Анатолий Матвиенко
Ответные санкции
Государства, спецслужбы, персонажи, изображённые в романе, не имеют ни малейшего отношения к реальным. Любые совпадения прошу считать издержками авторской фантазии.
Картинка для обложки создана при поиощи нейросети dream.
Автор
Часть первая
Самый Главный Босс
Глава первая,
в которой задание от российской разведки получает совершенно негодный для его выполнения человек
Замечательно, что Америку открыли, но лучше бы Колумб проплыл мимо.
Марк Твен
Плотный поток машин несёт меня к повороту судьбы. У каждого поворота есть неприятная черта: неизвестно, что за ним откроется. Скоро увижу проходную, истуканов в форме, они проверят мои документы, сетчатку глаза, отпечатки пальцев, разве что не содержимое желудка. Это предсказуемо, дальше – сюрприз!
Туда не зовут электронной почтой или с помощью SMS. Только голосом по телефону, чтобы услышать ответные слова, убедиться – вызов принят, человек готов вёдрами проливать кровь за державу. Если не готов вдруг, загодя обеспечат достойную мотивацию.
Бормочет радио, осыпая новостями. Повторяется главное на сегодня сообщение, успевшее набить оскомину, об американском демарше в Северной Африке. Диктор зачитывает очередную заокеанскую угрозу, тщательно убирает интонации до полной бесцветности. Меж строками звучит: поверьте, радиослушатели, мы только ретранслируем официальное заявление Госдепа, но ни в коей мере (упаси, Боже!) его не поддерживаем.
«Государственный департамент Соединённых Штатов заявляет, что массовые нарушения прав человека в Алжире не могут оставаться безнаказанными со стороны мирового сообщества. По приказу Президента Соединённых Штатов 6-й флот приведён в состояние повышенной готовности. Осуществляются интенсивные консультации с союзниками по НАТО о нанесении точечных ударов по центрам управления и другим военным объектам Алжира».
Особенно уместно звучат слова о мировом сообществе. Россия и Китай дружно наложили вето на резолюцию Совбеза о военной операции в Северной Африке. Не осталась в стороне Генеральная Ассамблея ООН. Развивающиеся страны наперебой умоляют обойтись без резких телодвижений.
Но кому интересно мнение развивающихся стран? Мировое сообщество складывается из Соединённых Штатов с ближайшими союзниками. Ну да, есть и другие, не столь значимые страны. Тратить ли время на выслушивание их лепета?
Я убавляю громкость радио. После новостей хлынет реклама, столь же однообразная, как и новости. Разнообразия мне добавит жизнь, как проползу указатель поворота на Ясенево.
Ещё помню время, когда вокруг теснились «форды», «хундаи», «рено», «фольсксвагены» и прочее разнообразие стран-производителей, и Москву не заполонил сплошной Китай, кроме редких исключений вроде моей «тойоты», попавшей в Россию по параллельному импорту, с атомными налогами при ввозе.
Краем глаза рассматриваю попутчиков по пробке. Обычные в основной своей массе люди – блондинка с телефоном, угрюмый кавказец с выражением лица «сразу рэзать»… или просто не выспался, а я обижаю хорошего человека из-за устаревших национальных стереотипов. Не видно ни одного, похожего на сотрудников организации, поманившей меня длинным могучим перстом – Службы Внешней Разведки России.
Давно обратил внимание на несомненное сходство большинства оперов ФСБ и СВР. Никаких выделяющихся черт, даже фоторобот составить трудно. Если что-то заметно в одежде или, скажем, в макияже сотрудника приятного пола, то с умыслом – чтоб именно на это обратили внимание, а от остального отвлеклись.
И глаза! У бойцов невидимого фронта они особенные. Каждый постоянно озабочен, чтобы узнать побольше, а разболтать поменьше. Ищет скрытый смысл в словах «который час» или «солнечно сегодня». Вдруг это вражеские кодированные послания? Мыслительный процесс, отражённый во взгляде, настолько силён, что, пусти эту энергию в креативное русло, первой по валовому продукту была бы Россия, а не Китай.
