Анатолий Субботин
Семечки
Но при внимательном рассмотрении демонстрантов выяснялось, что переживания ее были напрасны. Похоже, входила в моду полнота. Очень много шло людей с весом. Да и по части одежды харкуны старались не отстать от своей "Дюймовочки". Мало на них было надето. Да и то, все изношенное и грязное, готово было рассыпаться в прах. "Подсолнух – это свобода!"
Если на пути демонстрантов попадался зазевавшийся автомобиль, то его вместе с водителем переворачивали на бок. Это называлось "застолбить дорогу".
Так, с песнями, с криками, с интенсивной жестикуляцией заполнили демоны кратер площади. Но перед муниципалитетом, защищенным плотиной солдат и милицейских, волна толпы остановилась. Се-ме-чек! Се-ме-чек! – скандировала волна. Прибой затих лишь тогда, когда на балконе мэрии сам мэр появился и кашлянул в микрофон.
– Сколько же можно повторять, господа?! – спокойно и как будто устало заговорил он. – Семечки – это кака! Бросьте, господа, щелкать, пока не пропали совсем. А мы вам поможем вылечиться. Болезнь ваша опасна, но, как оказалось, излечима. Записывайтесь на прием к доктору Лоренцо. Ему уже удалось поставить на ноги… впрочем, вы и так на ногах… привести в сознание, скажем так, двоих ваших коллег по несчастью. И теперь эти двое, глядя на многочисленные живые примеры, с ужасом думают: "Неужели мы были такими"?..
Но тут внимание толпы неожиданно переключилось на человека в гольфах, шортах и майке. Рябь оживления прокатилась по толпе, и послышались голоса: Меринов! Меринов! Человек стоял на "подсолнухе", возвышавшемся среди площади. Как известно, группа, коллектив, партия, стадо, банда не может без руководителя, шефа, вождя, вожака, главаря. И этот Меринов выдвинулся в среде харкунов.
Он поприветствовал порнозвезду хлопком по заднице и так обратился к своей пастве:
– Тьфу… Братва, да не слушайте вы его! Они вас, видите ли, вылечат! Да их самих надо лечить! Всегда обманывали и теперь врут. Спросите у академика Шебалина. Вот он, здесь, возле машины. (И мелькнула седая эспаньолка с застрявшей в ней шелухой.) Семечки – это пища богов. И боги дали ее нам, чтобы на земле снова рай наступил. А эти пакостники вздумали противиться. Ой, не гневите богов!
Слова, как семечки, отскакивали от зубов оратора. Зычный голос далеко разносился по площади. Орал оратор, так что брызги слюны летели.
– Друганы! Слушайте меня и будете жить поплевывая. Первым делом мы сменим герб и названье города. На флагах будет цвести подсолнух, а город из Александровска превратится в Подсолнухов. (Точнее было бы в Харьков! – заметил про себя мэр.) Далее, вся земля у нас пожелтеет. А плантации будут обрабатывать те, кто сейчас так ратует за труд. Обещаю, им не будет больно за бесцельно прожитые годы. (Смех и возгласы одобренья сотрясли толпу.) И надсмотрщиков за ними не надо, ведь они не употребляют семечек… А для вас, брательники, настанет полная свобода! Что хочешь, то и делай. А хочешь, ничего не делай. Загорай… Подсолнухи не растут зимой. Я отменяю зиму! Отныне круглый год только солнце, семечки и любовь!
Тут Меринов от слов перешел к делу. Он щелкнул, плюнул, затем поставил лежащую рядом Розалину на четвереньки и стал разыгрывать с ней известное всем действо. Но хотя это действо было старо как мир, настоящий фурор произвело оно в публике. Крики "Ура, Меринов!" "Меринова – в мэры!" "Да здравствует подсолнух!" – слились в один общий вой.
И пока публика предается эмоциям, мы философски заметим в скобках, что не всякая фамилия соответствует человеку, ее носящему. И почему бы Меринову, согласно его же логике переименований, не стать Жеребцовым?
Между тем толпа, воодушевленная открывшейся перспективой, прямо сейчас готова была бежать в райские кущи и сметать все препятствия на пути. И стала напирать на заслон солдат и милицейских толпа, всячески его задирая и оскорбляя. Хотели харкуны вызвать действие на себя и тем самым развязать себе руки. Но ребята в форме не поддались на провокацию. Окаменели они. И словно горох от стенки, отлетали от их щитов нехорошие слова.
