Анджей Ласки
Остров звезд
ГЛАВА 7. ЭТО ЗНАЧИТ «НЕТ»
Следующие дни прошли однообразно и тоскливо. Я засыпал с мечтой о великой мечте, ворочая ногами и просыпался с ней же. Все было скучно. Видимо, выдав все, что могли на студии звукозаписи, мы перегорели и теперь с трудом давили из себя музыку, как ленивцы, жующие эвкалипт – по ноте в час. А когда очередная репетиция свелась к тому, что мы просто молча сидели, взирая друг на друга, я принял решение, что нам надо отдохнуть. Не от музыки, нет. Ее в голове хватало, как того девятибалльного шторма. Отдохнуть, как тем опостывшим любовникам, которых уже не тянет друг к другу. Освежить наши отношения, освежить мысли, и просто праздно побездельничать.
– Возьмем отпуск? – парни кивнули. Нам явно нужна была передышка.
Что делали музыканты в те дни, я не знал.
Что делал я? Складывал самолетики из бумаги, смотрел телек или просто сочинял. Среди мыслей и рифм искал очередной хит. Пытался найти ту проникновенную мелодию, что еще громче зазвучит в головах наших фанатов. Мне было мало того, что я уже сделал. Было мало тех навязчивых мелодий и слов, которые всякий раз доводили до исступления зрителей на каждом концерте. Я рылся в себе, в скрытых закоулках памяти, разыскивая ту славную историю, которую бы мог выдавить рифмами из себя, как рвоту, которой и дела нет после очередной пьяной вечеринки. Она-то приходит без спроса. А вот новая песня – надо еще сильно постараться.
В моем поиске я довел себя до крайности, почти до исступления. Но, как не ковырялся, так и не смог обнаружить хоть что-нибудь, пусть самое простое и посредственное. Неужели я так мало знал о жизни?
Телефон молчал, как проклятый. Сейчас я был бы рад любому случайному звонку. Так, лишь бы перекинуться парой слов. И даже Хемингуэй забыл мой номер, хотя иногда мы созванивались по несколько раз на дню. Время шло, а тишина все больше заполняла пространство вокруг. Как странно, я совершенно не привык к ней. Моя жизнь всегда была наполнена звуками, мелодиями, ритмом увядающего городка за окном. Пускай пройдет еще десять-двадцать лет и все тут иссохнет, и жизнь остановится. Но мое время – сейчас! Всего неделя отшельничества, а я уже спорю и воюю сам с собой, всячески пытаясь отвлечься на музыку, которая сумбуром звучит в голове, не принеся ни одной конкретной ноты.
Так и сидел сиднем взаперти, погрязнув в какофонии мыслей, слов и нот. А однажды, в секунду беспробудного отчаяния даже было попробовал набрать номер мистера Шорта, но тот уверенно не брал трубку, переводя звонки на автоответчик. Каюсь, с ним бы разговаривать точно не решился. Но всячески надеялся, что Лайонел не забыл о своем обещании после нашей записи.
Когда надоело это, я в одиночестве бесцельно шатался по городу только лишь для того, чтобы потратить затянувшееся время. Иногда заглядывая в музыкальный магазинчик, скитался вдоль полок, болтал с продавцом, моим одноклассником, о новинках музыки. И, глядя на виниловые пластинки, думал, что среди них явно не хватает наших, квадратных конвертов «Блудного сына». Мечтал, что среди всей классической глянцевой кутерьмы – «Accept», «Kiss», «Led Zeppelin», «Van Halen» – мелькает и наше имя. Для настоящих, искушенных ценителей. Что-то типа «Лучшее за 10 лет». Впрочем, где «Блудный сын», а где десять лет?! Я бы и рад был, но пока мы работали на время, а не наоборот.
– Пока! – я пожимал ему руку.
– До встречи, – школьный приятель подмигивал мне каждый раз, поднимая вверх большой палец. Ох, братан, я сейчас вообще ни в чем не уверен.
