Андрей Анатольевич Глазнев
Не ушедшие
Дима Кусков, двадцати шести лет отроду, вечный неудачник, слабак и трус, без всяких перспектив на будущее. Не самая лестная характеристика! Но это он, Дима, такой какой он есть, каждый страх пережитый им в прошлом, каждая слабость допущенная ранее, каждый поступок сделанный или не сделанный им в этой жизни, вот он каркас его личности, накрепко спаянный моралью привитой в детстве школой и семьёй.
Сегодня монументальное сооружение его характера, дало крохотную трещину. В образовавшуюся щель, Дмитрий отчётливо увидел нового себя.
Высокого и сильного, с лицом выражающим уверенность и спокойствие… с лицом которое привлекает внимание женщин, заставляя доверять, чувствовать себя в его окружение в полной безопасности. Разве не этого он всегда хотел, рассматривая ночью под одеялом с фонариком в руке, цветные иллюстрации в журналах для мужчин? Чтобы женщины замечали его! На улице, в магазине, в метро. Чтобы они знали, Дима есть и он на что – то да годиться.
И этот новый образ, на который Дима с ужасом взирал сквозь крохотную щель в скорлупе мировоззрения, мог дать ему всё – то о чём он так долго и безуспешно мечтал.
Длинноногие, полногрудые модели сойдут со страниц журналов, что бы дарить ему свою любовь. Новый Дима, больше не будет, ложась спать, со страхом смотреть в завтрашний день. Он будет уверен в себе и быстро сможет добиться положения в обществе. Новый ОН, будет завоевателем, а не лохом, он больше никогда не будет прозябать на самом дне жизни, с краю кормушки.
Но Дима совсем не был уверен, что новый он, будет тот же самый старый он, только улучшенный и модифицированный. Он прекрасно понимал, что бы стать лучше, ему придётся сломать себя. Дима панически, боялся, что на долгом, трудном пути самосовершенствования, он может просто на просто потерять себя.
И плодами, долгого, упорного труда, воспользуется какой – то новый, совсем не знакомый ему Дима, к которому он, если разобраться, испытывает недоверие и даже презрение.
Дима спрятал лицо в ладони и слёзы облегчения хлынули из глаз. Он нашёл себя, понял, где его место в жизни, с радостью принял то, что его жена никогда не будет похожа на голливудскую актрису. В лучшем случае, она будет похожа на участницу самодеятельного драм – кружка какого – не будь захолустного Мухосранска.
В первый раз в жизни Дима был счастлив и пусть он неудачник, пусть у него нет постоянной работы, ему двадцать шесть и он до сих пор живёт с родителями, он понял главное, что ему надо в этой жизни, а что не надо – перечешется. А надо ему, тихая спокойная жизнь, без лишних потрясений и перемен. Жизнь, в которой совершенно нет места подвигу, или какому другому героическому поступку.
– Дима, ты выйдешь из комнаты, – продолжала причитать за дверью мать, – уже всё остыло… отец не доволен, а ты знаешь каким противны он становиться, когда пельмени остывают…
Мать не успела договорить, двери комнаты Дмитрия отворились и на пороге возник её обитатель. Осунувшийся, измученный, со слегка припухшими от слёз глазами. Но с широкой, искренней улыбкой от уха до уха.
– Прости, ма я… я был немножко занят, – Дима порывисто обнял остолбеневшую мать и как ни в чё м не бывала, направился на кухню.
– Всё в порядке? – спросила растерянная мать.
Дима не оборачиваясь, поднял над плечами кисти рук, с оттопыренными вверх большими пальцами.
Глава 12
Просторная спальня, набитая иконами с изображениями святых, больше походит на храм. Так же как и в церквях, её стены и потолок покрыты искусными фресками из жития святых. Комнату освещает свет сотен восковых свечей, сильно пахнет ладаном. Огромное распятие Христа, в натуральную величину, возвышается над алтарём – постелью.
