Анатолий Дроздов
Витязи в шкурах
Глава четвертая
Вертлявый раб с клеймом на смуглом лбу наполнил чаши кумысом и скользнул за полог шатра. Присел снаружи, подсматривая в щелочку – чтобы не пропустить момент, когда снова понадобится. С другой стороны полога тихо сопел и подсматривал дюжий нукер с обнаженной саблей в руке – тоже в готовности. В шатре остались двое. Один – скуластый, жилистый, с наголо обритой головой – по-хозяйски развалился на шелковых подушках. Перед ним на шелковой скатерти дымилось горячее мясо в серебряных блюдах. Но скуластый не ел. Весело поглядывал на сидевшего напротив князя Игоря маленькими темными глазами. Тот неловко ерзал на подушках, усаживаясь, сразу было видно – не привык.
– Как рука? – спросил скуластый по-русски, медленно, но правильно выговаривая слова.
– Зажила, – односложно отозвался Игорь.
– Ястреба удержит?
– Не пробовал.
– Так пробуй, конязь! – засмеялся смуглый. – Я дал тебе двадцать лучших воинов в услужение – прикажи им! Есть кони, есть слуги, есть ястребы, что еще надо? Мужчина не должен сидеть в шатре, как женщина, мужчина должен охотиться. Война и охота – чем еще заняться князю?
– Я в полоне.
– Ты в гостях! – весело возразил скуластый. – У меня. В полон тебя взял Чилбук, а я забрал у Чилбука, хотя он упирался. Я дал за тебя пятьдесят молодых кобылиц, а он просил сто. Дал бы больше, если б Чилбук настоял. Я не могу позволить, чтобы мой будущий сват Игорь жил в захудалой орде.
– Ты очень добр, хан Кончак, – со странной интонацией в голосе сказал Игорь.
В ответ Кончак захохотал, хлопая себя ладонями по бедрам.
– Добрый, – проговорил он сквозь смех, – добрый… Ты первый русский, который сказал так. Один ваш монах, которого мои воины поймали под Переяславлем, назвал меня богостудным и окаянным. Ни я, ни мой толмач не поняли, что это означает, и попросили объяснить. Он долго говорил. Затем призвал на мою голову все кары вашего бога, если я посмею тронуть хоть одного монаха.
– Что ты ему ответил?
– Я велел посадить его на кол, чтобы кары бога обрушились у него на глазах. Я долго ждал – пока монах не умер. Потом сжег монастырь. Ничего не обрушилось. Я не стал бы его трогать, если бы он молчал. И монастырь, в котором мои воины не нашли даже еды.
Игорь промолчал.
– Ешь, конязь! – сделал приглашающий жест хан. – Барашек молодой, жирный. Пей кумыс! Тебе надо много есть и пить, чтобы сил было много. Кумыс дает силу, мясо дает силу. Вы, русские, едите много хлеба и мало мяса. И совсем не пьете кумыс. Откуда взять силу? Каждый мой воин может скакать на коне без отдыха три дня и три ночи. Твой может?
– Сможет.
– В прошлом году мы ходили на Русь и спокойно ушли в степь. В этом году ходили – и тоже ушли. Русские нас не догнали.
– Талая стопа… Распутица.
– Талая стопа была и для нас.
– У каждого твоего воина по два коня. Или даже по три.
– Купи у меня коней, и у твоих воинов будет столько. У меня много коней. Но ты хотел забрать их даром.
– Я не за ними шел в Поле.
– Тогда зачем?
– Ты каждый год приходишь на Русь. Твои воины сжигают наши веси, убивают и уводят в полон русских людей.
– Я приходил в твои земли?
– Ты – нет.
– Тогда почему ты пришел в мои?
– Я пришел в Поле. Твои орды не приходят в мои земли, но приходят орды других ханов.
