Андреа Портес
Ускользающая красавица
10
Солнце опустилось за горизонт, и на небе показалась звезда, несмотря на то, что еще не очень темно.
В сумерках трудно понять, что это за место. Вокруг горит множество небольших костров. Свечей. Подвесных фонарей. Но пространство здесь вытянуто не по горизонтали, а, скорее, по вертикали. Это сторона утеса, каменная стена. И в ней высечены… жилища. Освещенная огнями очагов и свечей, мерцающая в небе деревня. Жилищ здесь, должно быть, сотни. В каждой расщелине своя жизнь. Здесь какое-то шумное движение. Там кто-то тихо крадется. Буханки хлеба. Дома. Очаги. Я в изумлении взираю на зачарованную, уходящую в небо деревню, которая словно вышла из мифов, собранных Гвилтом. Мой спутник глядит на меня, улыбается и говорит:
– Джайка.
Он слезает с лошади, а потом осторожно помогает слезть мне. Где-то в деревьях ухает сова, ее глухое ууууу-ууууу возвещает наступление ночи.
Да, мне следовало бы отправиться домой. Но я оглядываю мерцающую огнями деревушку и впервые задаюсь вопросом, сон это или нет.
И тут я вижу, как две веселые девочки в одежде из грубой материи, хихикая, во всю прыть несутся ко мне. Похоже, им безразлично, что они босые, что лица у них грязные. У каждой на руках множество браслетов из лиан и цветов.
Они мчатся ко мне с таким выражением на лицах, будто я их давно потерянная и вновь обретенная сестра! Я в изумлении смотрю, как они касаются моего утратившего великолепие синего бархатного платья. Рассматривают каждую золотую нитку, каждый вышитый цветок и дюйм кружева. Обнаружив что-то новое, они глядят на это с благоговением, комментируют свои открытия, подталкивают друг друга локтями, хихикают.
Незнакомец следит за моей реакцией на происходящее. Но девочки такие милые, жизнерадостные и любопытные, что это заразительно, и я обнаруживаю, что тоже смеюсь и улыбаюсь. Может, я и правда их потерянная сестра. Одна девочка снимает цветочный браслет и протягивает мне.
– О боже ты мой. Спасибо. Это так мило с твоей стороны. – Беру браслет и надеваю его на запястье.
Странный язык, на котором я говорю, приводит их в замешательство. Они переглядываются, а потом смотрят на моего спутника. Он одобряюще кивает им, и они расслабляются. Смотрят на меня неожиданно застенчиво и убегают в темноту, наверное, в одно из жилищ в каменной стене.
Мужчина выступает вперед и берет меня за руку. Мы идем мимо мерцающих огней. Все дальше и дальше, вслушиваясь в голоса детей, в смех, песни и даже, кажется, плач. Пахнет хлебом и сладкими специями. В конце нашего променада мой спутник останавливается и показывает на ступени, высеченные в камне. Еще одна ловушка? Я не знаю, как поступить, мой мозг лихорадочно работает. Я едва знакома с этим человеком. Будь здесь мама, она вцепилась бы мне в руку и утащила прочь. Будь здесь отец, голова незнакомца, скорее всего, лежала бы уже на плахе, или, по крайней мере, его схватили бы королевские стражники. Но их здесь нет.
При этой мысли в груди становится легко, и я начинаю дышать так глубоко, как никогда прежде.
Мой спутник в раздражении вскидывает руки вверх и взбирается по каменным ступеням, оставляя меня одну. Я оглядываюсь и оцениваю возможные варианты своих действий. Семьи укрылись в домах и счастливы тем, что провожают день в компании друг друга. А здесь, на открытом воздухе, вместе с одной только совой я не знаю, чего ждать и чего бояться. Может, тех гнусных дикарей, которые поймали меня в сеть? Поджидают ли меня другие клетки и ловушки? Прячутся ли поблизости сливающиеся с окружающей средой создания? Разумеется, это вполне возможно. Почему бы и нет?
Луна убывает, ее свет тусклый и тревожный. Я решительно выдыхаю, поняв, что собираюсь сделать. Но мои ноги опережают меня и уже поднимаются по ступенькам. Я карабкаюсь вверх, догоняя незнакомца.
В одной из глубоких впадин, расположенных выше других, обнаруживается спартанское, но не сказать что неуютное жилище. Здесь есть деревянный стол и стул. В очаге горит янтарный огонь. Мужчина поворачивается ко мне и показывает на небольшую скамью, на которой лежат шерстяные одеяла и матрас. Что у него на уме? Но, оказывается, тут есть еще одна скамья, и он тычет себя в грудь… будто говоря: «Я буду спать здесь».