Однажды я забрел в закусочную около бензоколонки на окраине, где наткнулся на знакомых ребят, у которых мы когда-то играли на вечеринке. Помню в лицо, но по именам… Интересно, остались ли вообще в городе компании, у которых мы не играли? Это захолустье, из которого надо скорее бежать, делать ноги, иначе протухнем здесь как все те, другие. Маленькие города не дают ни единого шанса. Впрочем, лгу, шанс на то, что спиться здесь можно быстрее, где чем-либо еще слишком велик. Наш городок никогда не был кузницей величайших музыкальных талантов, и угодило же меня здесь родиться.
Я мечтал совсем о другом: больших городах, блестящих стеклами небоскребах, знакомствах со звездами, которым можно тыкать, опрокидывая в себя очередной бокал виски где-нибудь в самом дорогущем баре на бульваре Сансет41. И даже давать им советы. Ведь если ты там, то чего-то да и стоишь. А здесь ты кто? Местная рок-звезда, под которую можно послэмиться, запустить круг, а потом хлопать по спине и говорить, как это было прикольно. И ничего более. Периферия, одним словом.
Я – никто. Это написано у меня на лбу черными чернилами, и еще пару раз обведено, чтобы лучше было видно. Даром что прилепилась дурацкая кличка Кей-аккорд. Как проклятие. Как жалко себя!
Сначала мы болтали о чем-то, даже не вспомню, но потом на их предложение поиграть на ближайшей вечеринке я сказал твердое «нет». Нельзя разбрасываться талантом направо и налево, тем более, когда готов покорить вершину. Даже если ты и полуфабрикат никчемного музыкального мира.
В общем, парни звали нас поиграть у них в ближайшие выходные. Кроме дармовой выпивки предложили еще и небольшую сумму, что явно может покрыть порванный на последней репетиции барабан Эрла. Не сомневаюсь, что, во-первых, это заманчивое предложение для группы с неясным будущим. Настолько туманным, что даже потенциальный продюсер на нее забил. А, во-вторых, я сомневался, что к ближайшим выходным «Блудный сын» будет в состоянии исполнить хоть что-то. Мои парни разбрелись по городу, словно бегемоты в жаркий день. Один кайфует, настраивая свои сраные струны и сшибает телочек на ближайшей трассе, двое других засели в баре, гоняя пиво и бильярдные шары по очереди.
Впрочем, все эти провинциальные зарисовки всякий раз говорили об одном: однажды научившись ездить на велосипеде больше не разучишься, правда? И музыкант остается музыкантом, даже если голову отобьет себе гитарой. Хотя, тут кому как повезет.
И то ли я о себе слишком возомнил, то ли сказалась вся тяжесть предыдущих дней, но я уже не представлял себя на сцене перед взъерошенной публикой, которой особо и дела нет до нашей музыки. Вот так, по чесноку! Для них главное – пара-другая тяжелых аккордов, пара-другая пинт пива и движуха, что разом разбавляет все действо.
Не прошло и недели, а тот гигантский скачок для человечества, что мы сделали, завтра увидят все! И скоро наши песни будут гонять по радио, а мы соберем первый стадион… И что, после этого соглашаться на какие-то пьяные предложения, что сулят лишь забвение? Это тебе не «Диснейленд»! Второго шанса может и не быть. А был ли первый? Где Лайонел, где парни?
Я вдруг проснулся ото сна, который сковывал меня эти беспробудные дни.
– А не пойти бы вам… – я не договорил, но парни явно не хотели нарываться на конфликт и разом отвернулись, продолжив незамысловатую беседу. Не хочешь, а нам зачем стараться? Мало ли местечковых банд лабают на струнах за выпивку. Свистни – прибегут, ботинки будут облизывать за возможный шанс. Мы это уже проходили. И на том спасибо!
Я повернулся к ним спиной, высказав все свое «достопочтение», оставшись один на один со стеклянным бокалом. И, добив порцию виски с колой, спешно покинул заведение.
Потом я просто посидел под тенью деревьев в маленьком центральном парке, попивая холодную «кока-колу» и смотря на людей вокруг. Какая скукотища!
Всякий раз я забавлял себя мыслями о том, как это – просыпаться знаменитым? Утром, в теплой постели, потягиваясь и еще не осознавая себя. Потом в ванне, чистя зубы и смотря в зеркало, понимать, что ты – Стивен Тайлер42, Мик Джаггер43, великий и ужасный Оззи44, ну, или, на худой конец, Кейси-аккорд. Интересно, как им, знаменитым, живется с такими мыслями?
