Андрей Андреевич Вознин
Время
Я с удивлением посмотрел на бессмертного Гектора. Тот печально развел руками:
– Раз болезни теперь не могли развиваться во времени, то оказались побеждены раз и навсегда единственным указом Верховного. А медицина замерла в стазисе. Там же, то есть в прошлом, остались образование, как среднее, так и высшее, а так же выезды на пикники, показы мод и развлечения. Повезло только еженедельному балу – его не успели завершить к часу икс…
Пока я туго соображал, наверное парализованный замороженным временем, Гектор молчал, наверное, углубившись в счастливые воспоминания…
– Постой, это что… Бал ещё идёт? – До меня наконец дошёл пугающий смысл последних слов.
– Ага. И весь бомонд там. А уйти с бала Верховного, это проявить открытое пренебрежение, со всеми последующими оргвыводами. Правда, вышка, по понятным причинам, замораторена, но найдутся и другие методы убеждения для явных диссидентов.
– И что? Они там до сих пор танцуют?
– Ага. Пляшут. Вповалку… – захихикал Гектор.
Живо представилась зала, заполненная разодетыми дамами, галантными кавалерами. Прокрутил мысленно картинку на полгода вперёд и… О, ужас! Бал призраков.
Мои собственные шишки и ссадины мгновенно перестали беспокоить.
– И что? Никто не борется с этим произволом?
– А как? Когда время бежало, все были довольны – элита наслаждалась своим правом бездельничать, и я не замечал шибко возражающих. А когда время остановилось, любой прогресс в социальной жизни окончательно застопорился – они же там, застряли на бесконечном балу… Кхм-м. Ни до того им теперь. Танцуют аки загнанные лошади.
– Да их там хотя бы кормят? – проявил чуток сострадания я.
– А то как же. Всё-таки бал Верховного. Хотя… – Гектор многозначительно замолчал.
– Ладно. Самые активные заняты. Но как же другие социальные группы? – Журналистский запал подталкивал меня к углублению вопроса. – Так никто и не выступил против?
Гектор с явно выраженным состраданием посмотрел на меня.
– А ты много знаешь примеров революционной деятельности, зародившейся в среде пролетариев и мелко служащих? Им же некогда этим заниматься. Во все времена протестами занимались самые неудовлетворённые слои общества, имеющие неограниченный ресурс свободного времени – то есть, та самая элита. История полна примеров, когда непосредственную угрозу благополучию государства несли наиболее приближённые круги, в силу каких-то обстоятельств потерявшие место у госкорыта. Разве что, не всегда с открытым забралом…
– Ну, ваше-то государство нельзя назвать благополучным.
– Теперь, да. Но у всех заинтересованных теперь банально нет на это времени.
Поражала обречённость всякой протестной деятельности. И мне начало казаться, что кошка сдохла совсем не просто так. А очень даже кстати.
– Хотя. Я знаю тут одного. Оппозиционера. Могу познакомить.
– Давай. – Обрадовался я. Материала у меня набиралось уже на приличную статью.
Оппозиционер в одиночестве сидел на бревне и остервенело грыз недопечёную крысу. Создавалось впечатление, что таким незамысловатым образом он не просто вкушал, а беспощадно боролся с кровавым режимом… Или даже с двумя… При чём одновременно.
– Карл, позволь тебе рекомендовать журналиста с Земли, – представил меня Гектор.
Я слегка поклонился. Карл мельком скосил глаза, и продолжил, громко чавкая, свою борьбу. Мы с Гектором примостились рядышком на нагретом Ярилом камешке, ожидая окончания трапезы. Наконец, зачищенные до белизны косточки были отправлены в костёр, измазанная сажей правая рука лениво обтёрта о штанину и протянута мне для пожатия. Скрепя сердце я сжал податливую как воск ладошку.
– Карл. Непримиримый борец…
– Борец… С чем? – наивно уточнил я.
