Андрей Александрович Горин
Исчезнувший в подземельях Шамбалы
Старые письма
На следующий день после возвращения из Монпелье я отправился прямо с утра на «ковер» к главному редактору.
– Люси, – по селектору обратился шеф к секретарше, как только я зашел в кабинет. – Нас с Андрэ не отвлекать, и два кофе, пожалуйста. Ты меня хорошо поняла? Не отвлекать… Да, еще, будь любезна, перенеси совещание с отделом рекламы на 14 часов.
– Ну что, рассказывай, как съездил? Накопал что-нибудь? – с неподдельным интересом уставился на меня месье Бернар, откинувшись в кресле. – Не томи. Вижу по глазам, что зацепила тебя эта история.
Стараясь не упустить ни одной детали, я доложил начальству итоги своей командировки. При этом всячески избегал пространных умозаключений, собственных версий и личной оценки происходящего. Эту прерогативу я любезно оставил своему шефу. За долгие годы работы в издательстве я давно подметил, что делать выводы и направлять расследование в нужное русло – его святая и почетная обязанность. Он часто любил приговаривать: «Учу вас, молодежь. А то будете топтаться на месте, как стадо баранов». И не дай Бог, если кто-нибудь сунется выполнять за него эту тяжелую и ответственную работу – делать выводы и подводить итоги. Немилость начальства со всеми вытекающими финансовыми последствиями в виде лишения премий такому выскочке обеспечена на долгие месяцы, несмотря на былые заслуги. Но надо при этом отдать должное шефу – смотрел он в самую суть, отбрасывая все эмоции и сомнения.
Но сегодня месье Бернар что-то отошел от своей традиции (видимо, не выспался или стареет), и, внимательно выслушав меня, задумчиво вымолвил:
– Похоже, дело стоящее. С чего думаешь начать расследование?
– Сначала отдам газету и ручку на экспертизу. Думаю, что Серж Тарассивье поможет в этом вопросе…
– Постой, – перебил меня шеф. – А почему ты сразу не отдал их этому… Как там его?
– Кантона. Инспектор Кантона, – пояснил я.
– Отдал бы их этому следователю, и дело с концом.
– Вы бы видели его, он задницу свою от стула оторвать не хочет! Они, похоже, дело закрывают. К тому же, газета и ручка, найденные в доме Легранжа, должным образом не оформлены! Нет официального протокола изъятия, а значит, все незаконно! Поди потом докажи, где я взял эту газету с ручкой. Нет, тут лучше через Сержа. Тем более, это все может оказаться мыльным пузырем! Вдруг это вовсе и не его газета?
Просто дал кто-нибудь почитать?
– Согласен.
– Потом займусь личностью самого Легранжа… Изучу документы, переданные мне его сестрой. Она рассказывала, что он учился в Париже на историческом факультете. Думаю, не составит особого труда собрать на него всю информацию. Где работал после учебы… Чем занимался во время войны. Сестра рассказывала, что в экспедициях часто бывал. Попробую сокурсников и участников экспедиций найти.
– Все правильно, – одобрительно кивнул шеф. – Архивы подними.
– И от вас помощь требуется.
– Да? Говори. Все, что в моих силах… – месье Бернар бросил на меня взгляд, одновременно наклонившись в мою сторону.
– Надо, чтобы вы дали распоряжение Квебекскому филиалу нашей газеты собрать информацию о жизни Легранжа в Канаде, в городе Лаваль. Со слов сестры он обитал где-то на островке. Чем занимался, вообще все сведения, он там достаточно долго прожил. Несколько его фотографий у меня есть.