Фёдор Степанович – профессионал экстра-класса именно потому, что ни в малейшей степени не напоминает вышеописанных рыцарей плаща и кинжала. Добряк, высокий, полный, говорит так искренно, проникновенно, местами легкомысленно и даже смело, что начинаешь верить ему пуще родной матери. А он тоже думает, анализирует, подозревает. Но маска рубахи-парня настолько плотная, что истинных движений души не разобрать.
Его вчерашний звонок с предложением приехать к 10-00 «в обычное место» прозвучал приказом, хоть и был облечён в традиционную шутейную форму: оторвись, Андрюха, от своих цифирок-чертёжиков, приезжай к нам проветриться, потолкуем. Не затруднит?
О чём речь! Все дела по боку, назначенные встречи переносятся, начальство слышит невнятную историю с отмазкой, жена клеит ухо – не по бабам ли я с утра. Не колоться же, что еду на секретное рандеву с высокопоставленным офицером внешней разведки, стало быть, прислоняюсь к делам державной важности.
Массивное здание советских времён напоминает о славном имперском коммунистическом прошлом и вероятном имперском будущем, провожатый человечек перехватывает меня после сканеров, и я вступаю… нет, не в «святая святых», а в обычный кабинет клерка средней руки, которому уже года четыре не обновляли оргтехнику. Столоначальник в этом кабинете, три года назад персонально меня завербовавший, сегодня на редкость сух. Короткое формальное рукопожатие, и я опускаюсь на краешек стула. Перекрывая шум вентилятора, в голове ворочаются мысли: что же столкнуло его с привычных рельсов внешнего радушия – страшная беда, накатившаяся на державу из-за бугра, или личные неприятности. Действительность оказывается много хуже.
– Геннадий Васильевич, не буду ходить вокруг да около. Есть неприятный сигнал по линии ФСБ. Китайцев в Сколково вы окучивали?
Выходит, неприятности у меня. Не мелкие. Если мерить бюстгальтером – эдак размера пятого.
– Официально принимал, да. Вы прям в духе тридцать седьмого, Фёдор Степанович! – от нелепости обвинения у меня что-то коротит в блоке благоразумия, и несу вообще уж несусветное. – Общение с гражданами иностранного государства приравнено к шпионажу?
– Прекрати паясничать, клоун!
Заткнулся, жду продолжения. Коль меня не турнули с основной работы, а вариант с ночным воронком и клацаньем наручников предлагается разве что персонам с больным воображением, выходит… Да, выходит отнюдь не благоприятный расклад. Степаныч поручит мне дело, от которого я в здравом уме и трезвой памяти оказался бы, наплевав на взаимную любовь с СВР. А чтоб в отказ не тянуло, предложение подкрепляется компрой с участием китайских коллег, будто в порыве гостеприимства разболтал им про секретную кофеварку с вертикальным взлётом и кассетной боевой частью. Ну, или вроде того.
– То, о чём я с тобой говорить собирался, серьёзно до крайности. Но теперь даже не знаю, – пухлая ладошка шлёпнула по папке без надписей, словно намекая о наличии под пластиковой обложкой смертельного для моей карьеры листка бумаги с доносом и несмываемым регистрационным номером. – Никак не остепенишься…
Упрекает в мальчишестве? Значит, полагается соответствующая реакция. Голову покаянно бросаю вниз, как перед строгой училкой за разбитое на перемене окно.
– …Да и невелик у меня выбор. Нужен наш человек, но не из штатных.
Почему-то всплывает в памяти отрывок утренних новостей.
– За океан, что ли, лететь?
– Ближе. В Израиль.
Ага! Христа там распяли, посмотрим – что мне уготовано.
– Но это, Фёдор Степанович… Евреи не совсем друзья. Даже бывшие русские.
Ладошки, до этого подпиравшие папку с уничтожающим меня материалом, разъехались в жесте «ну вот!»
– Именно! Об этом я и отпишусь в ФСБ. Человек вникает. Перед сложной работой. И не ваше собачье… пардон, не ваше государственное дело.
– А моё? Что в Земле Обетованной нужно?
– Задание – южнее. В Центральноафриканской Республике.
