Рефлексивные процессы входят в состав метакогнитивного опыта и определяются как «произвольный интеллектуальный контроль», базовыми для существования которого выступают следующие способности:
• способность планировать;
• способность предвосхищать последствия принимаемых решений;
• способность оценивать этапы собственной интеллектуальной деятельности;
• способность прекращать или притормаживать интеллектуальную деятельность на любом этапе ее выполнения;
• способность выбирать и модифицировать стратегию собственного обучения.
Таким образом, определяя место рефлексивных процессов в рамках ментальных структур и обозначая эти процессы вслед за представителями метакогнитивизма как «метакогнитивный опыт», автор в качестве базисных способностей, необходимых для реализации рефлексивных функций, ссылается на группу интегральных психических процессов второго порядка, представляющих собой регулятивный инвариант, необходимый для реализации любой развернутой деятельности, и описанных в наших предыдущих работах [94; 100]. Эта позиция нуждается в дальнейшем уточнении, так как рефлексивные процессы, оставаясь метакогнитивными по своей природе, являются по уровню своей организации еще более обобщенными, нежели каждый из метакогнитивных процессов.
В целом заслугой метакогнитивной парадигмы является исследование и описание метакогнитивных процессов, атрибутивно рефлексивных по своей природе и направленности, что открывает широкие возможности их изучения как важнейшей составляющей подсистемы психики, отвечающей за переработку информации человеком. В целом можно говорить и о более общей трансформации собственно когнитивной парадигмы в метакогнитивную. По Т. Куну, новые научные направления возникают в результате кризиса старых парадигм вследствие противоречий, кроющихся внутри самих этих парадигм. Л. Нельсон и Л. Нарренс указывают на три основных противоречия «классической» когнитивной психологии, нарастание которых вначале привело к постановке проблемы существования метауровня психической регуляции, а позднее – к появлению нового разветвленного направления исследования познания. Первое противоречие – отсутствие цели исследований при их количественном и качественном многообразии. Оно отражает основное противоречие экспериментальной психологии, базирующейся на лабораторных исследованиях: «В лабораторных исследованиях когнитивных психологов задача построения модели внимания или оперативной памяти подменяет основную цель экспериментальной психологии – объяснение и прогнозирование реального человеческого поведения» [313]. Второе противоречие – п о нимание человеческой психики в ситуации эксперимента как нерефлексивного, реактивного начала. Это противоречие – основное слабое место «компьютерной метафоры», созданной для объяснения принципов работы познавательных процессов в когнитивной психологии. Два основных феномена, необъяснимых в рамках компьютерной метафоры, дали толчок вначале к появлению «контролирующих» элементов в моделях переработки информации, а позднее – к построению метакогнитивных моделей: модели избирательного и переструктурированного воспроизведения информации и модели рефлексивного контроля за прогрессом в решении задачи и модификации стратегий решения на основе прогноза неудовлетворительного результата. Кроме того, данная модель не учитывает индивидуальных различий в количестве уровней метакогнитивной регуляции.
Третье противоречие заключается в регламентации и внешнем контроле за деятельностью испытуемого в экспериментальной ситуации. То обстоятельство, что время и этапность выполнения экспериментальных проб задаются извне, закрывает исследователю доступ к таким важнейшим метакогнитивным феноменам, как индивидуальные стратегии распределения умственных действий и организация рабочего времени в зависимости от особенностей задачи. Кроме того, из поля зрения экспериментатора выпадает целый круг процессов, обозначенных Р. Белмонтом как «самопознание когнитивных функций», то есть процессов интеллектуальной рефлексии.
Таким образом, понимание исследователями ограничений, которые накладывает «стандартизированный» лабораторный эксперимент на круг феноменов познания, доступных исследователю, привело в начале 1970-х годов к постановке проблемы многоуровневости организации сознания, «сложная архитектоника» которого не может быть воссоздана в какой бы то ни было модели, тем более в рамках лабораторного исследования.