– Я не могу отвечать за других ханов. Ты ведь не отвечаешь за то, что сделает Владимир Переяславльский, Святослав Киевский или Ярослав Черниговский? Почему я должен отвечать за орды Кзы?
– Владимир сидит в Переяславле, Святослав – в Киеве, Ярослав – в Чернигове. Их можно найти в их городах и на их землях. А где твои земли, хан? Половцы приходят из Поля и уходят в Поле. Поэтому и мы пошли в Поле.
– Но это мое Поле.
– Оно не всегда было твоим. Еще мой дед княжил в Тмутаракани.
– Ты хотел отвоевать Тмутаракань? – Кончак захохотал. – Даже если бы ты пришел сюда вместе со Святославом… Тмутаракань вы, может, и взяли бы, но никто из русских не вернулся бы домой. Ты хоть представляешь, конязь, сколько у меня воинов? Сколько орд кочует к югу от Донца? Если каждый выпустит только по одной стреле, из-за них не будет видно солнца! И твои полки накроет тьма.
– Я это видел.
– Ты видел небольшие орды, собранные для набега на Русь. Мы брали одного из десяти – у кого хорошее оружие и хорошие кони. К Тмутаракани привели бы всех.
– Значит, ты собирался идти на Русь? И в мои земли тоже?
– В твои земли я не хожу, – хитровато улыбнулся Кончак. – Ты знаешь.
– Пришел бы Кза. Какая мне разница? Опять бы веси пожгли, людей ополонили.
– Мы можем и не ходить на Русь. Вот! – Кончак достал из кошелька на поясе серебряную монету. – Это дирхам, который вы, русские, называете куной. Если разрезать его пополам, будет, по-вашему, резана, резану пополам – белка. По одной белке со двора, и мы не выйдем из Поля.
– Русь никогда и никому не платила дани.
– Все народы, живущие вокруг Поля, платят. Ваши приграничные города уже платят. У меня, конязь, много молодых, горячих воинов, которые хотят жить в красивом шатре, носить красивую одежду, иметь хорошее оружие, дарить женам украшения. Для этого нужно серебро, много серебра. Где взять?
– У вас много скота.
– За него плохо платят. Особенно вы, русские.
– У нас мало денег, хан. Пока половцы не перекрыли наши торговые пути, купцы привозили в Русь много серебра с востока. Теперь вы не пускаете русских купцов через свои земли, и у нас нет серебра, чтобы купить ваших коней и другой скот.
– Вы можете взять серебро на западе. У ляхов, немцев, угров…
– Путь к ним лежит через много земель, где каждый князь берет за проезд мыт. Поэтому купцов на запад ездит мало.
– Вы, русские, любите притворяться бедными. У нас любой, у кого только конь и двадцать баранов, ходит как хан. И очень обидится, если ему сказать, что он не может купить табун кобылиц. Вы жалуетесь, что нет денег, а ваши дружинники ходят в дорогой броне, носят шелковые рубахи и порты, а на пальцах – золотые перстни. Вы всегда выкупаете ваших пленников. За простого воина даете по гривне, хотя цена ему – пять дирхамов. По белке со двора – это небольшая плата, конязь.
– Поэтому мы и отказываемся от нее. Мы соберем серебро для тебя, хан, но твоим молодым, горячим не достанется ничего или достанется мало. И они пойдут на Русь, чтобы добыть больше.
– Конечно, пойдут, – ухмыльнулся Кончак. – Молодым всегда нужно много. Они горячи и нетерпеливы, не умеют ждать. Но вы с ними справитесь. Важно, что я не пойду, Кза не пойдет.
– С вами мы тоже справимся. Всегда справлялись.
– Ты говоришь так, конязь, будто мы сидим у тебя дома, а не в моем шатре.
Игорь замолчал. Кончак взял с блюда баранью ногу, неспеша стал сдирать зубами с кости горячее мясо. Закончив, сыто рыгнул и бросил голую кость к входу. Раб суетливо выглянул из-за полога, прибрал.