На большой кровати в полумраке, катается клубок, сплетённый из человеческих тел. В центре которого, стонала, задыхаясь от удовольствия и истомы, Госпожа Ночь. Трое наголо выбритых мужчин, с телами подобными Аполлону, изо всех сил старались ублажить хозяйку. Вокруг постели прохаживалась, полуобнажённая негритянка. Единственной одеждой, ей служили кожаные сапожки, доходящие до середины чёрных бедер и облегающие, красные шорты. В руках чернокожая красотка, сжимала электрошокер, которым время от времени, злорадно тыкала в мужчин. В тех, кто по её мнению не слишком старался и ленился, доставлять удовольствие госпоже.
Негритянку звали Барбарой. В списках Интерпола, она до сих пор, числиться в списках без вести пропавших. Её родители всё ещё надеяться на звонок из полиции и сообщение о том, что Барбара нашлась, с ней всё в порядке и она вот – вот вернётся домой.
Но Барбара не вернётся! Год назад она прибыла в Россию, делать репортаж о наркоманах и нарка – трафике. Наверное, она была чертовски хорошей журналисткой. По крайней мере, так считали бандиты, решив, что Барбара зашла слишком далеко в своём расследование, нарка – картель похитил журналистку. Два дня её зверски пытали, желая узнать, что ей известно.
После того как она рассказала им, где хранятся сделанные записи и отснятый материал, а также сдала всёх своих информаторов, её приговорили к смерти. Но прежде, банда палачей, решила поразвлечься. Несмотря на то, что тело Барбары больше напоминало кусок окровавленного мяса, чем желанную чернокожую плоть. Желающих «потыкать шоколадку», было в избытке.
Три дня длились сексуальные извращения, пока группа полиции, случайно, не накрыла притон в котором содержали журналистку и не освободила полу – живую Барбару.
В больнице её психологической реабилитацией, занялась доктор Власова, так они и познакомились. Теперь единственным смыслом жизни, Барбары, было служение Госпоже Ночь и причинение боли мужчинам.
Вспомнив об этом, Барбара с огромным удовольствием ткнула электрошоке ром в белый зад, слишком уж расслабившегося любовника. Громко взвизгнув от боли, тот удвоил старания.
Услышав восторженный всхлип наслаждения, который тут же издала госпожа, Барбара удовлетворённо кивнула и похлопала электрошоке ром по своему обнажённому бедру.
Пресытившись страстью, Госпожа Ночь, дала сигнал Барбаре, забрать мужчин. Негритянка с удовольствием хватила всех троих электрошоке ром, прогнала с кровати, жалобно хныкающих самцов. Достав три тонкие серебристые цепочки, пристегнула к ошейникам на шеях мужчин, отвела к огороженному вольеру в углу комнаты.
Тут же, забыв о любовниках, Госпожа Ночь, с наслаждением вытянула во весь рост своё обнажённое тело на смятых всё ещё влажных от страсти простынях. Чувствуя приятную усталость в расслабленном теле, прикрыла глаза, впитывая в себя ночь. Невидимые простому человеческому глазу потоки энергии тянулись к телу женщины, со всех сторон, образую причудливую, замысловатую паутину.
Удовлетворённая улыбка тронула полные губы Госпожи Ночь, потоки энергии означали, что её верные рабы не спят, они рыщут во тьме, причиняя людям боль и страдания. Ставшим привычным, усилием воли, женщина заставила энергию омыть тело и усталость, словно сняло рукой. Она снова была свежа и полна сил, хоть любовников из клетки выпускай.
Быстро вскочив с кровати, женщина небрежно взяла со столика бокал вина, волнующей походкой обошла вокруг своего спального ложа. Проходя мимо икон с ликами святых, лениво, томно покачивала роскошными бедрами, склонив голову, пряча кощунственную улыбку в ниспадающих на лицо прядях белоснежных волос, словно нашкодившая старшеклассница, идущая к директору, под бдительным взором школьных преподавателей.
Остановившись напротив распятия, непокорно встряхнула белокурой гривой, взглянув прямо в глаза распятого спасителя. Сложная гамма чувств, исказила прекрасное лицо, сделав Госпожу Ночь, на один короткой миг, похожей на несчастную, одинокую потерявшуюся девочку. Боль, одиночество, чувства потери, страх, прошли волной по прекрасному лицу.
