто вроде индейского пончо, скроенного из выделанной шкуры горного козла, я размышлял, что меня ждёт на этой охоте. Подпоясавшись длинной полоской козлиной же кожи и натянув на ноги грубые полусапожки «из того же материалу», я сделал несколько разминочных движений, покачав корпусом из стороны в сторону и помахав руками. После чего взял в правую руку короткое копьё с кремнёвым наконечником и бросил через плечо ремень сумки. Придирчиво оглядев себя ещё раз, я побрёл к выходу из пещеры.
Пройдя между лежащими и сидящими тут и там соплеменниками, я выбрался из пещеры и, присев на камешек, оглядел окрестности, высматривая своих дружков.
«И куда это Лур подевался? – подумалось мне, – Опять на восход солнца смотрит? И Кассу тоже пока не видать…»
В ожидании друзей я сидел и смотрел на лес, на поле, на бескрайний горизонт, раскинувшийся передо мной. Солнце ещё только поднималось из-за хребта, отбрасывая свои лучи гораздо дальше того места, где стояли «вигвамы».
«Может, я рано поднялся, а они ещё спят?» – подумал я про друзей.
И уже совсем было собрался вернуться в пещеру для их розыска. Как вдруг немного выше по склону раздался лёгкий шорох, и вниз скатилось несколько мелких камешков.
– Кассу, – воскликнул я, уловив движение, – иди сюда!
И тут же увидел его, выходящего из-за кустов.
– Ты чего там прятался?
– Я не прятался, – ответил он, – мне надо было.
Я и так уже понял, чего ему там «было надо». Того же самого, что и любому из нас по утрам после пробуждения.
– Где Лур? – спросил я.
Кассу, присел рядом, положил на землю копьё и помотал головой. Он не знал.
Подождём…
Солнце уже почти поднялось над хребтом, когда из пещеры показался Лур. Приветственно помахав рукой с зажатым в ней копьём, он повернулся лицом к солнцу, раскинул широко руки и громко, протяжно пропел-прокричал что-то вроде «а-о-уа-а…», вскинул руки и потряс ими. Потом подошёл к нам и радостно улыбнулся.
– Долго спишь, – недовольно буркнул Кассу.
– Я не спал, – ответил Лур, – Мне Гукур сказал, какие травы собрать надо.
Поручения шамана надо выполнять. Тут не поспоришь. И не вина Лура, что нам пришлось его ждать.
– Просто мы же договорились идти в лес пораньше, – попытался я хоть как-то выйти из неловкого положения, – А солнце вон как высоко!
– А! – улыбнулся Лур, – да, я задержался. Мы идём?
– Конечно! – воскликнул Кассу, вскакивая с земли.
И первым припустил вниз по склону. Мы с Луром наперегонки бросились за ним.
Вы можете себе представить, как это здорово – опять оказаться в детстве!? Когда твоё молодое упругое тело на резвых ногах, кажется, не бежит по земле, а летит стремглав прямо по воздуху! Когда ты не чувствуешь ни ударов ступней по камням, ни усталости в мышцах! Когда дыхание твоё не сбивается и не прерывается шумным свистом в горле и одышкой в лёгких!
И ты быстрой птицей слетаешь по склону вниз, врываясь своим молодым стремительным телом в высокую траву, покрывающую всю долину до самого леса, и хлещущую тебя по бокам и рукам. А ты, не останавливаясь, мчишься дальше наперегонки со своими друзьями.
Пока, наконец, не падаешь на пружинящую зелёную перину вместе с ними, задыхаясь от смеха и нестерпимого приступа бурного веселья.
Хотели бы вы испытать подобное ещё хотя бы раз в своей жизни?
Тогда можете мне позавидовать. Я попал в детство во второй раз! Правда, оказалось оно гораздо более суровым и менее продолжительным, чем первое. Однако и отведённого мне времени вполне хватило для того, чтоб испытать истинное наслаждение от наших мальчишеских приключений и забав…
Вдоволь навалявшись в высокой траве и отсмеявшись, мы поднялись на ноги и продолжили свой путь.
