Андрей Бешлык
Самая короткая ночь
Смирные, но как всегда холодные балтийские волны омывали гранитную набережную и лапы глядевших в сторону Европы мраморных львов. Облака причудливо переливались от грозно-серого, почти чёрного цвета на теневой стороне до весело-оранжевого в местах, обласканных солнечными бликами. А ярче всех блестел шпиль Адмиралтейства. Часы немного лениво отстукали последний двенадцатый удар, после чего их механизм скрипнул, как могло показаться, с некоторым облегчением…. Это полдень в Петербурге? Вот и не угадали – в Петербурге белая ночь.
Потому и пусты многолюдные днём улицы северной столицы – особенно окраинные, где нет ночных клубов, а на некоторых даже и круглосуточных магазинов. Замерла и типовая серая многоэтажка, выстроенная приблизительно в годы рождения большинства её жителей…. Правильно, студенческое общежитие. Вообще-то, студенты – народ весёлый, может запросто погудеть и за полночь, но к 22-му июня самые безбашенные из них – пятикурсники успели не только получить свои синие (а кое у кого и красные) корочки, но и отпраздновать, и даже разъехаться по домам.
Смотрела на подсвеченные облака невидящими чёрными окнами и комната №912, хотя её обитательницы учились на 3 курса младше.
* * *
Двумя с половиной днями раньше, ровно в полдень в эту самую комнату ворвался маленький, но разрушительный ураган. Недаром американцы называют свои торнадо мелодичными женскими именами. Этот носил самое, что ни на есть студенческое имя Татьяна, и бурная её радость была связана с тем, что не далее часа назад она перешла со второго курса на третий – пришла свобода. Притворив входную дверь, она оказалась совсем одна в этих четырёх стенах: закадычную подругу Наташку или, на украинский манер, Наталку вчера вечером увёз отец, лично прикативший сюда, не жалея бензина, из Выборга.
Одним движением, ставшим за 4 семестра привычным до автоматизма, Таня плюхнулась на продавленную несколькими поколениями студентов кровать и одновременно отвернула тонкими пальцами нужное количество листов зачётки. Всё было так, как должно было быть – печать и подпись декана на месте. Но, странное дело, разглядывание этого пропуска в дальнейшую жизнь облегчения не приносило. Ощущение удушья исходило от воротничка блузки на размер меньше нужного. Девушка импульсивно расстегнула неподдающуюся пуговицу, с трудом утерпев, чтоб не разорвать это орудие пытки. За верхней последовали и остальные пуговицы дамского делового костюма, но и это было недостаточным облегчением от избытка тепла в изобилии отдаваемого расположившимся прямо над окнами полуденным солнцем. В Питере, как и во всех приморских городах, погода переменчива – во время экзамена хлестал ливень. «Повезло, – подумала студентка, глядя на подсыхающие у крыльца лужи, – не зря тянула с ответом до последнего. И гроза утихла буквально за пару минут до выхода из универа, и преподы слишком устали для «интенсивного допроса»».
Но с душной комнатой надо было всё-таки что-то делать. Тогда Таня, некоторым усилием стянув туфли на высоком каблуке, ловко вскарабкавшись на стол у окна, повредив накрашенный ноготь и отпустив «пару ласковых» производителям шпингалетов, так сильно дёрнула рамы, что оконные стёкла слегка задребезжали, ударившись о края проёма. От таких резких движений её немного качнуло. Наклонившись в проём и увидев нижние этажи, в её светло-рыжеватой голове шевельнулось неприятное, даже очень неприятное воспоминание: на первом курсе вот так же в окне девятого этажа стояла; причём из-за того, кто по меткому выражению Натки (эх, что бы без неё стало) не стоил и старых раздолбанных кед, в которых ходил на физ-ру. И случилось это ЧП именно в натахин день рождения – 9 октября; до сих пор вспоминать противно. Ладно, проехали. Забыли.
Через секунду Таня получила осязаемое доказательство того, как глупо в такой лазурно-солнечный день испытывать страх смерти. Подняв глаза к зениту, она увидела свет, не преломлённый грязно-мутными стёклами, затем прямо в лицо хлынул поток довольно свежего ветра (воздух после ливня был ещё очень даже прохладным). Блузка и юбка взвились как паруса – посыпались шпоры, принесшие ей «законную» четвёрку. Так недавно эти бумажки казались такими нужными (и, в общем, являлись такими), а сейчас годились разве что в качестве сувениров на память. Порывы, разгуливавшие по всей комнате, у одной стены разметали вьющиеся волосы хозяйки, у другой смешали её шпаргалки, листочки из блокнота и другие бумажки, сброшенные со стола, создавая хаос, который так понравился хозяйке после трёх недель жёстко регламентированной жизни во время сессии.
