Анатолий Музис
Баллада о северном Транссибе
БАЛЛАДА О СЕВЕРНОМ ТРАНССИБЕ
«Российское могущество
прирастать будет Сибирью…»
М. В. Ломоносов
Пролог
Так верно сказано, что, право,
Точней и лучше не сказать:
– России мощь, богатство, слава
Сибирью станут прирастать…
И было так!
В веках зачтется
Отважных предков каждый шаг.
Они звались – землепроходцы.
Хабаров!.. Атласов!.. Ермак!..
Глухой неведомой тропою,
Где даль за близью не видна…
Пушниной,
золотом,
рудою
Воздала им Сибирь сполна.
Но лишь теперь мы знаем клады,
Что раньше сталось не сыскать.
Однако, знать – не все…
Их надо
Не просто «знать»,
Их надо – взять!
Из глубины, из дальней дали,
Такой, что космосу сродни.
С земли, которой не пахали,
С земли, которой не топтали
С той самой давней старины.
Сибири новый покоритель
Уже зажег костров огни.
Его зовут – Первостроитель.
Землепроходцам он сродни.
Он в век космической надежды
Вершить назначен чудеса.
Но перед ним стоят, как прежде,
Все те же горы и леса.
Тайга
Леса… Массивы исполины.
Рек необжитых берега.
Завалы… Заросли… Чистины…
Нет, это не леса – тайга!
То светлохвойная,
то черневая,
То смешанная,
то кедрачь…
Горелая и мшелая.
Без края.
Попробуй-ка ее переиначь.
Она до Лены и за Леной.
Она безмолвна и темна.
Она как будто суть Вселенной,
Куда ни кинь – везде она.
А вертолет все ниже… ниже…
Под ним поляна.
– Значит, здесь?
– Затихли лопасти.
Ты вышел
В таежный мир, какой он есть.
Взглянул вокруг, сначала робко.
Тайга! А ты в ней первый раз.
Тебе бы хоть какую тропку.
Ну, пусть не тропку, пусть пролаз.
Хоть что-нибудь, чтоб было видно
Куда смотреть, куда идти?..
А то, как сослепу.
Обидно!
На счастье, ты здесь не один.
Вас много. Целая бригада.
В груди неведомый восторг.
На каждом форма стройотряда.
Прораб при вас и свой комсорг.
Палатки выстроились на ночь,
Один на всех большой костер.
Прораб в годах – Иван Иваныч —
Ведет степенно разговор.
– Здесь не «пролаз», ребята,
нужен.
Задача: взять лесную ширь.
Транссиб на юге перегружен,
Он там один на всю Сибирь.
Руда и уголь,
нефть и рыба,
Сортовый лес: кругляк и брус,
Строительных конструкций глыбы
И воинский чехленный груз…
И земли, что уже под севом,
И земли, что служить могли б.
И пробуждающийся Север,
Все – грудью давят на Транссиб.
А он, сто лет без перемен,
Грозит закупоркою вен.
И только здесь, в таежной гуще
Решенье тех проблем насущных…
На сосны опустились звезды,
К костру ребят прижала ночь.
В чужой тайге совсем не просто,
И от костра уйти не в мочь.
Огонь то сникнет, то взбодрится,
А то как будто в самый раз.
Он белкой прыгает по лицам
С внимательным прищуром глаз.
А угли тлеют, как рубины,
И сизым курятся дымком.
– …Впервые просеки рубили
Мы здесь еще в сороковом.
Навстречу солнцу! К океану!
Да! До войны! А то, когда?
Тогда, пожалуй, было рано.
То были трудные года…
Он руки над огнем простер.
– А ну, подбрось еще в костер!
И тут же прутиком, достойно,
Огонь пошевелил слегка.
Взял в пальцы уголек – спокойно,
И прикурил от огонька.
– А как зовут тебя?
– Андрей.
– Ну, что ж, Андрей. Смотри бодрей.
Здесь в нашем деле весь вопрос,
Как в преферансе. Важен снос.
Пришел в тайгу, люби тайгу.
Не побеги…
– Не побегу.
– Не озоруй. Тайга твой дом,
Когда ты сам стоишь на том.
А если что, сомкнется крона
И ты тогда как под водой.
В стволах двустволки
два патрона.
Не жги их зря. Твое с тобой…
И кто ты есть, по крайней мере,
Тайга, как жизнь, тебя проверит…
Ну, ладно! Спать! Встают здесь
рано,
А красным байкам нет конца.
Уснул Андрей.
Во сне Ивана
Он видел точно, как отца.
Тот, как отец, сказать бы мог:
«Живи и счастлив будь, сынок!»
И вот уже крепка походка,
Не спотыкается нога.
И не «щетина», а бородка.
Таежный форс.
А что тайга?
Привычны и ночная сырость
И жгучей мошкары огонь.
Тайга пропустит, сделай милость.
Лишь только зря ее не тронь.
Не тронь ее, не будь беспечным.
И помни: ты здесь гость, пока.
А мать-тайга стояла вечно
И простоит еще века.
Байкал
Прорвав тайги крутой затор,
Внезапно засверкал простор.
Он словно чаша лазурита
В оправе черных берегов.
Вода и небо синью слиты.
– Байкал! Ты, значит, вот каков!
Как будто сказка,
будто сон то:
Перед тобой морская гладь
Уходит вдаль, до горизонта.
А горизонта – не видать.
