Андрей Андреевич Вознин
Время
– Труд. Это непрерывное делание предметов материального быта. Мог ли он создать из примитивной обезьяны высшее существо… Homo Sapiens? – Обильный обед у значительной части человечества обычно вызывает лёгкую сонливость и временное отупение, но только не у местного последователя Диогена. – Однозначно, нет. Только непрерывное шевеление извилинами способно подчинить картинку внешнего мира. Как потреблённая пища у неподготовленного индивида создаёт иллюзию усталости и сонливости, так и физический труд гасит волны интеллекта иллюзией достаточности для существования человеком…
По мере разлива красноречия Санчаса его аудитория стремительно мелела, и на слове «человеком» я понял, что являюсь единственным слушателем. Даже Толи куда-то испарился по своим делам.
– Слушай, Санчас, – я бестактно перебил словоизлияние, – А что, здесь и редакция городской газеты теперь есть?
Возмущённый кощунственным отклонением от темы выступления идейный последователь древних мыслителей на мгновение замолк… Его взгляд медленно-медленно приобрёл видимость осмысленности…
– А?
Оглядел пустующую аудиторию. Наконец сфокусировался на моём лице.
– По моим прикидкам, подавляющая часть города теперь обитается здесь. – Неопределённо махнул рукой. – Можешь сам поискать эти институты государственного подчинения…
Надменно скрестил на груди руки и обратил гордый взор к пышущему жаром Ярилу. Я же двинул вглубь простирающегося вдаль полигона в поисках коллег по цеху.
И чем далее проникал вглубь вновь обретённого колонистами поселения, тем сильнее становилось заметно влияние брошенного города – среди огромных гор мусора уже ветвились некие подобия улиц, сетью перекрёстков охватывались воссозданные микрорайоны. В противовес городской агломерации, где редкие прохожие оставили о себе не самые лучшие воспоминания, здесь гуляющих было как в обычном крупном населённом пункте Земли в выходной день. Кто-то шлялся без цели, кто-то спешил по своим делам. Там собралась кучка, активно обсуждая последние новости, тут группа с серьёзными лицами раскапывала лопатами какие-то залежи. В общем, судя по всему, люди здесь давно приспособились к замороженному указом времени.
– Не подскажете, где здесь редакция местной газеты? – обратился я к интеллигентного вида мужчине, что-то там увлечённо раскапывающему у себя в носу.
На миг прервавшись, тот невнятно буркнул и незадействованной в важном процессе рукой, отягощенной парой массивных часов, ткнул вглубь свалки. Я уже научился шутя отличать старожилов от понаехавших – когда начались массовые изъятия средств контроля времени, все хронометры свозились именно сюда и сваливались в предусмотрительно подготовленные ямы. Что, конечно же, не осталось без самого пристального внимания местных обитателей. Когда команды экспроприации убывали за новой партией запрещёнки, местные элитарии занимались золотоискательством. Подселившимся позднее уже ничего не досталось от былого эксклюзивного великолепия. Так, ширпотреб один…
Сделав недружелюбному помощнику ручкой, я пошагал по указанному направлению, гадая, каким способом можно определить место базирования журналистов. Жильё в поселении, в отличие от покинутого города, разрасталось в обе стороны от поверхности. Сверху, обычно, надстраивался трёхэтажный холмик, украшенный ярлыком с непонятным символом, вниз здание уходило на аналогичное количество ярусов. И несведущему вроде меня ориентироваться здесь представлялось весьма затруднительно. А пройти ускоренный курс по ориентировке для чайников никто не предлагал.
Ситуация требовала проявить врождённую смекалку. Пораскинув мозгами, быстро сообразил, что должно притягивать к себе журналистов, словно магнит железные опилки – скандалы, происшествия, катастрофы. Вот та благодатная почва, что позволяет журналисткой братии богато и художественно плодоносить. А внешние проявления, в виде шумных скопищ народа, всегда служили надёжными маяками в хаосе коллективного общежития. Весьма кстати сгрудившаяся неподалеку толпа вполне могла оказаться искомым светочем.
Напряжённая перистальтика непрерывно колышущейся массы как бы свидетельствовала о неординарности события, что собрало вокруг себя обитателей близлежащих жилищ. При этом разноголосица по неведомым мне законам то затухала до вялотекущего шума, то вдруг разгоралась, перерастая в очаги пока ещё апатичной драчки. Теша себя надеждой отыскать собратьев по перу, я присоединился к участникам спора. Не без труда продавив плечом несколько рядов потных человеческих тел, оказался в самом эпицентре перед изрядно помятым, небольших размеров аппаратом. На мой взгляд, чем-то похожим на перекорёженную бетономешалку либо спасательный зонд от какого-то древнего космического корабля, совершившего неудачную аварийную посадку.
– А я повторяю, это тот самый первый разведывательный шлюп переселенцев! – горячо доказывал шумно пыхтящим оппонентам аккуратно одетый гражданин. Он, судя по ещё элегантному виду, прибился к местным совсем недавно.