– Сделаем. Правильно мыслишь. Мне кажется, что особо нужно обратить внимание на два аспекта в его биографии. Понять причину отъезда из страны сразу же после войны и неожиданное возвращение. Причем после стольких лет эмиграции. По словам его сестры выходит, что он уехал из страны в 1945 году, в 34 года, а в 1972 вернулся и больше никуда не уезжал. В общей сложности прожил там 27 лет, и это немало. Про ностальгию, конечно, не стоит забывать, но в возрасте шестидесяти лет кардинально менять свою жизнь не каждый решится. Тем более, в Лавале почти одни французы живут, считай, что это наша провинция. Не то чтобы какая чужбина, где бы Легранж все эти годы томился, только и мечтая вернуться. Наверняка там были и друзья, и близкие люди… Мне кажется, если мы поймем причину его внезапного переезда, то разгадаем эту загадку. Этим займусь я. Оставь у секретаря подробные сведения на него и копии фотографий приложи. Сейчас… Тьфу, все забываю про разницу во времени – попозже отправим их в офис нашего филиала. Так что действуй! И держи меня в курсе, – этими словами главный редактор подвел итоги нашего совещания.
Отчитавшись перед начальством и передав несравненной секретарше Люси данные Николя Франсуа Легранжа, прямо из приемной договорился по телефону о встрече с Сержем Тарассивье. С Сержем мы учились вместе в университете на одном потоке, но только он на факультете общих юридических наук. В отличие от меня, он хотел стать полицейским, а не криминальным репортером. Потихоньку приятельские отношения перешли в дружбу на взаимовыгодных условиях. Это, конечно, шутка. Просто по возможности помогали друг другу, но чаще всего, естественно, он. Особенно когда перешел на работу в центральное управление и возглавил аналитический отдел. Своим повышением он был обязан реконструкции управления криминальной полиции. В министерстве внутренних дел приняли решение создать единый центр сбора информации о совершенных правонарушениях с целью снижения уровня преступности в обществе. Вдобавок к новой должности Серж получил и новое звание, после чего одномоментно стал сильно занятым и очень ответственным чиновником министерства.
– У тебя что-то срочное? – едва только поздоровавшись, спросил Серж. – Прости, но очень мало времени.
– И да, и нет. Сам не знаю. Мне надо провести сравнительную экспертизу. В этом пакете газета, на которой нанесен рисунок, и шариковая ручка, – я протянул Сержу сверток. – Мне надо знать, когда был нанесен рисунок и этой ли ручкой, а также снять отпечатки пальцев с этих предметов. И все.
– Надеюсь, все законно.
– Да, не волнуйся. Несчастный случай. Полиция дело закрывает, но есть определенные белые пятна.
– Хорошо. Перезвоню. Еще раз извини. В следующий раз посидим за кружечкой пива.
Меня накрыли знакомые чувства – таинственности начавшегося в полную силу расследования и волнительной непредсказуемости его результата. Процесс запущен, остановить и даже замедлить его уже невозможно, все ресурсы извне я задействовал. Сейчас дело за мной. И на этом этапе, конечно, меня охватил азарт расследования: все мысли были направлены в одно русло, необходимо было собрать как можно больше информации. И некогда думать на посторонние темы.
Все остальные бытовые проблемы перешли на второй план. Это как охотничий пес на поводке в ожидании охоты: принюхивается, поскуливает от волнения, беспокойно перебирая лапами, при этом постоянно уворачиваясь от успокоительного поглаживания хозяина, и не сводит настороженного взгляда с виднеющегося вдалеке дремучего таинственного леса, наполненного враждебно-манящими запахами. Только охота и ничего более… И вот она началась. Ищейка Длинный нос спущен с поводка.
В первую очередь я решил внимательно изучить документы и фотографии, переданные мне сестрой Николя Легранжа. Мир стал глобален, и спрятаться в нем теперь практически невозможно. Стоит только родиться, о тебе уже начинает собираться различная информация: место прописки, поликлиника, детский сад, потом учеба, работа, медицинские карты… Появляется обширный круг знакомств, друзей и приятелей, с которыми ты обмениваешься поздравлениями в праздники. Но каково же было мое удивление, когда внимательно рассмотрел открытки и письма Легранжа. Мало того, что все письма были без конвертов, так и открытки оказались крайне подозрительными. Ни на одной из них не было поздравительной или сопутствующей надписи. Отсутствие штампа отправителя означало, что открытка могла быть вложена в конверт, который, естественно, не сохранился… Но почему же было не чиркнуть пару сопроводительных слов, короткое послание прямо на этой картонке? Мол, смотри, как тут прекрасно, приезжай ко мне быстрее в гости, давно не виделись! В общем, всякое такое, что люди пишут обычно друг другу в таких случаях. Иногда даже пустые, ничего не значащие фразы, просто как дань уважения к адресату.