С начала 1980-х годов метакогнитивное направление стало одним из самых популярных направлений исследований познавательных процессов, а позднее – и всей личности. В настоящее время метакогнитивная психология представляет собой широчайшее направление зарубежной психологии, в рамках которого выделился целый ряд относительно автономных сфер исследования, среди которых – сфера метакогнитивного обучения, исследования в области нейропсихологии метакогнитивных процессов, анализ роли метакогнитивных функций в профессиональной деятельности, особенно в деятельности «субъект-субъектного» типа, и, наконец, общепсихологические исследования, направленные на изучение структурно-функциональных закономерностей метапознавательных процессов и способностей. Л. Нельсон и Л. Нарренс определяют основные характеристики метакогнитивного направления, позволяющие сформулировать критерии отличия исследований в области метакогнитивизма от исследований, выполненных в рамках когнитивного и системного подходов.
1. Наличие в исследуемом объекте (свойстве, процессе, способности) одного или нескольких регулятивных уровней. Следует отметить, что если в ранних работах по метапознанию выделялось только два уровня организации процесса переработки информации («объективный» и один «метауровень») и два метапроцесса (контроль и мониторинг), то в настоящее время все большую популярность среди исследователей приобретает теория многоуровневой переработки информации.
В частности, в экспериментах по исследованию процесса мониторинга было установлено, что на метауровне обобщается не только информация, исходящая от объективного уровня, но и данные, являющиеся результатом анализа внутриобъектных свойств и отношений. Таким образом, тот уровень, который выступает объективным в рамках одного процесса, может выступать в качестве явного или латентного метауровня для процессов более низкого порядка. (В качестве примера можно привести такую метакогнитивную стратегию, проявившуюся в проведенных исследованиях, как актуализация и переосмысление стратегий уже осуществленной рефлексии какого-либо действия или поведения.) Кроме того, каждый следующий уровень, по Л. Нельсону и Л. Нарренсу, должен осуществлять метакогнитивный контроль за межуровневыми взаимодействиями уровней более низкого порядка. Л. Нельсон и Л. Нарренс также гипотетически предполагают наличие специфического механизма, симультанно переводящего процесс переработки информации с одного регулятивного уровня на другой и назад на объективный.
2. Постановка в центр исследований базового теоретического положения, что мозг как сложнейшая саморазвивающаяся система создает «модели» внешней и внутрипсихической реальности и в процессе онтогенетического развития происходит усложнение этих моделей. Уровень сложности и широта охвата модели определяют индивидуальные особенности адаптации личности.
3. Признание существования ряда результативных феноменов метапознавательной деятельности. К таким феноменам относятся упрощение восприятия поступающей информации за счет предварительной категоризации и сознательного выбора стратегии переработки информации; способность к оценке процесса познания на различных его ступенях посредством актуализации релевантных поступающей информации областей знания и соотнесения новой информации с той структурой, в которую организована информация, составляющая ту или иную область знания для данного человека; наконец, знание индивида о своих познаниях в той или иной области как результат систематизации и структурирования всех элементов опыта, релевантных определенной области знания.
Рефлексивность как предмет системного исследования. Данный подход представляет собой одно из наиболее перспективных направлений в методологии научного познания, в основе которого лежит понимание исследуемых объектов как систем. Специфика системного подхода определяется тем, что ориентирует исследователя на раскрытие целостности объекта и обеспечивающих ее механизмов, на выявление многообразных типов связей сложного объекта и сведение их в единую теоретическую картину. В настоящее время существует множество определений и типологий систем, тем не менее, в качестве рабочего определения можно, например, использовать следующее: «Система – это совокупность элементов, взаимосвязанных между собой таким образом, что возникает определенная целостность, единство» [252, с. 13].
