Андрей «АрыкЪ» Андреев
Собирай и властвуй
[Год двадцать четвертый] Второе дно
Играгуд, город-порт Кипелар
[1]
В небе над торговой площадью висят механические крылатки, от одной к другой тянутся транспаранты с ярко вспыхивающими объявлениями. На ближайшем к Руте можно прочесть: «Трактир «Левиафан» – лучшая в городе морская кухня». Мешают транспаранты очень даже, поскольку Рута и Тай на ходулях. Хорошо ещё, что ходули из волшебного дерева – свалиться с таких практически невозможно. У Руты трико золотистое, у Тая – красный и чёрный ромб, её от палящего Игнифера защищает обсидиановая звёздочка, его – зачарованный тенётовый платок. Для переговоров тоже есть вещицы – длинноговорители, исполнены в виде обруча.
– Не спи, лисичка, кинь «птичку» в музыкантов!
– Ха! По-твоему, это музыканты? – фыркает Рута. – Честно тебе говорю, я бы предпочла Лиру, Флейту и Виолу!
На подиуме троица, у каждого в руках большой мясистый лист. У первого из «музыкантов» листок волнистый, с колком и струнами, пиликает на нём, будто бы на скрипке; у второго – зубчатый, водит сверху вниз стальным прутом; у третьего – ни дать ни взять лопух, бьёт колотушкой. Рута тянет с пояса свёрточек величиной с конфету, в такой же яркой обёртке, дёргает за нить, подбрасывает. С лёгким хлопком в небе появляются соловьи, целая стайка, разливаются на все голоса, затем взрываются один за другим, распадаясь на десятки крошечных колибри. Колибри собираются в буквы, буквы вспыхивают, висят в воздухе какое-то время. Зеваки внизу громко хлопают, свистят, читают, водя пальцем: «Сегодня и только сегодня, не пропустите! Сладкоголосые сирены на четвёртой южной арене».
Прилавки более чем разнообразны: угол хиромантов отмечает огромная ладонь, вырезанная из друзы кристалла, торговцу зельями помогают живые щупальца, продавец сладостей защитил товар от мух и ос липким зонтом, звездочёт принимает в шатре-обсерватории.
– Эй, подружка, у меня тут неприятности, – звенит в обруче голос Тая, – муравьище с крючницей схватились, сожги их Страфедон!
– Ух ты! – выдыхает Рута. Взглянуть бы хоть одним глазком, но как не задирает голову, шатёр-обсерватория перекрывает весь обзор. Вот его бы Страфедон спалил, было б хорошо!
Как крючница, так и муравьище – животные волшебные, созданы при помощи чар. Первая – увеличенная до размеров коровы мокрица, второй – увеличенный до тех же размеров муравей. Используют и крючницу, и большого муравья для перевозки товаров – можно напрокат такую животинку взять, с почасовой оплатой, а можно, понятное дело, и купить. Стоят они дорого, потому и чар накладывают много. В том числе, чтоб ни на кого не нападали, однако, как вот выясняется, находит и на них.
«Хорошо же, – думает Рута, – свою потеху тогда устроим, раз поглядеть не получается!» Над шатром-обсерваторией подброшен свёрточек, и на полнеба вырастает полубык-получеловек со шкурой, как у ящерицы, по шкуре надпись на западном наречии: «Смертельный номер! Человек против динотавра! Каждый вечер на третьей восточной арене!».
– С ума, что ли, сошла?! – вопит Тай, – меня вот-вот растопчут, а она – хлопушки!
– Да не случится ничего с тобой, – хихикает Рута, – ты же акробат. А акробаты, сам говорил, всегда на четыре точки приземляются!
– Ага, на четыре головы, – раздаётся в обруче шипение. – Ну, погоди у меня, лисичка, отведаешь хлыста…
Большой зеркальный купол занимает место точно в середине площади, разбрызгивает во все стороны игниферовы лучи. Руту так и подмывает подбросить над ним хлопушку, посмотреть, что будет. Рука сама собой тянется к поясу, хлопает по нему, возвращается. Нет уж, дудки! Цверги – не люди, шутки лучше не шутить. Скорее всего, хлопушка и не взорвётся вовсе, но может взорваться и площадь, не исключено же.
– Не знаешь, случаем, для чего эти купола нужны? – спрашивает у Тая, когда тот догоняет.
– Тебе не всё равно?
– Любопытно же!