Еще несколько таких дней и я сойду с ума. Только сейчас я заметил, как мало у меня иных увлечений. Я просто не могу думать ни о чем другом, как о музыке. Наше будущее все еще достаточно зыбко и не определенно. А вдруг Вуду давным-давно растерял все свои связи? Тот самый халиф на час, распушивший перья над нами, а на самом деле обыкновенный лесной гриб, дождевик, выпускающий коричневый дым в воздух, как только перезреет. Все труха! А, что, если не растерял, как оценят его компаньоны нашу музыку? Немного успокаивало, что мы действительно сделали все, что могли. Пожалуй, наше лучшее выступление! Пускай и перед одним зрителем, но ведь он так много значил для нас, правда? Как зрительный зал, заполненный фанатами, или нет, как целый стадион!
Если бы я только мог знать, что думают парни, но неделю тишины, назначенную мной, никто не смел нарушить. Но, уверен, я был готов ответить за каждого из нас.
Хайер наверняка сейчас в приподнятом настроении, абсолютно уверенный в том, что все сделал круто. А уж какие воздушные замки он уже успел построить в воображении, одним богам известно. Скорее всего, сидит у себя в трейлере, прижимая к груди Энджи, закидывается очередной упаковкой с баночным пивом и смотрит телек. Так и представляет, что скоро там будет мелькать и его лицо. Впрочем, как не ему быть на острие скандалов. Уверен, что не самые симпатичные телочки сбегутся в телевизор, чтобы объявить о случайной беременности и неподобающем харрасменте. Вот тогда уж нашего Хая потрепят за патлы. Хотя только его Энджи будет ему всегда верна. Стоп! Я не хочу об этом. Слишком уж красочно я могу себе это представить.
Что до Хемингуэя, то он точно считает, что мистер Шорт задумал какую-то пакость, не сошлись характерами, так и сидит в одиночестве в своей студии, посмеиваясь над молодыми «талантами». А если нет, то думает, как выжать из нас побольше бабла и превратить в коммерческий продукт. Хем, конечно, хороший парень, но в нем нет той коммерческой жилки, что превращает музыку в деньги. Так и будет играть на своем басу всю жизнь, не оглядываясь ни на что другое.
Да и по Эрлу точно не скажешь, что для него что-то изменилось. Зверь, грубый медведь. Такой он есть, все держит в себе. Уверен, если бы он даже вдруг убил и съел всю свою семью, мы никогда бы не узнали, это не читается в его глазах. Вообще, трудно понять, что у него на уме, кроме барабанных палочек. Скорее всего, он сейчас выбивает блаженные ритмы в райских кущах сна. А ритмы неспешные, с паузой, будто сигнал от мозга к рукам попал в пробку в час-пик и там задержался.
А я? А что я? Я огляделся вокруг, понимая, что не хочу больше никуда идти. Устал? Или что-то еще. Надо отправиться домой, включить фоновую музыку или телевизор с любимым «Discovery» и лечь на кровать. А потом, уткнувшись лицом в подушку, ожидать каких-либо новостей. Все равно каких. Знаете, ненавижу состояние неизвестности. Мой самый большой страх. Когда вроде бы все хорошо и успех обеспечен, но это еще не точно. Находясь на перепутье, самое долгое – ждать. Сердце заходится в неровном ритме, пульс дрожит. В такие моменты я чувствовал себя цирковым канатоходцем, когда малейший ветерок может обрушить вниз любые надежды на успех.
Что ж, действительно пора идти. Я поднялся с лавочки и неровной походкой – виски дало в голову – отправился восвояси, отмеривая шаги и притворяясь трезвым, что у меня плохо получалось. Пинал камни под ногами, оправдывая неловкие движения. Ладно, никто не заметит. Да и вряд ли кому-то было до этого дело.