– Вот так мы обглодаем Русь, конязь. Кза сказал мне: «Идем в земли Игоря. Войска там нет, нам готовый полон приготовлен – только забрать».
Игорь потемнел лицом.
– Ты нам очень помог, конязь, – весело сказал Кончак, прихлебывая кумыс. – Твои воины сами принесли нам броню, мечи, копья. Оружие стоит дорого, и теперь мы сможем взять в поход еще пять тысяч всадников.
– Пойдешь в мои земли?
– Я – нет, – откинулся на подушки Кончак, – а вот Кза пойдет.
– Вам мало выкупа?
– Выкуп когда еще будет, – засмеялся Кончак. – А воины уже собраны и нетерпеливо ждут. Молодые, горячие… Я не могу обмануть их – в следующий раз не захотят идти. Ты сам не раз собирал войско, конязь, знаешь, как это бывает. Мне говорили, что тебе не помешало даже затмение солнца – повел полки в Поле. Я тебя понимаю. Когда за твоей спиной тысячи нетерпеливых воинов, поворачивать назад нельзя. Лучше проиграть битву, но не возвращаться с полпути.
В шатре опять стало тихо. Кончак взял с блюда вторую ногу.
– Какой выкуп назначили? – спросил Игорь.
– Две тысячи гривен за тебя, по тысяче за других князей, двести – за воеводу, по сто – боярина…
– Две тысячи?! Столько мои земли не дают даже за год!
– Ты ведь не один год княжишь.
– Столько все равно не собрать.
– Соберут. Вы, русские, всегда собираете выкуп.
– Но не такой большой!
– Продадите свои шелковые рубахи и золотые перстни. Русские женщины любят носить золото и драгоценные камни. Если хотят увидеть живыми своих мужей и сыновей…
– Не хватит, даже если продать все.
– Святослав киевский заплатит. Ты ведь посадил его на киевский стол?
– За меня, может, и заплатит. Но за остальных…
– Мы не отпустим тебя, пока не заплатят за остальных князей. Кза так просил, и я согласился. Ты один, по моему разумению, стоишь всех остальных, но мы решили не обижать твоего брата и сыновей низкой ценой, – улыбнулся Кончак. – Так что две тысячи за тебя и по тысяче за остальных. Бояре и дружинники – отдельно…
– Столько не собрать в русской земле.
– Я говорил, что вы любите притворяться бедными. Сколько городов в твоих землях, конязь? Восемнадцать?
– Пятьдесят.
– Что стоит городу собрать по сорок гривен для любимого князя?
– Им же выкупать своих. Бояр, дружинников…
– Значит, соберут по сто.
– Вы пойдете в набег, ограбите…
– Соберем полон по весям. Города останутся. Мои воины не умеют влезать на высокие стены, ты знаешь. Хотя Кза хвастался: какой-то басурменин строит ему осадную машину. Даже просил подождать с набегом, пока тот закончит.
– В прошлом году вы приходили с машиной, что стреляла большими шереширами – пятьдесят человек натягивали тетиву. И басурменин при ней был. Машину воевода Роман сжег, а что он сделал с басурменином, не знаю. Наверное, посадил на кол. Не забудь сказать это Кзе.
– Я говорил, но он все равно похваляется. Пусть. Рано или поздно мы научимся брать ваши города. Тогда вам придется давать не по белке – по резане со двора. А может, и по куне.
– Не будет этого, хан.
– Будет, конязь. Наши орды множатся год от года, и нам тесно в Поле. При каждом набеге на Русь я теряю тысячи воинов, но на следующий год под бунчуки встает вдвое больше. Нам не хватает хорошего оружия, но когда вы заплатите выкуп, мы купим много мечей и копий. Тогда вам не устоять.
– Справимся.
– Нет.
– И вы будете жить на наших землях?
– Нам не нужны ваши земли. Там много лесов, а мои степняки не любят леса. Степняки не умеют и не любят пахать землю, а нашим лошадям нужен овес. На русских землях будут жить русские. И платить нам дань.