– Глаз разуй, жопа! – аргументированно возражал ему не в меру заросший обладатель эксклюзивной пары ныне редкой марки часов «Victoria», – Ты посмотри на сопла! На сопла смотри, задница…
В чём прям такая удивительная необычность сопел, что на них стоило обязательно смотреть, я не въехал. Впрочем, как и большинство остальных зевак. Самые грамотные даже осторожно проводили пальчиками по покрытому коррозией металлу, недоуменно пожимали плечами и уступали место другим столь же технически подкованным специалистам по старым ракетным двигателям.
– Что вы мне в физиономию свои сопла тычете, – в ответ распалялся прилично одетый, – Да я лично спроектировал канализацию таунхаусов дачного поселка «Ivushka»!
И приведя столь железобетонное доказательство собственной компетентности, он скрестил руки на груди, словно Наполеон над поверженным врагом. Но в тот же миг огрёб по лицу хлёсткий удар от экзальтированного оппонента в часах. Видимо, легендарные хронометры не позволяли запросто сдаваться на милость более интеллектуального собеседника. Отхватив весомым аргументом, специалист по унитазам тут же посчитал за лучшее смыться в толпу, уступив поле диспута для более тяжеловесных специалистов. Наверное, недальновидно пропустил ознакомительную часть изощрённых правил местной эристики.
Мне же оставалась неясна столь удивительная вовлечённость местных в обсуждение, казалось бы, старого металлолома. Мало ли ныне его валяется по свалкам вторичного сырья либо ждёт переплавки на металлургических гигантах. Тут же небольшая кучка лома вызывала просто ажиотажный интерес.
– Ничего удивительного, – раздалось над самым моим ухом.
Я оглянулся. Молодой парень, довольно вызывающе одетый, протягивал мне руку.
– Гектор – корреспондент ежемесячного журнала «Мусорные новости».
И заметив моё вытянувшееся лицо добавил:
– Достаточно было заметить, как вы надиктовываете в свой журналистский требник.
Свершилось чудо! Наконец-то мои поиски увенчались успехом, и я лицезрел пред собою собрата по перу.
– А что за сюр здесь происходит? Не пойму, с чего весь сыр-бор.
– Историческое событие. Ковчег прибытия. У нас давно существовал неразрешимый теологический спор – как появился первый поселенец на планете. Каким транспортом прибыл. Существует старая легенда о посещении планеты сто второй звёздной экспедицией…
– Сто второй? – я не поверил ушам.
– Да-да. Именно сто второй! – Восторженное благоговение на загорелом лице собеседника вызывало недоумение.
– Не понял. А какая разница – сто вторая, сто двадцатая?
– Преогромнейшая. Соседнюю звёздную систему Тритус, как всем известно, открыли всего лишь сто пятой звёздной…
Вот теперь всё встало на свои законные места: извечная борьба жителей окраин Империи за максимально возможную приближённость к Метрополии. Пускай даже гипотетическую. И где хороши любые методы, как то – меряние годами открытия, ветвлением корней генеалогических древ отцов-основателей и прочим мифотворчеством. Наблюдая порой за конвульсивными потугами периферий завуалировать свою отстало патриархальную сущность и оказаться как можно дальше от края исследованной Вселенной, начинаешь опасаться, что там, за ним, наверное, воды великого океана обрушиваются со среза плоского диска Галактики прямо в адову бездну, увлекая за собою всех, кто не спрятался. Мне, как потомственному жителю Метрополии, этот интеллектуальный панкратион периферий был недоступен для логического понимания.
И пока мы мило общались, спор о принадлежности найденного куска металла к легендарной экспедиции продолжал неторопливо тлеть. Как вдруг из-за ближайшей пирамиды строительного мусора выдвинулась колонна однообразно одетых мужчин. Все как один с бритыми затылками, у каждого форма модной среди военных раскраски пиксель. И сурово насупленные брови…
Я почувствовал, как меня тянут за рукав прочь от приближающего воинства.
– Ты чего? Самое интересное начинается, – попытался было воззвать к профессиональной этике.
– Какое там интересное, самим бы не огрести по полной…
– Мы же пресса! Значит, неприкосновенны, согласно пункта «уф» части сто сорок четвертой закона «Об Имперской прессе».