Уже дома я свалился на диван, включив микс из любимых исполнителей, и прикрыл глаза, в очередной раз представив себя на сцене. Такая мантра: кому-то овечек считать, а мне – зрителей. Я представлял себя нотой в безграничной нотной тетрадке жизни…
Беспокойный сон, наполненный грезами и мыслями о нашем светлом будущем, прервал звонок. Я уже заканчивал очередную песню, выступая с группой где-то на Мальдивах, когда в мой сон ворвался настойчивый звук. Сначала я, было, принял его за писк комара. Но он усиливался, и парни на сцене крутили головами в непонимании. Я открыл глаза, сотовый елозил на полке, грозя свалиться на пол.
– Да? – в кромешной темноте лишь серебристый лунный диск был единственным источником света. Сколько же я провалялся в прострации?
– Не спишь, Кейси? – я узнал его, этот голос. Может, если бы это был Лайонел, я бы испугался еще больше. Но нет. Я шумно выдохнул и сел на кровать, покачиваясь от не выветрившегося виски.
– Чего тебе, Хем? – буркнул я. Все-таки он первым нарушил наш обет молчания. Я так и знал, в нем бурлило и кипело в последнюю нашу встречу в гараже, и кому-то надо было вывалить на голову свои переживания. Видимо, я оказался первым в списке. Что ж, спасибо и за это! Я тоже соскучился по тебе, брат!
– Не знаю, что-то уснуть не могу, – усталым голосом пробормотал он, – понимаю, мои волнения ни к чему не приведут, но ничего поделать с собой не могу.
– Та же фигня, – признался я, – весь день шатался как умалишенный, пытался отвлечься… Когда уже этот чертов Вуду позвонит, почти неделя прошла?!
– Так и не звонил? – уточнил Хем.
– Нет.
– Все будет нормально, – он шаркнул носом.
– Ты уверен? Или так убеждаешь меня и еще себя до кучи? – я посмотрел на часы, большая стрелка стояла на без одной минуты час.
– Стараюсь верить. Потому что если мы облажались, то все зря. Ну или Шорт трепло.
– Вуду не понравился тебе с самого начала, – к чему разговор? Он что, опять хочет мне пожаловаться на Лайонела? Так я и так все знаю.
– Это да… – протянул он. – Тогда что дальше будем делать?
– Соберем еще денег, найдем другую студию, – я попытался взбодрить его. – Не переживай. Или продолжим выступать на пьяных вечеринках за выпивку…
– А ты не думал?.. – резко прервал он меня.
– Что? – вот уж выцепил из сна, а теперь отвечай на вопросы.
– Что ты себя переоцениваешь, и «Блудного сына» тоже?
– Ты действительно думаешь, что будь в городе еще пара гаражных групп, мы бы остались без работы?
– Не знаю, – он помолчал. – Но наша вакуумная жизнь безо всякой конкуренции может сложить неверное восприятие наших талантов.
– Ээээ. Даже мне не справиться с этим, – когда Хем начинает говорить мантрами, у меня начинает разыгрываться мигрень, – якажи проще.
– Дурак ты, – не даже показалось, что я увидел, как Хем почесал макушку. – На безрыбье и рак – рыба, так понятней?
– Понятно к чему ты клонишь. Типа, – я вдруг напрягся, – кого еще слушать, если слушать некого.
– Ну да, – он замялся, – не спотыкаемся через гитары и уже хорошо.
– А как же Вуду, ты думаешь, он тоже дурак?
– По мне, так Вуду не сможет отличить гитарную партию от хорового пения. Да Винчи был выше этого.
Ох, уж опять его присказка.
– Зато он умеет, как минимум, сводить пластинки, и у него есть своя студия и радиостанция. Своя, брат, подумай! Чего-то он в своей жизни уже добился.
– Я уже тебе говорил, и не меняю своего мнения, – отрезал он категорично.
– Хорошо, ты учился в Беркли и окончил с отличием, и тебя не раз хвалили.
– Они хвалят любого, кто идет на медаль, – Хем не отступал от своих принципов ни на шаг.
– Ну прекрасно. Тебе что, личное признание Джими Хендрикса надо, чтобы ты прекратил сомневаться в нашем таланте? – не выдержал я.
– Было бы неплохо, – я услышал, как он ухмыльнулся, – а потом скажешь, что он не хотел нас расстраивать.