Он протягивает мне кусок хлеба, довольно большой, и только тогда я понимаю, что умираю с голоду. Беру хлеб, стараясь не показаться жадной, и направляюсь к скамье. Будь я одна, набросилась бы на еду, как коршун на добычу, но меня учили никогда так не поступать. Я ем хлеб как настоящая леди, но, когда мужчина на меня не смотрит, глотаю куски, почти не прожевывая.
Он предлагает мне металлическую чашку с красным питьем, сладким на вкус. Оно слегка пахнет земляникой. Незнакомец, не обращая на меня внимания, гасит огонь и укладывается на скамью в другой части жилища. Теперь вокруг совершенно темно.
Странно спать в далеком, непонятном месте рядом с совершенно чужим человеком. Вряд ли это разумно и прилично. Но разве у меня есть выбор? Полагаю, у этого мужчины имеются соображения в отношении меня, какой-то план. Разве бывает иначе? Составить план и следовать ему в надежде, что он сработает. Не торопя события, не суетясь и не устраивая истерик.
Да. Так оно всегда было и будет. Слышно, как незнакомец глубоко дышит, погружаясь в сон. И я следую его примеру. Я понимаю наконец, как сильно я устала и переволновалась.
И все же. Отправляясь в страну снов, я не могу не гадать, а не проснусь ли дома, в пастельных цветов замке, окруженная служанками, и рядом будут мама и один-два доктора. Опечалит ли меня такое пробуждение? Расстроюсь ли, если покину этот мир лиан, мерцающих огней и девочек с яркими глазами и украшениями из цветов? Хочу ли вернуться туда, где женщины украшают себя подобно павлинам, а придворные сплетничают, перешептываясь и хихикая?
А этот чужак? Почувствую ли я облегчение, избавившись от него? Ну конечно. Это вполне разумное и естественное чувство. Но все же я не очень уверена, что так все и будет. В молчании мужчины есть что-то успокаивающее. Вне всяких сомнений, это лучше, чем беспрерывная трескотня Присси и Боланды. Что бы с ними сталось, окажись они на моем месте? Присси, наверное, сошла бы с ума. Или ее съели бы. Я улыбаюсь этой мысли.
Уханье совы убаюкивает меня, мои веки тяжелеют, взгляд затуманивается.
Меня одолевает дремота. Мой сон закончился.
11
Мои глаза все еще закрыты, когда до меня доносится чей-то голос.
– Ты слышишь меня? Ты меня понимаешь? – Женский голос, мелодичный и спокойный.
Мой родной язык! Она говорит на моем языке! Я пробуждаюсь ото сна. Я безмятежна. Я дома!
– Да. О да. Понимаю! Слава богу. Я готова расцеловать тебя!
Но просыпаюсь я не в замке пастельных цветов. А где-то далеко от него. Женщина у моего изголовья стоит неподвижно и, конечно, вовсе не хочет быть зацелованной мной.
– Я Кила. Хранительница и староста Серых скал. А ты? Как тебя зовут? Откуда ты? – спрашивает она с незнакомым акцентом. Не похожим на акцент моей матери, но довольно приятным.
Одета она не в грубую одежду, а в широкое платье из искусно сотканной материи, которое оставляет открытыми большие участки ее золотистой кожи, но при этом весьма элегантно, хотя свита моего отца задохнулась бы от изумления, увидев его. Волосы у нее длинные и заплетены в косы. Вся она напоминает изящную золотую статуэтку. Есть в ней и еще что-то, а именно особая аура. Немногословная мудрость, унаследованная от поколений предков. Понимаешь, что эту женщину будут помнить и через много веков.
– Мое имя принцесса Элизабет Клементина Де Буда Руа. Я из королевства Руа. Ты знаешь, где это? Или как я могу вернуться туда? Может, ты отведешь меня? Или меня проводит… кто-то еще?
В эту секунду я замечаю незнакомца, почтительно стоящего у двери. По его позе я понимаю, что эта женщина – особа знатная, пользующаяся авторитетом.
Она выше его!
Да, так и есть. Он смотрит на нее снизу вверх, как люди в моем мире смотрят на моего отца, короля. Но она не король. Не может быть королем.
Мир, в котором я очутилась, начинает казаться мне еще более загадочным.
– Домой? А где твой дом? – спрашивает она.
– Я из королевства Руа, оно расположено в средней части Глен Ду Монт. Между Карватайнским морем и Ивовым лесом.
Она слегка морщит брови.
– Интересно. – Смотрит на мужчину.
– Сван, фел аш ест плэк?
Я понимаю, что мужчину зовут Сван. Да. Ему идет это имя. Он определенно Сван.
Золотистая женщина снова поворачивается ко мне.
– Я никогда не слышала об этом месте. А мне известно обо всех местах.
Она замолкает, давая мне возможность подумать. Это трудно счесть хорошим знаком.
Потом она придвигается ближе и оценивающе меня рассматривает, так что я начинаю чувствовать себя платьем на вешалке.
– Нет. Ты не можешь вернуться в… Руа, – говорит она, как-то странно произнося название моего королевства. – Ты останешься здесь и будешь сражаться.
Она переводит взгляд на Свана и кивает ему. Решение принято, она быстро выходит из жилища, направляясь неведомо куда, может быть, погружается в золотое озеро.
Сван смотрит на меня и слегка пожимает плечами, словно говоря «Главный сказал».
– Сражаться? С кем? – спрашиваю я.
Но, конечно, он знает мой язык не лучше, чем я его.
В дом, возможно присланные кем-то, вбегают две девочки, они берут меня за руки и выводят из пещеры на поляну, где поставлены в круг несколько столов.
За столами сидят семьи: матери с младенцами, отцы с сыновьями, сестры с сестрами – последние что-то шепчут друг другу на ухо. Приятное зрелище. Теплое. Домашнее. Словно всех укутали невидимым одеялом.
Я хочу присоединиться к ним, но девочки ставят меня в центр круга.
Я жду.
Ножи на столах блестят в лучах утреннего солнца.
И в голове у меня мелькает абсурдная мысль:
«Эти лезвия предназначены мне?»
12
Попыткам выяснить, не являешься ли ты главным блюдом на праздничном бранче, сопутствует довольно интересное чувство. Скажу честно: ничего подобного я прежде не испытывала. Похожее ощущение возникало у меня во время игры в прятки, прежде чем меня обнаруживали. Но сейчас ставки выше примерно в миллион раз.
Начинается все с вопросов; их выкрикивает Кила, ведущая собрание местных жителей. После каждого вопроса все переглядываются, кивают и пожимают плечами, кульминацией же становится момент, когда все принимаются стучать по столам – кулаками и металлическими кружками. Довольно шумное представление, и я понимаю, что ищу глазами моего знакомого, Свана, чтобы он подбодрил меня.
Сван меня не разочаровывает. Он кивает мне с легкой улыбкой на губах.
Кажется, глаза у него поблескивают, но, разумеется, он почти обнаженный дикарь из далекой страны, и я не обращаю внимания на его взгляд.
– Ужасно извиняюсь, что перебиваю… но что именно сейчас обсуждается? – набравшись храбрости, спрашиваю я у Килы.
– Им интересно, откуда ты, – отвечает она.
– Я же сказала тебе, что…
– Но как? С какой стороны? – допрашивает она.
– Ну, полагаю… сверху? Оттуда, – говорю я, подняв руку.
У всех дыхание перехватывает от изумления, а потом поднимается ропот. И это что-то да значит.
Кила резко успокаивает присутствующих:
– Гехн си нект! Да уон олдвейсен!
Народ замолкает, продолжая общаться взглядами.
– Прошу прощения? – обращаюсь я к ней. – Что ты им только что сказала?
– У них магическое мышление. – Она пожимает плечами. – Они гадают, не ты ли Та, что упала с неба.
– А… что это означает?
– Это пророчество… сказка. И означает только то, что они глупы, – замечает Кила.
Ее слова, похоже, завершают дискуссию. Две девочки, хихикая, подводят меня к скамье, усаживают и садятся рядом. Собравшиеся расположились полукругом, явно ожидая какого-то события. Может, состоится представление? Или что-то в этом роде?
Одна из девочек срывается с места и быстро возвращается с овощами и хлебом. Другая приносит сидр, который оказывается более горьким, чем тот, к которому я привыкла. Но, желая доказать, что умею быть благодарной, говорю спасибо и смакую каждый кусочек и глоток. Девочки ждут от меня знака одобрения, и я киваю, и улыбаюсь, и глажу живот, так что становится ясно: все было очень вкусно. Они кажутся довольными, и их сияющие глаза яснее солнечного неба. Я замечаю мальчика с пепельными волосами, который ходит среди собравшихся, собирая посуду. Он чувствует на себе мой взгляд и подходит, хотя я его и не подзывала.
– У тебя есть посуда, может, миска? – спрашивает он на моем языке. – Или ведро?
– О-откуда ты знаешь этот язык? – интересуюсь я.
– А почему бы мне его не знать? – косится на меня он. – Так есть у тебя ведро или нет?
– Нет…
Мальчишка идет прочь, поглощенный ведрособирательной миссией.
Не успеваю я окликнуть его, как Кила возвращается и садится рядом.
– Вижу, ты успела познакомиться с моим сыном, – усмехается она.
– Ты о мальчике? – поворачиваюсь я к ней.
– Да. О мальчике. Его зовут Вьет. Он мой сын.
– Он… очень занят.
– Ну да. Больше всего на свете его интересуют его эксперименты. Ты уж поверь мне. Нет возможности остановить его, когда он так увлечен.
– Прекрасное качество, – задумчиво говорю я.
– Тебе повезло. – Она меняет тему разговора. – Ты станешь свидетельницей редкого события. Готтлек – празднество в честь божества – великого создателя и источника света.
Она замолкает и следит за моей реакцией.
– Тогда я и в самом деле удачливый человек, – соглашаюсь с ней я.
– Да. Только не бойся, – советует она. – Будет много огня.
Это несколько смущает меня, но я благодарна Киле, что она сидит рядом и посвящает в смысл происходящего.
Празднество оправдывает мои ожидания. Звенит множество колокольчиков, гремит множество барабанов, а больше всего здесь… пламени. Летающего по воздуху! Вначале исполняется танец в честь первого огня. Затем следует танец в честь сотворения человека. А потом больше других понравившийся мне танец, утверждающий божественность женщин – земных воплощений великого создателя. Я не могу не восхищаться этим зрелищем. В моем королевстве, если речь идет не о знати, к женщинам относятся как к достойным жалости созданиям, которых терпят, но не уважают.
А здесь женщины… это что-то другое.
– Сейчас будет очень важная часть представления, – говорит Кила. – Называется она «Одинокий мужчина».
Я смотрю на сцену и вижу на ней не кого иного, как… Свана! Странно, но большинство танцоров – мужчины. Я замечаю, что в некоторых сценах участвуют даже мальчики, которым нет и пятнадцати зим.
Сван ведет соло… И я решаю, что он и есть тот самый одинокий мужчина. Но потом он начинает вытворять нечто странное. Вглядывается в публику и ищет… ищет что-то. Или кого-то. Все это сопровождается пантомимой. Наконец он замечает того, кого искал, и радостно закидывает находку себе на плечо. Можете отгадать, кто это? Да, именно так. Женщина.
А теперь скажите, кто она? Это большой сюрприз для меня… потому что эта женщина я.
Не успев запротестовать, я оказываюсь на сцене, а публика, особенно две девчушки, смеется и ликует. Даже Кила снисходит до того, что бросает на меня удивленный, но поощряющий взгляд.
Так, это немного опасно! Я невольно ежусь, когда Сван начинает бросать вокруг меня пылающие предметы. Их ловят другие участники представления, число которых все растет. Пламя повсюду. Я не могу сделать и шажка в сторону – или оно охватит меня. Выражение моего лица, должно быть, говорит о том, что я нервничаю, и публика еще больше ликует и хохочет. Не знаю, почему они смеются: потому ли, что мне нечего бояться, или потому, что я запросто могу умереть. Как бы то ни было, кидание огней продолжается, но, к счастью, уже не так активно. Представление постепенно сворачивается, и его участники один за другим покидают сцену… на ней под конец остаемся лишь Сван и я.
Он улыбается и жестом показывает, чтобы я ушла. Что я и делаю с благодарностью.
Он снова один и вроде как ждет женщину, которую нашел, а потом потерял. Он исполняет танец печали, который заканчивается тем, что он сидит, съежившись, в грязи. Осторожно и бесшумно другие танцоры подкрадываются к нему и прикрывают его тело грубым одеялом – прячут его, поскольку он стал землей, возвращают его земле.
Огня больше нет. Молчат барабаны… молчат колокольчики. Полная тишина.
На сцене остается лишь свернувшийся клубочком мужчина, и слышно лишь завывание ветра в скалах.
И это… потрясающе.
Наконец, когда все всё прочувствовали, Кила встает и показывает на сцену. Сван выбирается из-под одеяла цвета навоза, другие танцовщики выходят к публике. Я вскакиваю и начинаю аплодировать. Остальная публика тоже хлопает в ладоши, свистит и вопит. Две девочки, взобравшись на скамью рядом, стучат по мне ладошками, и этот стук вливается в общие овации. И хотя это глупо, я считаю, что танец, в эпицентре которого я неожиданно оказалась, достоин восхищения.
Сван смотрит на меня и вроде бы легонько кивает. Не успеваю я понять, что он хочет этим сказать, передо мной появляется Кила, и я не могу игнорировать ее властное присутствие.