Играют блики на закате
Гигантской рыбьей чешуей
И на подводных крыльях катер
Бурун вздымает за кормой.
Пускай не каждому известно,
Что глубина здесь просто страсть,
Что четверть всех запасов
пресной
Воды в Байкале собралась;
Что омуль, знаменитый омуль,
Не где-нибудь, а только тут;
Что острова, бывает, тонут,
А горы сказочно растут;
Что Баргузин волной швыряет
Высокой, шквальной, штормовой;
Что триста рек в Байкал впадают,
Чтобы излиться Ангарой —
О Красоте, понятно, речь,
И надо красоту беречь!
Понятно: люди нет, не могут
Порушить чудо-красоту.
Им надо отвести дорогу,
Как говорится – «за версту».
Но, чу! По берегу Байкала
Бульдозером поломан лес.
Ему дороги, видно, мало,
Так прямо по лесу полез.
Рокочет он за поворотом
И треск, как будто ледоход
там.
Андрей ему наперерез.
Раскинул руки, встал как крест.
Бульдозер мощный, сильный,
новый.
Отвал стальной, тревожный блеск.
В кабине парень двухметровый.
А все-таки, поди, не съест.
– Ты что, сдурел? Смахну, как муху…
И рычагом поднял отвал.
Андрей подумал: «Он под «мухой».
Такой способен наповал».
А сам стоит, хоть дрожь по телу.
И нет ему назад пути.
– Куда?!
– Пусти! Тебе какое дело?
Твой берег, что ли? Отойди!
– Да ты пойми. Ведь неспроста
Здесь заповедные места…
Заскрежетали гусеницы
И трактор двинулся…
– Ах, так!
Словами, значит, не годится.
Тебе один закон – кулак!
Пошел не в драку, а в атаку.
Ведь на бульдозер не попрешь.
И парень… Он здоров, однако.
Не все так просто…
Ну, а все ж,
На склон…
Потом напропалую —
В кабину, в дверцу, на прорыв.
Схватились за грудки вплотную,
А трактор ходом на обрыв.
Верзила! Лоб! Таких недаром
В народе кличут «волчья сыть»,
Дыхнул сивушным перегаром,
Ну, впору сразу закусить.
Такого и убить не жалко.
Нажрался, гадина! Стервец!
Но, ничего. С такой дыхалкой
Ты только «лоб», но не боец.
Один другого не подвинет,
С сивухи воротит нутро.
В железной тесноте кабины
Ни в зубы дать, ни под ребро.
А трактор боком накренило,
Обрыв и берег – все впритык.
– Ты спятил! – заорал верзила,
И из кабины зайцем – прыг!
– Вот так давно бы…
Но не мешкай.
Вздохнул Андрей и рычаги
Без суеты, а все ж поспешно,
Уже свободно, в кулаки.
Машину выровнял как надо,
На месте разворот крутой
И на дорогу. Дело свято.
А тот бежит, кричит: – Постой!
Андрей лишь оглянулся строго.
– Бежишь? Беги… Беги, давай…
Машину вывел на дорогу.
– Вот так. Теперь садись, езжай.
Верзила явно запыхался,
Но глотку больше не дерет.
– Откуда ты здесь только взялся?
– Из тех ворот, что весь народ…
Ушел бульдозер по дороге
Назначенной. А между тем,
Почувствовал Андрей, что ноги
В коленках ватные совсем.
Ведь надо же. Какая сила
И злость вселились вдруг в него.
Но если б не струхнул верзила,
Еще не ясно, кто кого?
И тот обрыв, такой коварный…
Присел на камень, где стоял.
Признательный и благодарный
У ног его лежал Байкал.
Тоннель
Как символ доблести и чести,
Первейшая из всех эмблем,
Стоит на самом первом месте
В Северомуйске буква «М».
«Метро» в тайге. Наказ суровый —
Сквозь толщу гор пробить тоннель.
– Пятнадцатикилометровый!
Вот это будет щель, так щель.
Таких тоннелей много ль в мире?
Все наизусть, наперечет.
Но этот строится в Сибири,
А «климат» здесь совсем не тот.
И все ж, Андрей, запахло домом?
Быть может встретят земляки?
Из темной глубины проема
Мерцают лампы-светляки.
Мы все из одного истока.
Но к а к нас мама родила?
Одним – комфорт, другим – дорога,
А третьим – новые дела.
Ты каску взял, вошел в забой,
Оставив за спиной покой.
Ты буришь.
Скверно! Гниль-порода!
Тоннель пришелся на разлом.
Уходит бур в породу схода,
Не как сверло, а напролом.
Туда гнетут раствор цементный,
Морозят грунт…
Вода по грудь.
Затраты сил беспрецедентны,
А продвижение – чуть-чуть.
И объяснять, конечно, мало
Тебе причину тех невзгод.
Семьсот – в районе перевала,
Семьсот землетрясений в год!
А тут случись такое лихо:
Рвануло гулко, как фугас.
В одно мгновенье стало тихо.
И бур заглох, и свет погас.
Лишь луч фонарика над каской.
Он слаб.
Он немощен.
Он мал.
Глядят товарищи с опаской.
– Там не иначе, как завал?
Мужская, трудная работа.
Обвалы, выбросы, вода.
Рубашка, мокрая от пота,
Еще не худшая беда.
И в темноте проходчик Федя,
Не молвил, выдохнул во мрак:
