Анатолий Сергеевич Салтыков-Карпов
Реактивный идет по следу
Деловые встречи с буржуйским миром
Рина в это время сидела в ресторане и вела деловые переговоры с представителем американской делегацией по поводу поставки крупной партии одежды для Мурманска бизнесменом Джорджем Максвеллом. Все заботы о заключении проекта контракта взял на себя Джордж.
– Рина – сказал Джордж, – вы такая красивая женщина. Почему вы томитесь в этой вечной мерзлоте. Вы лучше собирайтесь к нам в Штаты. Мы ценим красоту русских женщин.
– Джордж я еще не совсем решилась на это. Все таки как никак я всю жизнь жила здесь. В этом городе я мне каждый камень, каждая сопка как родная. Да и я сама еще не могу понять и самое главное найти для себя избранника. Казалось бы странно столько приятных мужчин и все таки нет такого, чтобы сердце запылало страстью. Я могла, как это говориться без оглядки, броситься прямо в омут. Просто нет таких. Наши нынешние советские мужчины какие-то отмороженные. Я изучаю вас, иностранцев, и сравнивая с нашими и нахожу все таки множество существенных различий. И эти различия имеют и положительные и отрицательные моменты. И их такое большое количество, что при сравнении и выборе приоритета оказывается что фактически они находятся в равновесии. Таким образом возникает понятие неопределенности. Поэтому мое сердце как бы само находится в вечной мерзлоте. Кто его разморозит. Вот в чем вопрос сегодняшнего дня для меня. Пока здесь на Земле нет для меня такого человека.
– Может быть вам нужен не мужчина, а женщина. Вы наверное сами не знаете, что принадлежите к сексуальным меньшинствам.
– Нет, я уже представляла такой вариант. Но также сердце ничего не ответило.
– Тогда какой-нибудь инопланетянин прилетит и вас увезет – воскликнул Джорж – давай-ка поднимем бокалы за нашу встречу с теми кто растопит наши сердца и заодно и льды Холодной войны.
Они наполнили бокалы с шампанским и чокнулись.
– Кстати говоря – сказал Рина, сделав глоток. – сейчас ко мне знакомые моряки приходили и рассказали как в их части один моряк встретился с инопланетянами и даже собрал какие-то остатки от этой встречи в виде топлива и какого-то странного растения.
– О как этому парню повезло. Он сейчас станет наверное самым богатым человеком. О нем сейчас будут трубить все газеты мира. – воскликнул Джордж. – ну почему мне так не везет. Я такой страстный искатель таких причуд. У меня столько различной литературы собрано и тут вот простому моряку такая удача. Как все таки вам советским людям везет на исследования, на поиск неизведанного. У вас такие творческие люди и такой трудолюбивый и отзывчивый народ. Как бы мне с этим парнем встретиться? Я бы заключил с ним контракт на всю его деятельность. Он имеет такие богатства.
– Да вы что Джордж. Вы понятия не имеете о нашей стране. Его за это вообще посадили на гауптвахту. Вот видите как у нас обходятся с нестандартными ситуациями.
– Рина – да вы что такое говорите! – У нас это очень злободневная проблема. Мне нужно как-нибудь встретиться с этим парнем. Я бы даже мог устроить ему встречу со специалистами фонда НЛО. Он бы мог даже на этом прилично заработать.
– Да вы что! Он же военный моряк. Его просто напросто не пустят на переговоры с вами. Запретят встречаться с иностранцами. Кстати говоря он наверное и подписку дал о том, что ему нельзя встречаться с иностранцами.
– Как это подписку. Разве есть такое в цивилизованных странах. Даже сообразить сразу не могу. Чего только у вас в Советском Союзе не узнаешь. Подписка о запрете на встречи с представителями других стран.
– А что в этом такого. Он, например, работает на секретном полигоне. Имеет доступ к секретным документам и конечно же ему запрещено общаться. Да и просто посадят, пришив статью по измене родине или еще чего-нибудь. У нас же сейчас после сталинских времен и прочих разоблачений КГБ малость подгорело в производственном плане. Нет уже прежнего размаха, хотя авторитет и испуг еще велик. Поэтому там ребята будут рады любой даже самой малой работенке вроде этой. Тут даже можно примерный сценарий набросать, как матрос якобы чего-то секретное передает американцу. А вы Джордж уже не бизнесмен, а посредник между американским шпионом и ЦРУ. Я даже и сама не рада что вам такое рассказала. Давайте-ка лучше замнем это дело.