– Может быть, ты и прав… – повисла пауза. Я замер в раздумьях, а Хемингуэй просто поддержал тишину, повисшую в трубке. – Все, хватит. Такие мысли до добра не доведут, – отлично мы играем и все тут!
– Хмм… – его не отпускали сомнения. Мне надо было поднажать.
– Ты спрашиваешь, чувствую ли я себя хоть иногда бездарностью? – я вдавил педаль газа в пол. – Что я, засыпая ночью, думаю: «А, может, я не так уж и хорош»? Что хоть иногда меня тревожит мысль о том, что мое призвание не в музыке, и что я должен заниматься чем-то другим?
– Ну, в общем да, – Хем замялся.
– Знаешь, – уже начал злиться я, раздраженный сомнениями Хема. – После стольких лет с музыкой, я все сильнее ощущаю, что я был создан для нее. Я даже родился под одну из самых великих песен двадцатого века. Я создан именно для того – делать музыку, поднимать руки многотысячной толпы и заставлять ее в экстазе подпевать мне. Следить за каждым движением группы на маленьком пятачке сцены. Я абсолютно уверен! И ты своими сомнениями не сможешь разубедить меня ни на йоту! И даже если мы облажались сейчас, я буду пробовать снова и снова, пока не добьюсь своего! И мнение такого пройдохи, как Шорт, меня не заставит свернуть с моего пути – слишком многое уже сделано. Не хочу, чтобы когда-то, в конце жизни, ко мне пришла крамольная мысль, что я прожил ее неправильно, свернув не на том повороте. С Вуду или без, я намерен стать великим! Мы намерены стать великими! А «Блудный сын», поверь мне, обязательно будет в Зале славы рок-н-ролла! Как Чак Берри, Джеймс Браун, Элвис Пресли, Би Би Кинг, Джон Леннон и Пол Маккартни, Боб Марли, «KISS», «Nirvana», «Green Day» и остальные великие другие! – произнес я в трубку так пылко и пламенно, что на другом конце на несколько секунд повисло гробовое молчание – я даже дыхания не слышал. Хема что, так восхитило мое выступление, что он забыл, как дышать?
– Это значит «нет»? – спросил, наконец, он.
– Это значит «нет»! – подтвердил я, немного успокоившись. Как же вывел он меня!
– Вот и славно, – Хем явно повеселел. – У меня, конечно, нет твоей уверенности в собственной исключительности, но теперь я хотя бы могу спокойно пойти и выпить пару пинт45. Спасибо, что развеял мои переживания.
– Не за что! – только и пробурчал я.
– …А потом спать, – он с чего-то решил, что я должен знать обо всех его ближайших планах. Одно хорошо, Хем действительно расслабился. Да что уж говорить, мы все в последние дни были напряжены, – глядишь, мне, как и Хайеру, приснится гримерка, полная алчущих меня фанаток, – он даже пытался шутить.
– Куда тебе до нашего одиночки. В его фантазиях к нему наверняка уже толпится очередь. От Нью-Йорка до Сан-Франциско. Девушки мечтают родить от него детей, а парни – коснуться его гитары, как древнего священного артефакта, который наверняка приносит удачу. И мужскую силу.
– Ха, с этим точно стоит обратиться к Хайеру, как напьется вечно талдычит, что у него стоит, как гитарный гриф… – хмыкнул Хем. – Доброй ночи, Кейси.
– Ага, доброй, – я скинул звонок, мимоходом взглянув на часы – половина второго. Это сколько же мы проболтали?
Дубовый хмель от виски почти выветрился, и голова прояснилась. Я заметил только сейчас. А что, не такая уж и плохая идея насчет пива. И пусть Хайер дрочит пока там в фургончике на свою Энджи. Я действительно был о нем невысокого мнения.
Поднявшись с дивана, я побрел к холодильнику.
Вот ведь, а я и правда никогда не сомневался в том, что могу играть плохо. Моя музыка словно тайное знание, переданное мне от предков или от древних индейских шаманов, бубном вызывающих духов потустороннего мира. И будем надеяться, что моя самоуверенность поможет нам добиться того, к чему мы искренне стремимся. Ведь если ты звезда, можешь хвалиться, мол всего добился сам, и с музыкой на «ты», а подруга-муза вообще живет в твоем доме. И все такие: «Да, этот парень – чертов гений!» А когда ты играешь на вечеринках у пьяных забулдыг, то в глазах других – лишь бездарность с раздутым самомнением. А разница только в объеме успеха.