Внезапно начавшийся сквозняк распахнул входную дверь настежь. Татьяна, обернувшись, на миг спохватилась, что кто-нибудь может войти и увидеть её, м-м-м, не совсем одетой, но почти сразу снова расслабилась. Во-первых, парни из соседних комнат в большинстве своём сдали сессию и разъехались; а во-вторых, красивая от природы Таня не привыкла комплексовать по поводу собственного тела. Пусть заглядывают: им будет на что посмотреть.
Второй взгляд вниз был уже без опаски. Автомобили, припаркованные у входа, казались маленькими-маленькими. Ещё более далёкими и мелкими казались проблемы. Риторический вопрос: может ли вообще думать о проблемах студентка, сдавшая сессию без троек и предвкушающая летние каникулы с перспективой отдыха на море?
Но хорошего понемножку – вид из окна никуда не убежит, а поезд на Ригу отходит в 1400. Плюс поправка на очередь в кассе. Тише едешь – хрен куда доберёшься – это был её девиз ещё со старших классов школы. А вы как думали? Не будучи человеком действия, нереально поступить в Питер из провинции. Спасительные шпоры небрежно комом брошены в мусорную корзину. Переодевшись во всё джинсовое (для удобства быстрой ходьбы) и схватив собранную с вечера дорожную сумку, оставленную вчера именно в том месте, откуда легче быстро схватить, Татьяна застучала кроссовками по напольной плитке коридора. Через десять шагов вернулась проверить, надёжно ли заперта входная дверь. Лифт, как обычно, не работал, но нашёлся транспорт понадёжнее – упругие ноги, время от времени подкачиваемые в тренажёрном зале, которые безропотно перенесли тело по крутой лестнице. В холле ей пришлось на минуту остановиться, чтобы перекинуться парой приветливых слов со встречными ребятами и одарить счастливой улыбкой старика-вахтёра, ответившего собственной ухмылкой до ушей – несмотря на рабочий день и ранний час он уже успел где-то остограммиться.
Водители в Питере иногда обращают внимание на светофоры и знаки, и переход через улицу Таня прошагала, не останавливаясь и даже не снижая темпа. Отдышаться удалось только у метро. Скамейка у дверей станции выглядела соблазнительно, бег по улице с сумкой на плече давал о себе знать, к тому же лёгкие напомнили, что после экзамена не выкурено ещё ни одной сигареты. Перекур – отдых. И до самого первого сентября Таня была полна решимости отдыхать. Только по горячим следам сессии можно понять, какое это блаженство: глядеть, слегка прищуривая глаза, в бездонное небо и, ничего не делая, просто пускать туда дым. Но поезд не задержат даже ради такой красотки как она, да и от сигареты уже остался один фильтр. Она не знала фамилии инженера, который лет этак сто тому назад изобрёл эскалатор, но это не мешало пользоваться произведением его гениальной мысли.
В путь! Северная столица покинута всерьёз и надолго. Теперь на уме южные города, в частности Бердянск, где живёт её дядя (хотя главная цель, всё-таки, не он, а побережье тёплого моря). Но сначала действующая столица, в которой Таня собиралась пересесть на поезд, идущий строго на юг, заглянув, чтобы забрать кое-какие шмотки (а также, чтобы после долгого отсутствия повидаться с родителями) в родную хату в Псковской области.
Хатой называлась благоустроенная двухкомнатная квартира с раздельным санузлом. Поэтому удалось не только выбрать одежду для путешествия, но и постирать, и наконец-то полноценно помыться. Узнав, что единственная дочь заглянула всего на один день, родители, ясное дело, расстроились, но она собиралась к дяде – брату отца, который сам любил её как родную, поэтому дома Таню удерживать не стали и выдали на поездку ровно столько, сколько обещали отстегнуть в случае успешной сдачи сессии. Получилось значительно больше стипендии, так что подарок оказался самым сильным стимулом хорошо учиться в прошедшем семестре. Впрочем, отец, как и многие жители приграничного городка Пыталово, работал на таможне и в финансовом плане не бедствовал. Да и дядя считался довольно обеспеченным, по крайней мере, по стандартам Украины.
Следующая ночь в автобусе Псков-Москва не смогла перечеркнуть благотворных последствий, оказанных на Таню целыми сутками, проведёнными в родном доме. По крайней мере, москвичи и гости столицы (особенно горячие парни с Кавказа) смотрели на неё, не моргая. И пока она весь день 21-го любовалась московскими достопримечательностями, многие из столичных стражей порядка готовы были лишиться премии за право её обыскать. Но такого повода не представилось – её документы при любой проверке оказывались чисты.