Спустя какое-то время мы добрались до опушки леса, и присели передохнуть, а заодно – разработать план дальнейших действий. Потому что то, что мы собирались предпринять дальше, только называлось «охотой на кроликов». Однако более правильно наши действия можно было бы охарактеризовать как «бери всё, что попадётся».
А так как сумки наши не бездонные, и рук всего по одной паре на брата, необходимо было чётко определиться, что же конкретно мы «будем брать», а на что не стоит обращать внимание.
– Вождь со старшими охотниками за оленем пошёл. Или ещё за чем-нибудь, таким же большим, – сказал Лур.
– Ага, – согласился Кассу, – а молодые охотники пошли на реку, рыбу бить.
– Значит, мясо и рыба сегодня будут, – подвёл я итог, – что будем брать мы?
– Себе на обед забьём кроликов, – дополнил Кассу, – ту добычу, что охотники принесут, только вечером есть будем…
– Сколько кроликов? – поинтересовался Лур.
Кассу показал два пальца. Подумал и показал три.
Вывод: примитивным счётом мы уже обладаем…
– А где кроликов зажарим? – поинтересовался я, – В пещеру пойдём?
– В пещере не интересно, – поморщился Кассу, – лучше здесь, в лесу.
– Правильно, – согласился Лур, – я и Огненный камень с собой прихватил.
О как! У них и «огненный камень» имеется. Любопытно было бы взглянуть…
– Здесь разойдёмся, – сказал Кассу, взмахами руки указывая влево и вправо, – Завр туда, Лур – туда. Дойдём до реки. Там поедим.
Развернувшись в цепь, на расстоянии трёх десятков шагов друг от друга, мы двинулись в лес.
Шли осторожно, стараясь не ступить ненароком на сучок и хрустом его не спугнуть возможную добычу.
Поглядывая под ноги, я не только внимательно смотрел куда ступаю, но и выискивал знакомые мне грибы, годные к употреблению в пищу. Я не знал, едят ли их мои соплеменники, но в любом случае считал, что упускать такой возможности разнообразить наш рацион не стоит.
И не ошибся. Продвигаясь среди деревьев, я сумел отыскать несколько боровичков, сыроежек, а на поваленном дереве обнаружил и целое семейство опят. Сложив всё это в сумку, я двинулся дальше, поглядывая влево, на Кассу, мелькающего среди кустов. Тот, не смотря на свою массивность, мягко скользил среди деревьев, чуть пригнувшись и настороженно поглядывая по сторонам. Наверняка представлял себя уже взрослым, опытным охотником, выслеживающим добычу!
Лура я не видел. Он шёл ещё дальше, за Кассу.
Внезапно моё внимание привлёк странный шум, раздавшийся где-то впереди и справа. Вначале – короткий рык, потом вскрик, как будто ребёнка. Затем – недолгий треск и шорох. Через несколько секунд всё стихло.
По моим нервным окончаниям мощной волной пробежала целая гамма чувств: страх, боль, ярость, азарт – густо перемешанные между собой и до крайности обострённые. Чувства были не мои, а как бы пронзившие меня извне, от внешнего источника.
«Интересно, – подумал я, – что там?»
Меня вдруг взволновал азарт охотника и исследователя.
Забирая вправо, я двинулся к предполагаемому месту услышанного шума.
Буквально через полсотни шагов деревья расступились, и я едва не выскочил на небольшую прогалину, образовавшуюся в лесу непонятно по какой причине. По краям она поросла густым кустарником, что и укрыло меня от глаз главной действующей фигуры, расположившейся посреди этой самой прогалины.
Довольно крупный волк, подмяв под себя молодого козлёнка, передавил ему горло клыками и, время от времени тихо взрыкивая, прижимал бедолагу к земле. Козлёнок, завалившись на бок, уже почти не шевелился, лишь иногда взбрыкивая задними ногами и хрипло постанывая.
Волна охотничьего инстинкта накрыла меня с головой!
Замерев за кустом и боясь спугнуть зверя, я лихорадочно обдумывал, что делать дальше. Передо мной лежала целая куча мяса в виде забитого волком козлёнка. Нам троим за глаза хватило бы, и ещё осталось! Да и волка упускать не хотелось. Ведь волк – это, как говорится «не только ценный мех и шапка на зиму», но и уважение среди соплеменников. Завалить этого хищника в одиночку – для пацана вроде меня дорогого стоит! Уважение со стороны старших охотников и восхищение в глазах мальчишек (а также девчонок!) рода – серьёзный стимул для подвига!