– Теперь ты должна отдохнуть, – сообщает она мне. – А завтра начнешь учиться.
– Учиться? – недоумеваю я, выходя из состояния блаженства.
– Да. Учиться. Ты должна научиться сражаться.
Она кивает мне, поворачивается и растворяется в толпе.
Две девочки смотрят на меня, похлопывая по рукам, будто пытаются утешить. Хихикая, они выводят меня из толпы. Мы идем вдоль скалы к пещере, расположенной в каньоне вдалеке от дома Свана. Я неожиданно расстраиваюсь, поняв, что не знаю, увижу ли его когда-нибудь еще.
Жилье, куда они приводят меня, куда более спартанское, чем то, где я ночевала, что кажется почти невероятным. Рядом с дверью выстроены в ряд металлические инструменты, которые при ближайшем рассмотрении оказываются… оружием. Я замечаю ядро на цепи. Есть здесь и разнообразные дубинки – некоторые заостренные, другие шипастые. Имеется здесь также множество ножей, и я вижу также несколько простых, но устрашающих топоров.
Девчушки вручают мне шерстяную одежду и ведут к скамье в задней части пещеры, на которой лежит матрас. Я изо всех сил стараюсь сохранять спокойное выражение лица – несмотря на находящиеся в непосредственной близости от меня и наводящие ужас орудия смерти.
Девочки улыбаются мне и оставляют в одиночестве и раздумьях.
Золотая женщина, Кила, сказала, что я начну завтра. И буду учиться сражаться.
Но как? И с кем?
Прежде меня учили НЕ драться и не причинять никому вреда и боли, поэтому происходящее начинает казаться… тягостным и, судя по жуткой обстановке, реальным.
И все же эти люди радушно приняли меня, когда мне некуда было податься. Так что прикажете мне теперь делать?
И тут я вдруг получаю ответ вселенной на свой вопрос. Снизу до меня доносятся звуки – там сильно шумят и нервничают. Сначала я принимаю это за болтовню… но скоро различаю в словах агрессию и страх. Посмотрев вниз, вижу две противостоящие группы людей. Одна – это несколько мужчин Серых скал. Другая – двое болотных мужчин, тела которых раскрашены в разные оттенки зеленого и коричневого.
Они, похоже, ожесточенно о чем-то спорят и при этом отчаянно жестикулируют. Наконец один мужчина из Серых скал решает, что с него довольно. Он выступает вперед, и не успеваю я сообразить, что происходит, и отвести взгляд… как он набрасывается на обоих дикарей сразу. Силы, казалось бы, неравны, но лесные обитатели оказываются немедленно повержены. Я, задыхаясь от удивления и ужаса, смотрю, как их головы катятся прочь от тел.
Преисполненная отвращения, отшатываюсь назад, закрыв рукой рот.
Как такое возможно? Наверное, это игра моего воображения?
Обезглавлены!
В какое безнравственное общество я попала? Что это за место? Насилие – всегда неправильно, а ведь это убийство! И я не желаю иметь к нему никакого отношения!
Осторожно продвигаюсь вперед, всматриваясь в происходящее внизу в надежде, что все это мне померещилось. Или, может, я наблюдаю репетицию пьесы. Театральное представление.
Но нет, ничего не изменилось, и люди со скал не спешат убрать трупы.
Ужас!
Не могу поверить, что оказалась среди таких жестоких людей. Почему меня ввели в заблуждение несколько добрых поступков? Неужели этого оказалось достаточно, чтобы расположить меня к варварскому племени? И что теперь делать?
Прислоняюсь к стене пещеры, не в силах стоять и боясь присесть.
Нет. Нет. Не могу здесь оставаться. Что, если эти дикари примутся за меня? Что, если меня обезглавят следующей? На какие еще зверства они способны?
Вдруг Кила имела в виду именно это? Когда мне прикажут «сражаться», не должна ли я буду обезглавливать чужаков и вести себя при этом так, будто ничего особенного не происходит?
Нет, мне нужно найти путь домой – назад в Руа – любым способом.
Не очень хорошо, когда тебя радушно принимают, а ты, не попрощавшись, убегаешь, как неблагодарная пройдоха. Да, такое поведение нельзя назвать достойным. Это скорее смахивает на предательство.
И тем не менее.
Если я не исчезну отсюда, то скорее рано, чем поздно моя голова слетит с плеч.
Я решаю подождать, пока солнце не исчезнет за деревьями и убывающая луна не провисит в небе некоторое время.
В предрассветные колдовские часы я уйду отсюда. И найду, должна найти путь домой.