Всего было семь открыток с видами природы на фоне городов и памятных исторических сооружений, но только на пяти из них обнаружилась типографская надпись. Из этих пяти три были с конкретными названиями городов: Лаваль, Квебек и Монреаль, – и еще две без названия, но с изображением небольшого городка на фоне бирюзового озера при восходящем солнце. Ну, допустим, ладно, не захотел адресат делать сопроводительную надпись на открытках, так тоже бывает. Но когда я прочел эти письма, пожелтевшие от времени и, что самое удивительное, напечатанные на машинке, я окончательно запутался в своих умозаключениях. Всего их было девять штук. У меня создалось очень странное и неоднозначное впечатление. Сейчас поясню, почему. Каждый представляет, что такое шаблон. Так вот, это и были письма-шаблоны, к тому же, не написанные от руки, а отпечатанные, как в строгих традициях детективного жанра. Вот одно из них – самое короткое:
«Дорогой папа! Давно не писал тебе, так как был занят работой, все как-то разом навалилось. Но сейчас наконец-то выбрал время, чтобы написать. У меня все нормально. Полностью освоился на новом месте. Как у тебя дела? Как твое здоровье? Пиши. Жду. Твой любящий сын».
И все остальные письма были в той же манере. Ни одного имени и названия местности, ни одной даты… Никакой зацепки, никакой конкретики. Пишет – «разом навалилась работа». А какая? На каком месте освоился? Эти письма можно было смело отправлять любому папе в мире, у которого сын в отъезде, причем не обязательно в далекой стране, но и просто в соседнем городе, к примеру, на расстоянии ста километров. При отсутствии конверта со штампами расстояние и город установить нереально, а также невозможно сравнить почерк отправителя с оригиналом. Пишущая машинка нивелирует эту возможность. Любой так может сделать.
Три фотографии мужчины, судя по качеству изображений, сделанные в его разные жизненные периоды, также особой ясности не внесли. На этих фотографиях был запечатлен один и тот же человек, месье Николя Легранж, в возрасте явно за шестьдесят. Причем на всех трех изображениях он почему-то был в верхней одежде. На обороте снимков также отсутствовали какие-либо пометки о дате и месте съемки. А без этих подробностей, судя по верхней одежде, можно было сделать только один вывод – предположительное время съемки – весна или осень. Отсутствие фото Легранжа в молодости слегка смутило меня, но, возможно, эти снимки сейчас находятся в полиции города Монпелье, у инспектора Кантона. Звонить ему не имело смысла. Я знал, что он мне откажет, и даже отчетливо представил его кривящуюся физиономию. Лучше на эту тему поинтересоваться у мадам Шатобриан-Рене.
Вот и вся информация, которую мне удалось почерпнуть из этих документов. Можно даже сказать – отсутствие информации. Но что поделать, ладно. Иногда отсутствие результата – тоже результат.
Итак, что я знаю о Легранже? Со слов его сестры, он окончил парижский университет, учился на историческом факультете – вот с этого и начнем. Родился в 1911 году, значит, поступил в университет в 1930 году. В Париже несколько таких учебных заведений, где есть исторический факультет. Начну-ка я поиски со своего университета – Сорбонны. На следующий день я отправился искать следы Николя Легранжа в архиве древнейшего университета Франции. Накануне, как и планировал, позвонил в Монпелье мадам Флоренц и поинтересовался о причинах отсутствия снимков ее брата в молодости.