Женщина, преданная богом, смотрела в лицо своего творца, не собираясь отводить взгляд. При желание, она бы могла испепелить полным презрения взором деревянную статую Христа. Но этот акт вандализма не сделает её боль меньше и самое главное не убедит творца в том, что он не прав.
Не отводя пронзительно голубых глаз, которые казалось вобрали в себя всю синеву небес, от глаз Спасителя, в которых отражались боль и стыд за весь род человеческий. Госпожа Ночь подняла бокал над головой, приветствуя своего бога, отрёкшегося от неё, после стольких лет преданной службы.
– Я всё ещё жива, – прошептала она одними губами, залпам выпила вино, небрежно отбросив пустой бокал прочь.
Словно насмехаясь над спасителем, развела руки широко в сторону, изображая «распятие», бесстыдно выставляя свою совершенную плоть, взору деревянного Христа. Попыталась придать лицу такое же скорбное выражение как у статуи, но не смогла. Смех, душивший изнутри, вырвался наружу, безумным потоком, заполонившим всю спальню.
Не переставая смеяться, она закружилась по комнате в диком, завораживающем танце. Сидевшие в клетке мужчины, жадно следившие за каждым её движением, пришли в неистовство. Словно полоумные они бросались на решётку вольера, ведомые желанием обладать своей госпожой. За что тут же были безжалостно, наказаны Барбарой. Сбившись в тесную кучку в углу вольера, они жалобно скулили, тихо жалея друг друга.
А Госпожа Ночь, продолжала словно безумная кружиться по комнате, не замечая никого вокруг, сметая всё на своём пути. Смех резко оборвался, ему на смену пришли слёзы. Но заблудившаяся во тьме «девочка», продолжала танцевать, под слышные только ей ритмы. Вспоминая время «до заката», до того как она с головой окунулась в безнадёжную тьму, вкусив его запретные плоды, вспоминая то время когда женщина и её бог были вместе и она была счастлива, чувствуя его постоянное присутствие в своей душе…
Очередной приступ случился с Мариной в церкви, она как раз ставила свечу за упокой души невинно убиенного Максима. Кровь убитого ребёнка, ещё «не высохла на её руках». В кармане блузки, лежал пустой шприц, которым она ввела смертельную инъекцию яда десятилетнему подростку. Марина грустно улыбнулась, вспомнив большие наивные глаза Максимки, глаза карего цвета, ямочки, появляющиеся на щёчках, когда он улыбался, веснушки.
Рука женщины не дрогнула, когда Марина делала укол ребёнку в шею, но ей было тяжело, безумно тяжело. Не потому, что мальчик был силен и оказывал сопротивление. Марина работала в закрытом гос. Учреждение, больнице для душевно больных преступников. Поэтому знала, как иметь дело, с мужчинами сильнее её. Не раз и не два, ей приходило ставить на место, разбушевавшихся маньяков и убийц. Но ребёнок! Ребёнок так и не узнавший зачем он пришёл в этот мир. Марине было тяжело, безумно тяжело. Но она не на секунду не сомневалась в том, что такова воля божья. Творец решил призвать к себе Максима и осыпать его своей благодатью. Правда путь который должен был привести Максима в царствие божье, был тернист. Марина была просто в шоке, когда её посетило видение смерти мальчика. Она была потрясена и опустошена, чудовищной картиной, вспыхнувшей в её разуме адским маяком.
Марина проплакала весь остаток дня и всю ночь, вспоминая увиденный ею кошмар, моля творца изменить свое решение или хотя бы призвать к себе ребёнка каким – то другим способом. Она молила творца, найти другого свидетеля его воли. Марина знала, она не единственная женщина в мире с талантом ясновидящей. И она каждый день, мечтала о встречи с себе подобными, с теми кого коснулась длань господа. Она знала, что ясновидящих мало, видения посещали её так часто, что на личную жизнь у женщины, времени совсем не оставалось. Работа в больнице и исполнение воли творца.