Пока я раздумывал, козлёнок совсем перестал дёргаться. Волк осторожно разжал пасть, лизнул его в нос и настороженно огляделся по сторонам. Потом привстал, вновь ухватил добычу за горло и поволок к ближайшим кустам, немного левее от меня.
Стараясь не то чтобы не шуметь, а даже почти и не дышать, я начал осторожно перемещаться туда же, держа свой дротик обеими руками прямо перед собой.
Я не знал, как поведёт себя волк, если вдруг заметит меня. Может быть, бросит добычу и постарается скрыться. А может – и броситься в атаку, посчитав «мелкого человечка» не слишком опасным противником. А то и приятным дополнением к своему рациону.
Так или иначе, я должен был быть готов к любому возможному варианту развития ситуации.
Добравшись до кустов, волк опустил козлёнка на землю и прилег прямо на него передохнуть и оглядеться.
Я замер и отвёл глаза немного в сторону, чтоб, Боже упаси! не встретиться с ним взглядом.
Волчара поворачивал голову из стороны в сторону, нюхал воздух и едва заметно подёргивал кончиком хвоста. Что-то его нервировало. Возможно, он чуял чьё-то присутствие, но не мог точно определить, откуда исходит угроза.
Не шелохнувшись, я стоял всего в паре десятков шагов от него, прикрытый кустами. Чуть заметный ветерок дул от волка в мою сторону и сносил запах к прогалине. Искоса наблюдая за хищником, я ждал…
Полежав ещё немного и не обнаружив источника угрозы, волк немного успокоился и вновь ухватил клыками добычу.
Как только он выволок козлёнка из-за куста и оказался на относительно открытом пятачке среди деревьев, я отвёл руку назад и с силой метнул дротик, целясь ему прямо в бок.
Навыки, полученные пацаном при обучении у Старого Охотника, сработали!
Волк, отпуская свою жертву, прянул в сторону, но – не успел. Той самой доли секунды, что ушла у него на разжимание клыков, не хватило хищнику, чтобы уйти от удара каменного наконечника в бок. Пробив шкуру, дротик застрял в серой шкуре.
Яростно и пронзительно взревев, зверь крутнулся на месте, пытаясь зубами ухватить древко. И тут увидел меня, выступившего из-за куста. Оскалившись и злобно зарычав, он прижал уши и припал к земле.
«Бросится, – понял я, – раненный зверь, да ещё с добычей…»
В какой-то миг я даже пожалел, что вообще ввязался в это дело. Однако, как говорится, все мы крепки задним умом. Теперь надо было как-то выкручиваться…
Из оружия при мне оставалось только каменное рубило, лежавшее в сумке. Выхватив его оттуда, я зажал рубило в правой руке. Не спуская с хищника глаз, скинул с плеча ремень сумки и быстро намотал его на левую руку, намереваясь использовать саму сумку наподобие щита. Хоть какое-то прикрытие от острых клыков и когтей хищника.
Продолжая злобно рычать, волк припал к земле и, перебирая передними лапами, готовился к прыжку.
Глядя ему прямо в глаза, я сделал шаг навстречу. Ещё один… Ещё…
Кто сказал, будто животные не выдерживают взгляда человека и отводят глаза!?
Ничего подобного!
Волчара воспринял мой взгляд в упор как вызов и – бросился.
Я едва успел сунуть ему в пасть руку с сумкой, как тут же получил два удара передними лапами в живот. И в ответ влепил ему рубилом по боку. Каменное рубило – не самое лучшее орудие для того, чтоб со зверем в рукопашную драться. Но уж лучше оно, чем вообще ничего…
Отскочив в сторону, волк сначала припал к земле, потом метнулся вправо, влево и – замер, не сводя с меня злобных зелёных угольков. Шкуру я ему на боку всё же попортил. И теперь из раны понемногу сочилась кровь. А дротик мой во время драки выпал (видать, неглубоко вошёл) и теперь валялся неподалёку. Не спуская со зверя глаз, я осторожно шагнул к оружию, намереваясь вернуть его себе.