Спасибо, что не в Алжире… Чёрт!
– Вы о вербовочной компании в их Национальный исследовательский университет?
Кивок Степаныча окончательно выбивает из колеи. Если бы я баллотировался в состав экспедиции на Марс, имел бы стократ лучшие шансы.
– Да, Геннадий. Не строй мне крокодильи глазки. Агентуру спецслужб они отсекают. Но ты же не кадровый? О чём чистосердечно признаешься детектору лжи.
– А что мы с вами…
– Общались? В этом ничего зазорного. За рубежом все помнят времена КГБ, всех обрабатывали перед выездом. Ну, не получится – возвращайся. Искупаешься в Средиземном море за счёт федерального бюджета.
В июле? Спасибо… Там градусов сорок сейчас. Минимум. Молчу про Центральную Африку, где, подозреваю, в тени свинец плавится. И воздерживаюсь от реплики, что каждый самец по имени Гена уже в подростковом возрасте ненавидит сравнения с одноимённым крокодилом.
– Вопросы есть? Задашь их по пути.
– А будет кому?
– Не переживай, – Степаныч двигает мне листок с телефонным номером, без имени. – К шести утра во Внуково. Там получишь входящий с этого номера, объяснят, что делать.
Вот это темп! Сорваться как капля с… например, с листика, мчаться за тыщи километров с некоторой вероятностью подвиснуть там на месяцы и годы, а на сборы меньше суток?
– Простите, но… Как с работой? И вообще, отчего такая спешность?
Жест Степаныча мне не нравится. Эдак командно, ручонкой прочь – иди, мол, не до тебя.
– На работе будут предупреждены. Почему спешность, узнаешь позже. Когда не сможешь проболтаться никому.
Ах, вот как? Набычиваюсь и не ухожу.
– Степень секретности такая, что если я узнаю, меня придётся немедленно расстрелять? Или, как говорят ФСБэшники, «перед прочтением сжечь»? А отправлять в Израиль с бухты барахты – нормально?
У Фёдора Степановича первый раз за эту встречу прорезается вполне человеческий тон, когда он произносит:
– Не хотел тебя пугать раньше времени. Чтоб спокойно простился с женой и сыном. Но если настаиваешь – слушай. Военному министру Алжира поступило предложение от Корпорации «Африк Спейс Текнолоджи» немедленно развернуть на побережье боевой комплекс, способный, во-первых, отразить ракетно-бомбовые удары США и американских союзников, во-вторых, утопить 6-й флот.
– Ай, молодца! Круче блефа никто не придумал?
– Боюсь, Гена, это не блеф. Положим, не все американские ракеты собьют или не все корабли пустят на дно. Хотя бы половину или треть. Значит, отсталая исламская страна способна дать отпор США в их попытке насаждения мира и демократии.
– И пусть! Давно пора.
– Я опять засомневался, стоит ли тебя отправлять. Как ты не понимаешь? Кризис выскочит за региональный уровень, начнётся такая эскалация, что не удивлюсь началу Третьей Мировой. В руках безответственных личностей находятся системы ПРО и ПВО, превосходящие не только нашу С-500, но и перспективную С-600.
В голосе разведчика сквозит неподдельное сожаление, что у «безответственных» есть эти технологии, а у ответственных патриотов России – увы. От услышанного моя голова идёт кругом, описывает полный поворот, на место не становится.
– Я, пиар-менеджер Сколково, еду в дремучую Центральноафриканскую Республику спасать американский флот?!
Если беда столь велика, а надежды возлагаются лишь на мою персону, миру пришёл конец. Окончательный конец на букву «здец», простите мой французский. Кстати, в Центральной Африке французский язык, кажется, государственный, без русских матерных вставок.
– Делаем всё, что в наших силах. Иди!
Тепловой удар по пути к машине, когда вынырнул из-под защиты кондиционеров, поражает меньше, чем нежданчик от Степаныча. Что делать-то?
Нервно курю. С мелким злорадством представляю прапорщика, увидевшего через наружные камеры наблюдения, что роняю пепел на идеально выметенные плиты. Их за такое дрючат, как в любой военизированной организации, а со штатского взятки гладки.