* * *
Раннее утро не принесло желаемой прохлады. От душа, принятого в 7 часов, через 30-40 минут остались одни воспоминания. На калининградских окраинах это время называется час пик. Илья уже более 1000 раз ездил этим маршрутом и выделял в своём опыте несколько типов времён дня по степени забитости транспорта: час пик – живая картина штурма орденского замка; час треф – можно встать в стороне от прохода и, может быть, даже никто за весь путь не наступит на чистые туфли; час бубей – среди обилия стоячих мест иногда появляются сидячие; час червей – сидячих мест так много, что можно на одно из них плюхнуться, не опасаясь, что через остановку придётся уступать какой-нибудь бабуле (та найдёт себе другое). Но в утро этой среды случился час туза (минимум короля) пик. Илья просунул пакет с конспектом между какими-то жирными тушами и прижался к боковому окну, проверяя, все ли пуговицы на рубашке целы, потом лишний раз подивился прочности немецких стёкол, которые под таким давлением не треснули.
Когда он каким-то чудом выкарабкался на своей остановке, уже начиналось марево. Люди, переходящие площадь, представляли, как памятник маршалу Василевскому через секунду вынет платок из кармана шинели и начнёт вытирать с лица пот. Илья разделял общенародное мнение, что +31 вчера вечером – это жарковато. Единственное положительное, что он углядел в этом – то, что староста группы Ирка пришла на консультацию в прозрачном платье.
Корпус физмата раскалился не так сильно потому, что был выкрашен в белый цвет. Узкие окна аудитории №231 находились под самым потолком и не пропускали лучи пока ещё невысокого утреннего солнца, на преподавательском столе мерно гудели вентиляторы, и Алексею Дмитриевичу было почти комфортно. Но отвечающие студенты из-за нервного напряжения всё равно потели. Более нагретые слои воздуха поднялись кверху, где на галёрке сидел Илья и старательно скатывал с конспекта ответ на свой билет. Алексей Дмитриевич бродил вдоль первого ряда, постоянно напоминая о том, что списывать нельзя. Илья не был настолько наивным, чтобы полагать, будто к нему это замечание не относится: вряд ли преподаватель с более чем двадцатилетним стажем не видит. Но во втором семестре 3-го курса студенты, которые при ответе пользуются только своей головой, составляют явное меньшинство. Илья ещё раз перечитал написанное – всё понятно, кроме того, что ничего не понятно. Но в этой духоте он больше не выдержит ни минуты, поэтому пора отправляться навстречу судьбе, то есть за стол к Алексею Дмитриевичу. Хороший преподаватель при желании завалит любого студента – явно списывавший Илья получил столько дополнительных вопросов, сколько не слышал за все предшествующие 20 экзаменов вместе взятых. Далеко не на все из них нашлись ответы – строгий доцент заговорил о трояке. Ещё 1 вопрос на четвёрку – ответ неверный. Осталось 2 варианта: либо согласиться на 3 балла, либо попытать счастья на пересдаче в понедельник.
Илья ещё раз прокрутил в уме сложившуюся ситуацию. В день пересдачи он должен быть в столице – это не обсуждается. Бабушка из Риги неделю назад сообщила по телефону, что приглашение оформлено, и для получения визы необходимо его личное присутствие в посольстве. Но где зависнуть в Москве на целую неделю, пока в посольстве будет вылёживаться загранпаспорт? Единственно приемлемое место – в общаге у кореша Серёги, который учится там на курс старше. А Серёга сообщил по e-mail, что отчалит в Кёниг до 1-го июля (по-любому), значит прибыть 25-го – слишком поздно. С другой стороны, будет очень обидно из-за последнего экзамена остаться без стипендии – как назло учебный год разбит на 2 неравные части, и результаты летней сессии определяют следующие 7 месяцев, а зимней – только 5. Вспомнился прикол: экзамен – это беседа двух умных людей, а если один из них идиот, тогда второй не получит стипендии (явно не в тему потому, что сейчас было не до смеха). Тогда Илья предпринял последнюю отчаянную попытку. Пошарив рукой в кармане, чтобы достать носовой платок, он, якобы случайно, вытащил и уронил на стол прямо перед преподавателем железнодорожный билет, ради которого вчера по пути с консультации домой не пожалел времени заскочить на вокзал.
–– Что это? – спросил Алексей Дмитриевич, скорее формально, потому что он часто ездил в командировки, и билет на поезд был для него вещью очень даже знакомой.
–– Билет в плацкартный вагон до Москвы, сегодня в полчетвёртого уезжаю, – выложил начистоту Илья и через секунду для убедительности добавил: поэтому надо рассчитаться с сессией немедленно, без вариантов.
–– Значит, во время пересдачи вас не будет в области, – доцент по привычке попытался почесать бороду, которую давно сбрил….
«Ясен пень», – подумал Илья, но вслух не произнёс….
–– Тогда вот вам последний шанс: напишите явный вид компонент четырёхмерного тензора электромагнитного поля, – изрек, наконец, Алексей Дмитриевич.
