Анатолий Жариков
Сука-жизнь
Продолжая наблюдения
Мясник тем и отличается от врача,
что не оставляет в теле меч, а
дождь гораздо шустрее снега, верно,
так как последний родитель первого.
А может как раз всё наоборот,
хотя какая разница, что попадает за шиворот.
После дождя – лужи, после снега – лыжня,
после жаркой любви – малышня.
В словаре слова, у грека
чебуреки и лодка через реку.
У кавказца кинжал, жена и сакля,
у немца война, футбол и пиво.
У запорожца оселедец и сало,
у русского ни хрена, но всё равно красиво.
У прозы зубная боль, у стиха рифма,
можно допрыгать до самого Рима.
***
В трёх августах её искала смерть,
немела грудь под белыми губами,
и тёмная не позволяла память
три пережитых августа отпеть.
В трёх звёздах заблудившийся трамвай,
шептунья-очередь под серыми Крестами,
глаза товарищей, поток высокой брани,
оставшихся друзей прости, прощай.
И Ленинград хранит, и Киев помнит
весь путь земной весёлого луча.
И зеленью сияет рукомойник,
и тайною охвачена свеча.
***
Время выть по утраченному времени,
свистать вслед профуканным бонусам,
осенний дождь лупит, в основном по темени,
как жизнь в остатке, в основном, ниже пояса.
Ты склоняешься к мысли о возможности
переиграть ситуацию, будто
можно взять в руки большие ножницы
и обкорнать ночь, вспоминая утро.
***
Смерть – это место, где мы вчера были,
вышли на улицу и всё забыли.
Смерть – это стрелка, соскочившая с циферблата
безумного времени, не больно и бесплатно.
Смерть – игла в маковке моего стога сена,
ветер южный, к вечеру переходящий в северный.
Смерть – это радость, не зависящая от места,
в котором тесто месят жених и невеста.
Смерть – это свет раскалённого солнца,
приходящего, как Фета привет, в оконце.
Смерть – это, в неё всмотреться ежели,
отсутствие нашей улыбки в зеркале,
то есть, встромляешь глаза напротив,
никто на тебя не смотрит.