– Они разбегутся по лесам. Им не понравятся твои ханы.
– Над русскими будут русские князья. От них не побегут. А если побегут, вы сыщете и накажете.
– А если не захотим?
– Захотите. Если русский князь будет обязан мне своим уделом…
Игорь засмеялся. Кончак терпеливо ждал.
– Ты хочешь сажать на стол русских князей? – насмешливо спросил Игорь, успокоившись. – Да они восстанут на тебя, как один!
– А разве мы не сажаем уже? – спокойно возразил Кончак. – Твой дед Олег с нашей помощью отвоевал свои уделы. Потом долго дружил с моим дедом – даже сына, твоего отца, женил на моей тетке. Если бы она не умерла так рано, ты мог быть моим братом. Ярослав Черниговский дал тебе в поход своих ковуев, но дружинников оставил при себе. И никогда не пошлет их против меня – помнит, кто ему помогал. А когда нужно было посадить на киевский стол Святослава, разве ты не позвал меня?
– Нас разбили.
– Но Святослав въехал в Киев. Ростиславичи не решились на вторую такую сечу. Вы, русские, воюете между собой больше, чем с нами. И с каждым годом будете воевать все больше. У князей много детей, на всех сыновей уделов не хватает, а наделять надо. Поэтому брат идет на брата, а сын на отца. Стоит князю умереть при малых детях, как приходит родственник и выгоняет осиротевшую семью из города. Разве не так?
Игорь молчал.
– Скоро ни один русский князь не сможет отвоевать свой удел или защитить его от жадных родственников без нашей помощи. Сначала в Черниговской и Киевской земле. Затем – во всей Руси. Я, может, не доживу до того дня, когда вся Русь будет платить нам дань, но мой сын доживет.
– Я в это не верю.
– Поверишь, конязь. Вам не справиться с нами. У вас сын восстает против отца, а в Поле это немыслимо. Если наш человек обидит старика, ему сломают спину перед всей ордой. Пока жив старший брат, младший не посмеет сказать против него плохое слово – убьют свои же воины. После смерти хана его имущество и власть наследует старший сын. Если нет сына, приходит брат. Но он богато наделяет вдову и дочерей, чтобы никто не сказал, что он обидел родственников.
– Ваши орды тоже воюют между собой.
– Ты плохо знаешь нас, конязь. Мы давно не воюем. В Поле осталось только два больших хана: я и Кза. Скоро Кзы не станет, останусь один я. Я буду самой большой хан в Поле.
– Ты убьешь Кзу?
– Зачем? Его убьют русские.
– Как?
– Кза жадный и глупый. Когда я сказал, что за князей нужно по тысяче гривен выкупа, он согласился с радостью. Он не подумал, что так много серебра будет трудно собрать, поэтому князь Игорь пробудет у меня долго. А вот ты понял… Кза предложил мне идти на твои земли, а я отказался. Тогда он сказал, что пойдет сам. Пусть идет! Он не знает Руси. Считает, что раз Игорь погубил свое войско в Поле, его земли некому защитить. Надеется на легкую добычу. Так было бы, если б он пошел в Русь сразу после битвы с тобой, конязь. Но он, из жадности, решил сделать осадную машину и потерял время. Я думаю, что Святослав Киевский, которого ты посадил на стол, уже собрал войско для защиты северской земли. И Кза встретится в поле с воеводой Святослава. Если это тот воевода Роман, с которым я бился этой зимой, Кза не вернется в Поле.
– Так ты останешься здесь?
– Я пойду в киевскую землю.
– Святослав с Рюриком тебя разобьют.
– Может, так. Но я думаю, что меня они не ждут. Они разбили мое войско зимой. Ваши князья считают, раз они прогнали врага с большим уроном, то он побоится прийти вновь. Хотя бы в этом году. Поэтому киевские полки будут защищать твой удел. А я приду к Киеву…
– Ты очень умен, хан.