Тихо щелкнула банка, обдав мягким звуком шипения вылетающих из нее пузырьков. Одним глотком я одолел ее, запрокинув наверх. Приятная прохлада провалилась в желудок. К черту все лишние мысли! Надо поспать.
И так же, на ощупь добравшись до кровати, рухнул в нее, ощущая, как меня одолевает сладкий сон. Видимо, Морфей уже был наготове, ожидая в виноградных кущах со сладкозвучной арфой в руках. Ну, а что, не одному же Хайеру мечтать?
ГЛАВА 8. ПРИВЕТ, МИСТЕР ШОРТ!
Проснувшись утром, первым делом я проклял Хема до десятого колена, не забыв пробежаться по всем его дальним родственникам. Досталось им хорошенько, скажу я вам. И еще по той причине, что ему каким-то образом удалось залезть в мою голову. Не знаю, сделал он это преднамеренно или нет, но факт остается фактом. Всю ночь мне снилось такое, чего не пожелаешь даже захудалому начинающему артисту.
Я скитался по большому городу, замирая под окнами студий звукозаписи, и кричал, задрав голову вверх, чтобы хоть кто-нибудь меня услышал. Но темнота в окнах была молчаливым ответом, и даже ни одна створка не скрипнула. «Засунь себе свое самолюбие в жопу», – промелькнула мысль.
Потом, раздобыв где-то раздолбанную гитару, которая была раза в два старше меня, играл на расстроенных ладах посреди оживленных улиц, провожая глазами проходящих мимо людей. Но никто, никто из них не остановился, чтобы послушать хотя бы куплет, никто даже не посмотрел в мою сторону. А я вместо того, чтобы уйти, не находя отзыва в сердцах, продолжал играть. Ох, и чудовищный же был звук! Честно говоря, они правильно делали, я прекрасно понимал их. Я и сам поспешил бы пройти мимо, чтобы меня не задел ни один звук, вылетавший из-под пальцев случайного уличного музыканта. Но на своем месте я словно был прикован стальными цепями к булыжникам мостовой, что не давали сдвинуться с места, а моя муза теперь яростно склевывала всю самоуверенность, разрывая ее на куски, что тот орел – печень Прометея46. Пытка, достойная греческих мифов. Тантал47, Сизиф48 и другие титаны Олимпа тихо плачут в сторонке. Я же продолжал играть – попросту не мог остановиться.
В подтверждение всему окружающему меня кошмару ни одна монетка, ни один самый ржавый квотер49, не упал в мою бейсболку, лежащую под ногами. Безразличие окружающих было настоящей платой за источающую боль той музыки, которую я играл. Мои пальцы не слушались меня. Я, как и все древние боги, также был обречен на вечные муки.
Я проснулся в холодном поту, по телу бежала дрожь от ужаса, безысходности и отчаяния. Одеяло и подушка тоже были мокры, будто всю ночь гасили охвативший меня жар. Пуча глаза и хватая воздух ртом, как космонавт с разбитым скафандром, я постепенно приходил в себя, соображая, что нахожусь в своей комнате, а не восседаю на корточках, закутанный в лохмотья, перед пустой бейсболкой, наполненной только лишь моей печалью, где-то на улице посреди большого города и спешащих мимо случайных прохожих. Прошло еще несколько долгих секунд прежде, чем я окончательно убедился в этом, ощупав кровать под собой, тумбочку рядом и телефон, лежащий на ней. Какое же счастье – я все-таки дома, а сквозь окна бледными солнечными лучами проникло раннее утро, вдобавок расцвеченное розовыми облаками.
Я попытался восстановить дыхание, не без злорадства думая о том, какими оскорблениями награжу Хема при встрече. И если бы сейчас под рукой оказался словарь английского матерного – чем толще, тем лучше – то моей опалы ему точно не избежать. И «сукин сын» было бы в моем словесном потоке, пожалуй, самым безобидным. Сам-то, поди, спал как младенец в колыбели после мамкиной сиськи! Я слышал про такое, энергетический вампиризм называется. То-то у него настроение поднялось, на шутки потянуло. Хитрюга Хемингуэй просто переложил свои переживания на меня, для того и позвонил! Обещаю, что ему обязательно воздастся на ближайшей же репетиции.