– А их у нас и не было, – обрадовавшись моему звонку, пояснила она. – Брат рассказывал, что семейный альбом сгорел при попадании в их дом зажигательной бомбы в сорок четвертом году. Тогда им с отцом повезло, что их не оказалось дома. Помимо фотографий сгорела и часть документов. Их тогда приютили на какое-то время друзья отца.
– Скажите, а по какому адресу проживал ваш брат? – ответ мадам Флоры меня насторожил. – Где это случилось?
– Ой, да вы что, я уже и не помню… Это ж сколько лет прошло! По-моему, в Levallois-Pereret… Точно не смогу назвать адрес.
– А эти три фотографии, которые вы мне дали, где сделаны?
– Здесь, в Монпелье. Еще муж фотографировал… Он тогда новый фотоаппарат купил, вот и учился снимки делать. – Ясно, и еще к вам у меня один вопрос… – Да-да. Слушаю. Все, что в моих силах.
– Ваш брат случайно не объяснял, почему все письма отпечатаны на пишущей машинке? Ведь гораздо проще было написать от руки. Да и машинка приличных денег стоит.
– Не понимаю, куда вы клоните… Помню, я действительно как-то задала такой вопрос, и он объяснил это серьезной травмой руки. Что-то с сухожилиями… У отца в тот момент была печатная машинка, вот Николя и привык все набирать на ней.
– А здесь он тоже печатал на машинке? – Да, в основном на ней.
Архив
Я уже не один раз искал данные на людей в городских архивах. Это только с первого взгляда кажется, что ничего сложного здесь нет. Думаешь, достаточно назвать фамилию и имя, и вот, держите всю интересующую информацию. Ничего подобного. Там иногда такой беспорядок и путаница, что получить какую-то справку – сущая проблема. Помню, как-то больше месяца занимался поиском родственников одного своего клиента. Это было что-то невероятное! Из одного архива отправляли в другой, а потом оказалось, что по ошибке и недосмотру перепутали данные разыскиваемых.
Много проблем возникло сразу после войны. Отступающие немецкие войска частично специально вывозили или уничтожали архивы, пытаясь скрыть информацию о предателях и осведомителях. Иногда нацистские спецслужбы поступали более изощренно, путем манипуляции с данными людей. Одних могли очернить, а другим дать чужую, «чистую» биографию. Особенно усердствовали в этом направлении две конкурирующие организации Третьего Рейха – четвертое и шестое управление РСХА, гестапо Генриха Мюллера и политическая разведка Вальтера Шеленберга. Эти старались сберечь свои ценные кадры любой ценой для продолжения уже невидимой, скрытой войны. А еще можно, в конце концов, и продать архив с такой категорией людей за звонкую монету. Этот товар очень дорого стоит в определенных кругах. Все разведки мира до сих пор озабочены этим вопросом. В разведке, как и в бизнесе, нет разделения по вероисповеданию и цвету кожи. Главное прибыль, результат, ничего личного. Не зря Рейнхарда Гелена, генерал-лейтенанта в период Второй мировой войны, одного из руководителей разведки на Восточном фронте, взяли на работу после падения Третьего Рейха в Федеральную разведывательную службу Германии – BND. Причем, самое удивительное, что он сам создал эту BND, а потом успешно возглавил, и к полученным многочисленным орденам и наградам фюрера добавился еще и орден «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия», который был учрежден и вручался федеральным президентом ФРГ Теодором Хойсом.
И поэтому я никогда не строю иллюзий, рыская в макулатуре прошлых событий и людских биографий. Тут много чего занимательного можно обнаружить в серых папочках, перевязанных тесемочкой, и аккуратно сложенных на высоких стеллажах, но только при наличии специального допуска в закрытые до сих пор архивы. Не на один бестселлер потянет такая информация, причем и политического, и уголовного жанра. Хотя, в моем понимании, эти два направления частенько переплетаются. Видимо, некоторые политики пытаются рассмотреть и решить проблемы своего народа через призму личного негативного опыта.