– Ну, не знаю, склады какие-нибудь…
Складов на торговой площади хватает и без зеркальных куполов: галереи в виде вытянутых мыльных пузырей и каменные кубы, коконы со стекающей со стенок слизью и покрытые инеем морозильные камеры… И ещё много, много вариантов. Отдельный ряд занимают голем-склады, и прямо здесь же работают артельщики – собирают сердце на заказ. Тай срывает с пояса хлопушку, подбрасывает на ладони.
– Может, не стоит? – предупреждает Рута, – не любят артельщики лишний шум.
– Чего бояться, мы же акробаты! – корчит рожицу Тай. – А акробаты всегда на все четыре приземляются, как кошки!
Вверх поднимается сотканный из света шар, взрывается дождём цветных осколков. Кружатся, как в калейдоскопе, собираются в слова: «Соревнование мастеров иллюзии на второй западной арене – вы не поверите глазам!».
– Да сколько можно! Держите их! Выбейте ходули!..
Со всех сторон рвутся гневные крики, прыгать и правда приходится, а потом бежать. Мимо лавок с амулетами, оружейных мастерских, парфюмерного угла, где можно приобрести духи и притирания хоть на каждый день из четырёхсот в году.
– Дурак! – Рута смеётся, бьёт напарника кулачком в плечо, – ходули им оставили!
– Подумаешь, ходули, – Тай поправляет платок на шее, – новые выдадут.
Бесконечной площадь только кажется, есть у неё край, уже близко. Слышно движение по оживлённой магистрали, видны пики цитаделей по другую сторону, а вот и подземный переход. Прежде чем спуститься, Рута подбрасывает последнюю на сегодня хлопушку, та разворачивается искрящимся серпантином, можно прочитать: «Арены Кипелара приглашают на ежегодный фестиваль циркового искусства. Только у нас, в том сверхгороде, где цирк и был придуман!»
[2]
Стены зала обшиты кристальными панелями, о цене которых можно только предполагать, длинные столы составлены квадратом, под самым потолком крест-накрест два каната. Рута, жонглируя ледяными булавами, скользит по одной диагонали, Тай, жонглируя факелами, по другой. В центре составленных столов клетка с открытым верхом, в ней гарпии, прикованные цепями к полу. То щёлкают игольчатыми зубами, то принимаются верещать в три голоса, то налетают друг на друга, размахивая когтями-крыльями, то смотрят, пылая алыми глазами, вверх. Пересекаются канаты как раз над клеткой – щепотка специй к цирковому номеру.
– Нет-нет, – мотала Рута головой, – я на такое не согласна! Это же смертельный номер получается!
– Спокойнее, лисичка, – подмигнул Тай, – у меня есть средство…
В одной его руке появилась машинка, похожая на миниатюрный иглострел, в другой – жёлтый пакетик.
– «Радуга», так? – догадалась Рута, – но она же запрещена…
– Только крайние варианты, красный и фиолетовый, – возразил Тай, – остальные можно, если в умеренных количествах.
– Ну, не знаю… – Рута почувствовала себя мышкой, принюхивающейся к кусочку сыра в капкане: пусть и понятно, что подвох, но устоять перед искушением – никакой возможности…
– Поверь, после этого, – Тай зарядил в машинку жёлтую иголочку, – сможешь не то что по канату – по потолку ходить!
– А если мне станет плохо? – она уже обнажала руку для укола.
– Не станет, – заверил Тай с видом знатока. – Вся прелесть в том, что действие только на астральный узел, строго на один…
Принцип, сковавший города Плеяды в одну цепь, гласит: в движении – жизнь. Герб же украшает акула – с огненным плавником, Кристальными зубами, чешуйчато-чёрным телом. Кушанья на четырёх столах, соответственно, расставлены так, чтобы не сидеть на одном месте, а переходить от стола к столу. Мужчины, негромко переговариваясь, щеголяют заключёнными сделками, дамы, унизанные украшениями, щеголяют мужьями и вечерними платьями. На канатоходцев смотрят скорее со скукой, чем с интересом, однако декада циркового искусства, извольте помнить, и не пригласить циркачей – плохой тон. Руте всё равно, смотрят на неё или нет, скользит слева направо, справа налево, булавы с каждой новой встречей на перекрестье по одной переходят к Таю, факелы – к ней.
– Расскажи ещё о «радуге», об астральных узлах, – попросила после того, как ощутила действие жёлтой иголочки, после танца на канате, танца на острие иглы.
– Да я и сам по верхам только, – пожал плечами Тай, – есть семь точек, каждая со своим цветом.
– Какой цвет у узла, такой и у «радуги», так?