Не отвлекаться! Жизнь вкатилась в крутой поворот, а мысли бегут от проблемы, растекаются по мелочам. Бью себя ладонью по лбу.
Что делать, что делать… За меня решено! Остаётся лишь шепнуть жене: поменять сбережения в долларах на евро. Так, евро не годится, за зеленью вслед упадёт – никуда не денется, как и юань, рубль вообще ляжет пластом, разве что золотые слитки…
Решительно выбрасываю из головы мысленную кашу. Вот оно то самое, чего Степаныч боялся – запаникую и засвечусь суетой раньше времени. Хрен на них, пусть так и лежат в загашнике: двести долларов и пятьдесят тысяч рублей.
На следующее утро во Внуково получаю не звонок, а мессидж по вайберу с предложением купить газету в одном из киосков. Попутно обнаруживаю, что ни в Бен-Гурион, ни в другие аэропорты Израиля ближайших рейсов нет. Отправят с пересадкой, конспираторы хреновы? Обожаю. Особенно Франкфурт… Кто летал – поймёт. Сейчас, правда, пересадки сплошь через Стамбул.
В жёлтом до невозможности газетном выпуске чего-то такого, повествующего о происках инопланетян в том же многострадальном Алжире и предсказаниях экстрасенсов с видами на грядущие президентские выборы, очевидные по результату и для простого смертного, обнаруживаю плотный конверт. Если бы не десятки шпионских сериалов и не краткое знакомство с СВР, раскрыл бы его на месте, а так – топаю в туалет и запираюсь в кабинке. Надеюсь, с обычным обоснованием «в целях безопасности пассажиров» видеокамеры стоят везде, но не прямо над очком.
Та-ак. Первое впечатление, что из-за обилия агентурной работы они тупо перепутали конверт. При чём тут Никосия? Четыре звезды, олл инклюзив плюс дополнительный бонус – морская экскурсия по библейским местам. Будем считать, что до Тель-Авива просто нет билетов. Одно радует безмерно: между прибытием на Кипр и экскурсией два дня разбежки. Надеюсь, отель на первой линии? Как говорил Степаныч, за счёт федерального бюджета. Тем более, в конверте завалялась кредитка, вряд ли с щедрым, но хоть каким-то наполнением счёта.
Прохожу паспортный контроль с обычным униженным предъявлением паспорта. Почему униженным? Слишком уж разительна нестыковка между моим представлением о самом себе и фотографией внутри того, что «из широких штанин»… В мыслях я – статный брюнет с твёрдым взглядом. В стекле пограничной будки колышется моё отражение, и оно не радует. Статность вытесняется полнотой, брюнетность поредела надо лбом и как-то выцвела, очки упрямо не желают придавать интеллигентный вид, соскальзывая с носовой картофелины. Скорее – похож на ботаника в возрасте тридцать плюс.
Я ничуть не напоминаю обаятельного Шона Коннери, ироничного Роджера Мура, лощёного Пирса Броснана. Увы, и на Дэниела Крейга, самого невзрачного в этой компании, ни в коей мере не смахиваю. Я – точно не Джеймс Бонд 007 и даже не один из артистов, его сыгравших. Мужской кризис среднего возраста проявляется, помимо всего прочего, в крушении иллюзий о собственном экстерьере.
А как насчёт иллюзий о возможности спасти мир? Степанычу известен мой уровень подготовки, мне известен тем более. И всё же – ущипните меня, убедите, что не сплю, а отправляюсь на кастинг главной роли в фильме «Миссия невыполнима-20», где не предусмотрено повторных дублей и убивают по-настоящему.
Тягостные мысли не отпускают, когда уставший от долгой жизни «Боинг» трясётся на взлёте. Достаю планшет. Слава кому-то там наверху и мобильным операторам, Сеть присутствует на борту самолёта.
Сосредоточиться мешает малыш на соседнем сиденье. Упорное дёрганье ручек и кнопок приводит его к желанному результату: на крошечном экранчике в спинке переднего сиденья появляется картинка. Юный россиянин орёт, перекрывая гул турбин: мама, я научился управлять «Боингом»! Надеюсь, пилоты выучили большее число кнопок.