– С повсеместным засильем дикого произвола. Я задыхаюсь в этом стоячем, затхлом пруду. Мне нужна свобода, свежий ветер перемен, – начал бодро излагать свою платформу оппозиционер, – Даже ураган. Что сметёт это недоразумение…
Не прекращая ораторствовать, Карл нырнул рукою в короб, стоявший между его ног, и извлек оттуда за шкирку живой серый комок. Ловко треснул о торец бревна, отчего испуганный писк крысы тут же прекратился. Ободрал и распотрошил тушку, насадил на вертел. Аккуратно разместил над костром. Местный оппозиционер, на удивление, оказался человеком реального дела.
– И мне не страшны все эти соглядатаи, охранители и прочий аппарат принуждения… И угнетения…
Жарящаяся тушка начала благоухать ароматами свежего бифштекса. Чтобы отвлечься от урчания в животе, я перебил интервьюируемого:
– Можете подробнее рассказать о методах вашей борьбы? Читателям будет интересно, так сказать, услышать из первых уст…
Карл быстро стрельнул покрасневшими от дыма костра глазами на Гектора, тот в ответ кивнул головой – мол опасаться нечего, наш человек…
Непримиримый борец тем временем деловито снял с вертела слегка обжаренную тушку.
– Хр-м… – С аппетитом начал вгрызаться крепкими зубами в наспех приготовленный шашлык. – Их надо кушать прямо с мелкими косточками. Хр-м, хр-м… Там костный мозг… Хр-м… Полезен для интеллектуальной деятельности… Хр-м…
Мы с Гектором сидели на тёплом камешке и наблюдали за этим завораживающим процессом. Была всё-таки в Карле какая-та притягательная сила – то ли брызжущая через край энергия, то ли располагающая непосредственность.
– Спрашивайте. Вы мне не мешаете… Хр-м… Хр-м… – И жалкие остатки обглоданного скелетика полетели в костёр.
– Каковы ваши цели, задачи? Есть готовый базис, платформа? – Я наконец взялся за привычное дело.
– Чего-о?
– Каковы ваши ближайшие планы. Какие перспективы оппозиционной деятельности? Чувствуете прессинг со стороны властей?
– Непрерывно… Поесть спокойно не дадут. Вы же ощущаете эту гнетущую атмосферу неведомого присутствия? И шага нельзя ступить без соглядатаев…
Карл демонстративно оглянулся. Мы сидели в неком подобии атриума, отгороженные от остальной свалки старыми строительными отходами: горой щебня и переломанными бетонными конструкциями. Кругом ни единой души, что даже было как-то странно, учитывая уплотнённую заселённость полигона.
– Слышите? – Оппозиционер замер, пытаясь уловить малейший шорох от неосторожных шпионов Верховного Правителя.
Я так же попытался приметить скрытых соглядатаев… Напрасно. Только поднявшийся ветерок мёл мелкую пыль.
– Приходится вот скрываться… Здесь… Вся моя жизнь, деятельность направлены на борьбу с режимом…
Стоит отдать должное, язык у Карла был подвешен что надо. Молол он им также ловко, как шутя разгрызал мозговые косточки.
– Но только одна мысль, что благодаря мне… Моей работе… Они не могут беспечно спать, есть, танцевать… Она наполняет меня уверенностью в своей окончательной победе…
– И всё-таки, можете поподробнее рассказать, благодаря чему вы рассчитываете на победу? Какие легальные методы борьбы остались? Профсоюз же в нынешних условиях ничем помочь не сможет. О какой забастовке может идти речь, если заводы и так не работают?
Карл с усмешкой посмотрел на меня, совсем как смотрят на глупых детей взрослые родители.
– Конечно же революция. Народ должен восстать. Вся эта бесспросветность, террор, ограничение свобод неминуемо приведёт к вспышке народного гнева, который девятым валом прокатится по всем этим Министерствам, Ведомствам и органам принуждения. И побегут они как крысы с корабля…
И чем больше я слушал речи революционера, тем более мне казалось, что куда-то ни туда ведёт этот оратор…
– И ничего, что я пока ещё скрываюсь, живу в подполье, питаюсь, как…
Он помолчал, наверное в уме прикидывая сколько тушек крыс недавно схомячил.
