Анатолий Митяев
Счастливый вечер
Горячий гвоздь
В деревню к деду Сергею приехал из города внук – тоже Сергей. Дед старше внука ровно в десять раз. Но им, старому и малому, хорошо вместе. Один Сергей что-нибудь мастерит, другой Сергей смотрит. Они сделали тележку на старых велосипедных колесах, рамки для ульев. А сегодня делают грабли: скоро сенокос.
– Конечно, – говорит дед внуку, – можно грабли в магазине купить, но там они железные, тяжелые. А мы сделаем бабушке Дуне деревянные, легкие. Бабушка будет ими сено ворошить и не устанет.
У деда Сергея заранее все припасено для граблей: еловая жердочка, березовый брусок, кленовый чурбак.
Рубанком дед Сергей обстрогал жердочку, стала она ровная и гладкая.
– Ну-ка, Сергей, примерься, как в руках держится?
Примерился внук – провел по траве жердочкой раз-другой, будто сено гребет. Хорошо в руках держится!
Просверлил дед Сергей коловоротом в бруске двенадцать дыр – для зубьев. Тринадцатую – для ручки. Топором расколол чурбак на мелкие части, на карандашики. Стамеской карандашики заточил – получились зубья. У деда глаз верный: толщиной зубья как раз чтобы с напором войти в дырки. Загнал дед Сергей зубья в брусок, вставил ручку – грабли готовы. Но не совсем. Надо гвоздем закрепить ручку в бруске.
– Неси-ка, Сергей, гвозди. Подходящий выберем.
Принес внук старый чугунок с гвоздями. Но сколько дед ни перебирал их, подходящего не нашел.
– Длинные они и толстые, стану забивать – ручка расколется. Будем из толстого и длинного делать гвоздь короткий и плоский.
Всадил дед Сергей топор в бревно. На обухе топора молотком расплющил гвоздь. Потом приставил его к углу обуха, еще раз молотком ударил – ненужный конец гвоздя и отскочил.
Внук Сергей обрубок поднял, но тут же выронил: горячий он, пальцы обжег.
– Дед, а дед! Почему гвоздь горячий?
– В работе был. В работе все нагревается: и железо, и человек.
– А ты, дед, нагрелся?
– И я нагрелся. Разве не видно?
Посмотрел внук, а у дедушки на лбу капелька пота. Закрепил дед Сергей ручку в бруске гвоздем. Вот теперь грабли совсем готовы.
Строгая скворчиха
Еще зимой, когда кололи дрова, дед Сергей припрятал в сарае осиновый чурбак. Сердцевина в чурбаке сгнила и выкрошилась.
– Ты, Сергей, – сказал дед внуку, – запомни, где он лежит. Весной сделаем дуплянку скворцам.
Внук Сергей за три месяца, конечно, забыл о дуплянке, но напомнили сами скворцы. Они появились в деревне розовым теплым утром, расселись у старых скворечен на липах и березах, свистели нежно, радостно.
– Давай дуплянку делать! – заторопил внук деда. – Нам скворцов не достанется.
– Достанется, – успокоил дед внука. – Неси долото, молоток и ножовку.
У деда руки ловкие. Молоток точно бьет по долоту. Долото откалывает щепки внутри чурбака, дупло стало широкое – такое, что в нем поместится гнездо. Долотом же дед Сергей прорубил дыру сбоку – дверь в птичий дом. Снизу и сверху прибил дощечки – пол и крышу. Дуплянка готова. Прикрепили ее к жерди. Жердь проволокой прикрутили к столбу в заборе.
– Вот и все дела! – сказал дед Сергей. – В таком доме да не жить…
Дуплянка понравилась птицам. Черный скворушка и пестренькая скворчиха свили в ней гнездо. Высидели птенцов. Начали их выкармливать.
С земли слышно, как в дуплянке копошатся и скребутся скворчата. Каждый хочет добраться до летка́[1], высунуть голову на волю да пошире раскрыть клюв – тут же получишь червяка. Мать и отец без у́стали носят их с огорода.
Удачливый птенец по спинам, по головам братьев и сестер добрался до летка. Уцепился за край коготками, место никому не уступает и глотает червяка за червяком.
Дед Сергей и внук Сергей сидят на крыльце, смотрят за скворцами.
– Ну разве хорошо так? – говорит дед внуку.
– Нехорошо, – соглашается внук. – Я его удочкой попугаю.
– Не надо. Птицы сами разберутся, – учит дед.
И верно: скворчиха приметила обжору. Тоже уцепилась коготками за край летка, червяка не отдает, старается заглянуть внутрь дуплянки, чтобы накормить другого. А обжора орет во все горло: «Дай! Дай!» – и норовит выхватить пищу. Надоело это скворчихе. Не выпуская червяка и, конечно, с великим сожалением, она стукнула сына по голове клювом. Птенец тут же исчез из летка – упал на дно дуплянки.
– Больно ему? – спросил внук Сергей.
– Больно, – подтвердил дед. – И обидно: родная мать клюнула. Но справедливо. Не жадничай. Другие тоже хотят есть.
Секрет бабушки Бабуры
В конце апреля начались лесные удовольствия. Для пчел на голой опушке расцвели ивы. А для людей на вырубке около старых пеньков стали расти бабуры – грибы строчки́.
Бабура цветом, как боровичок, коричневая. Вкусом – боровичка слаще.
Прошлогодняя трава в лесу белёсая, промыта дождями да снеговой водой. Но и в такой белёсой траве коричневую бабуру не сразу найдешь: мешают старые ореховые листья. Очень они с бабурой схожи. Думаешь, это гриб, а это лист. Надоест к листьям бегать – грибы начинаешь пропускать. Удачливее всех собирает весенние грибы бабушка Бабура.
– Бабуры к Бабуре сами в ведро лезут! – говорят соседи.
Как-то бабушка чистила грибы на крыльце – крупные, по кулаку.
– Бабушка, – спросил соседский внук, – почему вас Бабурой зовут? За удачливость?
– Фамилия моя Бабурина, вот и зовут, – ответила бабушка.
– А как вы столько грибов собираете? Может, секрет есть?
– Есть, – согласилась бабушка, – без секрета не наберешь. Сказала бы тебе, да ты другим расскажешь… Ну и рассказывай! – вдруг повеселела бабушка. – Я беру крупный гриб, а маленький не беру. Накрываю листом. От тебя и от других душегубов прячу. Рву, когда вырастет. Вот тебе и секрет.
– Неужели помните, где листок положили?
– Листок не помню, пенек помню. Пеньки-то, они приметные: какой еловый, какой березовый, какой горелый, какой с муравьем… А самый-то первый секрет я тебе не сказала. Сказать?
Лицо бабушки Бабуры сделалось строгое, она положила гриб и ножик на ступеньку, оперлась руками на колени, будто хотела встать, и мальчик понял: сейчас он узнает самое важное в грибном деле.
– Самый-то первый секрет такой: хочешь грибов набрать – вставай раньше солнышка.
Цветочный мед
Для пчелы цветок – кувшинчик, на дне которого сладость. В желтые, красные, белые, синие кувшинчики опускает пчела свой хоботок, набирает сладость и несет в улей.
Чтобы собрать чайную ложку меда, пчеле надо облететь пятьдесят тысяч цветков.
Первый мед принесли пчелы в улей еще в апреле. Тогда в лесу еще лежал снег, и только на солнечной опушке цвели ивы.
Теплело. Распускались мать-и-мачеха, медуница, одуванчики, кашка. Чем больше появлялось цветов, тем усерднее работали пчелы. В июне ульи были уже полны меда.
В одно прекрасное утро дед Сергей вынес на крыльцо дымарь, положил в него гнилушки и принялся разжигать их. Бабушка Дуня в это время мыла в сенях медогонку. Сделав такие дела, оба надели на головы сетки, пошли в огород.