Психика представляет собой одну из наиболее сложных, открытых, динамичных адаптивных систем, структурные элементы которой и взаимосвязи между ними до сих пор остаются нераскрытыми. Таким образом, проблема структуры психики представляет собой фундаментальную теоретическую психологическую проблему, варианты решения которой, как правило, определяются выбранной исследователем парадигмой того или иного теоретического направления. Вместе с тем, несмотря на фундаментальные трудности изучения структуры психики, большинство исследователей сходятся в понимании ее как системы с присущими ей общими системными свойствами:
А. Целостность – свойства целого (всей системы) принципиально не могут быть сведены к сумме свойств ее элементов; у системы есть собственные свойства, которых нет ни у одного из ее элементов; поведение и свойства элементов системы зависят от их места и функций в системе.
Б. Структурность – поведение системы обусловлено не столько свойствами ее элементов, сколько свойствами ее структуры, тем, как элементы расположены и взаимодействуют в системе.
В. Взаимозависимость системы и среды – система вычленяется из среды, формируется и проявляет свои свойства во взаимодействии со средой.
Г. Автономность – система существует и развивается согласно не только общим, но и ее собственным, только ей присущим законам, причем уникальность характеризует не только установившиеся системы, но и процесс их онтогенеза.
Д. Адаптивность – система обладает определенной жизнестойкостью, приспосабливаясь к изменениям внешней среды.
Е. Иерархичность организации – взаимодействие элементов системы может быть представлено в виде иерархии связей; характер и особенности связей элементов имеют не менее важное системообразующее значение, чем сами элементы. Каждый компонент системы, в свою очередь, может быть представлен как иерархическая система, а сама система – как элемент более крупной системы. Выделение системы из среды определяется задачами и позицией исследователя.
Ж. Уникальность – неповторимость некоторых свойств, качеств, элементов и связей, имеющая место в каждой сложной системе.
З. Множественность описаний – в силу принципиальной сложности каждой системы ее изучение требует всестороннего рассмотрения, построения ряда моделей, каждая из которых описывает одну из сторон функционирования системы.
Изучение объекта как системы в русле данного подхода предполагает построение многоэтапной логической программы исследования, включающей рассмотрение как структурных, так и функциональных аспектов системы на макро- и микроуровне анализа. В большинстве случаев сложные объекты, выступающие в качестве систем, требуют междисциплинарного подхода к их исследованию. Так обстоит дело с психикой как мегасистемой, внутри которой существует целый ряд различных подсистем, изучающихся различными отраслями психологии, при этом вопрос о составе подсистем и специфике взаимосвязей между ними до сих пор остается во многом нерешенным.
С нашей точки зрения, рефлексивность допускает интерпретацию как системное психическое свойство, являющееся интегрированным симптомокомплексом более простых психических свойств, характеризующееся собственной динамикой, способами развертывания (рефлексивными стратегиями) и положением в подсистеме способностей. В связи с этим экспериментально-психологическое исследование рефлексивных процессов должно строиться на принципах системно-структурного подхода. Учитывая отмечаемый рядом авторов комплексный и междисциплинарный характер проблемы рефлексии, в данном исследовании мы попытаемся развить представления о рефлексивности как о базовом психическом свойстве, обобщающие различные теоретические разработки и эмпирические исследования рефлексивных феноменов [5; 16; 89; 135].