– Архиважное в нашей ситуации дело – запустить естественный ход вещей. То есть время. Власти выгодно, когда всё стоит замороженным. Процессы, конечно, идут – ничто не в силах остановить прогресс. Но закапсулировав планету в некий пузырь с нулевым вектором времени, Верховный получил отсрочку от неизбежного…
– И как это сделать?
– Только разъяснительная работа, агитация – вот два столпа для вызревания революционной ситуации…
– А как это поможет?
– Народ должен увидеть выход их этого временного тупика. А когда он поймёт, что есть куда двигаться, он пойдёт, буквально побежит в светлое завтра…
– Хм-м-м, побежит? А чего сейчас сидит ровно?
– Картинка окружающего мира не позволяет. Всё вокруг буквально кричит – Время, стоп! А должно кричать – Время, вперёд!
Я огляделся. Здесь, впрочем, как и везде, ничто не кричало нужного слогана из далёкого-далёкого прошлого, когда государственная пропаганда заставляла лететь неподатливое время. Но потом что-то изменилось. Ни так, конечно, буквально как здесь.
– А вы не боитесь, что сюда нагрянут жандармы? – Меня настораживала такая вот открытость проживания столь ярого борца с режимом.
– Да кто ж сюда по доброй воле сунется-то? Ха-ха! – в голос захохотал Карл.
Я удивлённо посмотрел на Гектора. Тот пожал плечами.
– Простите, я не понял, а что мешает полиции сюда нагрянуть?
– Так тут такая радиация… – Карл кивнул головой на обломки бетонных конструкций. – Это же остатки первого реактора, взорвавшегося на первом году заселения планеты… И сидите вы на куске фундамента.
Меня аж подбросило. Чёрт! Так это, оказывается, не Ярило грело камушек под задницей… Я вспомнил, что меня ждут срочные дела и быстро свернул интервью.
– Ты-то, что сразу не сказал про радиацию? – с упрёком обратился к Гектору, когда мы выбрались из радиоактивного атриума.
– Я и сам не знал. Это он с тобой разоткровенничался, а мне ничего не говорил. Стал бы я к нему заглядывать, зная про обломки реактора? Мне волосы на голове дороги как память. – Гектор осторожно подёргал свою шевелюру, проверяя насколько прочно там всё сидит.
Я же попытался прочувствовать – тлеет ли где-нибудь внутри тихий огонек ни с того ни с сего схлопоченной радиации. Вроде бы организм функционировал в привычном ритме – ни явного жара, ни чрезмерной потливости, ни тем более тошноты… Только вот голова слегка кружилась. Но это было нормально – я тут с первого дня в таком состоянии пребываю…
Расклад политической жизни мне был ясен – элита «развлекалась» на затянувшемся балу, их оппонент трескал крыс и готовил почву для восстания, народ же безмолвствовал и выживал. В общем, всё как и везде. Даже некоторые нюансы в виде остановки времени ничего кардинально нового не привнесли в политическую жизнь местной колонии.
– Какие у вас тут ЕЩЁ достопримечательности? – спросил я у Гектора.
– Ещё наши достопримечательности висят над головой и угрожают снести город с лица планеты, – собеседник печально кивнул на промышленного монстра в небесах.
– А туда, вообще, реально попасть? Посмотреть как да что…
– Раньше строго охранялось. Теперь же не знаю. Давно не был.
– Может, сходим, по нашему – по журналистки разнюхаем?
Гектор задумался.
– А что? Идём.
И мы двинули…
За те дни, что я провёл на мусорном полигоне, в городе ничего особо не изменилось – кругом запустение с унынием, и периодический страшный грохот с небес. Разве что стараниями «Благоустройства» прибавилось фальш-фасадов. Видимо, городу светило уже в ближайшее время перейти в разряд полностью нарисованных.
– Наш «танцпол», – усмехнулся Гектор, когда проходили мимо ничем не примечательного двухэтажного здания. По правую и левую стороны «танцпола» миражами колыхались нарисованные фасады. Видимо, Бог покуда был на стороне элиты. Хотя… Может, только пристреливался.