Ульи в огороде как домики крохотной деревушки. Начали с домика номер один.
Сняли с него крышку, бабушка Дуня подымила дымарём в раскрытый улей – пчелы затихли. Дед Сергей вынул рамки с сотами, мягкой щеточкой смёл с них пчел, поставил внутрь рамки пустые. После этого накрыли улей крышкой и понесли рамки в сени.
В сенях прохладно. Окошко занавешено: в полутемное помещение пчелы не так лезут, как в светлое. Дед Сергей ножом – острым, как бритва, длинным, как сабля, – сре́зал с сот тонкую восковую пленку. Из ячеек начал сочиться коричневый мед. Но так он не скоро вытечет и не весь. Гонят мед в медогонке.
Медогонка – железный бак. В середине – механизм. В него вставляют рамки. Механизм надо крутить ручкой. Тогда и рамки крутятся. Сила вращения вытягивает мед из сот.
Дед Сергей крутит ручку. На железных стенках медогонки появляются капли меда. Они похожи на первые капли дождя, ударившего по оконному стеклу. Сильнее и сильнее крутит ручку дед Сергей – всё больше медовых капель на стенках бака. Вот они уже слились и потекли вниз, как текут по окнам струи ливня. Сени закрыты, но кажется, что в них влетел ветер и принес запах луговых и лесных цветов – запахло молодым медом.
Бабушка Дуня поставила под медогонку эмалированное ведро. Мед льется из крана в белое ведро густо и мягко.
А пчелы пробираются в сени. Ползают по ведру, по медогонке, по полу. Рыжий котенок Барсик заигрывает с ними. Его выгоняли несколько раз во двор, но он добился своего: пчела ужалила лапу.
Внук Сергей налил меду на кусок хлеба. Так было сладко, что не заметил пчелы, севшей на хлеб. Разнесло внуку губу, не губа – подушка.
Зашёл почтальон с газетой. Бабушка Дуня поставила мисочку с медом, хлеба нарезала – макай хлеб в мед, угощайся. Угостился почтальон. Полез в карман за платком – наткнулся в кармане на пчелу.
– Всех кусают! Почему же вас, дед Сергей и бабушка Дуня, не трогают? – удивился почтальон.
– Мы за ними весь год ухаживали, – ответил дед Сергей. – Пчела хоть и мала, понимает это. И меду нам даст, и не ужалит.
Ягоды
Света беленькая, лёгонькая, как пушинка. Не сидится ей на месте, словно ее ветер носит.
– Мам, пойдем за ягодами! – просит Света.
– Рано еще, – отвечает мать. – Танёнка с Дуняшкой ходили, с пу́стом пришли.
– Может, они плохо искали, – не отстает Света и все-таки уговаривает маму.
В большом лесу земляника только цветет. Белые цветы, как любопытные глазки, смотрят на лесной мир: на тяжелые ветви елей, на стволы в смоляных подтеках, на муравейники. И на своих маленьких соседей глядят – на кустики кислицы, у которой листочки тремя зелеными сердечками.
На краю большого леса цветов меньше. Тут светлее, теплее, поэтому уже завязались ягоды – зеленые жесткие комочки.
– Дальше, дальше пойдем, – торопит Света маму, – на вырубку, на самый бугор!
Бугор открыт солнцу со всех четырех сторон. Посажены на нем сосенки. Они еще очень малы, никакой тени не дают, и земляника поспевает тут рано.
– Ну, что я говорила? – радуется Света, обирая красные ягоды. И все в ведерочко, ни одной в рот! В рот потом, когда посуда будет полна.
– Хороши! Крупны! – соглашается мать. – С молоком есть будем.
Полна стеклянная банка у матери, полно ведерочко у Светы – даже с верхом. Теперь можно и самим полакомиться. На выходе из леса Света спрашивает:
– А как мы пойдем к дому? Огородами или улицей?
– Огородами. Огородами ближе.