«Системномыследеятельностный» подход к изучению рефлексии. В отечественной психологии определенный вклад в разработку проблемы рефлексии с позиций данного подхода внесли Г. П. Щедровицкий и его ученики [248; 249; 250; 251]. Рефлексия в этом подходе рассматривается, во-первых, как процесс и структура деятельности и, во-вторых, как механизм естественного развития деятельности. Выдвигается гипотеза о рассмотрении рефлексии с точки зрения «идеи кооперации деятельностей». В рамках известного методологического подхода к деятельности как к универсальной, конструктивной системе, «из единиц которой можно строить модели любых социальных явлений и процессов», рефлексия выступает «принципом развертывания схем деятельности», важнейшим моментом в механизмах развития деятельности, то есть «моментом, от которого зависят все без исключения организованности деятельности» [249]. При этом рефлексия характеризуется как «рефлексивный выход», то есть переход деятеля с внутренней позиции, на которой он находился, когда выполнял ту или иную деятельность, на внешнюю рефлексивную позицию, по отношению к которой прежние деятельности, выполняемые индивидом, выступают «в качестве материала анализа, а будущая деятельность – в качестве проектируемого объекта». Необходимость в рефлексии возникает, по мнению автора, в том случае, когда деятельность индивида протекает неуспешно, то есть когда «либо он получает не тот продукт, который хотел, либо не может найти нужный материал, либо вообще не может осуществить необходимые действия». В этой ситуации деятель ставит перед собой вопросы, обращенные к его деятельности: почему она не получилась, и что нужно сделать, чтобы добиться успеха. Перейдя в позицию новой деятельности, индивид обретает средства «строить смыслы», исходя из которых понимает и описывает прежнюю деятельность. Вторая деятельность, как уже говорилось, рефлексивно «поглощает» первую как материал.
«Тайна и специфичность рефлексии, – полагает Г. П. Щедровицкий, – в тех функциях, которые она обеспечивает в мыследеятельности. Если мы начнем обсуждать и анализировать, за счет чего и как реализуются эти функции, то рефлексия ускользает. Мы отвечаем на поставленный вопрос не в пространстве рефлексии и ее имманентных процессов, а в действительности той формы (мыслительной, коммуникативной, понимающей), которую мы наложили на рефлексивность в ходе размышления. Мы начинаем оформлять то, что было как рефлексия за счет тех или иных мыслительных форм и мыследеятельных форм; мы изучаем, в конце концов, ее абстрактные характеристики, и в руках у нас остаются лишь рефлексивные функции разных типов понимания, мышления и действия, которые за счет своей организации вытесняют естественные, неорганизованные рефлексии. Рефлексия же не имеет своих имманентных форм» [250, с. 402].
Существует мнение о том, что первой очевидной формой бытия рефлексии является бытие через самовыполнение [251]. Вообще можно сказать, что рефлексии как таковой нет, а есть только те или иные типы употребления рефлексии в мыследеятельности, те или иные способы «поворачивания» ее. Чтобы представить рефлексию как мыслимую целостность, необходимо включить ее в какой-либо мыследеятельностный процесс или дополнить какой-либо соответствующей конструктивной процедурой. Поэтому и типология рефлексии возможна только как типология ее конструктивных, действенных предложений, как бытие организованной рефлексии.
Рассмотрение форм организации рефлексии должно быть дополнено представлением содержания, данности рефлексии. Каждый тип содержания требует своей определенной формы организации. Практика мыследеятельности и актуальные способы организации коммуникации устанавливают, что рефлексируется и как развивается тот или иной тип содержания. «Смешение бытия чистой рефлексии и многообразных форм ее осуществления в мыследеятельности есть принцип всякой рефлектирующей инстанции. Как же может быть организовано наше мышление и рефлексия как предмет мысли, если она не имеет своих имманентных форм организации? Как задать действительность рефлексии, если она не дана рефлексирующей инстанции? Как возможно исследовать рефлексию? Можем ли мы сразу рассматривать рефлексию как организованное и оформленное?» [249, с. 73].
Таким образом, Г. П. Щедровицкий делает вывод о том, что нужно отказаться от описания чистой рефлексии: рефлексия не тождественна ее оформлению. Любую форму организации следует рассматривать, по мнению автора, как нечто внешнее, происходящее не из природы процессов рефлексии. На уровне рефлексирующей инстанции будут фиксироваться лишь феноменальные факты разных форм мыследеятельности, несущих на себе рефлексивные функции и рефлексивную нагрузку. Следовательно, исследователь обречен оставаться в формах не-рефлексии и выдавать их за рефлексию. В связи с этим, по мнению автора, нужно различать: а) абстрактный процесс рефлексии как таковой; б) культурно-исторические и социокультурные формы организации рефлексии; в) содержание рефлексии и способы его данности.