– Как мы замнем. Наверняка уже идет какая-нибудь информация по разным информационным каналам. И нам бы с вами желательно поторопиться. Сами посудите парня посадят, и для человеческой цивилизации это будет очень огромный урон. Вот вы честная советская женщина сами будете виновны. Ведь демократическое общество строится самими гражданами. Все эти спецслужбы, разные конторы, состоящие из государственных чиновников созданы для получения своих пайков, окладов и им этого достаточно. Но не они закладывают фундамент демократического общества. Они жируют на нем. Мы, честные американцы сами боремся и с такими чиновниками. И вы должны быть такими же, чтобы с вами не обращались как с рабами.
– Джордж да что вы такое говорите! – воскликнула Рина, вся раскрасневшись. Ее пышная грудь возбужденно заколыхалась и она вся приобрела яркокрасный цвет. Еще шелковые щечки налились румянцем. Джордж на некоторое время залюбовался ею.
– Как все таки прекрасна русская женщина в таком возбужденном состоянии и почему это бог обделил их счастьем в этой одной пятой части планеты. – подумал он. – Это даже интересно сексуальное возбуждение создается с использованием специальных психоэнергетических регуляторов, настроенных на политическую и секретную деятельность. Так сказать связь секса и КГБ.
– У меня даже голова закружилась и участилось сердцебиение. – воскликнула Рина, озираясь по сторонам. За соседними столиками народ сидел и пил и никто не обращал на них никакого внимания. Это ее успокоило. Она наклонилась поближе к лицу Джорджа и сказала еле слышным шопотом.
Иной мир иные отношения. Право винчестера или калашникова
– Так вы что хотите сказать, что у вас борются с вашими спецслужбами сами простые американцы?
– Конечно! – воскликнул Джордж – мы, американцы, прежде всего ценим свободу и у нас самая почетная профессия это профессия адвоката. Если полицейский или агент ЦРУ работает на правительство, которое защищает свои шкурные интересы для своих членов, а не интересы американского народа, то мы сами делаем свои хирургические операции с помощью винтовки с оптическим прицелом или кольта. У меня в подвале дома в Арканзасе целый арсенал разного оружия собран. Даже есть ваш автомат Калашникова. Очень хорошее оружие.
– Как вы дома храните оружие? – ужаснулась Рина. – Вы гангстер?
– Боже упаси. Я честный, мирный, обыкновенный американский законопослушный гражданин. В этом ничего такого противозаконного нет. Мы должны быть готовы ко всему. Может грабитель влезть в дом. Так я ему прямо из автомата в пузо всю обойму выпущу и мне сами полицейские за это спасибо скажут, что выполнил их работу. А без оружия как? Бежать к телефону или высунув половину своего тела из окна орать о помощи. Вот у вас как с этим дело обстоит? Представьте к вам в дом влез грабитель. Что вы будет делать?
– Я живу на пятом этаже. Ко мне трудно влезть. Да и брать то нечего. А так конечно же многие советские люди обычно орут в окно о помощи, так как у многих нет телефонов, да и милиция не скоро приедет, так как опять же трудно с транспортом.
– Ах да у вас же маленькая квартирка. Собственно говоря у вас то и грабить действительно нечего.
– Как это нечего! – возмутилась Рина, обиженная за Великую Державу – вон недавно в соседней коммунальной квартире пока соседи смотрели по телевизору международный футбольный матч, то у них утащили из кухни кастрюлю со щами. Мы конечно не имеем таких размахов как у вас, но и у нас есть конечно негативные моменты. Но чтобы мы советские люди боролись с правительством и тем более со своими же родными спецслужбами, то это врядли поймут все советские люди. Они же вышли все из нашего советского народа. Те же министры, чиновники, агенты КГБ. Они же также учились в наших советских школах и также принимали разные присяги на верность ленинским идеалам. Они также слушали гимн Советского Союза со слезами на глазах. Состояли в различных пионерских, комсомольских и коммунистических организациях. Мы все единый монолитно сплоченный вокруг Великой Ленинской партии и ее верного Центрального Комитета великий советский народ – его новая общность. Поэтому нам проще всего бороться с вами. Это там у вас за океаном, душат простой американский народ, негров вешают и притесняют другие народы. А у нас тут своя социалистическая свобода и она более свободная, чем ваша капиталистическая.
– Так какая же это на самом деле у вас свобода и рационализм. Советский парень встретился с НЛО. А его как будто после встречи с американским шпионом тащат в каземат. Даже не хотят исследовать и разузнать, что может пригодиться для укрепления обороноспособности своей родины. Вот сейчас ваш соотечественник такое дело открыл и его посадили. Кто теперь вступится за него? Кто защитит и придет к нему на помощь? Агенты КГБ, особого отдела или еще какие-нибудь коммунисты. Так они все готовы сейчас клеймить вашего соотечественника, так как есть повод поучаствовать в расправе над инакомыслящим. По-прежнему жаждете расправ. Не насытились все еще своей же собственной кровью за столько прошедших десятилетий. И поэтому никто ему не верит, так как дана целевая руководящая установка, что он нехороший человек и его надо клеймить и все как роботы начинают и послушно исполняют.
– Так что же делать? – всколыхнулось что-то в голове Клавы.
– Надо немедленно действовать. Первоначально нужно каким-то образом достать бутылку с этой жидкостью. У меня есть в Штатах очень квалифицированные специалисты по химическому анализу. Они могут все сделать и приборы у нас есть такие, которые вам и не снились. Я сам продал несколько таких для вашей академии наук. Правда нарушил закон, запрещающий продажу высокотехнологического оборудования в коммунистические страны. Но зато неплохо на этом заработал и также совершил благородный поступок. Так как я знаю, что несколько таких приборов было установлено в столичном медицинском центре для лечения различных очень опасных и сложных заболеваний. Правда другая часть приборов осела в вашей оборонной промышленности и в секретных институтах КГБ. Ну да бог с ними. Так что Рина я почти ваш. Я сам как американский бизнесмен работаю на вашу страну на ее высокотехнологическое величие. В тоже время налоги я плачу в своей стране, поддерживая могущество своей великой родины. И вы, Рина, должны мне верить. Вы же знаете как я к вам отношусь и мое предложение о бракосочетании остается в силе. Так как я жду и надеюсь на вашу благосклонность.
Джорж наклонился над ней и, взяв ее ручку нежно поцеловал.
Родина мать на подвиг зовет, но есть проблемы
Сердце простой советской девушки-комсомолки Рины екнуло и легкий приятный морозец прошелся по всему телу и замер где-то там внутри. Но Рина сдержалась, так как понимала, что нужно ей как добропорядочной советской девушке уметь себя сдерживать и не бросаться на шею и тем более в постель к первому встречному, даже и к такому элегантному зарубежному мужчине, как Джорж. Рина была воспитана матерью-одиночкой в строгих почти ежовых рукавицах. Мать всю жизнь страдал от неразделенной любви и стремилась создать для своей единственной и любимой дочери самые лучшие условия и воспитание. И Рина переняла от матери неистовую силу в первую любовь. Но первая любовь не приходила, так как сердце молчало. В этом сказались романтические рассказы про отца-героя, который где-то погиб, работая в советской разведке там за рубежом. И она часто мечтала о том времени, когда сможет поехать туда и разузнать что-нибудь про своего отца полковника советской секретной службы Чижова Виктора Геннадиевича.
Но в тоже время Рина по рассказам своей матери знала, что по всей видимости мужчины во всем мире одинаковы под какой бы личиной они не рядились, Она на практике убедилась в этом и опыт показал, что в действительности мужчины не отличаются даже, появляясь из различных общественно-экономических формаций, будь это сексуальный маньяк-инструктор обкома партии, который норовил ее почему то сразу трахнуть в своем кабинете за пайку красной икры или этот с толстым бумажником. Всех их нужно подвергать на надежность строгой и длительной проверке.
Единственному кому бы она сейчас оказала свою поддержку и согрел бы своей страстной созидающей любовью, которая делает мужчину настоящим героем – это конечно же насчастного Вальку. Она бы отдалась ему там прямо в каземате сырой и неуютной североморской гауптвахты, что бы он укрепился и не ослаб в своей вере. Она представила как входит к нему в камеру и видит Вальку, который прикован кандалами к оконной решетке и грустно смотрит на небо. Она тут же отдается ему вся без остатка. В голове звучит торжественные звуки мощного хорала, которые создают благостный настрой.