– Как и ты, конязь. Думаешь, я не вижу, как сердце у тебя заливается кровью от моих слов, а руки твои ищут нож. Поэтому я приказал унести все ножи из шатра. Если б ты был моложе, то набросился бы на меня с кулаками, и мой нукер, который сейчас посматривает в щелочку полога, зарубил тебя. Я потерял бы две тысячи гривен, – Кончак улыбнулся. – Но ты сидишь смирно, и мне это нравится. Ты умный человек, князь, и поймешь: дружить надо не с тем, кто близок тебе по крови, а с тем, кто сильнее…
– Не пойму тебя, хан.
– Все понимаешь. Вы, русские, не умеете уважать мудрость, оттого все беды в вашей земле. Много лет назад у вас хватило ума призвать варягов на княжение, но это было давно. Варяги навели порядок в Руси, вас очень долго боялись все соседи. Даже греки, которые живут за морем. Но варяги растворились в вашем семени, и все беды воротились. Ваш князь Ярослав, которого вы называете Мудрым, заставил склониться все Поле. Мы боялись ходить в ваши земли, потому что оттуда не было возврата. Но Ярослав перед смертью поделил свои земли между сыновьями вместо того, чтобы назначить главным одного, а остальным приказать ему повиноваться. И вы снова стали убивать друг друга за уделы…
– Откуда ты это знаешь, хан?
– От монаха, которого изгнали его собратья за то, что он, по их мнению, неправильно проповедовал Слово Божье. Монах ушел в Поле, и собратья решили, что половцы его убьют. Мы никого не убиваем просто так, конязь! Монаха привели ко мне, я расспросил его через толмача и позволил ему жить у нас. Он попросил разрешения проповедовать Слово Божье, и я разрешил. В обмен на обещание научить меня говорить по-русски. Он оказался хорошим учителем. Он также рассказал мне историю русского народа – все, что знал.
– Ты учился?..
– Язык хорошо учить смолоду, конязь, когда голова свежая и память еще чиста, как вода в реке. Моя память уже не та, но я очень хотел знать все о своих врагах. Теперь, конязь, я хорошо говорю на вашем языке. Ты же говоришь по-кипчакски медленно и плохо. Я знаю вашу историю. А что ты знаешь про нас?
Игорь промолчал.
– Если не знаешь, как думаешь победить?
Игорь снова ничего не ответил.
– Монах много обратил в веру твоих людей? – спросил он после долгого молчания.
– Никого.
– Почему?
– Прежде, чем разрешить ему проповедовать, я расспросил его о вашем боге. И долго смеялся, когда узнал, что бог требует от вас любить своих врагов, а русскому воину, поразившему в битве врага, не дают в церкви хлеба и вина, потому что он нарушил приказ бога не убивать. Никто из нас не примет такой веры, конязь! Наши боги требуют жертв, и чем больше воин принесет их идолу, тем более милостивы к нему боги. Это ясно и понятно даже ребенку. А вашу веру, как мне пояснил монах, даже не все священники толкуют правильно – настолько сложна. Особенно трудно всем понять, как один бог может быть одновременно отцом, сыном и святым духом. Люди, которые верят в такого бога, никогда не будут править миром!
– Где сейчас этот монах?
– Он настолько горячо проповедовал Слово Божье, что один хан приказал содрать с него кожу живьем. А тело бросить собакам.
– И ты позволил?
– Хан это сделал без моего позволения. Он думал, что я не стану вступаться за русского. Это был непокорный хан, считавший, что в Поле он может быть сам по себе. Я приказал сломать ему спину перед его ордой. Он умирал долго…
– Еще одним непокорным ханом стало меньше?
– Это был предпоследний.
– Теперь скажи, что ты хочешь от меня, хан. Не заставляй меня думать, что ты настолько глуп, что рассказываешь мне это из желания поговорить.