Итак, с точки зрения теории системно-деятельностного подхода, рефлексия выступает как «рефлексивный выход», как смена «места» или позиции действующего индивида. Это дает возможность трактовать рефлексию процессуально. Вместе с тем вопрос о рефлексии связывается с описанием процессов и структур кооперации. Рефлексия задается сменой позиции и кооперацией, развертывается на материале деятельности и за счет разных ее организованностей, выступает в качестве механизма развития деятельности. Тем не менее сложно согласиться с представителями этого направления в том, что механизм рефлексивного выхода запускается только в случае неуспешности реализации деятельности. Следует отметить, что рефлексивный выход за рамки деятельности может быть обусловлен не проблемами в ее протекании, а личностными особенностями действующего субъекта. Особенно это характерно для высокорефлексивных и тревожных индивидов. Крайней формой данного случая являются навязчивые сомнения в правильности осуществления того или иного действия при отсутствии объективных затруднений в его выполнении, что нередко встречается в клинической картине невроза навязчивых состояний.
В рамках деятельностного подхода анализируется роль рефлексивных процессов в структуре деятельности, а также состав и строение «рефлексивного действия». А. З. Зак при разработке психологического понимания рефлексии опирается на представления А. Н. Леонтьева о строении человеческой деятельности [139; 140]. В соответствии с ними рефлексия может рассматриваться как действие, то есть как такой процесс, который направляется представлением о результате, который должен быть достигнут человеком. От действий, которые составляют содержание некоторой конкретной деятельности и которые поэтому можно назвать флексивными (то есть изменяющимися, преображающими объекты для овладения предметом деятельности в целях удовлетворения потребности), рефлексивные действия отличаются тем, что их объектами выступают сами эти флексивные действия. При этом цель рефлексивного действия также иная – внутренняя логика осуществления флексивного действия. Можно сказать, что рефлексия есть намеренное осознание человеком логической формы своего действия, специфическое обращение человека к схеме собственного действия, к плану его построения, особая активность, направленная на установление действительно необходимых, закономерных ориентиров. Рефлексивное действие выступает условием выполнения флексивного действия обобщенным способом, то есть условием его переноса, который характеризуется возможностью достигать одной и той же цели в разных условиях. Рефлексивное действие выступает условием обобщенного теоретического способа решения задачи. Таким образом, психологически рефлексия – это действие, направленное на выяснение оснований собственного способа решения задачи с целью его обобщения (теоретизации).
Согласно психологической теории деятельности, действие человека объективно всегда реализует некоторую совокупность отношений: к предметному миру, к окружающим людям, к обществу, к самому себе [140]. Этот тезис, по нашему мнению, дает основания не считать рефлексию при познании человеком мира предметов (других людей) и рефлексию при познании своего внутреннего мира двумя разными сущностями и свести их к единой основе, единой психической реальности – рефлексивному действию.
А. Я. Большунов, оставаясь в рамках деятельностной парадигмы, выделяет следующие функции рефлексии в деятельности: оценка и санкционирование формирующихся в деятельности продуктов и процессов их порождения и контроль за реализацией этих процессов [31]. При этом, по мнению автора, рефлексивными являются лишь процессы, включающие экспликацию оснований той или иной оценки или санкции и экспликацию критериев, по которым осуществляется контроль. В работе выделяются три формы рефлексии в деятельности: в первом случае рефлексивные акты осуществляются в отношении продуктов и результатов деятельности, а процессы становления продуктов не рефлексируются; во втором случае рефлексия принимает форму контроля за процессами становления продуктов деятельности; в третьем варианте рефлексия приобретает продуктивную функцию в том смысле, что она связывается с предвосхищением и созданием условий развертывания тех или иных рефлексивных стратегий.