– Рина о чем вы задумались? – воскликнул Джорж – мы пока этот парень сидит, проведем анализ жидкости. Потом через нашу демократическую прессу дадим на весь мир эти результаты и таким образом защитим его. Тут же за него вступятся различные общественные и политические организации. Будет вестись строгий контроль за состоянием его здоровья. Его же могут просто заморить или отравить или вообще не те уколы колоть и лекарства давать. А потом скажут, что врач по ошибке перепутал. Могут свалить на промашку медсестры или вообще скажут, что на этикетке было одно название, а лекарство оказалось совсем другим и свалят все на фармацевтов. Врачам по выговору, а Вальку в морг. Даже в камерах могут подослать каких-нибудь уголовников, которые будут над ним издеваться. Я сейчас так стал напряженно над этим делом работать, что сам почувствовал сильное волнение. Вы, Рина, смотрите я сам дрожу. Неужели мы с вами нашли такое крупное дело. Эти же вещества стоят у нас в США огромнейших денег. Надо рискнуть и вы будет обеспечены на всю оставшуюся жизнь.
– Ладно я переговорю с ребятами. Возможно, что-нибудь и помогут сделать.
– Договорились – сказал Джорж и они хлопнули по рукам.
Разговор перешел в прежнее деловое русло.
На гауптвахту только по блату
– Капитан Михайло – грозно сказал командир части капитан 3 ранга Белов – почему это разгильдяй матрос Хлызов до сих пор не сидит на гауптвахте. Я его часто вижу слоняющимся по части. Пускай хоть роет траншею вокруг казармы.
– Виноват! Товарищ командир! Мы ведем переговоры с тремя гауптахтами. Но все забиты из-за того, что эскадра наших кораблей для усиленя нашей военно-морской группировки в Средиземном море перемещается в зону боевых действий арабо-израильского конфликта.
– Так вы примите меры. Недавно наши ребята чинили телевизор старшине североморской гауптвахты. Так к нему везите. Наверняка есть свободные места. Скажите, что Белов просил.
В это время наконец после долгих телефонных переговоров с различными гарнизонными гауптвахтами было найдено свободное место для арестанта матроса Хлызова. Все места оказались забитым как в гостиницах перед международным фестивалем или каким-нибудь симпозиумом по непонятным причинам. Казалось бы и до праздников было еще далеко. В этих камерах в царское время сидело по одному человеку и они считались одиночками. При Советской власти этот капиталистический индивидуализм был ликвидирован и для воспитания чувства коллективизма и чувства локтя и товарищеского тепла и взаимовыручки уже сажали по десять-пятнадцать человек. Это было действительно мудрым решением партийного и военного руководства. Эта эффективность ощущалась особенно в холодные зимние вечера, когда в камерах температура понижалась до уличной, особенно если замерзали и лопались системы отопления. Тогда арестованные морячки, мысленно вспоминали свое пионерское детство, встречи с революционерами, которые всю свою жизнь провели на царских каторгах. Эти советы им помогали сплачиваться теснее вокруг одного, которого мысленно считали главным органом и в такой пингвинистой стае совершали свои ночные полеты. И естественно повышение температур в камерах было пропорционально увеличению количества арестованных.
Вальку привезли и втолкнули в калитку. Тут же его взял под руку матрос с автоматом на плече и приказал: " Вперед. Бежать не останавливаясь до того большого корпуса."
Валька с мешком в руках побежал, тяжело топая большими сапогами, которые ему одолжил великан Краснощеков. Ноги в сапогах были плотно обмотаны тремя парами теплых шерстяных портянок, которые были связаны чьими-то ему неизвестными матерями из тонкой натуральной шерсти. Они выглядели как самые настоящие простые портянки. Годки предупреждали, что на некоторых гауптвахтах любят исполнять все уставные положения. И если у арестованного матроса обнаружат что-то неуставное, не положенное по вещевому аттестату, то это изымалось. И были случаи когда заставляли снимать сапоги и если были портянки сделанны из неуставного материала, то это изымалось. Так погорел один из друзей Силыча, у которого в жуткий заполярный мороз были конфискованы теплые шерстяные носки и остались для ног только одни простые портянки и холодные сапоги. Парень в результате четкого выполнения военного устава обморозил себе ноги, заболел и несколько месяцев с воспалением легких пролежал в госпитале. В конце концов после множества медицинских исследований и комиссий был признан непригодным для дальнейшего прохождения военно-морской службы и комиссован (досрочно демобилизован) по состоянию, пошатнувшегося по вине военного устава, здоровья. Виноватых так и не нашли. Списала на генерала Мороз, который обеспечил победу в Великой отечественной войне.