Как и любая нормальная женщина, Марина мечтала о единственном мужчине, о семье, о детях. Но она не жаловалась на свою судьбу, господь выбрал для неё другой путь, путь преисполненный страхом, кровью, насилием и смертью. Но Марина никогда не роптала, не перечила воли всевышнего. Воспротивилась всего один раз. Увидев смерть, которой должен был умереть мальчик, Марина поклялась не допустить этого. Она решила сделать всё возможное, что бы ни допустить смерти двадцати девяти детей. Восемнадцати, ни в чём, не повинных мальчиков и десяти девочек. Единственная вина детей, была только в том, что жизнь Гаврилы Геннадиевича Стрелько, водителя детского автобуса, не задалась так, как ему хотелось. Он познал на собственной шкуре, боль и несправедливость этого мира и уже долгое время подумывал о самоубийстве.
Однажды сидя за рулём автобуса, он принял твёрдое решение, расстаться с этим «бренным миром», как можно быстрее. Он понял, что переступив порог своей холостяцкой квартиры, тут же отправиться в ванную комнату, наберёт полную ванну горячей воды, как есть в одежде, залезет в неё и вскроет вены.
Приняв решение, он почувствовал как «гора спала с плеч», будущее стало предельно ясным, хотя и коротким. Гаврила даже улыбнулся.
Но тут его взгляд упал на детей, садящихся в автобус. Он смотрел на юные, счастливые лица, слушал весёлый, радостный щебет и сердце его вновь преисполнилось печалью.
Бедные, несчастные маленькие ангелочки, – думал он, едва сдерживая слёзы, – вы счастливы и беззаботны, надёжно укрыты за стенами детства, от жестокости и холода, царящего в мире взрослых. Как жаль, что стена детства не вечна, уже совсем скоро она даст трещину и яд взросления, хлынет внутрь. Вначале это будет слабая тоненькая струйка, но яд словно червь будет неустанно день и ночь точить стену, делая трещину всё шире и шире. Пока однажды безудержный поток взрослый жизни не разрушит стену, и не захлестнёт детвору, закружит в безумном, смертельном водовороте.
Им ещё только предстоит познать несправедливость и жестокости этого мира, узнать что друзья предают, а жёны изменяют, начальство не замечает лучших, а сильные всегда будут обижать слабых, так же как власть имущие, всегда будут иметь власть не имущих.
Может лучше забрать их с собой, сейчас? пока они ещё умеют улыбаться, искренне любить, быть верными друзьями – товарищами. Пока этот вонючий, злобный мир, не испортил, не замарал брильянтовый блеск, чистых душ.
Гаврила улыбнулся вновь, он почувствовал, что уже второй раз за день, принял правильное решение.
Если бы всё пошло по плану божьему, то на ближайшем от школы перекрёстке, Гаврила с блаженной улыбкой на лице, впечатал школьный автобус на полном ходу в цистерну бензовоза. Половина детей должна была погибнуть во время столкновения, а вторая половина должна была принять смерть вместе с невыносимую болью, которую может дать только безжалостный огонь, заживо слизывающий плоть с хрупких, лопающихся от жары, костей.
Марина внесла изменения в этот план. Зачем умирать всем, если могут умереть только двое, тот, кто должен уйти и долбанный псих, решивший утянуть за собой в ад, как можно больше невинных душ.
Марина ждала Гаврилу в мужском туалете, куда водитель автобуса решил зайти перед поездкой, что бы в последний раз, справить «мирские дела». Она могла подарить ему быструю смерть, инъекция смертельного яда и будущий самоубийца погрузиться в сон, от которого ему не суждено, будет проснуться.
Но крики, заживо горящих детей, они словно призыв к возмездию, не переставая звучали в голове Марины. Сама мысль о том, что бы отнять жизнь у ребёнка, казалась кощунственной.