– Ага, первый здесь, – Тай приложил руку к промежности, – цвет его – красный.
– Даже не буду спрашивать, – хихикнула Рута, – почему красная «радуга» под запретом.
– Давно хочу попробовать, кстати, – Тай приблизился, понизил голос, – но достать очень сложно…
– Ладно тебе, не отвлекайся, – оттолкнула его Рута, – продолжай.
– Ага. Ну, чего, второй узел здесь, – Тай коснулся поясницы, – цвет его зелёный. Связан, насколько понимаю, со сном, потому что зелёная «радуга» аккурат сладкие сны и дарит.
– Получается, цвета перемешаны, – спросила Рута, – не как в настоящей радуге?
– Да как сказать, – призадумался Тай, – только зелёный с оранжевым и переставлены. А так нормально всё…
– Угу, дальше.
– Третья точка прям-таки точка и есть – пупок. Цвет – жёлтый, на что влияет, и сама теперь знаешь, если судить по «радуге».
Рута прикрыла глаза, вспоминая ощущения после укола: из области над пупком светил маленький Игнифер, из-за чего всё казалось чуточку жёлтым. Меняя направление луча, выбирала чувство, меняя же яркость, делала его острее или тише.
– Четвёртый узел – сердце, – продолжал Тай, – цвет – оранжевый. Сам не пробовал, но говорят, оранжевая «радуга» – сильный афродизий.
– Что такое афродизий? – Рута изогнула бровь.
– Любовное снадобье, лисичка, такие вещи нужно знать.
– Угу, запомню.
– Пятый узел – шея. Или целиком, или гортань только, не знаю. Цвет – голубой, а влияет, кажется, на волю и общение.
– Тоже не пробовал?
– Не-а. А зачем? Стоит слишком дорого, а эффект сомнительный.
– Ладно уж, рассказывай о двух последних точках.
– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, – Тай скорчил рожицу. – Шестая точка – лоб, цвет – синий, мысленная энергия и всё такое прочее. Слышал, если оприходовать синюю «радугу» как следует, можно внушать свои мысли другим.
– Жуть какая, – Рута поёжилась, – не хотелось бы с таким «внушателем» рядом оказаться…
– Ага, и не говори, – согласился Тай. – Седьмой узел, он же коронный – макушка, цвет – фиолетовый. Больше сказать ничего не могу, ибо и сам не знаю.
Цверги не покинули Играгуд в эпоху Кровавого времени, осталась и часть людей. Плавания, скорее всего, испугались ещё больше, чем выбросов и чудовищ, но цвергами сей поступок был высоко поощрён: разрешили поселиться в большинстве своих сверхгородов, или мегаполисов. От тех то ли смельчаков, то ли трусов и вели свой род магнаты, богатейшие из людей. Оно и понятно, ведь именно в Играгуде берут, так сказать, начало все волшебные вещи, лучшие мастера артефактов тоже собраны здесь.
– Почему, обладая такими средствами, – спрашивает Рута у Олдоса, – магнаты ещё не купили весь мир?
Её первая ночь в Кипеларе, от изобилия и роскоши кружится голова.
– Может, – отвечает тот, покрутив ус, – есть вещи, которые не продаются?
– Да ну, – фыркает Рута, – сказочки!
– Кхм, тогда так: великолепнейший дворец Плеяды возведён на фундаменте цвергов, а с ними шутки лучше не шутить. Кто знает, как отнесутся к купле-продаже мира? Хотя есть ещё и третий вариант…
– И какой же?
– Мир давно уже куплен.
Приняв последний факел, Рута скользит в свой угол, номер завершён. Спускаются с Таем, раскланиваются, жидкие аплодисменты. Подходит виновник торжества, один глаз у него цвета ярко-синего, как василёк, другой – зелёный. Растягивая губы в неестественно широкой улыбке, бросает горстью артефакты…
[3]
Круглая комнатка, круглое ложе в её середине. С потолка на длинном стебле свисает пышный цветок, похожий на пион, слабо светится розовым, плиты пола покрывают мягкие ворсинки. Рута и Тай не одни, с ними два красных пакетика, а также маленький иглострел.
– Давай отметим отъезд, – предложил он. – Так, чтобы запомнилось.
– Давай, – согласилась она.
Красная «радуга» под запретом, но у Плеяды две стороны, и то, что не достать обычным путём, можно получить через Тенёту, она же Теневая Плеяда.
– Раздевайся, – говорит Тай, заряжая машинку сразу двумя иголочками, в голосе лёгкая дрожь.
