Анатолий Безуглов
Мафия
Николай Павлович достиг пенсионного возраста, жил бобылем. Увлечение выбрал под стать своей натуре – все время, остающееся от работы, отдавал собиранию редких и старинных книг. Словом, библиоман. Хотя этого термина Шмелев не переносил. Именовал себя по-русски: книголюб. Самым ценным подарком для себя почитал томик издания этак двухсотлетней давности, с пожелтевшими страницами и изъеденным переплетом. Возиться с такой книженцией, приводить ее в божеский вид было для следователя истинным наслаждением. Николай Павлович имел дома соответствующий станочек и другой инструмент. Зная его хобби, знакомые обращались с просьбой привести в порядок пришедшую в ветхость любимую книгу – и никогда не слышали отказа. К переплетным работам он относился с таким же тщанием, как и к своему основному занятию – следствию.
Впрочем, неизвестно еще, что Николай Павлович больше любил в жизни…
Приняв к производству дело, Шмелев решил провести допрос коммерческого директора «Детского мира». Скворцов находился под стражей, а потому первая встреча произошла в следственном изоляторе.
Обвиняемому было сорок с небольшим. Его привели в щегольской комбинированной сорочке, за которыми охотятся самые отчаянные модники, фасонистых импортных брюках и туфлях. Но выглядел он каким-то помятым, опущенным, на лице – заметная щетина. Конечно, следственный изолятор не санаторий. Но некоторые в нем ухитрялись оставаться подтянутыми, словом, следили за собой. Таких раскалывать – семь потов сойдет. А вот что касается Скворцова, сразу видно: поставил на себе крест. Шмелев назвал себя, сказал, что ему поручено следствие по фактам, сообщенным им, Скворцовым, на прежних допросах.
– Сперва, Владлен Карпович, я хотел бы услышать, – начал Николай Павлович, – что толкнуло вас провернуть махинацию со школьными формами? Знали же, что идете на преступление.
– Разрешите закурить? – попросил Скворцов.
– Курите…
– Я вижу, вы воевали, – сказал подследственный, прикуривая дорогую сигарету от иностранной зажигалки.
На пиджаке следователя красовались три ряда орденских колодок.
– Воевал, – кивнул он.
– Я хоть и не воевал, но служил, – продолжал Скворцов. – Армия тогда армия, когда идут в ногу. Не так ли?
– Дважды два… – чуть усмехнулся следователь.
– Да и на гражданке, если что и может получиться, только когда общество тоже шагает дружно. На самом же деле? Сверху нас призывают: перестраивайтесь! Одни послушались призыва, перестраиваются, а другие? Как жили прежде, так и живут. Верно?
– Допустим, – сказал Шмелев, не зная, куда клонит подследственный.
– Выходит, шагаем-то вразброд! Я хочу жить честно, а мне не дают.
– Кто?
– Скорее уж – что. Система! Да-да, наша административно-командная система, которой перестройка не коснулась ни на йоту! – показал кончик мизинца Скворцов. – Представляете, еду за товаром, а мне от ворот поворот. Нету! Простите, чем же торговать? План летит, премия горит, люди разбегаются… Вы знаете, сколько не хватает работников в сфере торговли только в Южноморске?
– Знаю – много.
– Но кого это интересует? Никогошеньки. Как и то, откуда мне взять товар. Покупателям – вынь да положь. И коллективу… Иначе такой коммерческий директор не нужен. Вот и ломаешь голову, как выкрутиться. Поневоле вспомнишь застойные времена. – Скворцов горько усмехнулся. – А по сути – ушли ли они? – Он посмотрел на следователя и, не услышав ответа, продолжил: – Короче, пришлось сделать так, как делалось и раньше. Кругленькую сумму на лапу – и дефицит тебе тут как тут! В данном случае – школьная форма. Вы можете спросить, откуда у меня деньги для взятки? Отвечу: печатного станка нет. Зарплата – смех. А тут подвернулись кооператоры, предложили, ну я и… – Скворцов вздохнул. – Скажите, а как можно иначе? Что мне было делать?