И в целом мирно закончилось это первое массовое выступление любителей пощелкать. Но на этом дело не закончилось.
13
Грызуны готовились к решительной схватке. Они понимали, что правительство в скорлупе солдат – это твердый орешек, и одними зубами не обойтись. И вооружались грызуны. Разбившись на отряды, распределяли они поровну имеющиеся у них автоматы, пулеметы, гранаты. Было припрятано у них по гаражам и несколько бронетранспортеров, и даже один танк.
– Эх, нам бы еще артиллерию и авиацию! – говорил Меринов, почесываясь и прохаживаясь по комнате в одних трусах. – Главное – оглушить противника первым ударом!..
По меньшей мере, командующим армией чувствовал себя Меринов. Он собрал у себя на квартире (простите, на штаб-квартире!) ближайших помощников, чтобы отдать последние распоряжения. Это было собрание при свечах. Дело в том, что перегорела… эта… как ее?.. атомная электростанция. Впрочем, и канализация тоже вышла из строя. И если кому-то вдруг приспичивало, он влезал на подоконник и облегчался прямо из окна. Нелегкое, доложу я вам, облегчение! Ведь как-никак восьмой этаж. Но не стоит и упоминать, что тут все были орлы, и их головы не могли закружиться ни от каких высот.
На столе лежали карты. Среди дам, вальтов и прочих находилась и карта города. Меринов смахнул с нее лузгу. Стрелки, нарисованные на ней, показывали, что дни неприятеля сочтены. Кружочками были обведены объекты, которые следовало захватить.
– Господа, – почти торжественно сказал Меринов и ткнул грязным ногтем в карту, – мой план прост, как все генеральное. Мы одновременно будем наступать на мэрию и на все городские ворота.
– Мой генерал, как бы нам не распылиться!
– В этом и заключается вся хитрость. Мы пустим пыль в глаза противнику. Чем больше шуму и пыли, тем лучше! Противник замечется, не зная, куда ему бросить свои силы… А ворота нам надо отбить потому, что за ними нас ждет подмога. Там наши полевые братья стоят уже лагерем. Кстати, с ними много пухленьких мешков! Доведите это до подчиненных для поднятия духа, так сказать.
– Но, мой генерал, – робко заметил другой командир отряда, – быть может, мы сначала все-таки захватим кинотеатры?
– Я думал над этим. Но это было бы слишком легко. С кем же мы там будем драться? Со старушками-вахтершами? Стыдитесь, господа!.. Кино от нас не уйдет. Оно пойдет на третье.
– Вот хорошо-то! Целый день будем грызть семечки и смотреть боевики.
– Нет, лучше мультики! – воскликнул третий командир отряда.
– Нет, боевики!
– Нет, мультики!
– Тьфу на тебя!
– Вот тебе!
– Цыц, поганцы! – Меринов треснул кулаком по столу. – Перегрызу, как людей!.. Слушай мою команду! Выступаем сегодня в шесть, ноль-ноль. Перед боем всем выдать по стакану семечек. А теперь сверим часы…
Но часов ни у кого не оказалось, в том числе и у самого главнокомандующего.
– Не беда! – быстро нашелся тот. – Моя жена всегда встает в это время. Она нам просигналит. Вот только какой бы сигнал придумать, чтобы все услышали?
И тут будто взрыв взорвался в доме. Дом тряхнуло так, что стекла посыпались. А заодно со стеклами вылетел один из командиров, орлом сидевший на подоконнике штаб-квартиры.
– Это сигнал! – крикнул Меринов. – Отставить выступление в шесть, ноль-ноль. Атакуем немедленно!.. Вера, где мои сандали?
А произошло следующее.
Ночной воздушный патруль, пролетавший над небезызвестным домом, заметил неладное. Прожектор вертолета выхватил на миг на одном балконе нагло желтеющие цветы. Это был второй этаж того же подъезда, где проживал Меринов. Это была квартира Саши Краузе.
Стоп – машина! Мишка, видишь балкон?.. Бери его на абордаж! И вертолет снизился и завис, прислонившись боком к решетке балкона. Милицейский высунулся оттуда и большими садовыми ножницами срезал злаки, покидав их в кабину.