Но почему-то в документации о вине устава никто ничего не упомянул. Но все равно этот матрос был рад-радешенек ускользнуть хоть таким образом от дальнейшего пребывания в военно-морских частях, так как не был приспособлен для военной службы с детства.
Валька вошел в канцелярию и предстал перед грозными очами самого страшного человека в городе Североморске, перед глазами самого Бармалея – старшины Североморской гауптвахты.
Бармалей выглядел, как обычный советский человек. У него было круглое доброе лицо и большие почти человеческие глаза. Он не носил усов и лицо его было гладко выбрито. Кроме того он выглядел как огромный пончик – был большой и круглый.
Он посмотрел на Хлызова и взял документы у сопровождающего.
– Товарищ старшина гауптвахты арестованный на пятнадцать суток за распитие спиртных напитков для отбытия наказания на североморской гауптической вахте матрос Хлызов прибыл! – выпалил единым духом Валька и замолчал, вытянувшись по стойке «смирно» и уставившись глазами в потолок.
– Значит за любовь. За любовь к спиртным напиткам. Это хорошо. Из Ленинграда. Это хорошо. Люблю культурных людей. – сказал старшина, вставая из-за стола.
– Куда его определим? – спросил писарь, сидящий за соседним столом, в мундире сержанта. – у нас же все забито. Зачем его сюда привезли?
– Это я согласился. Мне ребята из этой части телевизор чинят. И я не мог отказать командиру. А что забили так это пускай командование думает. Нельзя же было распространять слухи о том, что будет дальний поход, вот в результате этого часть старослужащих и напилась. Лучше сидеть на гауптвахте и ждать ДМБ чем идти в дальний поход и неизвестно когда возвратиться из него. Вон в прошлом году многие из-за этого переслуживали по семь-восемь месяцев. А то у солдат каждый день на счету, а тут моряки месяцами земли не видят. Посади его в седьмую камеру, пускай там по возможности уплотнятся.
Первый день на гауптвахте
– Конвойный ведите его в седьмую – приказал писарь.
Валька неловко повернулся, чтобы идти и тут же услышал грозный окрик старшины.
– Матрос Хлызов как вы исполняете воинский устав. Что нужно делать? Вы что забыли строевые занятия?
Валька повернулся и увидел совершенно другого человека. Глаза старшины команды налились кровью как у хищника перед кровавой схваткой. По всей видимости он был мягкий когда исполнялся устав, но если возникали малейшие отклонения от устава, то это его озлобляло и он зверел при виде жертвы. – нарушителя воинского устава.
– Виноват товарищ старшина! Разрешите идти! – выкрикнул Валька, надеясь на то, что это как-то позволит искупить свою вину. Но он ошибся.
– Так – сказал старшина писарю. – запиши матрос Хлызов за нарушение рапорта при прибытии получает дополнительно трое суток ареста.
– Есть трое суток ареста – сказал почти упавшим голосом, арестованный матрос Хлызов, предчувствуя, что мудрые советы и предсказания годков начинают сбываться.
– Повторите четко с молодецким духом, – приказал старшина, впадая в азарт.
– Есть трое суток ареста. Разрешите идти! – собрав весь свой оставшийся военно-морской дух, выкрикнул Валька и это по всей видимости удовлетворило старшину.
– Идите, – милостиво разрешил он, махнув рукой.
Валька повернулся и, маршируя уставным строевым с отмашкой руки шагом в сопровождении конвоира, вышел из комнаты.
Они побежали вдоль длинного коридора до седьмой камеры. Она находилась в самом углу коридора.
Часовой отодвинул засов и открыл большую дверь и впустил туда Хлызова.