– Сможем зайти? – спросил я у провожатого. – Интересно, как там бомонд ваш зажигает…
– Запросто. – Пожал плечами Гектор. – У меня абонемент на все правительственные мероприятия.
И мы зашли…
Внутри невольно припомнилась двадцать восьмая строфа у Пушкина:
… Вошёл. Полна народу зала.
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота…
Всё в точности как у классика – и полна, и греметь устала, и теснота… Только вот с мазуркой не задалось – толпа большей частью лежала или сидела прямо на полу. Ничего не делание возведённое в абсолют. Интересно, как бы местные реалии нашли отражение в стихах великого поэта?
Присутствующие на «балу» ныне ничем не отличались от пассажиров на Кносс – те же обвисшие и посеревшие одежды, усталость и налёт прогрессирующего сумасшествия на исхудавших лицах. Беспощадное время запросто стирало различия между элитой и простым народом…
– Подскажите, а когда будет вторая часть марлезонского балета? – Кто-то коснулся моего плеча невесомой рукой.
Позади стояла женщина в когда-то расфуфыренном наряде. Только вот лучшие времена того платья давно прошли, и теперь оно висело бесформенным мешком на исхудавшем теле. Была ли его хозяйка привлекательна? Сложно сказать – дорогой макияж давно стёрся, кожа на щеках обвисла, от дизайнерской прически осталось что-то похожее на гнездо аиста да ещё этот знакомый отблеск безумия в глазах. Дежа вю… Тьфу-тьфу…
Внезапно с поразительной ясностью осознал, что на этой планете я уподобился белке в колесе – не могу никак выбраться из бесконечного круга. Время здесь и вправду замерло…
– Подскажите, а когда будет вторая часть…
Я подхватил Гектора под руку и ретировался подальше от «поехавшей» любительницы марлезонского балета. Оставалось только пожелать ей наконец-то утанцеваться всласть – времени у неё на это баловство немеряно.
– Ага, вон во фраке, лысый, сидя спит на паркете у окна – это сам префект, – мой коллега начал заочно знакомить с лучшими людьми города. – Дама в одной туфле, что удобно устроилась на подоконнике, наш главный финансист. А там…
Но Гектор не успел рассказать, кто «там», как неожиданно всё пришло в страшное движение – люди без видимой причины повскакали с мест и дружно кинулись в дальнюю часть залы. И там образовалась приличная такая куча-мала с собственной внутренней жизнью – непрерывно пихающаяся, иногда лягающаяся и покрикивающая. Этакая простая амёба, с шевелящимися псевдоподиями, эндоплазмой и ядром-префектом.
– А где сам Верховный?
– В траурной резиденции. Скорбит.
– А-а-а. Ясно. – И предложил Гектору, – Пойдём, глянем, что там толпа возбудилась.
– Не стоит. Забыл побоище на свалке? А здесь будет даже хуже – это хавчик принесли…
И я уже совсем иным взглядом посмотрел на высшее общество, ставшее единым питающимся организмом…
– Да-а, уж. Хемотаксис в чистом виде.
– Ничего удивительного, – поддакнул Гектор. – Посиди здесь безвылазно полгода, и сам превратишься в протея.
Мешать приёму пищи, интервьюируя попавших в ловушку танцпола, благоразумно не стал – шишек и ссадин, мне хватило на пятилетку вперёд. И мы ретировались с бала под громкое чавканье, ругань и склоки бомонда…
Ограда вокруг завода местами покосилась, кое-где упала или уронили, предоставляя прекрасный проход на территорию. И мы приняли приглашение.
– Там заводоуправление. – Гектор рукой указал на высокое полностью застеклённое здание. – А там диспетчерская.
Первым делом мы попытались попасть в Управление. Но все двери оказались накрепко закрыты. И ни души кругом.
– По-моему, в диспетчерской кто-то есть. – Гектор кивнул на высокую башню, по виду напоминавшую командно-диспетчерский пункт космопорта.
