Что есть, что было, что грядет вовеки,
Все обнял тут один недвижный взор…
. . .
Все видел я, и все одно лишь было,
Один лишь образ женской красоты.
Безмерное в его размер входило…
О, лучезарная!..[20]
(Соловьев)
Облако светлое, мглою вечерней
Божьим избранникам ярко блестящее,
Радуга, небо с землею мирящая,
Божьих заветов ковчег неизменный,
Манны небесной фиал драгоценный,
Высь неприступная. Бога носящая!
Дольний наш мир осени лучезарным покровом,
Свыше ты осененная,
Вся озаренная
Светом и словом!
(Петрарка)[21]
Но Лермонтов не воскликнул:
Знайте же, Вечная Женственность ныне
В теле нетленном на землю идет!
(Соловьев)
Личная неприготовленность к прогреваемым идеям погубила его… И в конце концов:
А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг,
Такая пустая и глупая шутка!
Тем, кто не может идти все вперед и вперед, нельзя проникать дальше известных пределов. В результате – ощущение нуменального греха, странная тяжесть, переходящая в ужас. Прозрения вместо окрыления начинают жечь того, кто не может изменить себя. «Вот грядет день, пылающий, как печь» (Малахия)[22], – в душе мага. Обуянный страхом, он восклицает, обращаясь к друзьям:
Что судьбы вам дряхлеющего мира!..
Над вашей головой колеблется секира.
Ну что ж? Из вас один ее увижу я…
(Лермонтов)[23]
Быть может, он видел секиру, занесенную над собой? А вот уже прямо: