Андрей Акулинин
История одного преступления. Потомок Остапа
Глава 3
Н-ск, следственная тюрьма, 18 января 2003 года, 14 часов 33 минуты
– Самый большой город, который я видел до Москвы – Душанбе, со своим полумиллионным населением и прямоугольным расположением в Гиссарской долине. После маленького городка, в котором я родился, Душанбе показался мне столицей мира. Но Москва…
Москва меня поразила. Там я впервые очутился в метро. Я даже не представлял себе, что творится под землей. Сотни тысяч спешащих куда-то людей, не обращавших внимания друг на друга. Я покрывался липким холодным потом, когда спускался на эскалаторе вниз, в пугающую бездну. А когда из темного зева туннеля появился рычащий электропоезд, мужество и вовсе покинуло меня. Хоть я и не хотел показывать Анатолию свою провинциальную натуру, все же я запаниковал. Не знаю, заметил ли он это. Но тогда мне было все равно, лишь бы скорее выбраться из этого мрачного подземелья.
Бурлящий водоворот людей как соломинку на горной реке затолкал меня вглубь вагона, двери которого со свистом закрылись за моей спиной. Поезд тронулся, увозя меня в неизвестность. Потом был автобус, затем электричка… Короче, очухался я только в офицерской общаге. И то не сразу сообразил, где я и что со мной. Кружилась голова, немели руки. Отсутствовали мысли. Я чувствовал себя редкостно разбито, словно побывал в мельничных жерновах.
– Я так понимаю, что ты клаустрофобией страдаешь? – спросил его Калинин.
– А что это за хрень? – удивился Левин.
Московская область, г. Наро-Фоминск, 20 сентября 1993 года, 16 часов 23 минуты
– Ну как тебе Москва? – спросил Анатолий.
– Жуть! Сколько же здесь людей?
– Миллионов десять.
Левин присвистнул, и они остановились у ручного шлагбаума, рядом с которым стоял солдат. Он козырнул и потребовал:
– Ваши документы, товарищи лейтенанты.
Анатолий положил свой багаж наземь, засунул руку в нагрудный карман и, вытащив зеленое удостоверение личности офицера, продемонстрировал его солдату. Тот внимательно изучил его, еще раз козырнул и, отдав лейтенанту, обратился к Левину.
– А ваши, товарищ лейтенант, документы?
– Ты что, боец, не видишь я после ранения? Вот сейчас все брошу и буду в сумках ковыряться, – бойко ответил Левин.
– В общагу мы солдат идем. После командировки из Таджикистана. Со мной он, – вступился Анатолий.
– Так, товарищ лейтенант, меня же командир сожрет, если узнает, что я, не проверив документов, вас пропустил, – начал оправдываться караульный.
– Слышь, боец, я вещи разберу, найду свои документы и потом покажу. А командиру ты ничего не говори. Понятно?
– Понятно, товарищ лейтенант. Проходите, – он снова козырнул и поднял шлагбаум.
От КПП до офицерской общаги было рукой подать, метров двести, не больше. Трехэтажное здание сталинских времен с окрашенным серой краской фасадом располагалось вдали от административных корпусов и казарм кантемировской дивизии. По пути к нему Анатолий поинтересовался у Левина:
– А что ты, Андрей, не показал документы солдату? Он все-таки службу несет.
– Толя, ты же знаешь, где я служу. Разведка. А она, брат, вещь тонкая, и не допускает, чтобы каждый встречный и поперечный свой нос совал, куда не следует. Понятно?
– Что-то не очень.
– Ну представь, пройдет время, этот солдат уволится и уедет черт-те куда, а я, предположим, буду там выполнять важное государственное задание. Увидит он меня и скажет – так это же разведчик! И все, Толя, задание-то провалено. И как тебе такое развитие ситуации?… Поэтому, по инструкции, мы документов никому не должны показывать.
– А, вот оно как, – задумался Анатолий. – Так бы и сказал, а то я подумал…
– А ты не думай. Если что, ты спрашивай, а я тебе в рамках дозволенного расскажу. Сам понимаешь, служба моя секретная.