Водитель обязан был оплатить болью, свой билет на тот свет. Марина была психотерапевтом в закрытой психиатрической больнице для особо опасных преступников. Каждый день ей приходилось общаться с маньяками и насильниками, пытаясь проникнуть и понять их извращенный, сочащейся сукровицей тьмы, разум.
Поэтому она прекрасно знала, как превратить в ад, последние минуты жизни Стрелько. Стоило тому только закрыть за собой дверь школьного туалета, как Марина тут же обрушила на него весь свой нерастраченный материнский гнев. Она изо всех сил стукнула его резиновой дубинкой, какими снабжают весь санитарный персонал в психушках, по начавшей рано лысеть черепушке. Гаврило без единого звука рухнул на пол, потерял сознание.
Когда он очнулся, его руки были надёжно пристёгнуты к батарее центрального отопления. Он лежал на пропахшем мочой и хлоркой полу. Уста поверженного мужчины, были надёжно запечатаны скотчем. Над ним склонилась женщина похожая на амазонку, высокая и сильная, с лицом искаженным гневом. Она сжимала в побелевшем от сдерживаемой ярости кулаке скальпель, сделав быстрый профессиональный, глубокий разрез на животе, выпустила кишки Гаврилы на божий свет.
Стрельников испытавший невыносимую боль, задрожал мелкой дрожью, прилагая неимоверные усилия воли, что бы не забиться в конвульсиях, мотаясь на полу из стороны в сторону. Он живо представил, как его внутренности расползаются по грязному полу, испачканному нечистотами, вбирая в себя микробы и всю мерзость с пропахшего аммиаком пола. Подняв полные страдания глаза, на возвышавшуюся над ним женщину, в ужасе застыл. Лицо Марины с сжатыми в тонкую линию губами, побелевшими от напряжения, превратилось в маску. Порывшись во внутреннем кармане пиджака, она извлекла столовую перечницу, скрутила крышку, поднесла руку к зияющей ране водителя, на мгновенье застыла.
Мелькнула мысль, что это уже слишком. Но крики детей, беззащитных, беспомощных, со сломанными костями от жуткого удара столкнувшихся автомобилей, не способные самостоятельно выбраться из огненной ловушки, построенной Стрельниковым, они кричали, заживо пожираемые огнём, их крики и боль калечили душу Марины.
Стрельников буквально видел, как глаза обезумевшей женщины наполняются тьмой и когда в них погас, последний луч света, рука наклонилась, щедро высыпая в открытую рану мужчины молотый перец.
Несколько мгновений, без всяких сомнений стоивших Марине души, она с удовлетворённой улыбкой следила за диким танцем боли Гаврилы на полу туалета.
Покинув мужскую уборную, она быстро направилась к школьному автобусу с расшалившейся детворой, уставшей ждать водителя. Зайдя в автобус, на «деревянных ногах» нашла взглядом Максима, хриплым голосом позвала к себе, сказав, что его срочно вызывает к себе директор.
Марина шла рядом с мальчиком, не зная как выполнить возложенную на себя роль. И хоть разум говорил ей, что этот мальчик выбран для лучшего мира, что впереди его ждёт только хорошее, что срок его жизни истёк и если Марина продлит его пребывание на земле хотя бы на миг. То в наш мир, сможет проникнуть, что то ужасное и настолько отвратительное, что жизнь ребёнка, мизерная цена, за то что бы развеять нахлынувшую тьму.
Но сердце, оно стояла на своём, это всего лишь мальчик. Простой, невинный малыш, не знающий что такое жизнь. Не ведающий о всех тех возможностях, которые приготовила для него будущее.
Голос парнишки интересующийся всё ли у тети в порядке, растрогал Марину до слёз, остановившись, она упала перед ребёнком на колени, словно в напрасной попытке вымолить у него прощение, крепко обняла, прижав к себе. Мальчик притих, он словно почувствовал, что происходит, что то значительное, важное. Он как будто знал, твориться воля божья, и не сопротивлялся. Призвав всю свою веру, Марина извлекла их кармана шприц и не колеблясь, вонзила его в доверчиво подставленную шею ребёнка.