Рута расстёгивает пояс, освобождается от трико, на правом плече искусно выполненная татуировка в виде лисы с огненным хвостом.
– Дай-ка и я тоже, – глаза Тая блестят, трико в красный и чёрный ромб срывает судорожно, – а то потом, боюсь, будет поздно.
– Ты и меня, и себя уколешь? – спрашивает Рута, облизнув пересохшие губы.
– Ага, попробую, – Тай растирает белого единорога на своём правом плече, – только надо быстро.
Принимает иголку волшебного льда лиса, принимает единорог. Рута чувствует, как рыжая бестия, спрыгнув с плеча, бежит вдоль позвоночника, поджигает астральные узлы один за другим. Скользнув по промежности, огненная лисица забирается внутрь и мир становится красным – красный свет капает с цветка, красный пух на плитах пола, огненно-красная кровь в жилах самца напротив…
– Арргх!..
Рута рычит, кусается, словно гарпия, самец отвечает тем же. Обоих переполняет пламя, изливают друг в друга. Круглое ложе стонет, с трудом выдерживая схватку зверя со зверем: вверху то один, то другой, то сходятся, то расходятся. Грозный рёв сменяется жалобным визгом, судорожное дыхание – слитными стонами. Красное заполняет комнату, крошит потолок, бьёт вверх фонтаном. То ли кровь, то ли огонь, то ли всё вместе. Сдавленный крик, хрипы, затем тишина…
Рута приходит в себя на полу, щека прилипла к ворсинкам. Ищет трико, находит, плохо слушающимися руками натягивает. На ложе она при этом не смотрит. Мир по-прежнему красный, запах крови разжигает угасшее было желание вновь. Схватив зачем-то пояс, Рута вываливается из комнатки – быстрей отсюда, как можно быстрей!
На ночных улицах и людно, и светло, и шумно.
– Неважно выглядишь, куколка, не помочь? – кто-то спрашивает.
Рута трясёт головой, пытается убежать, но ноги не слушаются – падает. Её поднимают – визжит, вырывается, затем мгновение бархатной пустоты, и она уже в другом месте, в грохоте фейерверка, гомоне толпы. Задирает голову, смотрит: в небе расцветают астры, розы, хризантемы, сотканные из пламени. Мир начинает вращаться огненным колесом, Рута падает, её долго, мучительно рвёт. Сворачивается после клубком, снова бархатная пустота…
На этот раз Рута приходит в себя на безлюдной дороге, поднимается, куда-то бредёт. Видит зеркальный купол, совсем маленький, и – удивительно! – никого рядом. «Один раз живём, – мысль вспыхивает красным огнём, – нужно попробовать…» Рука тянется к поясу, вынимает из гнезда самый большой свёрточек. Рута дёргает нить, размахивается, бросает, ждёт. Хлопушка бессильно скользит по зеркальной поверхности, падает, пыхтя дымом.
– Ну, давай же, – шепчет Рута, – взрывайся…
Вместо хлопушки, однако, ярким белым светом вспыхивает купол. Рута растворяется в этом белом, исчезает.
[Точка отсчёта-2] 3т
Проникая в узор своих прошлых жизней, испытываешь странное чувство: ты, и в то же время не ты, совершенно другой человек. Вот передо мной матрёшка, подаренная Руте Кунгом, исполнена очень искусно: первая из фигурок, самая большая, выкрашена в тёмно-красный, у второй верх зелёный, низ – перьями серого, словно бы она поднимается из пелены Эфира, и, наконец, третья, наименьшая, покрытая золотой краской, символ средоточия, астрального тела. И это в ту пору, Ментал, когда людская магия ограничивалась, по большему счёту, алхимией и стихийными чарами! С каким интересом прикоснулась бы я к узору неведомого мастера, но возможности такой нет, потому что у Руты матрёшка интереса не вызвала, след очень бледный, ментальные нити буквально тают. Зато много ярких нитей от редкой по тем временам ткани тенёты, от различного рода безделиц и украшений, от листа волшебного льда, оправленного в оконную раму – словом, всего того, что не вызывает ни малейшего интереса у меня. Воистину, два разных человека…
Но вернёмся к матрёшке, одной из самых простых, и в то же время одной из самых глубоких по проникновению в суть магии игрушек. Спроси, Ментал, что есть черта, проходящая по поясу каждой из фигурок, кроме самой маленькой, и я отвечу: Разделение. Манипуляции мага, если говорить просто, сводятся к одному: убирать верхние части своих матрёшек одну за другой, делая активным то или иное из «внутренних» тел. Основа же, нижняя часть, остаётся одной и той же – Сущее, физический мир. В этой связи интересно рассмотреть Цепь миров, или же Определённое, если использовать терминологию цвергов. Пусть как для модуля, для меня здесь ничего нового, испытываю потребность провести краткий обзор.