Внутри общежития стоял полумрак. Свет в коридор проникал лишь из двух прямоугольных окон, зеркально размещенных с торцов здания. Покрытый линолеумом пол был в многочисленных бетонных проплешинах. Поднявшись на второй этаж, точную копию первого, Анатолий задержался у темно-желтой двери с табличкой «27», постукивая себя по карманам. Ключ нашелся быстро. Он легко вошел в замок, который, издав громкий хруст, открылся, отворяя дверь комнаты.
– Проходи, Андрей, будь как дома, – широко улыбаясь, произнес лейтенант и легонько подтолкнул Левина в спину, пропуская его вперед.
– Но не забывай, что в гостях.
– Нет, нет, что ты. Мой дом – твой дом.
Десятиметровая комната лейтенанта показалась Левину неживой. За время отсутствия хозяина она словно погрузилась в летаргический сон. Окна были плотно закрыты, а шторы опущены. Повсюду тонким слоем лежала пыль. На настенной вешалке расположилась несвежая полевая форма одежды. Звезды на кителе потускнели в ожидании прибытия своего владельца. Возникало тягостное ощущение большой, невосполнимой утраты.
Металлическая панцирная кровать, доставленная из казармы, почувствовав тяжесть сумок, радостно скрипнула. Анатолий подошел к окну и раздвинул занавески, пропуская в помещение яркий солнечный свет, который и разбудил сонное королевство. Неизвестно откуда появилась тучная муха. Она сделала несколько кругов, приземлилась на пыльный стол, на котором удобно разместился телевизор с видеоплеером, и стала демонстративно потирать свои лапки. Анатолий напрягся и совершил стремительный бросок, направив мощь своей руки на бедное насекомое. Сильный удар потряс стол. Поднялась пыль. Но муха не пострадала, оказавшись проворней его. Она недовольно взлетела и взяла курс на коридор, где и исчезла.
– Значит так, – упираясь руками в бока, задумчиво сказал хозяин. – Раскладушку я сейчас найду. Туалет и душ находятся в самом конце коридора, там же есть общая кухня. Ты располагайся, а я в магазин смотаюсь, что-нибудь похавать куплю.
– Что значит – похавать?
– Ну поесть, пожрать, поужинать.
– А, это дело нужное, – улыбнулся Левин и полез в карман.
– Нет, нет, что ты, – Анатолий замахал руками. – Ты у меня в гостях, денег не надо. Они тебе еще пригодятся.
– Ну как знаешь. Как говорится, хозяин – барин, – Левин развернулся и поковылял к своей сумке, а Анатолий, закрыв дверь, направился в магазин.
Пока отсутствовал хозяин комнаты, Левин провел ее тщательный досмотр. Под кроватью он обнаружил два объемных чемодана. К его разочарованию, кроме военного обмундирования, ничего в них стоящего не лежало. Две пары черных носков, новенькая зеленая майка и такого же цвета трусы быстро перекочевали в его сумку. В стареньком, слегка перекошенном гардеробе тоже, кроме зимней «афганки», ничего не висело, а на его полочках пылились три белоснежные простыни с черными оттисками воинской части. Гражданской одежды не наблюдалось.
Проклиная военную нищету, он в конце концов обратил свой взор на новенький видеоплеер марки «Орион» и даже проверил его работоспособность, подключив к сети питания.
И только экран телевизора вспыхнул, как открылась дверь, и вошел капитан. Офицеру на вид было около тридцати. Густые черные усы слегка зашевелились, и он в недоумении спросил:
– Ты что здесь делаешь?
– А Толик в магазин пошел, – растерявшись, пробормотал Левин.
– Так Анатолий приехал?
– Приехал, товарищ капитан, приехал. Мы сегодня военным бортом из Душанбе прилетели. Меня Андреем зовут. Андрей Петров, – Левин протянул руку и двинулся на встречу к капитану.
– Капитан Зиновьев, Игорь Анатольевич, – он пожал протянутую руку, прошел вглубь комнаты и бесцеремонно сел на кровать.
– А вы его друг?
– Скорее командир. Я командир батареи, где он служит, – ответил он, и немного подумав, спросил: – Ну как там, в Таджикистане?
– Война, Игорь Анатольевич, самая настоящая война.
– Стреляют?
– Еще как. Вот и меня маленько зацепило, – Левин взял батик в руку и постучал им по своей ноге.
– Меня тоже в Афгане зацепило в ногу. Полежал, похромал, попрыгал, и отпустило. Так ты вместе с Толиком служил?
– В соседней части. Я из спецназа ГРУ.
– О! Серьезная контора. Уважаю. И давно ты там?
– Год почти. Сейчас в отпуске по ранению. Решил Москву посмотреть, а Толик пригласил…
– Это дело полезное. Я сам здесь уже два года, а все не досуг выехать в Москву.
– Это как сапожник без сапог?
– Ну примерно так. Со службы хрен сорвешься. Тем более, сам понимаешь, что сейчас в столице творится.
– А что такое? – удивился Левин.
– Сразу видно, из-за границы прибыл. В Москве сейчас жарко.
– Да разве здесь жарко, товарищ капитан, вот в Душанбе…
– Нет, я имею в политическом плане. Нашу дивизию готовят бросить в Москву для политических разборок. Правда, пока ищут добровольцев. А у нас, сам понимаешь, как, добровольно – значит, принудительно. Я два года назад из ГСВГ только приехал и сразу на путч попал. ГКЧП – зрелище не для слабонервных. Ведь не для этого мы военные училища заканчивали, чтобы с народом своим воевать.
– А ты, Михайлович, – Левин незаметно перешел на «ты». – Сумское училище закончил?
– Нет, Коломенское ВАКУ.
– А я – Рязанское ВДВ.
– О! Так мы ж с тобой почти земляки, – обрадовался капитан.
Левин растерялся, не зная географии и мест расположения военных училищ, но для порядка улыбнулся и сказал:
– Точно, Володя, земляки!
– Помнишь, Андрюха, Сельцы?
– Да кто ж его не помнит. Это еще тот фрукт, – не понимая, о чем идет речь, ответил Левин.
– Ты что, прикалываешься? Сельцы – это же наш полевой лагерь, рядом с Константиново, родиной Есенина. Там наше училище летом расквартировывалось, неподалеку связисты, автомобилисты и вы – десантура, стояли.
– А я тебе об этом и говорю. Сельцы – это не мед. Как вспомнишь учебу, так выть хочется. Подъем, зарядка, завтрак, прыжки… Не мед! Даже вспоминать тошно.
– А я наоборот, вспоминаю с радостью. Жизнь в училище – самые незабываемые годы моей службы. Кстати, я ведь тоже десантный факультет окончил. Потом – ТуркВО, Афган, ДШБ, Германия и эта гребаная Москва, – он зло сплюнул на пол. – И чего некоторые офицеры сюда стремятся? Была б моя воля, так я бы куда-нибудь на Восток подался, в Забайкалье или на худой конец – Приморье. Короче, подальше от МВО.
– А я после училища все время в средней Азии околачиваюсь, – облегченно вздохнул Левин.
– Ну прыгаете вы там?
– А как же, прыгаем по горам, как бараны. Бывало, расщелину пятиметровую в полном снаряжении перепрыгивали.
– Ты опять прикалываешься? – засмеялся капитан. – Я имею в виду, с парашюта.
– А с парашюта? Так ты так и говори. Не так часто, но прыгаем. С самолетов и вертолетов.
– А с каких марок?
– Да с разных. Последний раз прыгали с Ту-134, – Левин назвал единственную знакомую ему марку самолета, отчего у капитана приоткрылся рот.
– Да хватит врать! С него невозможно прыгать. Стопудовая смерть! – возразил он.
– Кому нельзя, а спецназу ГРУ – можно. У нас специальные приспособления есть, чтобы прыгать с этого самолета. Секретные, – последнее слово он произнес полушепотом и для отвода глаз осмотрелся.
Полному разоблачению Левина помешал прибывший Толик. Он вошел в комнату, держа в обеих руках по внушительному пластиковому пакету, из одного из которых торчала бутылка «Столичной».
– Что за шум, а драки нету, – радостно пропел он, а, увидев своего командира, положил на пол пакеты и по-военному отрапортовал: – Товарищ капитан, лейтенант Ильин из командировки прибыл. Во время командировки замечаний не имел.
Капитан сначала поздоровался с ним за руку, а потом по-кавказски обнял, приговаривая:
– Здорово, Толян, как я рад!
– И я Игорь Анатольевич, тоже рад. В гостях хорошо, а дома – лучше. Вы уже познакомились? – Анатолий посмотрел на хмурого Левина.
– Познакомились с твоим командиром, познакомились, – пробурчал он и молча сел на кровать.
– Да вот, Толя, мы оказывается, с Андреем в Сельцах пересекались. Он же Рязанскую десантуру окончил, а я КВАКУ.
– Вот здорово! Говорят же – земля круглая, – радостно заключил Анатолий и стал вынимать из пакетов провиант. – Мы с самого Душанбе маковой росинки во рту не держали. Проголодались – страсть. Да, Андрей?
– Угу, – промычал он и встал. – Давай, помогу что ли.
Он залез в свою сумку и вытащил боевой трофей – нож Абдулы. Увидев его, офицеры присвистнули.
– Дай-ка посмотреть, – попросил капитан. Левин протянул холодное оружие и с гордостью сказал:
– В бою добыл. Он для меня – талисман. Знаете, сколько я им духов замочил? Страсть!
– Да, такого сокровища я не видел, даже в Афганистане, – с удовольствием рассматривая нож, с завистью прошептал капитан. – Не уступишь? Любые деньги даю.
– Володя, ну что по нынешним временам деньги? Ничто! Прокучу их. И денег нет, ни ножа, а он для меня – талисман. Боевой нож!
– Вижу, что боевой, – капитан, словно саблей со свистом рассек ножом воздух и с сожалением передал его в руки Левина.
– Андрей, не жалко им колбасу резать? – вмешался Анатолий.
– Жалко, а ведь кушать хочется, – рассмеялся Левин и стал помогать лейтенанту.
Через десять минут застеленный армейскими газетами стол был заставлен едой. В это время в дверь постучали.
– Да, да, – Анатолий встал и пошел ее открывать. За дверью находились два офицера батареи Зиновьева.
– Разрешите, товарищ капитан, обратиться к лейтенанту Ильину, – козырнул старший лейтенант.
– Валяйте, – с полуулыбкой произнес комбат.
– То-лик, – растягивая имя взводного, старлей бросился в объятия своего друга. – Толик, брат, бродяга! Сколько лет, сколько зим!
– Да всего-то три месяца прошло. Я ж на летнем отдыхе там находился, – смущаясь, ответил Ильин.
– Ну герой, ну, герой, – командир взвода управления, оттолкнув старшего офицера батареи, тоже обнял друга.
– Вы что, на запах пришли что ли? Кто в батарее остался? – недовольно пробурчал комбат.
– Так, Игорь Анатольевич, по части такие новости быстро разлетаются. А в батарее старшина остался за старшего. Пусть хоть сегодня порулит. Такой день, такой день, – старлей потряс перед собой кулаками, пытаясь визуально показать важность и значимость этого дня.
А день потихоньку угасал. За окном смеркалось. Слушая хмельные разговоры военной братии, Левин искренне завидовал офицерам, хотя и много из того, что они говорили, он не понимал. Доступная им аббревиатура, загоняла его в тупик, заставляя смущаться и огибать острые углы беседы.
На второй бутылке офицеры запели. Их репертуар был невелик, но емок. Начали со «Священной войны», плавно переходящей в «День Победы», потом была песня из культового фильма «Курский вокзал» – «Десятый наш десантный батальон», затем пели про танкистов, а закончили, как и следовало ожидать, маршем артиллеристов. Капитан Зиновьев все время дирижировал, активно размахивая руками, сжатыми до белизны в кулаки, – легендарный Александр Васильевич Александров, да и только.
После третьей бутылки комбат разошелся, вспоминая афганское лихолетье. Он стучал кулаком по столу, несколько раз провозглашал третий тост и пускал скупую мужскую слезу. Подобраться к четвертой бутылке, принесенной старлеем, помешали две женщины, неизвестно откуда появившиеся в накуренной комнате. Это были жены офицеров. Капитан возмущаясь, было пошел в атаку, но, получив от супруги достойный отпор, моментально ретировался и, извиняясь за неудобства, ушел спать, а за ним, пошатываясь, удалились остальные. Ночь была в разгаре. Первая ночь Левина вдали от родных мест, в Москве, которую он прибыл покорять…
Глава 4
Н-ск, следственная тюрьма, 18 января 2003 года, 14 часов 53 минуты
– В офицерской общаге я прожил в общей сложности тринадцать дней. Чертову дюжину. Утром, как правило, выезжал в Москву, где праздно шатался в поисках работы, а вечером возвращался в часть и непременно с двумя-тремя бутылками водки, которые за незатейливыми светскими беседами в кругу коллег Анатолия мы выпивали.
О времени, проведенном среди офицеров, я нисколько не пожалел. Для меня это было своеобразной школой, можно сказать, курсом молодого бойца, вернее – подготовки начинающего офицера Российской армии. Я стал маломальски разбираться в хитроумных перипетиях воинской службы, обстоятельно узнал об учебе в военных училищах и нынешней армейской жизни. Теперь я не шарахался и не замирал, потея, слыша неизвестные мне сокращения типа: ТуркВО, ЗабВО, МВО, ГСВГ и ДШБ, а понимал, о чем идет речь. Позже мне эти знания пригодились. С помощью них я внес необходимые коррективы в свою легенду, и теперь она звучала правдоподобно.
Не знаю, как сейчас, но тогда в Москве в любом переходе можно было справить всякий документ за небольшие деньги. Всего за сотню долларов мне изготовили удостоверение сотрудника главного разведывательного управления Генерального штаба на имя капитана Петрова Андрея Александровича, а еще за сотню – капитана внутренних войск МВД. Каково было мое удивление, когда, раскрыв красные ксивы, я обнаружил свою физиономию в повседневной военной форме одежды со знаками различий и колодкой государственных наград, хотя уверен, что передавал «кулибиным» совсем другую фотографию. Чтобы как-то соответствовать своему фотооблику, я на блошином рынке приобрел краповый берет и колодку на грудь. Последняя меня и подвела…
– Каким образом? – спросил Калинин.
– Каким, каким, обычным, гражданин начальник. Я долго выбирал у продавца колодки. Остановился на одной, из трех рядов. Вроде бы солидно и не так бросается в глаза, как у генералов, – Левин вздохнул и потер левую щеку.
г. Москва, 2 октября 1993 года, 13 часов 15 минут
Неожиданно Москва опустела. Она, словно глубоководный батискаф, стремительно погружалась в бездну анархии и безвластия. Правила дорожного движения уже никто не соблюдал. Милиция куда-то исчезла с улиц, зато ее место стали занимать сотни молодых вооруженных солдат и офицеров с волчьим, безжизненным взглядом. Время от времени, что-то громя, по городу бродили толпы вооруженных люмпенов с грозным видом. В переулках раздавались одиночные выстрелы и человеческие вопли.
На Калининском проспекте, у здания столичной мэрии собралась внушительная толпа и слушала полоумного генерала, требовавшего раскулачить олигархов-евреев и повсеместно запретить еврейские организации. «Теперь у нас не будет ни мэров, ни пэров, ни херов», – вещал он, а толпа дружно ликовала, размахивая поверх голов орудиями пролетариата.
Странная и жутковатая картина…
Видя все это из окон близлежащего полупустого кафе, Левин усмехался. Так эти безобразия напоминали ему кровавый Таджикистан: такие же глуповатые люди, та же арматура и похожие, словно братья из ларца, лидеры-ораторы. Измени им одежду, перейди на таджикский язык, в крайнем случае, внеси в их речь тонкий, слегка потешный азиатский акцент, и генерал Макашов немедленно превратился бы в одного из отцов оппозиции с кровавыми по локоть руками. «О, люди! О, нравы!» – думал он, запивая котлету бокалом нефильтрованного пива.
Все же его настроение было как никогда хорошим. Душа пела. Он, по сути дела, легализовался. В его кармане лежали два еще пахнувших типографской краской удостоверения офицеров российских спецслужб, орден Красной Звезды, только что приобретенный на «развале», и солидная колодка с лентами от государственных наград. «Теперь можно начинать жить на полную катушку», – радовался он.