Признавая важную роль рефлексивных процессов в регуляции деятельности и саморегуляции личности, следует отметить исследования В. И. Моросановой, указывающей на наличие выраженных индивидуальных различий в стилевых особенностях саморегуляции произвольной активности [157]. Автором была также создана методика, направленная на диагностику индивидуального стиля саморегуляции, понимаемого как типичные для данной личности особенности регуляторных процессов, реализующие основные звенья системы саморегуляции, а также регуляторно-личностные свойства [157]. При этом выделяются основные факторы стиля саморегуляции:
1) индивидуальные особенности целеполагания и удержания целей, уровень сформированности осознанного планирования деятельности;
2) индивидуальная развитость представлений о системе внешних и внутренних значимых условий, степень их осознанности, детализированности и адекватности;
3) индивидуальная развитость осознанного программирования человеком своих действий;
4) индивидуальная развитость и адекватность оценки личностью себя и своей деятельности и поведения;
5) уровень сформированности регуляторной гибкости;
6) развитость регуляторной автономности.
Высокий показатель общего уровня саморегуляции определяет успешность овладения новыми видами деятельности и легкость адаптации к новым для личности ситуациям. Соответственно указанным факторам в рамках созданной методики диагностируется шесть параметров саморегуляции. При обработке данных строится индивидуальный профиль саморегуляции, который и представляет собой исследуемый стиль. Таким образом, автор «возвышает» процессы регуляции деятельности (планирование, целеполагание, моделирование, программирование, оценку и контроль) до уровня личностных свойств, детерминирующих регуляцию всей произвольной активности человека. Кроме того, диагностический инструмент, созданный автором, представляет ценность для исследования отдельных составляющих рефлексивных процессов – регулятивных процессов второго порядка.
Проблема определения рефлексивного механизма как способа реализации рефлексивных процессов в деятельности. Большинство исследователей рефлексивных феноменов на основании собственных эмпирических или (что чаще) теоретических разработок формулируют определения рефлексии и предлагают классификации ее основных видов и форм. Однако гораздо более сложной является проблема раскрытия самих механизмов осуществления рефлексивных процессов в структуре деятельности. Большинство существующих в отечественной психологии описаний рефлексивных механизмов можно с некоторой долей условности разделить на две основные группы.
К первой группе относятся постадийные описания процесса развертывания в деятельности рефлексивного механизма, как правило, при наличии препятствий или значительной сложности деятельности.
В частности, одну из наиболее интересных попыток операционализации рефлексивного механизма предпринял А. А. Тюков. Ход его рассуждений относительно кооперативной деятельности людей таков: условием возникновения рефлексии и рефлексивного выхода как начального момента процесса является «разрыв», возникающий в общественной структуре деятельности. Например, когда намеченный план действий не приводит к должному результату, предложенное решение отвергается, смысл и содержание деятельности не находят понимания у других людей. При такой интерпретации рефлексивный выход организуется с целью понять содержание осуществляемой или планируемой деятельности. Это свойство рефлексивного процесса определяется автором как «интенциональный компонент» механизма рефлексии. Сам этот механизм, реализуясь, предполагает следующие этапы:
1. Первичная категоризация задает набор мыслительных средств, с помощью которых осуществляется рефлексивное освоение деятельности.
2. Далее используемые средства должны быть соотнесены как с конкретными материальными и идеальными объектами, так и между собой и, кроме того, взаимосвязаны в некоторой конструкции. Этот этап определяется как конструирование системы рефлексивного отображения деятельности.
3. На следующем этапе система средств рефлексирования должна быть представлена как картина деятельности и схематизирована. Схематизация, по мнению А. А. Тюкова, имеет важнейшее значение, так как «только представленная знаковыми средствами рефлексируемая деятельность получает свое осознанное инобытие» [226, с. 70].