– Ты умен, конязь. Я уже говорил. Пойдем вместе на Русь!
– Как?
– Я соберу твоих воинов по ордам, верну им коней, броню и оружие. Вы вернетесь домой без всякого выкупа.
– Ты хочешь, чтоб я жег русские города и убивал русских людей?
– Разве ты не делал этого раньше? Когда мы ходили с тобой на Киев? Когда ты в прошлом году взял Глебов?
– Это мой грех.
– Зачем говоришь так, конязь? Великий хан не должен думать, как простой воин. Тебе нужно было посадить на киевский стол Святослава, и ты сделал это. Владимир Переяславльский обидел тебя, и ты отомстил. Мои воины тоже верят: если умрут за хана, в загробном мире они будут владеть несметными стадами и шатрами, полными красивых женщин. Но я-то знаю, что ждет нас там…
– Святослав Киевский – мой отец.
– Он твой двоюродный брат, хотя годами годится тебе в отцы. А разве не он выгнал твою семью из Чернигова, когда умер Святослав, твой настоящий отец?
– Я целовал крест ему на верность.
– Кого из русских князей это останавливало? Не смеши меня, конязь! Да и пойдем мы не на Святослава. Он сидит в Киеве и владеет только городом. Все земли вокруг Киева у Рюрика Ростиславича, а мы с тобой уже ходили на него. Почему бы не сходить еще?
– Мои вои и дружина не пойдут на Русь. Даже если я прикажу.
– Сейчас не пойдут – пойдут позже. Когда посидят в колодках.
– Зачем тебе русские? Сам говорил, что у тебя своих воинов больше, чем нужно.
– Мои не умеют брать города. Наши орды не выдерживают удара закованных в броню русских всадников. Когда пешие русские загораживаются своими высокими щитами и выставляют перед собой длинные копья, у моих воинов бледнеют губы – они знают, как много их поляжет, прежде чем удастся преодолеть этот страшный строй. Мои орды хороши в набеге, но не годятся для правильной войны. Мне нужен полководец. Ты.
– Я не хочу быть твоим полководцем.
– Не спеши с ответом, конязь. Подумай!
– Я не хочу, чтобы меня проклинали во всех русских церквях.
– Тебя не будут проклинать. Когда ты поделишься добычей с вашими церковными ханами, в церквях будут петь тебе осанну. Монах мне рассказывал… Подумай! Ты потерял свои полки, когда один пришел в Поле. Я потеряю свои орды, если один пойду на Русь. Вместе мы одолеем всех. Я знаю, конязь, про русскую лествицу. Самый почетный княжеский стол у вас в Киеве, и он переходит поочередно к самому старшему из вашего рода. Но это правило уже не действует, поэтому мы с тобой и ходили с войском к Киеву. Ростиславичи не хотели отдавать город Святославу, хотя он принадлежал ему по праву. Когда Святослав умрет, за киевский стол опять будет война. Даже если ты дождешься своей очереди, то не сможешь сесть в Киеве. Зачем ждать? Бери сейчас!
– Вместе с тобой?
– Вместе. Но мне не нужны русские земли, а вашим оратаям нечего делать в Поле.
– Когда-нибудь они распашут его до самого моря.
– Не распашут, конязь. Ты будешь править Русью, а я – Полем. Никто не посмеет на нас напасть – все будут бояться.
– И я буду платить тебе дань?
– По белке со двора.
– Не много ли?
– Для тебя – совсем ничего… Когда ты станешь править всей Русью, у тебя будет много дворов, очень много. Мои орды перестанут приходить на твои земли, другие соседи будут нас бояться. Русь будет жить мирно и потому богато. Люди будут молиться на князя, который избавил их от войн. Никто не посмеет прогнать твоих детей со стола, когда ты умрешь. Все будут знать, что за ними – Поле. И мои дети будут править спокойно, зная, что за ними – Русь.