Она не помнила, как покинула место совершённого ею преступления. Не помнила, куда потом пошла и где провела остаток дня и всю ночь. Пришла в себя рано утром, на пороге открывающегося храма. С дыханием пахнущим водкой, губами горящими от греховных поцелуев, и телом ноющим от ласок незнакомца.
Для Марины в данный момент, это не имело значение, важно было войти в церковь, покаяться в содеянном, вымолить прощенье у парнишки. Поставить свечу за упокой невинной души. И стоять посреди обители божьей, глядя на умиротворяющий, обещающий всепрощение свет мерцающих свечей, до тех пор пока она не убедиться, душа Максима прибыла к месту назначения, Согреваясь и забывая о мирском зле в объятьях всевышнего.
Марина так и не дождалась прощения, мощная волна энергии, опутала её с ног до головы, заключив в непроницаемый кокон, сбив с ног, приоткрыв микроскопическую щель в будущее. Через которую женщине должна была открыться божья воля. Воля, которой она должна была беспрекословно подчиниться и проследить, что бы замысел божий воплотился в жизнь.
Этот момент был самым важным для Марины и её веры. В тот момент когда будущее и настоящее переплетались в единое целое, увлекая её за собой в странную существующую только для неё реальность, Марина знала бог есть, он рядам, он верит в неё так же как и она в него, он доверяет ей, надеется на неё. Он твёрд в своей вере в то, что какую бы ношу он не взвалил на хрупкие плечи Марины, она справиться, она всё преодолеет, она не подведёт.
Думая об этом, Марина с жадностью прильнула к щели между сегодня и завтра, что бы узнать волю ЕГО. И в следующий миг с ужасом и диким визгом, отшатнулась прочь, напрасно пытаясь отогнать от себя кошмарное видение грядущего, раскалённым шипом, засевшим в мозгу.
Расширившимися от ужаса глазами, Марина следила за тем как ужасный маньяк, кромсает, уродует, унижает женское тело…её тело. С замершим сердцем, она следила за своей собственной смертью в руках кошмарного психа. Она знала его имя, Егор Дроженко, проходил в спец больнице медицинское обследование. Его подозревали в совершение ряда зверских убийств. И в задачу Марины входило дать медицинское освидетельствование о вменяемости убийцы.
Каким то непостижимым образом маньяк освободился от своих оков и излил всю свою лють и копившуюся несколько месяцев ярость на беззащитную женщину – врача. Марина была шокирована, как он мог вырваться на свободу, сосредоточившись на линиях судеб других людей. Марина увидела человека, виновного в её мучительной смерти.
Петя Холодков, они вместе начали проходить практику в больнице. И всегда Петя оказывался на вторых ролях, самые лучшие для карьеры дела, всегда попадали Марине. Она получала повышения раньше него, заставляя его плестись следом, вечным неудачником. А ведь она считала его другом. А Петя, просто решил «забыть» скрепку на столе, перед опасным маньяком, зная, что через несколько минут в этот кабинет войдёт Марина и отпустит дежурившего перед дверями санитара. В больнице была проблема с квалифицированным персоналом и на санитаров ложилась двойная нагрузка, преступников постоянно приходилось перемещать из тюрьмы в больницу, в здание суда и обратно.
Марина закрыла глаза, пытаясь остановить град слёз. Господь призывает её к себе, прежде уготовив ей последнее испытание. И плачущая на полу храма женщина, чувствуя как сгущается над ней тьма, призвала всю свою веру, что бы не оступиться и не сбиться с пути истинного, в окутавшем её мраке…
Не получилась, тьма поглотила Марину, осыпала дарами мрака, сделала своей рабой и прислужницей. Обессилевшая от яростного танца Госпожа Ночь рухнула на пол спальни, плашмя, больно ударившись, с размаху, всем телом о холодный мраморный пол. Из последних сил, она поползла к распятию, чтобы покрыть стёртые в кровь ступни спасителя, поцелуями раскаянья. Искренне моля дать ей ещё один шанс искупить свой грех. Молила творца протянуть руку помощи, и вывести словно поводырь из окутавшего её сердца мрака.