– Пойдем улицей, – просит Света, – ненамного дальше-то.
Мать и дочь идут по деревне. Из окон выглядывают женщины и ребятишки.
– Гляди-ко, удачливые какие!
– Гляди-ко, ягода поспела!
А если бы они огородами пошли? Кто бы узнал, что Света и ее мама удачливые? И все считали бы, что ягоды еще зеленые.
Дедова медаль
Война была давно, но у деда Сергея есть военные вещи: ремень с медной пряжкой и котелок.
Это только говорится, что вещи у деда. На самом деле они во владении внука Сергея. Ремень пришлось наполовину укоротить, и внук подпоясывается им, когда идет на улицу. Котелок тоже продолжает службу, начатую на войне. Внук отказался есть из тарелки, суп ему бабушка Дуня наливает в котелок, а кашу накладывает в крышку котелка, как настоящему солдату.
У деда еще есть кое-что с войны. Медаль у него есть.
Как-то внук и говорит:
– Дед, давай я медаль буду носить. Все равно она лежит в сундуке бесполезно.
Помолчал дед, головой покачал, но согласился:
– Что ж, носи…
Обрадовался внук Сергей. Не ждал такого подарка. На всякий случай спросил:
– А тебе не жалко? Если очень жалко, я отдам.
– Нет, не жалко, – ответил дед. – Только вот что я думаю: вдруг спросят на улице, за что тебе медаль дали? Ты и не знаешь…
– А за что тебе дали? – спросил внук.
– Расскажу, – сказал дед. – Меня ранило в руку. В это время фашисты пошли в атаку. Но я стрелял из пулемета и отогнал врагов.
– Очень простой рассказ, – сказал внук Сергей. – Я все запомнил.
– Вот и хорошо… – вздохнул дед Сергей. – Иди гуляй.
Вышел мальчик на улицу. С медалью. Тут соседка тетя Ольга его спрашивает:
– Это за что же тебе медаль дали?
Сергей отвечает слово в слово:
– Меня ранило в руку. А в это время фашисты пошли в атаку. Но я стрелял из пулемета и отогнал врагов.
– Какой ты герой! – говорит тетя Ольга. – Даже раненный, стрелял. А в какую руку ранило? В правую или в левую?
– Не знаю, – растерялся Сергей.
– Ну это просто узнать, – говорит тетя Ольга. – На какой след от пули, ту и ранило. Давай вместе посмотрим.
Ничего на этот раз не ответил внук Сергей. Побежал к деду – медаль отдавать.
Жабята
В огородах живут жабы – медлительные, неповоротливые, похожие на сырые комки глины. Летом у жаб вывелось потомство – тихое и незаметное. Жабята не скворчата: не пищат, не суетятся, пищи у родителей не просят, сами добывают в траве мошек.
Никто не увидел бы жабьего потомства, если бы не дождик. Он промочил траву, к вечеру в траве стало холодно, и жабята – маленькие, с двухкопеечную монетку, – двинулись на дорогу. Нижний слой дорожной пыли сухой, он еще хранит тепло, подогревает сырой верхний слой, и над дорогой поднимается пар. Сыро, тепло – лучшего жабе не нужно! Сотни жабят уселись посреди улицы, оцепенели в блаженстве.
Бабушка Дуня собралась в гости – на другой конец деревни. Только хотела шагнуть на дорогу – жабят увидела.
– Батюшки мои! Чуть не раздавила…
И пошла по мокрой траве. Это в новых-то башмаках! Башмаки от сырости портятся.
«Ничего! – утешает себя бабушка. – Жабу пожалеешь – так в огороде все уродится. Если бы не жабы, так слизни морковь попортили бы…»
Из проулка выскочили на велосипедах мальчишки.
– Стой! Тормози! – закричала бабушка. – Не видите, дорога занята. Что же вы по живым едете?
Мальчишки жабят увидели, изумились количеству, поехали по траве.