Мой расчет не оправдался. Пять дней потребовалось, чтобы убедиться в ошибочности моего предположения. Оказалось, что Николя Легранж никогда не учился в Сорбонне. «Университет Сорбонна» – это целый комплекс университетов, связанных между собой, и поэтому каждый имеет свой архив. Так что для получения нужной информации мне приходилось делать отдельные запросы в каждый, где присутствовал исторический факультет. Пришлось побегать по огромной территории учебного комплекса!
Следующим на очереди в моем списке стоял университет Сити. Каково же было мое разочарование, когда мне сообщили, что архив этого заведения был частично уничтожен во время войны, при оккупации Парижа немецкими войсками. Большая часть документов хранилась в сыром, неотапливаемом помещении, что сильно повлияло на их внешний вид. Никто не думал в то время о сохранности студенческой документации, и это понятно – шла война, гибли люди. Но как же я удивился, узнав, что множество документов до сих пор валяется бесхозно в подвале главного корпуса университета!
Оставалось надеяться, что нужные мне бумаги сохранились. Через два дня мне позвонили из архива и сообщили, что данных на Николя Франсуа Легранжа у них нет. Возможно, сведения о нем находятся в злополучном подвале, в который, тем не менее, меня не допустили, несмотря на мою настойчивую просьбу. Пришлось через свои связи выходить на заместителя ректора по АХЧ и, пройдя через нудную волокиту бестолкового согласования, я все-таки получил разрешение порыться в брошенной документации. Под строгим присмотром ответственного работника архива, коим оказалась пожилая женщина, божий одуванчик, мадам Амели.
Когда я сортировал документы в подвале, мне позвонил Серж и сообщил, что знак на газете сделан этой же самой ручкой, причем не позднее месяца назад. Отпечатки пальцев размытые и не представляется возможным их идентифицировать.
Значит, это Николя Легранж нанес таинственный знак. Но зачем? Для чего? И почему на этой газете, и прямо поверх моей статьи? Судя по рассказам его сестры, в комнате была не только эта газета… Книги, журналы так же валялись на полу. Может, это послание? Но для кого? Для мадам Флоренц? Возможно. А может, для меня?.. Николя следил за моими расследованиями, вот и хотел привлечь мое внимание. Хотя, может быть, все это простая случайность, у которой нет логического объяснения… Или злоумышленники начертили этот знак? Что, в общем, маловероятно – нафига им оставлять против себя лишние улики… Или все-таки инспектор Кантона прав, и Легранж сам спсиху все это устроил?..
«Подвальный» университетский архив был, мягко говоря, в плачевном состоянии, и его обследование продвигалось крайне медленно. Нельзя сказать, что документов было так уж много, но постоянно приходилось вглядываться в размытые чернилами и изъеденные грызунами листки учебных ведомостей, всевозможных бюрократических приказов и распоряжений. Некоторые документы попадались в достаточно удовлетворительном состоянии и даже с групповыми фотографиями, с фамилиями выпускников. Другие же невозможно было прочесть, и приходилось с сожалением откладывать их в сторону. Но нечитаемых документов было меньшее количество от общего числа, и это придавало некоторого оптимизма.
Сильно усложняло мою задачу еще одно обстоятельство. Все бумаги были сложены вперемешку и по годам, и по факультетам. Доходило до абсурда, когда в одной перевязанной веревкой стопке могли находиться документы семнадцатого и тридцать третьего года, словно кто-то нарочно решил надо мной подшутить, затрудняя поиск. И ладно бы, если бы я мог точно знать, что найду здесь следы Легранжа! Тогда все эти мучения хотя бы оправдаются. Но с каждым часом сортировки и изучения бумаг уверенность в успехе все уменьшалась. Эта монотонная и нудная работа так выматывала, что хотелось плюнуть на все и расписаться в своей беспомощности. Хорошо еще, что сотрудница архива согласилась мне помочь за небольшое вознаграждение.