Она так и заснула, свернувшись калачиком у подножья распятия с невысохшими слезами на лице. Маленькая, заблудившаяся во тьме девочка, с маленьким оплывшим огарком веры, крепко зажатом в детской ручке с наивной мечтой, что однажды огонь веры вернётся и рассеет тьму, между богом и девочкой, так твёрдо, искренне верящей в него.
Неслышно ступая по мраморному полу, Барбара подошла к своей госпоже и укрыла её беззащитное, обнажённое тело шкурой белого медведя. Грациозно, словно пантера, она опустилась на пол, легла рядом, обняла Марину, словно пытаясь защитить свою госпожу от ужасных монстров прячущихся в сумраке под кроватью и преследующих её в ночных кошмарах. Хотя Барбара прекрасно понимала, самое опасное чудовище в этой комнате, да и во всём городе тоже, сейчас спит у неё на груди, вздрагивая время от времени всем телом, напрасно стараясь отгородиться, силой тьмы, от преследующих её во сне кошмаров.
Глава 13
– Значит вы хотите работать в нашей фирме? – полная, крашенная блондинка, девица двадцати трёх лет, которая даже не старалась делать вид, что ей интересно, безразлично смотрела на Диму полусонными глазами.
Молодой человек, источая энтузиазм, смотрел на в ответ, словно преданный пёс. Хочет ли он работать в этой дурацкой фирме? Думал Дмитрий про себя. С самодуром директором, идиотами менеджерами и всегда таинственными, загадочными системными администраторами. Да он прямо сейчас готов жениться на толстушке – секретарше, прожить вместе с ней долгую жизнь, воспитывая маленьких, толстеньких, кривоногих малышей. Он готов не просто работать в этой фирме, он готов стать одним из них, серой, безликой штатной единицей. Всё что угодно, лишь бы никогда не возвращаться к жизни полной опасностей и приключений, загадочных видений и самое главное ответственности за чужую жизнь.
Дима не хотел больше нести эту тяжкую ношу, он хотел, тихой жизни, хотел стать частью безликой толпы, раствориться, затеряться в ней, стать монолитной, неотъемлемой частью общей массы.
Пусть кто – то другой будет героем, а он с радостью проживёт простую, пресную, временами невыносимо скучную жизнь. И будет при этом безмерно счастлив.
Дима хотел уже открыть рот и пригласить секретаршу на ужин. Когда новое видение накрыло его с головой, уводя вновь по уже знакомой, протоптанной дорожке, в самое сердце тьмы.
Он не успел и глазом моргнуть, как перенёсся из уютного офисного кабинета с работающим кондиционером в недалёкое будущее на тёмную аллею в старом парке.
Евгений Сидорович Потапов, заслуженный пенсионер, будучи изрядно навеселе, возвращался домой с внучкиных именин. Не желая ждать маршрутного автобуса, старик решил срезать путь через парк, экономя тем самым время и деньги. Ну и что, что уже темно и не видно ни черта, Евгений Сидорович, здесь всю жизнь прожил, он дорогу через парк с закрытыми глазами найдёт. А хулиганов он не боялся, его здесь каждая собака знала и уважала.
Старик шёл сквозь сгустившиеся сумерки, едва разбирая дорогу, думая о том, как же всё – таки не справедлива жизнь.
Дочь единственная, в богатый дом, попав, отца родного стесняться стала. С внучкой видится только по праздникам разрешает. А о том, чтобы в гости к деду приехать и помыслить нельзя. Понимаешь район, в котором он живёт, опасен. Сплошное ворьё да бандиты, а тот, кто не вор, тот или пьяница или алкаш. Забыла дочурка дорогу в дом родной, с подружками бывшими, что не разлей вода, была, да с парнями, по которым девкой сохла, больше не здоровается. При встрече морду воротит, на другую сторону улицы, перейти норовит.
И как ему после этого Евгению Сидоровичу, почётному пенсионеру, бывшему передовику производства, соседям в глаза смотреть.