Опустошив стакан воды залпом, протерев веки и плеснув в себя несколькими гостями ледяной воды из-под крана, я основательно и безапелляционно признал все бредом сумасшедшего, про который лучше не рассказывать вслух в приличном обществе, да и самому Хему тоже.
Когда я окончательно успокоился и очередные ноты зазвучали у меня в голове, пришлось признать, что виной всему был лишь плохой сон, не более. И Хем тут вообще ни при чем. Меня никто не проклял, не выпил душу, не украл яйца, и Дамоклов меч50 висит все-таки не так угрожающе на тонкой нити над моей беззащитной башкой. Мда… Пожалуй, придется извиниться перед всем родом Хемингуэя, попавшим сегодня под мою горячую руку и словцо.
Если кого и надо обвинять во всем происходящем, то проклятого Лайонела, мистера Шорта, DJ Вуду и как там его еще, который и устроил этот праздник жизни, сначала вдохновив, а потом бесследно исчезнув без последнего «пока-прости!» или, на худой конец, прощальной эсэмэски, как плохой любовник, оставив в полном раздрае. И что мне думать обо всем этом?.. Как же не хочется скатываться обратно в ту депрессию, где застрял я вчера.
Все-таки спасибо Хему! Он хотя бы постарался что-то сделать, вернул мне самоуверенность и желание дальше долбить стену шоу-бизнеса. Когда-нибудь она поддастся мне и рухнет. Ведь даже если долго стучаться в закрытую дверь, кто-нибудь, наконец, да и откроет ее с той стороны, хотя бы из праздного любопытства, чтобы посмотреть на такого настойчивого чудака снаружи. Ну, а там уже где наша не пропадала…
Телефонный звонок, оборвавший мою мысль, был неожиданным, как гром среди ясного неба или баянист с балалаечником в дум-метал51 группе. Последнее даже точнее. От внезапного звука за спиной, я почти подпрыгнул на месте, словно ужаленный в причинное место огромной осой.
Слишком нервное утро. Еще что-нибудь в подобном роде, и можно заказывать похороны фронтмена группы «Блудный сын» Кейси-аккорда, несостоявшуюся звезду мировых турне. Коричневый блестящий гроб, белые тапочки и похоронный марш на электрогитарах прилагаются – все по последнему писку моды. Взяв телефон в руку и увидев на определителе незнакомый номер, я хотел уже было сказать звонившему все, что я о нем думаю, но тот оказался быстрее.
– Я уже говорил, как вам повезло, что вы встретили меня, парни? – раздался голос Вуду на другом конце. Свет на тебе клином не сошелся, забыли уже как звать, и вот на тебе, гаденыш объявился.
Я набрал в легкие воздуха и хотел ответить давно подготовленное «нет», но он тараторил дальше. Видимо, его вопрос был чисто риторическим. Действительно, зачем ему слушать меня?
– Привет, мистер Шорт! – я пытался казаться спокойным. Теперь-то я точно знаю к кому применю застоявшееся во рту «сукин сын». Но тот не умолкал. Я еще не привык к тому, что Лайонел не любил топтаться на месте, а переходил сразу к делу, без всяких там предварительных ласк. Кому-то может и не понравиться, но зачем время терять?
Судя по интонации, Вуду прибывал в крайне возбужденном состоянии.
– Мы не просто так нашли друг друга, Кейси! Мой опыт, знакомства и ваша музыка сделали свое дело! – я подозревал, что Лайонел сейчас прямо-таки подпрыгивает на месте от радости, или, может, просто укурился. – Я отправил ваш EP нескольким лейблам, сгонял в Нью-Йорк, а оттуда первым же рейсом в Лос-Анжелес, перетер с бывшими коллегами и, ты можешь не верить, но уже появились желающие посмотреть на вас живьем. Если понравитесь так же, как ваша музыка, то и до телевидения, радиоэфиров, концертов и остальной звездной движухи недалеко. Ты готов? – он не умолкал, – скажи своим парням, чтобы умылись и приоделись, или наоборот – чего вы там играете – поп, рок или панк? Я уже забыл. Надеюсь, ваша группа еще не распалась? – он весело захохотал в трубку, потешаясь над удачной шуткой. – В общем, одевайтесь соответственно. Только вот давайте без всяких там подведенных глаз, лосин52 и клетчатых рубашек. Все уже было – нужно что-нибудь такое, современное, в духе цифрового времени, узнаваемо. Да, и звезд на лицах тоже не рисуйте53 – семидесятые давно прошли.