Валька вошел в камеру и чуть на задохнулся от густых клубов дыма, которые распространялись по всему ее пространству.
– Ну и дела – подумал Валька – на гауптвахте то курить строго запрещено. А тут смолят прямо в камере. Вот он всеобщий бардак. За неправильный рапорт дают трое суток ДП, а тут почти бордель и ничего.
– Мужики сейчас же может старшина придти. А вы тут накурили. Всех же могут наказать дать ДП.
– Да ты не бойся. Ты что в первый раз? Сегодня же в карауле стоят свои ребята с кораблей. Это если бы были ракетчики или морская пехота или солдаты то тогда нам было бы плохо. А кроме того к вечеру старшина по камерам обычно не ходит. Сейчас же он уйдет. – сказал один голос из полутемого угла.
Валька пригляделся и увидел, что в камере на деревянных скамейках, расставленных по углам, сидело десять человек. Из них трое были в таких же как и у него морских черных шинелях, остальные были из солдат, в серых. И все эти шинели были таким же большими и длинными как у него.
– Надо же как все таки годки оказались правы – подумал с благодарностью Валька.
Он присел на крайней скамейке и закрыл глаза, чтобы привыкнуть к полутемному камерному свету. Арестованные между собой негромко переговаривались и в темных уголках вспыхивали огоньки сигарет и папирос.
В дверь тихо постучали. В камере все насторожились.
Дверь открылась и вошел моряк из охраны, с автоматом на плече.
– Женька на, и давайте побыстрее – сказал он торопливо и протянул небольшой сверток матросу, сидевшему на скамейке около двери, неподалеку от Вальки.
Валька пригляделся к матросу и увидел знакомый профиль.
– Страх никак это ты? – воскликнул Валька.
– Валька! – воскликнул тот, перехватывая сверток. – ты то какими судьбами?
– Да вот после окончания радиотехникума попал в радиотехническую часть, на на днях выпил и попался. Дали пятнадцать суток.
– А я на коробке служу. Вот сел за пьянку и самоволку.
С Женькой Страховым по прозвищу Страх Валька учился в одной школе. Хотя в школе они не дружили, то здесь в каземате эта встреча пахнула радостными воспоминаниями.
– Давай с нами. Мои ребята сегодня в карауле. Так что почти праздник на нашей улице.
Он развернул сверток и там оказалась бутылка водки и буханка черного хлеба. В камере все радостно зачмокали и заметно оживились. Тут же появилась алюминиевая миска, в которую почти мгновенно накрошили хлеба и налили водки. Получилась густая коричневая кашица. Вся камера плотно сгрудившись около миски в своем заледенелом пространстве вдруг заметно потеплела и не стала выглядеть такой мрачной как могло показаться на первый взгляд. В камере сидело девять человек.
Страх вытащил из сапога ложку и первый, подчерпнув ею большой кусок адской смеси отправил в рот. На некоторое мгновение он и мечтательно закрыл глаза, пережовывая это во рту. Почти все в камере сделали судорожное движение, сглатывая накопившуюся слюну.
– Страх не томи, а то мы тут все слюной захлебнемся-сказал одни из арестантов.
Страх отдал ложку на круг. Ложка стала переходить по кругу от одного к другому, наполняя каждого арестанта неуставным содержанием. Ложка, сделав несколько кругов, в том числе и и самый последний прощальный, печально звякнула над пустой миской.
Камера наполнилась веселым гвалтом изрядно захмелевших моряков. Лица арестантов до этого выглядевшие какими-то осунувшимися и грустными вдруг покраснели, оживились, повеселели. Некоторые даже расстегнули свои шинели. Появились папиросы и сигареты, которыми все стали наперебой угощать друг друга. Начался как обычно разговор о том и о сем и о гражданке, приключениях и иных веселых воспоминаниях и историях.
Валька съев на почти голодный желудок три большие ложки пьяной смеси сразу опьянел и сидел слегка оглушеный от всего произошедшего. Женька подсел к нему и хотел было с ним переговорить, как раздались громкие голоса в коридоре. Моряки спешно потушили свои сигареты. В камеру ворвался старшина гауптвахты.
– Так курите! Все на уборку снега – приказал он. – Нужно очистить снег около забора. Завтра приду проверю.
Взревев это своим громоподобным голосом, он выскочил из камеры.