И так, Центральноафриканская Республика, ЦАР, ну – просто царское место. Была некогда империей, сейчас, похоже, превращается в монархию снова. Причём с белой династией среди чёрного континента. Города, несколько лет назад представлявшие из себя обычные помойки третьего мира, вдруг застроились приличными кварталами, появились научные учреждения. Самая загадочная штука – госпиталь в горах Баминги, место не слишком рекламируемое, но, судя по слухам, собирающее больные деньги с нездоровых людей. Вроде там и омоложение с восьмидесяти до тридцати лет, и исцеление от самых неизлечимых болезней.
В Сети болтается куча объявлений о найме на работу для иностранцев. Странно даже, этот клочок земли экваториальной Африки стал Меккой для желающих зашибить быстрые деньги, особенно на строительстве. Национальный исследовательский университет вербует особо одарённых в Тель-Авиве. Условия, по слухам, сказочные, перспективы новых технологий вообще не поддаются описанию… опять-таки, по слухам. Желающих масса. Главное, если верить форумам, где жалуются на жизнь отвергнутые рекруты, нормальному человеку не понять их критерии отбора. Ладно, отсекают агентуру спецслужб. Но все разведки и фэбээры мира не навербуют столько народа, что сейчас стекается в Израиль.
Представляю, что там творится. Местные копы, видать, стоят на ушах. Отели и рестораны таки да – наживаются.
Выключаю планшет. Главная загадка царских угодий бьёт по глазам даже самого ненаблюдательного. Можно за дурные деньги перетащить в тропики светлые умы планеты. Но быстро построить исследовательскую и производственную базу, тем более – дать с колёс сногсшибательные результаты вроде омоложения, абсолютно нереально. И зачем подобную программу разворачивать в отсталой стране, без выхода к морю, без приличных природных богатств, с низким качеством трудового ресурса? Не понимаю…
А непонятное – пугает.
Прелюдия первая
«Мы твёрдо стоим на пути к победе коммунистического труда!»
Витя однажды обнаружил, что эту надпись никто не читает. Называл приятелям свой дом, адрес, но когда упоминал плакат на крыше, все недоумённо жали плечами. Зато жильцы отлично знали огромные красные буквы, потому что в слове «труда» часто моргала вторая буква, без неё важное слово звучало картаво, а в квартирах ползли помехи по экранам телевизоров.
И никто не задумался, что «стоять на пути» означает преграду, блокирующую движение к цели.
Ноги словно налились свинцом, не хотелось идти – ни домой, ни к коммунизму. В квартире над стареньким пианино висит дедов портрет с траурной чёрной полоской в углу. На сорок дней бабушка непременно потянет на кладбище. Как было на девять дней, на три. И когда «будили» на следующее утро после погребения, не говоря о самих похоронах, во время которых просто хотелось выть в голос… Взрослые специально ковыряют незажившую рану?
Он прятал портрет деда с глаз долой и получал подзатыльник от отца, всегда не любившего тестя. Зато у папаши появился повод заложить за воротник. А если есть повод, как им не воспользоваться!
Зачем выставлять фото с чёрной полосой? Дед не ушёл навсегда. Он где-то спрятался, как когда-то, играя в прятки с внуками, смеялся и дурачился, сам уподоблялся ребёнку.
Путь Вити до дома из школы пролегал мимо пятиэтажек хрущёвской застройки. Квартиры в них распределялись между коммунистическими тружениками, а пара отпрысков сознательных пролетариев перегородила дорогу. На вид – не моложе класса пятого, для одинокого щуплого второклассника они казались двумя великанами.
– Слыш, шкет. Пара копеек найдётся? Нет? А если найду?
Здесь трясли мелочь у многих. Обычно хранили двушку или троячок – от таких откупаться. Но что-то словно перещёлкнуло внутри. И так на сердце тошно, а ещё и эти…
– Нет. И не будет. Дайте пройти.
Пацанчик в рубашке в наивную клеточку с потёртым портфелем, ручка замотана изолентой, сандалики стоптанные… Как такой посмел задираться? Более крупный из парочки сгрёб Витю за грудки. Рубашка затрещала, посыпались пуговицы.