У меня перехватило дыхание. Получилось! Ну, почти получилось!
Еще вчера я был готов размазать ублюдка о ближайшую стену, если бы встретил его где-то в городе. Я бы просто раскатал этого самовлюбленного шута в любой подворотне, а после обоссал бы его поганую лысину. Да что там вчера – минуту назад я готов был сделать тоже самое. Но не сейчас. Все изменилось в один миг! Вчерашняя безвестность вдруг превратилась в пышущий бутон, который таит в себе красоту дребезжащей славы завтрашнего дня. Впрочем, к чему все эти эпитеты? Мы на пороге больших перемен после тоскливой неразберихи и полного дестроя. Это тебе не какая-то замшелая студия на окраине цивилизации, нас ожидают серьезные дела. Всего-то и осталось, что составить о себе приятное впечатление у больших дядек из серьезных лейблов.
– А как же… – не успел я задать вопрос, как Вуду снова меня перебил.
– В общем, в понедельник летим в Нью-Йорк, так что собирайте вещички и постарайтесь выглядеть… Постарайтесь просто выглядеть. Мистер Шорт сделает все остальное за вас.
– В Нью-Йорк? В понедельник? – я, наконец, смог вставить свой вопрос среди его неуемной болтовни, – а сегодня что?
– Суббота, у вас есть пара дней. – напомнил он. – А что, у тебя есть какие-то дела поважнее? Тогда я отменю встречу и все, делов-то.
– И что там, в Нью-Йорке? – осторожно уточнил я.
– Как что? «Sony Music»54, конечно. А что, я разве не сказал? – Он был готов лопнуть от гордости, – извини, забыл.
– «Сони»? – в голове зашумело. – Мистер Шорт, вы серьезно?
– Им понравился ваш EP и хотят сделать из этого полноценный альбом. У вас же есть еще песни? – он послушал тишину в трубке. А я даже не нашелся, что ему сказать. – Впрочем, я не сомневаюсь. Самое главное – хит – у вас уже есть, остальное время на пластинке добьете чем-нибудь еще, может и не таким классным!.. Ведь у вас есть что-то еще не такое классное.
Вуду продолжал говорить, но я почти не слушал его. Мысли в голове переплетались, что драконы на китайской фарфоровой чашке. Я не мог выдавить из себя ни единого слова. Я и вдохнуть-то не мог, дыхание перехватило.
Вот так расклад – с корабля на бал, не меньше. Я бы все мог принять – пусть даже и небольшой музыкальный лейбл, который был чуть больше нашего музыкального магазинчика в городе – любой инди-лейбл55 из существующих в стране. Ну, может, даже усмехнулся такому нехитрому результату работы Вуду, ведь он так старался, но принял бы и его. Маленький шаг для человечества, но огромный для меня. Но вот так, одним гигантским скачком прямо в «Сони»?! К одному из самых пузатых мейджоров56 музыкального рынка планеты, которого хлебом не корми, дай заработать на всем, что хоть как-то связано с музыкой. Я как бы не ожидал такого, мягко говоря.
Так и продолжал стоять, посреди комнаты, покачиваясь и молча моргая, уставившись в окно, с телефоном в руке. И чтобы показать Вуду, что я не помер на радостях, неопределенно помычал в трубку.
– Бог мой! – он притворно вздохнул, – а ты что думал, малыш? «Мердж Рекордс»57, или, может, еще какие подобные инди-лейблы? Нет уж, на мелочи не размениваюсь, – он рассмеялся в трубку. – Понимаю, у тебя нет слов, чтобы отблагодарить меня. Но это все впереди, еще успеешь…