Пообедав, он расплатился с официантом, оставив тому щедрые чаевые, и, выйдя на улицу, от нечего делать присоединился к митингующим. Люди в каком-то безумстве торжествовали, выкрикивали революционные лозунги в предвкушении кровопролитных игрищ – любимых во все времена развлечений homo sapiens’а. Толпа ликовала: «Хлеба и зрелищ!» Ликовал и Левин, подбадривая стоящих рядом с ним людей, периодически обнимал их, похлопывая по спинам.
– Есть ли среди вас офицеры? – неожиданно раздался громогласный вопрос генерала.
– Есть! – крикнул сосед Левина и, подмигнув ему, подтолкнул к трибуне.
Левин сразу растерялся, но, взяв себя в руки, направился сквозь расступившуюся перед ним толпу к импровизированной трибуне. Среди прибывших офицеров он был пятым по счету, а по возрасту самым молодым. Остальные, все как один, – ветераны, уволенные с военной службы еще до горбачевской перестройки.
– Ваше звание и последняя должность? – словно попугай спрашивал у каждого генерал.
Левин оказался единственным «строевым офицером», имеющим боевой опыт. Ветераны большую часть службы посвятили тылу или партполитработе.
– Товарищ капитан, я вас назначаю командиром отдельной роты охраны Белого дома. Остальных офицеров, – слегка подумав, произнес Макашов, отчего у Левина екнуло сердце и душа ушла в пятки, – командирами взводов. Сейчас выдвигайтесь к объекту вместе со своей ротой, – он кивнул на толпу. – И приступайте к несению службы.
– А как быть с оружием? – спросил его Левин.
– Все, кто может держать оружие в руках, его получат на месте, в Белом доме. Враг будет разбит, победа будет за нами! Слава России! – выкрикнул Макашов, и толпа его поддержала боевым кличем. После чего под неусыпным взором вооруженной до зубов охраны он сел в черный «мерседес» и укатил в неизвестном направлении, оставив «капитана» наедине со своей армией.
– Товарищи, встречаемся у Белого дома, – все, что мог, выкрикнул Левин и быстрым шагом направился к ближайшей станции метро, а зайдя в подземку, побежал.
Естественно, у Белого дома он не появился. Война с ее последствиями – не его удел. Маршрут передвижения был знакомым. Он каждый раз заканчивался у КПП кантемировской дивизии, где в этот день нес службу знакомый солдат.
– Здравия желаю, товарищ лей… – боец растерялся, увидев на плечах Левина по четыре маленьких звездочки.
– Товарищ капитан, – поправил его мошенник.
– Так, как это?
– А вот так вот. Будешь хорошо служить, глядишь, уволишься старшим сержантом, а то и старшиной.
Солдат молча отдал честь и поднял шлагбаум.
В прокуренной комнате у холостого Ильина, как всегда, было много народу. Офицеры вчетвером играли в преферанс. Откуда-то принесенный журнальный столик испытывал на себе смачные удары карт и шлепки ладоней. Тут же лежала тетрадка с записями пули. В этот раз комбат работал писарем.
Преферанс на протяжении многих эпох привлекал к себе людей разных профессий широким выбором возможностей и вариантов развития игры, но только офицеры ее приватизировали, дав второе имя. Преферанс – офицерская игра!
Если карты позволяли брать взятки – хорошо, чем больше, тем лучше, но не менее шести. Если совсем пришла мелочь, то появлялась возможность сыграть мизер – не взять ни одной взятки. Особенно весело разыгрывались распасы – надо постараться взять как можно меньше взяток. В преферансе сложно жульничать. Исход игры зависит от удачи, очередности хода и расчета вероятностного расклада. Поэтому игра и притягательна.
– Восемь пик, – после долгой торговли с Ильиным, громко произнес слегка покрасневший комбат.
– Игорь Анатольевич, опять блефуете? Посмотрите, какая у вас гора. Здесь же на пару пузырей «Столичной» набежало. Как рассчитываться собираетесь? – старлей весело подмигнул лейтенанту.
– Не твое дело. Проиграю – отдам, – злобно отрубил капитан и сбросил снос.
– Вист. Ложимся, – предложил Анатолий и, раскрыв свои и карты старлея на столе, стал их изучать. Через минуту его настроение улетучилось, и он с обидой произнес: – Товарищ капитан, так играть нельзя. У вас стопудовый недозаклад. Это не честно!