– Вот когда тебя будут бить-пинать, можешь зачитать свои права. Если успеешь, конечно…
В предупреждении собеседника зерно здравого смысла присутствовало – действительно, ни бандитами, ни полиции растолковать положения защищающего прессу закона я, к сожалению, не успел. Когда всё-таки внял здравому гласу рассудка, драгоценное время было утеряно, и избежать участия в активной фазе философского диспута мы не успели…
Колона свежих сил сходу вклинилась в приверженцев правильных и неправильных сопел. И началась битва! В монолите толпы отдельные её части задёргались, по безликой поверхности побежали встречные волны конвульсивных судорог – кто-то заметался, пытаясь как можно дальше отстраниться от боестолкновения, кто-то же наоборот – пробирался сквозь частокол тел показать удаль молодецкую. Приложение разнонаправленных сил начало неудержимо раскручивать это людское скопище и подобно урагану втягивать в свои недра всё новых и новых участников силового диспута. И мы с Гектором также оказались безжалостно вброшены в самую гущу страшного махача. Свет дневного светила над головой мгновенно потух. И только частокол из топчущихся в безумном хороводе ног перед глазами…
Наконец я догадался, что банально оказался сшиблен со своих двоих прямым в челюсть и пытаюсь теперь выбраться из ускоряющегося торнадо уже на четвереньках. Но как оказалось, ни один я такой умный – пока вверху свирепствовала жестокая сеча, в партере между собой сцепились пресмыкающиеся. Кто-то больно укусил меня за щиколотку, но повернуться посмотреть я не успевал – навстречу во всю коленопреклонённую прыть нёсся агрессивно настроенный типчик в очках…
– Ну, что за невезуха! – Я горестно сплюнул кровавую пену.
Мы с Гектором сидели в тени, прислонившись к переломленной посередине и установленной наподобие громадного шалаша бетонной плите. Дневное светило яростно изливало с небес ослепительный свет, остающийся по счастью на противоположной стороне бетонной преграды. И только обжигающие волны горячего воздуха периодически накатывал не в меру услужливый ветерок. Отчего ссадины и синяки на теле начинали нестерпимо ныть.
– Я пока только то и делаю, что получаю по щам. Словно я и не репортер сроду, а какой-нибудь профессиональный шахматист. – Горечь от осознания несправедливости судьбы изливалась из меня вместе с едким потом.
Гектор тихо охнул, резко отодрав успевший присохнуть к открытой ране рукав плаща.
– Что это было? – Немного отойдя от очередной взбучки, я перешёл к репортёрскому расследованию.
– Как всегда в спор вмешались высшие силы.
– Какие-какие силы? – Мне показалось, что я ослышался. – Демоны?
– Ну-у-у… Как тебе объяснить. Для контроля останова времени была создана служба контроля.
Как же всё-таки на этой планете странно и необычно! Да вдобавок эта патологическая приверженность местных к насилию в отношении одного известного земного репортера…
– Нам ещё повезло, что отделались парой синяков… – К слову, я не разделял непонятный оптимизм Гектора насчёт пары. – Могли запросто и дерьмом измазать.
Заметив мой удивлённый взгляд, невесело кивнул головой:
– И такое бывало. Есть тут любители накидывать… Мерзавцы.
– А что, на них и управы нет?
– Конечно нет. Время же остановлено – полиция не работает, личности установить практически невозможно, чем те и бесцеремонно пользуются.
Мы помолчали. Я в который уже раз проклял тот день и тот час, когда редактор вручил командировочное удостоверение. О чём мрачно размышлял Гектор история умалчивает. Возможно вспоминал неприятные минуты нападения мерзавцев, а может то прекрасное время, когда оно ещё беспрепятственно текло по своим делам…
– А почему у вас никто не протестует?
Гектор отвлёкся от тяжких дум и перевёл на меня свой, подкрашенный с правой стороны здоровенным фингалом, взгляд.
– Как это?
– Чего? – не уловил сути вопроса я.
– Ну, о чём ты спросил?
– Я?
Некоторое время недоуменно пялились друг на друга и наконец расхохотались. Наверное таким образом молодые организмы снимали скопившееся нервное напряжение. Когда, отхохотавшись от души, успокоились, у меня появилась возможность подробно расспросить про местные дела чудные…
В общем, на планете реалии складывались вполне себе благоприятно для первых переселенцев – редкий минерал, что разрабатывался в карьере неподалеку, пользовался активным спросом по всей Галактике. Поэтому обогатительная фабрика работала беспрерывно и круглосуточно. И общественная жизнь на планете буквально кипела – еженедельные балы во дворце Верховного, частые выставки изобразительных художеств, показ последних галактических мод, коллективные выезды бомонда на пикники за город. В общем, жизнь журналиста была прекрасна – репортажи, короткие заметки, памфлеты… Без работы сидеть не приходилось. Я даже по мере повествования начал завидовать столь разудалой жизни Гектора. Впрочем, он и сам постоянно завидовал себе прошлому.
Но катастрофа развеяла в пыль былое благополучие – останов времени пришёлся на единственный в месяце выходной, когда фабрика вставала на вынужденную профилактику. И если раньше работавшие в две смены по двенадцать часов в сутки работяги, не отсвечивали в публичном пространстве планеты – их едва хватало добраться домой до миски с полбой и кровати, то теперь улицы города заполнились праздношатающимися пролетариями. В мгновение ока исчезли чистота и ухоженность улиц. Совершенно неожиданно проявилась и начала стремительно разрастаться практически отсутствовавшая до того преступность. Вскоре стало нереально даже пройтись по улицам города, не расставшись при этом с содержимым карманов или с жизнью. Правда, замершее навсегда мгновение не позволяло взять и спокойно умереть: указ Верховного имел самые неожиданные последствия – после часа икс продуманные коронеры отказывались фиксировать факт смерти, и теперь все жители планеты юридически стали бессмертными…