А муж её, козёл гуманитарный, тестя совсем в грош не ставит. А мог бы и больше уважения проявить, отцу своей жёнушки. Как он там её называет… моя муза. Знал бы он сколько эта муза ему крови попортила, прежде чем он из неё человека сделал. Сколько денег перевёл на «тряпки», да кружки всякие, то балет, то драм кружок, то ещё какую хрень с матерью покойницей выдумают. Хотя он Евгений Сидорович, всегда был глубоко убеждён, любая уважающая себя деваха, должна посещать два кружка. Кружок кройки и шитья, чтоб мужу вещи латать, да кулинарный кружок, что б уметь борщи посытней варить.
Что уж и говорить, умела жена покойница, стряпать. Старик с тоской и нежностью вспомнил Ксению Львовну. Да умела старая из него верёвки вить, ни в чём бабе от него отказу не было. Так как Ксения Львовна, дурой не была, никогда мужа на голодный желудок ни о чём не просила.
Сначала стол накрывала, чарку наливала, задабривала мужа значит, кормила до сыта. А уж потом у подобревшего и размякшего как мякина Евгения Сидоровича, просьбой озадачивала. « Может нам нашу Анечку на балет отдать… может нам нашу Анечку в драм кружок пристроить… может Анечку игре на пианино или фортепиано обучить стоит…».
Вот и выучили балерину по классу пианино на свою голову, старик с горяча сплюнул… отца родного, что в ней души не чает, стесняется.
А всё родители зятька дорогого виноваты, буржуи, интеллигенты хреновы, разворовали Россию и народ который по миру пустили в грош не ставят. « …а какое у вас образование Евгений Сидорович». Это у него сват спрашивает, с хитрецой такой спрашивает, как будто паразит не знает, что Евгений Сидорович, после школы сразу же на производство пошёл, что б матери в одиночку три рта поднимавшей хоть какое – то подспорье было.
– Какое у меня образование, – зло пробормотал старик в темноту, – да моё образование тебе в рот не влезет, ежели ты рачки станешь, сват дорогой.
Долго ещё ругался старик, бредя в темноте, раскачиваясь из стороны в сторону. Всем досталось на орехи, и правительству, что такой народ раком поставило, и медицине, что Ксению Львовну не уберегло и любимой футбольной команде, что в финале продула три ноль. Но всё – таки, последнее, о чём успел подумать старик. Была Танечка, внучка непоседа, дурочка не смышлёная. Которая улыбалась ему улыбкой Ксении Львовны и смотрела на него глазами дочери. Чистыми, большими глазищами в которые вмещали в себе так много света. Такие же глаза были и у Анечки, до того как она « ума набралась» и людей и в ломаный грош перестала ставить.
Много чего плохого успел надумать Евгений Сидорович в свой последний час, но в последнюю секунду жизни думал о внучке Танечке.
Провалившись в раскрытый люк, старик желал внучки всего самого лучшего. Её лицо было последнее, что он увидел, прежде чем погрузиться во тьму.
Дима вздрогнул приходя в себя, машинально взялся рукой за шею, проверяя цела ли она. Падение в люк, было таким реальным, а хруст позвонков слышен так отчётливо, как будто сухая ветвь треснула ночью в зимнем лесу в самую стужу. Дима до сих пор ощущал, боль в шее.
– Думаю, вы нам подходите, – девушка улыбнулась, протягивая ему через стол полную руку, – добро пожаловать в нашу большую, дружную семью.
– Да пошла, ты корова офисная. – Дима встал, грубо оттолкнул, дружелюбно протянутую руку. – В гробу я видел вашу фирму.
Конечно, Дима прекрасно понимал, девушка не заслужила на такую грубость, всё таки несмотря на некоторую тяжеловатость фигуры, она была довольна миловидной и вполне заслуживала на ужин в ресторане.
Но с другой стороны, Дима тоже не заслуживал на то, что с ним происходит. Судьба не оставляет ему выбора, заставляя бежать, по заранее составленному, кем то другим, маршруту.