Но все-таки мне повезло! На третий день нашего заточения моя добровольная помощница мадам Амели обнаружила ведомость сдачи экзамена по общей физике группой студентов. Среди прочих фамилий фигурировало и имя Николя Легранжа. Значит, не напрасно я терпел и страдал все это время!
Кроме ведомости, были обнаружены и другие прилично сохранившиеся документы с фамилией Легранжа, причем все с датами, но, к сожалению, без единой фотографии. На одном протоколе я увидел самую позднюю дату – 13 февраля 1935 года. Это был экзаменационный лист с оценками – «Правовая система в Древнем Риме». Правда, оставалось еще с десяток неизученных бумажных стопок, лежащих в глубине подвала, но я решил прекратить поиски. Похоже, этого будет достаточно. В крайнем случае, всегда можно продолжить изучение документации, о чем я и предупредил сотрудников университетского архива, когда снимал копии с найденных документов.
Дома я составил список группы студентов, учившихся вместе с Легранжем. Всего было одиннадцать человек, из них пять девушек. Вчитываясь в фамилии сокурсников Николя, я пытался представить их лица и думал о том, что через какое-то время, возможно, не всех, но кого-то из них я непременно увижу. Может, вживую, а может, просто на фотографии. Сколько им тогда было? Как и Легранжу, лет по двадцать пять. Значит, сейчас больше семидесяти, и все еще могли быть живы… Но злобная старуха по имени Война, одетая в черный саван и вооруженная остро отточенной косой, перечеркнула многие жизни, забирая их к себе, вслепую тыкая своим костлявым пальцем в грудь человека. Для нее не имело никакого значения, что молодые люди, только начинающие жить и строящие грандиозные планы на будущее, получив для этого блестящее образование в престижном университете, не рассчитывали на такой фатальный конец.
Серж Тарассивье удивился моей просьбе, разглядывая список из одиннадцати фамилий. Удивляться было чему: впервые за время нашего сотрудничества я просил разыскать целую группу выпускников университета, причем окончивших учебу в тридцать пятом году. Пришлось посвятить его в некоторые подробности.
– Не понимаю, что тебя смущает в этой истории? – выслушав меня, сказал мой друг. – По-моему банальная жизненная ситуация, помноженная на хаос прошедшей войны. Таких судеб тысячи, если не миллионы. Тогда людей судьба раскидала по всему миру, до сих пор многие ищут пропавших родственников.
– Сам не знаю, – честно признался я Сержу. – Вроде так и есть на самом деле… Действительно, люди разводятся или эмигрируют в поисках лучшей жизни, но мне кажется, что это не тот случай. Здесь много каких-то непонятных событий и странных поступков. Не знаю, как тебе это объяснить, но носом чую, что…
– «Носом чую» – это весомый аргумент, – засмеялся начальник отдела, перебивая меня. – Не зря тебя прозвали в твоей газете Ищейка Длинный нос.
– Что, и до вас уже это дошло? Можешь сколько угодно меня подкалывать, но в той истории с коллаборационистом из Виши повод начать расследование казался еще нелепее. А если бы я не поверил своему чутью?
– Ладно, ладно. Никто не сомневается в твоем таланте, – примирительно ответил Серж. – А насчет Длинного носа, так не забывай, где я служу. Но, если серьезно, скажу по секрету, мы сейчас столкнулись прямо с какой-то мистикой, чертовщиной. Тебе говорит, что-нибудь название местности – Шамбала?
– Только в общих чертах. Это какое-то загадочное мифическое поселение… По-моему, в Гималаях. – Вот в том-то и дело, – возбужденно сказал Серж. – Многие слышали, но толком ничего не знают.
– Ты можешь поконкретнее сказать? – слова друга меня заинтриговали.
– Пока нет. Сами ничего толком не знаем. Сведения неожиданно к нам попали. Даже начальству не докладываю. Но, мне кажется, что это ящик Пандоры, к которому лучше не приближаться.
Поболтав еще немного и перемолов косточки общим знакомым, мы расстались, договорившись, что Серж будет отправлять данные на выпускников университета Сити из моего списка по мере поступления информации.