– Ща твоё «не будет» тебе в глотку с зубами заткну, понял?
Внутри снова раздался… ну, пусть будет щелчок. Всплыла отчётливая инструкция: «упереться рукой, голову до упора назад, потом удар верхушкой лба ему по соплям! И коленом в яйца. Как только урод согнётся, ещё раз коленом в нос!»
Последний удар не получился как задумано, пятиклассник зажал рожу руками. Колено жестоко врезалось в пальцы, сплющивая их о лицевые кости.
«Теперь второго! Ногой ниже колена!»
Соучастник смешно прыгнул в сторону на одной ножке, обняв вторую, ушибленную.
– Ты труп, пацан!
– Уже. Только приводи побольше. Вас двоих маловато будет.
Дома Витя получил нагоняй. Никакие доводы в расчёт не принимались. Дети все дерутся, а с оторванными пуговицами шляется он один, непутёвый.
На следующий день записался в секцию самбо, ничего не говоря матери. Та огорчилась бы, узнав, что бросил гимнастику. Она мечтала, что сын станет вторым Борисом Шахлиным, золотым медалистом Олимпиады пятьдесят шестого года. Но гимнастика не поможет против наследников знатных токарей и фрезеровщиков. На тренировку по борьбе Витя успел сходить всего лишь дважды, когда по пути домой его встретила уже не пара, а целая «шобла» из шести великовозрастных. Двое пострадавших в первой встрече были самыми мелкими.
– Глядите, самбист идёт!
– Боюсь-боюсь…
Он аккуратно опустил в траву портфель и полотняный мешок со спортивной формой. Пришедший на помощь внутренний голос уже ничего не мог посоветовать против такой толпы. Он шепнул: «падай спиной к забору, подожми ноги, укрой голову руками».
Самый толстый дебил, не утруждаясь вводными «дай закурить» или «пару копеек», смачно врезал жирным кулаком. Витя с готовностью кувыркнулся и укрыл всё, что мог, приготовившись к худшему.
Дети ударников комтруда дружно заржали.
– Спёкся, самбист? А ну, вставай, покажи пару приёмчиков!
Били умеренно, без особой злобы, просто показывая – кто в доме хозяин. Пятиклассник, в прошлый раз исполнявший танец на одной ноге, вывалил на траву содержимое портфеля, начал топтать и расшвыривать.
А потом за дело взялся самый обиженный, получивший в нос и между ног. Он схватил Витю за волосы и оттянул от забора. Нога в синем китайском кеде надавила на горло.
«Хватай ступню изо всех сил, потом резко обе ноги вверх, как на «берёзку». И крутанись!»
Не совсем соображая от боли, Витя рванулся, поставив тело почти вертикально, как в вольных упражнениях, и перевернулся, не выпуская кед.
В лодыжке пятиклассника отчётливо хрустнуло, он завопил точно резаный. Витя откатился в сторону.
– Пацаны! Он ему ногу сломал!
Предводитель оценил обстановку и выбросил в траву слюнявый папиросный бычок.
– Валим! В мусарню заметут!
Шобла сбежала, оставив плачущего бойца на земле с неестественно вывернутой стопой, а Витя через сутки угодил в детскую комнату милиции, как и предрекал опытный в этих делах хулиган. Полная усталая тётка неприязненно глянула на отца правонарушителя, нервно мнущего кепку. Судя по малиновому уху, перед кабинетом родитель уже начал воспитательную работу.
– Дети все дерутся, – повторила милиционерша знакомые слова. – А ноги ломают только самые отпетые. И в кого же ты такой зверь уродился?
Отец не понял намёка, заявив, что покойный тесть служил в НКВД. Витя расстегнул ворот рубашки и стянул её совсем. На теле – сплошные кровоподтёки, на горле глубокие ссадины.
– Дерётся и хвастается, что весь в синяках, – прогундосила тётка. – Ставлю на учёт. А вам, папаша, будет письмо на работу – в партком и профком. Запустили вы воспитание.