– А мы не договаривались о закладах. Не надо было вистовать, – во весь рот улыбнулся капитан.
– Да у вас «тотус» на руках, а вы восьмерную заказали.
– Согласен на «тотус»?
– Согласен.
– Так и запишем: мне шесть в пулю, а тебе шесть в гору. А вы говорили: «две бутылки водки, две бутылки водки». Еще неизвестно, кто проиграет, – капитан смешал карты и, взяв остро отточенный карандаш, внес результат розыгрыша в тетрадь, а потом весело ударил ладонями по столу и повернул голову в сторону двери, где тихо стоял Левин. – О! Андрюха, ты пришел?
– Да вот стою, смотрю, как вы играете. Что эта за игра?
– Ну ты даешь? – удивился капитан. – А еще разведчиком называешься. Это преферанс, самая что ни на есть офицерская игра. Ты меня удивляешь, дружище. Первый раз вижу офицера, не знающего преферанс. Этому же практически в училище учат!
– Так я в училище учился, а не в карты играл.
– Ладно, спишем на твою бурную молодость и всего две звезды на погонах. Проходи. Садись рядом и учись.
Левин прошел вглубь комнаты и уселся на кровать между капитаном и старлеем. Положил себе сумку на колени, раскрыл ее и вытащил две бутылки водки.
– Вот за что я люблю нашу разведку, так это за ее проницательность, – потирая руки, сказал капитан и добавил. – Так какой у нас сегодня повод?
– Вот посмотрите на мои погоны, – с гордостью сказал Левин.
– Ни хрена себе! – почти в один голос прошептали офицеры.
– Это что, в ГРУ звания через ступень присваивают? – удивился Зиновьев.
– Это долгая история, – ответил Левин и стал скручивать пробку с бутылки.
– Андрей раньше рассказывал, что он был уже старшим лейтенантом. Он послал на три буквы генерала, и его разжаловали, – подсказал Ильин.
– О! Это по-нашему! – засмеялся комбат.
– Вот за одну операцию, в которую я разработал и осуществил, с меня сняли взыскание и присвоили очередное звание и сегодня вручили очередную правительственную награду, орден Красной Звезды!
– Во-первых, не правительственную, а государственную. Правительственных наград уже много лет не существует, а во-вторых, орденом Красной Звезды, если не изменяет память, уже как пару лет не награждают, – лицо комбата стало вдруг серьезным и сосредоточенным.
– А меня наградили, – с вызовом сказал Левин.
– Ну покажи тогда.
Левин вытащил из нагрудного кармана орден и положил его на стол.
– Ух, ты! И, правда, это орден Красной Звезды! – с восхищением сказал Ильин и взял его в руки. – Настоящий!
– Вот его-то мне в Генеральном штабе и вручили, – с гордостью произнес мошенник.
– А документы на него у тебя есть? – с подозрением спросил капитан.
– Документы?
– Ну конечно. К любой государственной награде документы должны быть. А как иначе?
– А документы к личному делу приобщаются.
– В личное дело вносится выписка из указа, а документы на руках должны оставаться.
– Так это для обычных офицеров, а у нас, гэрэушников, все в личное дело приобщается, – вывернулся Левин.
– Игорь Анатольевич, да что вы к нему привязались? – вмешался старлей. – Андрей звание получил, награду, выпивку принес, а мы ему допрос устраиваем, как-то это не по-нашему. Что мы, особисты какие-то? Радоваться за нашего друга надо, а не подозревать что-то. У него своя контора, а у нас своя. Может, у них в Генеральном штабе так и происходит. Это же разведка!
– Да при чем здесь разведка. Мы же в одной армии служим, в одном министерстве обороны. Я понимаю, он бы сказал, что служит в КГБ. Это другое ведомство, следовательно, могут быть другие правила ведения наших личных дел, а тут… А ну-ка покажи мне орден. Самому интересно.
Лейтенант протянул ему награду Левина. Капитан взял ее в руки и перевернул тыльной стороной.
– Что ты, капитан, хочешь там увидеть? – поинтересовался Левин и напрягся.