4. Для того чтобы результаты рефлексии могли включиться в коммуникацию, а не остались в сфере сознания, схематизированное содержание рефлексии должно пройти четвертый этап объективации, то есть быть экстериоризировано и интерпретировано как модель рефлектируемой деятельности. Таким образом, этап объективации замыкает рефлексивный процесс, и результаты рефлексивного осмысления деятельности могут становиться основаниями для ее изменения. Данный подход позволяет определить следующие основные элементы психологического механизма рефлексии: рефлексивный выход, интенциональность, первичную категоризацию, конструирование системы рефлексивных средств, схематизацию рефлексивного содержания, объективацию рефлексивного описания деятельности [226].
Тем не менее данный психологический механизм рефлексии характерен прежде всего для кооперативной деятельности и не всегда может быть так же полно развернут в деятельности отдельной личности.
Несколько иначе – с точки зрения перестройки субъектом своего сознания – рассматривают механизм рефлексии И. Н. Семенов и С. Ю. Степанов [201]. Они выделяют пять основных этапов развертывания данного механизма:
1) актуализация смысловых структур Я при вхождении субъекта в проблемно-конфликтную ситуацию и при ее понимании;
2) исчерпание этих актуализировавшихся смыслов при апробировании различных стереотипов опыта и шаблонов действия;
3) их дискредитация в контексте обнаруженных субъектом противоречий;
4) инновация принципов конструктивного преодоления этих противоречий через осмысление целостным Я проблемно-конфликтной ситуации и самого себя в ней; как бы заново – собственно фаза «переосмысления»;
5) реализация этого заново обретенного целостного смысла через последующую реорганизацию содержаний личного опыта и действенное, адекватное преодоление противоречий проблемно-конфликтной ситуации.
Схема С. Ю. Степанова и И. Н. Семенова, в отличие от предыдущей, применима скорее к индивидуальной, чем к кооперативной деятельности и требует определенных модификаций при анализе рефлексивных процессов в группе.
Описание механизма рефлексии, соотнесенного с процессом осуществления деятельности, можно найти и у Б. И. Хасана [237]. Когда деятельность, осуществляемая по известным образцам, не приводит к желаемому результату, происходит спонтанное включение рефлексивного уровня рассуждения.
Остановка неэффективных действий, которая феноменологически выглядит как пауза, перерыв внешней активности, – первая операция выхода в рефлексивную позицию, которая, однако, не означает еще автоматического начала рефлексивного процесса.
Вторая операция свидетельствует об инициации рефлексивного процесса и состоит в отказе от прежней организации деятельности, то есть в отчуждении деятельности от ее носителя. Для ее осуществления необходимо выделение во внутреннем плане деятельности «другого Я», которое сможет выполнять надситуативную работу, ортогонально по отношению к Я – носителю непродуктивной деятельности.
Разведение «Я-рефлексивного» и «Я-деятеля» влечет за собой операцию оборачивания. «Я-рефлексирующее» становится актуальным и действует в пространстве настоящего, оборачиваясь к «Я-де-ятелю», которое находится, как правило, в пространстве прошлого.
В содержание следующей операции входит построение рамок рефлексируемого, то есть фиксация временных и пространственных границ ситуации. Реконструкция содержания рефлексируемой ситуации (ретроспективная рефлексия) и конструирование содержания (в проспективной рефлексии) предполагают в качестве опорного действия выбор позиции для «Я-рефлексирующего», так как именно определенная позиция обусловливает и средства работы, и выбор элементов содержания.
Как сквозную можно обозначить операцию соотнесения желаемого результата с ситуациями деятельности, направленной на ее достижение. Только реализация данной операции позволяет обозначить процесс как рефлексивный. Соотношение включается как специфическая операция, пронизывающая весь рефлексивный процесс с момента достижения отчуждения.
Вторая условно разделяемая и более многочисленная категория исследователей ограничивается сущностным определением рефлексивного механизма, раскрывая его отличительные особенности и в ряде случаев основные функции.