При мысли, что прогрессивка и премия пролетают мимо, витин отец засуетился, запросил пощады, пихнул сына в спину – обещай, мол, что больше такое не повторится.
– Не повторится, – угрюмо буркнул юный человек, переступив внутри себя важную ступеньку с пониманием простой истины – никому не позволено его унижать и мучить. – Не повторится, если они не будут меня избивать и забирать деньги, как всегда они делают, а вы, милиция, их выгораживаете. Ещё раз полезут – убью.
Глава вторая,
в которой герой попадает на Землю обетованную и вспоминает чемпионат по футболу с участием российской сборной – результат обычно отличается от желаемого и ожидаемого
Первыми бойцами невидимого, неслышимого и никому не
нужного фронта были, видимо, ангелы. Потом пошли другие.
Летающие и не очень, ползающие, бегающие и прочие.
Владимир Килинич
Позор и срам! Одного боишься – это
встречаться с русскими за границей.
Лев Толстой
Возможно, на кипрских пляжах несложно встретить немцев, французов, итальянцев и «разных прочих шведов», как говаривал незабвенный Маяковский. Но они незаметны. В глаза, в уши, а ароматом виски ещё и в нос бросаются исключительно соотечественники, понаехавшие из нашей страны и ближайшего зарубежья.
Пляжный отдых прервался самым возмутительным образом. Полноватый лысый мужчина, загоравший неподалёку, догоняет меня в море.
– Геннадий! Доброго вам дня.
Я плаваю неважно, во всяком случае – не настолько хорошо, чтобы вести беседы на ответственные темы. Дядька морщится. Он явно собирался перетереть самое секретное здесь, где среди волн не смонтируешь подслушивающее устройство. Что же, терпите, господа тайные агенты, втягивая в команду непрофессионала.
Принимаю предложение встретиться вечером и поговорить по поводу экскурсии в Израиль, когда громкая музыка и вопли аниматоров создадут непроницаемую акустическую завесу. Осталось дождаться этого благословенного времени.
Сумерки падают на тропики резко, как гильотина на шею осуждённого. Затёртый телевизорный пульт подключает гостиничный номер к мировым событиям.
«Государственный департамент Соединённых Штатов выражает серьёзную озабоченность по поводу отсутствия прогресса в урегулировании ситуации вокруг Алжира. В Средиземноморский регион направлен дополнительный контингент морской пехоты. 6-й флот США будет усилен ещё одной авианосной группой».
Выключаю телек, надоевший однообразными новостями из Северной Африки хуже мыльных сериалов, и тащусь на ужин. Соотечественник уже в ресторане, собирает булочки на поднос. Объёмистое чрево, наверно, нуждается в основательном их количестве.
Ещё менее похожий на компанию Шона Коннери, чем я, коллега по секретной службе относится к ранее неизвестному мне типу офицеров. Выделяющийся, но совсем не в ту сторону, чтобы заподозрить его в тайных операциях. Обычный бизнесмен средней руки, содержатель нескольких киосков или офиса «купи-продай» человек на десять, вырвавшийся на Кипр без супруги под предлогом командировки в офф-шорный рай. Волосики, ранее спрятанные под купальную шапочку трогательного розового цвета, аккуратно расправлены на темени в попытке прикрыть черепную наготу. Глазки мелкие, бесцветные, нос сливой и украшен заметными бородавками. Нижняя губа выдаётся вперёд, придавая облику брезгливость, вдобавок шевелится в такт мыслям. Розовые ушки непропорционально малого размера компенсируют малогабаритность посадкой почти перпендикулярно черепу. Рост… С таким Жан-Поль Бельмондо играл суперменов, но вопреки своему росту.
Блёклые глаза на миг фокусируются на мне, куцые бровки хмурятся. Намёк понимаю – сейчас не время и не место, посему не смей приближаться. Да больно надо! Толстяк переводит внимание на пирожные, уже основательно прореженные другими русскими любителями шведского стола, чтобы сторонний наблюдатель мог поклясться: секундное неудовольствие рождено исключительно ассортиментом сладкого.
Его пухлая ручонка ухватила меня за рукав рубашки в тёмной аллее между корпусом гостиницы и танцполом.