[Ментальная модель-1] Цепь миров
1) Сущее.
Из планов мироздания Сущее, или физический мир, самый простой, самый грубый, и в то же время это конечная точка Цепи, протянувшейся из Элементала. Другими словами, Сущее двойственно: примитивно и хрупко, но исключительно, потому что конечно. Именно оно, расположение с противоположного конца Цепи миров, нивелирует простоту и грубость физического плана, уравнивает с остальными.
2) Эфир.
Как зародился эфирный план, с чего начался? Полного знания у меня, конечно же, нет, но могу предположить с большой вероятностью. Вначале то был мир-подложка, мир-буфер между грубой материей Сущего и тонкими материями Астрала, но постепенно, с течением времени, Эфир обрёл своё бытие. Уместнее всего сравнить его с зеркалом, так много и так долго отражавшем живое, что и само в конце концов ожило.
Эфирное тело человека имеет вид серого силуэта, или же облака, с подобием закрутившихся в воронку вихрей на месте астральных узлов. Посредством эфирных тел Эфир берёт энергию для себя, чаще всего через сон. От простых снов, принадлежащих миру физическому, эфирные отличаются большей яркостью, глубиной, необычностью. При этом Эфир не поглощает силу бездумно, первостепенен для него всё же баланс. К отдельной категории стоит отнести сны вещие, они же астральные, когда через эфирного двойника человек соединяется с одним из своих астральных тел, а то и с ментальным.
Некромантам, или эфирным магам, от Эфира приходится защищаться, поскольку берут из него больше, чем обычные люди, а значит может взять больше и сам план. Помимо плоти Эфира некромантам открыты и токи эфирных энергий, которые воспринимают в виде изумрудно-зелёных искр. Порой, в силу тех или иных причин, из искр образуются сущности, самостоятельные как по отношению к Эфиру, так и по отношению к Сущему. На взаимодействии с ними и стоит некромантия.
3) Астрал.
Если представить высший из миров, Элементал, в виде точки, ядра, то Астрал предстанет в виде диска с данным ядром в центре. Вернее сказать, его основная, срединная часть. Ещё две части Астрала – отходящие от диска полусферы, в центре каждой тоже по точке, ядру – Сущее и Эфир. Тот свет, что заполняет полусферы и пронизывает диск – астральные нити, связующая планы среда. В том и состоит основное предназначение Астрала – связывать, соединять, откуда и его второе название – Сопряжение.
Астрал – мир-перекрёсток, мир-скрепы, как в отношении планов мироздания, так и в отношении всего того многообразия, что их населяет. У человека три астральных тела и семь астральных узлов, через которые остальные тела – физическое, эфирное, ментальное и высшее – соединяются вместе, образуя систему столь же слаженную, сколь и сложную. Благодаря тому, что астральных тел три, астральный маг может находиться на трёх планах одновременно. Связи Сопряжения такой маг воспринимает не беспорядком, а в виде узора или мелодии, способен не только прочесть или услышать, но и, что самое главное, продолжить, повести свою тему. В том и состоит суть астрального волшебства.
4) Ментал.
Единственный из Цепи, ментальный план не есть мир отдельный, и подобен эдакой запоминающей ленте, проходящей между Сопряжением и Элементалом. Своего рода накопитель Творца, в котором собрана информация по каждому событию за все времена, и продолжает, продолжает собираться. Спроси, Ментал, кто прародитель разума, и я отвечу: ты. Присущи ментальные тела исключительно существам разумным, ментальная энергия и есть энергия мысли. Если же говорить не о полноценном ментальном теле, а только о зачатках разума, то встречаются они довольно часто, как у представителей животного мира, так и у представителей мира растений.
Что до ментальной магии, то возможности она даёт более чем широкие – телепатия, телекинез, ментальная телепортация. Но высока и цена: обладатель такого дара очень быстро сходит с ума. К счастью, решение было найдено, его мне вручило само провидение.
5) Элементал.
План Стихий, или Элементов, есть высшая точка Цепи, пик. Здесь берут начало пространство и время, здесь находятся обители богов и обители душ. Всё это требует обстоятельного разбора, аспект за аспектом, потому об Элементале поговорим отдельно. С новой секции, новой точки отсчёта.