По тому, насколько быстро и виртуозно ребята произвели стрижку и абордаж, можно было заключить, что это занятие для них не внове. И действительно, уже многим любителям балконных урожаев остались одни корешки. А многие даже и не поняли, откуда, что называется, дует ветер, хотя во время стрижки находились дома. Настолько бесшумно, почти неслышно, как холодильник, работали пропеллеры. И грешили на соседей неудачливые мичуринцы.
Саше Краузе удавалось долго сохранять подсолнухи благодаря тому, что он их покрасил в красный цвет. Но тут как назло прошел дождь, и всю акварель смыло. Случись это днем, Саша быстро бы исправил положенье, как уже бывало не раз. Но в этот раз и дождь, и вертолет застали Сашу во сне.
Саша проснулся оттого, что на его лицо садились какие-то «насекомые». По комнате носился ветер. Поднятая им в воздух лузга, как мошкара, летала. Ветер дул из распахнутой двери балкона. Казалось, он светился ослепительным светом. Это был ветер света. Или свет ветра. Как хотите. Саша подошел к окну, взглянул между штор и… все увидел. Как последнюю надежду, срезали последний подсолнух ненавистные ножницы. Саша метнулся по комнате и вытащил из-под кровати гранатомет РПГ-7. Вертолет уже отчаливал, когда грянул выстрел. Повскакивавшие жильцы взглянули в окна. Перед домом валялись горевшие обломки. Началась паника.
Увидев, что проклятая "стрекоза" вспыхнула и стала падать, Саша Краузе хотел проследить ее паденье и кинулся было к решетке балкона. Но сзади, из глубины комнаты послышался крик жены. Газя стояла на коленях перед лежащим на полу сыном. Как вертолет, упало сердце у Саши. Он подбежал и все понял. В пылу мести он не заметил, что сзади к нему приблизился сын. Малый сгорал от любопытства: что это за штуковина у его отца и что отец собирается делать?.. Горячий воздух, ударивший из сопла гранатомета, обжег лицо и контузил бедного мальчугана.
14
Харкуны воодушевлено бросились в атаку. Многим пулеметов не досталось, и бежали кто с чем: кто с кухонным ножом и сковородкой, кто с лопатой, а иные потрясали в воздухе огромными дубинами. Как верхом на мамонте, ехали на танке первобытные люди. Кричали: Ура! За родину! За подсолнухи!
Зрелище было впечатляющим в смысле устрашения. Не потому ли неприятель сдался без боя? Лишь кое-где с его стороны прозвучало несколько робких выстрелов. У стрелявших не выдержали нервы, да и то потому, что генерал Гулыба стоял над их душой. Как наскипидаренный, бегал генерал, размахивая пистолетом и крича: Огонь! Но солдаты дружно сказали ему: нет! Харкунов много, значит, они – народ. Мы не станем стрелять в свой народ. Да где вы видите народ?! Посмотрите, разве это люди! – спорил Гулыба. Но солдаты уже сложили оружие.
Так же поступили и милицейские. Правда, эти действовали согласно приказу. Им приказал разоружиться сам их начальник – комиссар милиции Джон Сидоров. Взгляд комиссара на харкунов отличался от взгляда генерала Гулыбы. Какие ни есть, а еще пока люди! – решил комиссар и, отдав приказ, ушел к себе в кабинет.
Телефонные трели раздались в кабинете.
– Сидоров на проводе!
– Комиссар, здесь Лоренцо. Препарат готов.
– Какой препарат?.. Ах да… антиподсолнух.
– Я дал ему кодовое название ЛПП (Лоренцо против подсолнуха), – сказал доктор.
– Хорошо, – сказал комиссар…
Между тем харкуны разбежались так, что не могли остановиться. По инерции несло их. Не удовлетворила их легкость победы. Как же так? Держать в руках оружие и не воспользоваться им. Не бросить гранату, не пустить в ход дубину. Да оружие само начинает бросаться, само пускается в танец! И порезвились повстанцы. Так, что и сами пострадали, не разбирая в пылу пальбы, где свой, где чужой.
Особенно хотелось им добраться до правительства. Но мэр, видя, что от этого народа всего можно ожидать, опередил события с помощью быстрой, как ракета, пули. И только зубами клацнули грызуны. Правда, попытались они отвести душу на трупе, пиная, плюя и мочась на него. Но дерзко хохотало над ними мертвое тело: что, инсургенты, выкусили!