– Сюда!
Слушаюсь и повинуюсь, хоть и отказываюсь проникнуться серьёзностью ситуации. Мы далеко не только от Центральной Африки, но даже Израиля. Что, конкурирующие фирмы отслеживают подступы к рекрутёрам университета даже на таком расстоянии? Григорий Григорьевич, так представился мой напарник, уверен в этом на все сто.
– В Израиль билетов не достать! Ни туристических, ни медицинских туров. Здесь, на Кипре, я засёк представителей трёх конкурирующих фирм, обнаружил в номере прослушку.
– А вы у них поставили?
– У одного, из ЦРУ.
Догадываюсь, что патологическая взаимная подозрительность не даст им заскучать. Но никого из нас это не приблизит к выполнению задачи, если вся энергия уйдёт на подглядывание – не продвинулся ли дальше конкурент.
Гриша манит меня в заросли на противоположную сторону отеля. Там прикладывает палец к губам и суёт туристический бинокль. Ага, тоже в стиле Бонда, ну как без этого. В невинную на первый взгляд китайскую побрякушку встроен прибор ночного видения. Повинуясь персту указующему моего новоявленного соучастника, рассматриваю заросли и вижу замысловатую конструкцию с длинной трубкой. Нацелено это сооружение на четвёртый этаж, как раз к моему окну.
Шепчу одними губами: «Это ствол, меня ликвидируют?» Григорьич успокаивает, мол – тот хайтек служит всего-навсего подслушкой, снимающей вибрации с оконного стекла.
В общем, к возвращению в номер чувствую себя преотвратно. Ещё ничего толком не началось, а уже… Интересно, я в разработке с самой Москвы или только сейчас, среди купивших туры в Израиль?
Специально для иностранных коллег вызываю жену по мессенджеру, без видео.
– Инночка, дорогая? Не спишь? Мне тоже не спится – скучаю. Да, один! Чесслово, один! Как тебе доказать… Ну слушай, если вдруг какая-то рядом со мной, или не одна даже, то все эти женщины – б…ди последние, и ноги у них кривые. По-русски не понимают? – в ответ на находчивое возражение супруги лихорадочно размышляю, как оскорбить виртуальную проститутку, чтобы жена поверила, будто бы её нет. – Ну, факинг бич, мазафака… Нормально? Тоскую лишь по тебе, моя любимая, и проклинаю наш гадский профсоюз, выделивший всего одну путёвку. Да, скоро домой. Пока. Бусь-бусь.
Под дверью нашёл листовку с намёком, что зазвать в номер эту самую, стройноногую бич, проще простого и не дорого. Пригласить? Чтобы удостоверились заморские гады – русский оттягивается по полной. Но, наверно, это уже перебор. Да и агенты шалят на заданиях, звонят проституткам, сливаясь с толпой…
Я воздержался. Ничто так не убивает моё либидо, как раздражённые реплики жены на том конце линии, креплёные подсказками тёщи на заднем плане, как спиртом крепят дешёвое вино до градусов портвейна. Поэтому эротические мысли не мешают спать по причине своего неприхода. Завтра ждёт Израиль.
По пути в Тель-Авив соучастник показывает одними глазами на крепкого поджарого парня в баре на верхней палубе. Тот цедит виски с содовой и льдом, одновременно мнёт челюстями жвачку. Рука держит смарт возле уха, до меня доносится пустопорожний трёп о каких-то культурных мероприятиях в Иерусалиме. Я тоже не возражаю сунуть в рот «Орбит», но после бухла, чтоб запах перебить, а не смешивать «непревзойдённую свежесть» с виски. Странный тип, одно слово – американец. Судя по многозначительной мине Григория, именно этот радиолюбитель установил мне прослушку.
Быть может, в Израиле разберёмся. Там никто нас не ждёт, вопреки кипрским надеждам, кроме наглой бабы из непонятной спецслужбы. Колоритный типаж, низенькая, крепкая, носатая, чрезвычайно не в моём вкусе. Прилипла как квитанция к лобовому стеклу, теребит мой паспорт и задаёт массу вопросов, интересных лишь ей одной.