– Номер! – обрубил он и тут же попросил лейтенанта: – Толя, включи свет, а то у тебя здесь темно стало.
Ильин встал и включил свет, а капитан внимательно стал изучать орден, потом вдруг недобро ухмыльнулся и сказал:
– Липа! Самая настоящая липа!
– Так разве орден не настоящий? – удивился командир взвода управления.
– Нет, с орденом все в порядке. Он настоящий. А вот этот молодой человек, так называемый капитан, фуфловый.
Левин встал с кровати и, сжав кулаки, грозно сказал:
– Ты капитан говори, говори, да не заговаривайся, а том можно…
– Что, молодой человек можно? Продолжай, – комбат тоже встал и прямо посмотрел в глаза Левина.
– Вы что творите, товарищи офицеры, – между ними прыгнул старлей, пытаясь воспрепятствовать зарождавшейся драке.
– Ты, Серега не суетись. Я тебе скажу, этот орден был вручен лет пятьдесят-шестьдесят назад. Я свой орден получил в восемьдесят седьмом, в Афгане. Так вот его номер на несколько десятков тысяч в большую сторону отличается от номера этого ордена. Ты лучше спроси Толика, где он это чудо раскопал?
– Так мы с ним вместе на самолете из Душанбе прилетели, – испуганно прошептал лейтенант.
– А ты документы его смотрел, раз в режимную часть привел? Может, он диверсант какой-то или шпион.
– Да вот мои документы, – Левин вытащил удостоверение и протянул его капитану. – На, подавись, смотри.
Капитан Зиновьев раскрыл красную книжку и внимательно стал ее рассматривать, а потом от души рассмеялся.
– Ну рассмешил, капитан Петров, ну рассмешил. Так, Серега, дуй в штаб, вызывай особистов, это их клиент.
– А в чем дело? – испуганно спросил Левин.
– У тебя, что на фотографии висит на груди?
– Награды!
– А ты можешь их перечислить?
– А с какого хрена, Вова, я тебе их должен перечислять? Ты что, прокурор?
– Военный прокурор сейчас прибудет. За этим не заржавеет. Давай, Серега, кому говорю, иди, ищи особистов, а я пока этому кадру объясню, какими наградами он обвешан.
– Объясни, – с вызовом сказал Левин, а у самого где-то внутри похолодело.
– Первым идет орден Ленина.
– Ну и чего, есть у меня такой орден. Дома лежит.
– Орден боевого красного знамени. Орден Октябрьской Революции. Ха-ха-ха. Ты капитан, наверное, и Зимний брал и, судя по всему – Берлин, Прагу, а еще и Севастополь защищал. Ничего не скажешь, герой! Не стареют душой ветераны. Ха-ха-ха.
– Отдай! – закричал Левин.
– Особисты тебе отдадут или прокурор отдаст, – зло произнес капитан и попытался засунуть удостоверение в карман.
В это время Левин неожиданно бросился на комбата, пытаясь вырвать из его рук, свою собственность, но капитан был начеку. Резким ударом в челюсть он сбил мошенника с ног и добродушно сказал:
– М-да, спецназовец из тебя никакой. Работать надо над собой, молодой человек, и зарядкой заниматься.
– Если бы не ранение, я бы тебе показал.
– Ну вставай тогда, показывай, на что ты годен, – ухмыляясь, сказал капитан и сделал шаг назад.
– Михайлович, может не надо? Хватит с него. Пусть особисты с ним разбираются, – взмолился Ильин.
– Нет уж, мужики, пусть покажет, на что наш спецназ ГРУ способен.
– Отпустите меня, – захныкал Левин. – Я вам денег дам. Много дам. Вот смотрите, сколько у меня денег, – он открыл сумку и, достав нож, закричал: – Суки, порежу всех на хрен! Все к окну!
Он схватил свою палку и быстро выбежал из общаги, не дождавшись особистов, перемахнул через бетонный забор и оказался за пределами воинской части. Спасла темнота и густой кустарник, полностью потерявший свою листву. Шум погони слышался недолго. Офицеры немного побегали между деревьев и, матерясь, скрылись в темноте, а Левин поплелся к электричке, проклиная «кулибиных» за халтуру. Эту ночь он провел на вокзале…