– Красиво говоришь, хан. А что будет, когда ты решишь, что белка со двора – это мало?
– Мы поклянемся друг другу.
– Не смеши меня, хан.
– Я пошлю своего сына тебе в Киев, а ты своего – в Поле. Они будут жить, как ханы. Но если кто-то из нас обманет другого…
– Сколько у тебя сыновей, хан?
– Семнадцать.
– Когда-нибудь ты, возможно, решишь, что резана со двора стоит жизни одного из семнадцати. Что он мог просто погибнуть в набеге…
– Ты очень умен, конязь. Настолько, что мне не хочется отпускать тебя из Поля. Даже за две тысячи гривен. Я пойду на Святослава один, а ты думай! Хорошо думай!
Кончак встал. Игорь заерзал на подушках, для чего-то их перекладывая, затем тоже поднялся. Он был выше ростом, и Кончак посматривал на него снизу.
– Я пришлю тебе женщин, конязь. Красивых, молодых.
– Мне не нужно.
– О чем говоришь? Молодой, сильный мужчина не может без женщины! Еще я пришлю тебе толмача. Он будет учить тебя кипчакскому языку. Тебе с ним будет легко – он верит в вашего бога.
– Ты говорил, что монах никого не обратил.
– Не обратил. Мой толмач – русский, только родился здесь. Последние двадцать лет мы не продаем из полона, взятого на Руси, бронников, мечников, тульников и стрельников. Они живут в Тмутаракани и делают нам оружие. Мы хорошо их кормим и позволяем жениться. Даже молиться своему богу. Лишь бы делали оружие хорошо. Овлура крестил его отец.
– Я понял, хан, что мне придется жить у тебя долго?
– Правильно понял, конязь.
– Тогда я хочу просить тебя.
– Все, что захочешь, конязь.
– Разреши приехать сюда священнику.
– Когда мы будем проезжать мимо Донца, я велю русским, чтобы они прислали. И дам священнику охрану.
– Прощай, хан!
– Скоро увидимся, конязь! Учи язык хорошо. Пригодится…
* * *
Когда конная орда скрылась за островерхими крышами половецких веж, Игорь сердито повернулся к стоявшему позади тысяцкому Райгуле.
– Я велел спрятать один нож в подушках. Что не сделали?
– Бог с тобой, княже! – закрестился седой тысяцкий. – Что удумал? Да нас бы всех на кол…
– Я спрятал, – звонким голосом отозвался подбежавший Михалка, сын Райгулы. – Но люди Кончака обыскали шатер. Нож нашли и забрали. Я не успел тебе сказать, княже.
– Погубишь нас всех! – заворчал Райгула, отвешивая ему подзатыльник. – Я тебе что говорил, олух?! Попал в полон – жди, пока выкуп привезут. На наш век этих кончаков… Поймаем его на Руси, придет его час. Тогда и на кол!
Игорь только вздохнул. Спросил коротко:
– Когда купцы едут на Русь?
– Завтра.
– Верный человек?
– Православный. Крест мне целовал. Письмо свезет.
– Письма не будет. Могут обыскать и найти, как тот нож. Передашь на словах: «Выкуп за князей не собирать, только за бояр и дружину. И еще. Кза идет в нашу землю. Коли случится взять хана, или обложить где – не убивать! Он должен вернуться в Поле живым!»
Тысяцкий с сыном смотрели на него удивленно.
– Мне повторить?! – раздраженно спросил Игорь.
Тысяцкий молча склонился в поклоне.
– И вот что, – сморщился Игорь. – Кончак велел женщин нам привезти. Ты их не гони. Пусть… пляшут перед нами, как у поганых принято. Будем ездить на охоту, пить их кумыс и есть мясо. Веселиться. Понятно?
По лицам Райгулы и Михалки было видно, что им ничего не понятно. Но оба на всякий случай кивнули.
Игорь махнул рукой и пошел к своему шатру…