Вечерело, жабята оставались на дороге. А скоро пойдет на ферму стадо. Коровы ходят тяжело, качают головами, машут хвостами, тычут в дорогу острыми копытами. Сто коров – четыреста ног. Погибнут жабята. Если бы кто и захотел согнать их с дороги, не согнал бы: беспонятные они. Только от горячего солнца сами полезут в траву. Но солнце на закате, взойдет лишь утром.
К счастью, в поле за фермой скосили рожь. И стадо вечером шло на ферму полем. Не погибли жабята. Все остались живы.
Бык магнит
Бык Магнит козыряется – бодается, значит. Настоящим именем его никто и не зовет. Зовут Козырякой.
Козыряка черный, только лоб белый. Торчат изо лба два толстых острых рога. Глаза у быка дикие, ноздри широкие, в них железное кольцо.
Стадо пасут в лесу. А там объявились два медведя. Но пастухи спокойны: Козыряка коров не даст в обиду, медведя запорет. За это и прощают Козыряке все безобразия и хулиганство.
Был как-то раз сильный ветер. Оборвались на столбах телефонные провода. Монтер дядя Вася надел на ноги «кошки» – такие приспособления, – взял моток проволоки, плоскогубцы и залез на столб. Починил, начал слезать, а у столба стоит Козыряка и смотрит: что это человек так высоко забрался?
Вот случай! Надо на другой столб лезть, срочно связь налаживать, да как на землю сойти? Крикнул дядя Вася строгим голосом, моток проволоки бросил на Козыряку, чтобы пугнуть скотину, ударил тот моток быка по голове и повис на рогах. Заревел Козыряка, уперся башкой в столб, хочет избавиться от проволоки, а не может и наливается яростью.
На бычий рев стали выходить из домов люди. Вышли, за заборами стоят с палками, а к быку подойти боятся: убьет!
– Ну зверь, ну крокодил проклятый! – ругают люди быка.
– Он моему Сашке весь плащ изорвал! Хорошо, в яму закатил парня, иначе бы не жить ему…
– А за мной от самого леса скакал. Я платок потеряла, малину рассыпала…
– Ты, Василий, слезай и за кольцо его схвати – сразу присмиреет…
– Так он и даст за кольцо схватить…
– Надо бежать за трактористом. Пусть трактором Козыряку прогонит…
– Тракторист-то в город уехал – запасные части получать…
Тут показалась на улице Танюша. Она росточком маленькая, хоть учится в пятом. Увидела она происшествие, вынула из сумки буханку хлеба – в магазин ходила, – отломила кусок и пошла к Козыряке.
– Магнит! Магнит! Хлебушка на́! – заговорила Танюша нараспев.
Козыряка перестал бодать столб, большую голову от земли поднял и потянулся к девочке. Хлеб взял. Пока жевал его, Танюша проволоку сняла, подальше закинула.
Бык посмотрел, куда проволока упала, и пошел своей дорогой к скотному двору. Страшный бычище, а ласку чувствует. Понимает, когда зовут его прозвищем, когда настоящим именем.
Ночные страхи
Мокрая осень не радость. На улице сыро, грязно. Внук Сергей до чего ни дотронется, все на нем следы оставляет. Прутик поднял с земли, и тот ладошку измазал.
Дед Сергей уехал с колхозниками в город за удобрениями. Вернется поздно ночью. Внуку скучно без деда. И бабушке Дуне скучно. Чтобы меньше скучать, они легли пораньше в постели.
Легли-то легли, да никак не спится. В окно дождик стучит, словно просит пустить его в теплый дом. А что делается в печной трубе – и сказать невозможно. Гудит там, шуршит, стонет…
Сергей знает: это ветер. Но на всякий случай спросил бабушку:
– А почему в трубе гудит?
Бабушка Дуня в шутку, конечно, говорит:
– Это черти там возятся. Тесно им, вот и гудят.
– А какие черти?
– Черные, как козлы. Только хвосты длинные.
Внук Сергей тут же соскочил со своего диванчика – и на кровать к бабушке.
Бабушка стала стыдить внука. И вроде бы уж пристыдила. Но в это время в трубе гуднуло совсем ужасно. А в сенях кто-то спрыгнул с чердака на лестницу и звонко, как на копытцах, поскакал по ступенькам вниз. Десять ступенек на лестнице – десять раз и скакнул.
– А там кто? – спросил внук Сергей. – Тоже черт?
Бабушка Дуня не знает, что сказать. Самой сделалось страшно. Не черт, но кто-то ведь прыгает!
Обхватила бабушка внука руками – никому ни за что не отдаст Сергея. Укутались одеялом с головой, лежат – оба не дышат. Свет бы зажечь, но выключатель на другой стене избы. Пока в темноте его нашаришь, умрешь сто раз…
На счастье, дед Сергей приехал из города. Он послушал страшный рассказ и велел внуку одеваться.
– Пойдем разузнаем, кто в сенях прыгал. Если своими глазами прыгуна не увидишь, страх так и будет сидеть в тебе.
Внук Сергей деда Сергея за руку держит крепко. Взявшись за руки, обошли сени. И увидели в углу старое решето.
– Вспомни-ка, – говорит дед Сергей, – лежала здесь эта штука днем? Не лежала. Она под крышей на гвозде висела. Ветер дунул, решето с гвоздя соскочило, попало на лестницу и запрыгало по ней.
Внук Сергей верит и не верит. Тогда дед Сергей залез на чердак и пустил решето по лестнице. Получилось такое же скакание, как в те страшные минуты.
А теперь совсем не страшно было, даже весело. Решета испугались!
Снег
Нынче зима снежная. Сугробов намело – заборы еле видно!
Люди, как проснутся утром, берут лопаты и начинают чистить дорожки – к колодцам, к сараям, к большой дороге, что идет вдоль деревни.
Дорогу чистит бульдозер. Он похож на огромный рубанок. Рубанком строгают доски, чтобы были ровные, а бульдозер делает ровной дорогу. У него мотор гудит, гусеницы тарахтят, дым вылетает из трубы. Трясется бульдозер от напряжения: тяжело толкать перед собой гору снега. Все равно толкает. Обратно едет быстро, весело, будто радуется, как гладко дорогу выстрогал.
А снег все идет и идет.
Когда ветра нет, снежинки опускаются на землю неторопливо, без толкотни. Но чуть дунет ветер – закружатся, забегают, будто начнется у них игра в догонялки.
Ветер дует все сильнее, гудит в проводах – и снежинки несутся над землей, никак не могут опуститься. Из тучи снежинка выпала над дальним городом Переславлем, до Горок долетела, а все нет остановки. Остановка будет у леса. Ударится ветер об лес и затихнет. И снежинка упадет. Потому-то на опушке сугробы самые глубокие. Выходила из леса лосиха – по самое брюхо провалилась.
С морозами кончил снег падать. На небе солнце желтым кружком. На солнце смотреть больно, а на снег еще больнее: слезы застилают глаза – так искрится белое поле. И тишина кругом… Такая тишина, что слышно, как шуршит что-то в студеном воздухе. Что же это шуршит? Даже будто звенит чуть-чуть.
Встал против солнца, присмотрелся и увидел: опускается на поле из поднебесья легчайшая сеть, ее серебряные колечки шуршат и звенят.
Над полем летели синицы. Попали в сеть. А сеть не опасная: пронеслись птицы сквозь нее, даже не испугались.
Потом я узнал, что показались мне сетью крошечные снежинки. Они не в туче родятся, а просто в морозном воздухе и сыплются оттуда.
Еще узнал, что ученые разглядывали в микроскоп пять тысяч снежинок и не нашли одинаковых.
На лопате, когда человек дорожку чистит, и в горе́ перед бульдозером, и в том сугробе, через который лосиха лезла, лежат миллиарды снежинок. А нет в этих миллиардах хотя бы двух одинаковых. Вот он какой, снег!