– Прежде всего – задуматься. Ведь не в джунглях живете. Или никогда не слыхали про такие органы, как народный контроль, ОБХСС, прокуратура, суд? Советская власть существует…
– Да-да, и уже много лет, – усмехнулся Скворцов. – Восьмой десяток разменяла. А спекулянтов, воров, взяточников поубавилось? Увы! Судя по газетным выступлениям, год от года даже больше становится. Почему так происходит, Николай Павлович, объясните?!
– Целые институты ломают голову, а вы хотите, чтобы я сразу, одним махом…
– Ну тогда я вам скажу! В органах, которые вы назвали, служат люди, а не ангелы, как нам вдалбливали всю жизнь. Обыкновенные смертные. А они везде разные. И в торговле, и в милиции. Но, как сказал Жванецкий, что стережешь, то и имеешь… Возьмите Киреева. Закон для него – как собственная овчарка: на кого хочет, на того и науськает.
– Почему вы пришли к такому выводу?
– А к какому же я, простите, должен был прийти? – негодовал обвиняемый. – Я-то здесь, а он наслаждается волей. Хотя такой же преступник, как и я. Да-да, преступник! Но вас это почему-то не касается…
– Следствие только началось, – пожал плечами Шмелев. – Исходя из презумпции невиновности, никто не имеет права считать его преступником.
– А меня можно? – по-наполеоновски сложил руки Скворцов. – Выходит, эта самая презумпция одна для меня, работника торговли, а другая для начальника ОБХСС? Странно получается, гражданин следователь.
– Если вина Киреева будет доказана, – начал было Николай Павлович, но Скворцов запальчиво перебил:
– Ага! Акта, составленного Киреевым, оказалось достаточно, чтобы меня упечь в каталажку, а моих показаний недостаточно, чтобы посадить его в соседнюю камеру! Но между нами нет никакой разницы!
– Есть. Вам предъявили обвинение – вы признали себя виновным, – невозмутимо произнес следователь. – А Киреев…
– Предъявите и ему, – снова перебил Скворцов.
– Доказательства?
– Их навалом! Ваш Киреев берет с каждого. Слышите, с каж-до-го! Всех обложил данью. Магазины, ателье, столовые. Ни одного шашлычника не обошел стороной. А теперь кооперативы появились. Вот уж где раздолье для киреевых!
– Можете назвать конкретно, с кого, когда и сколько он брал?
Скворцов вдруг поник, словно из него выпустили пар.
– Нет, – произнес тихо.
– А откуда у вас такие сведения?
– Не беспокойтесь, сведения самые точные, – негромко, но твердо произнес обвиняемый. – Из надежных источников.
– Назовите их.
– А это уж увольте, – решительно заявил Скворцов. – У нас, в торговле, свои правила игры, и я их нарушать не буду. Я отвечаю лично только за себя. Играю с вами честно: что касается моих грехов – весь как на ладони. Ничего не скрыл.
– А скрывать и не было смысла, – заметил следователь. – По документам все ясно. Никуда не денешься – подписи ваши… Хорошо, вы сами Кирееву давали?
– Ему в руки – нет. А вот для него передавал. Правда, всего один раз.
– Уточните: когда, через кого, сколько?
– Когда? – тяжело вздохнул подследственный. – В декабре прошлого года. Всего месяц прошел, как меня назначили коммерческим директором. И тут заявляется шестерка Киреева – старший опер Ларионов.
– Имя-отчество помните?
– Станислав Архипович… Так вот, представился, значит, он, разговорились. Согрелись коньячком. За знакомство как бы. Он и говорит: дочери его начальника требуется дубленка. Требуется так требуется, хотя ума не приложу, зачем она при нашем-то климате… Пошли на склад, выбрали. Бельгийскую. Сорок четвертый размер. Завернули, как положено. Я жду, когда Ларионов рассчитается. Держи карман шире!.. Когда он ушел, мне популярно растолковали, что к чему. Сказали, что еще дешево отделался. Но радоваться было рано. Недельки через две снова пожаловал Ларионов. Я опять выставил марочный коньяк. Одной бутылки ему мало. Вторую раскупорили. И вдруг этот молокосос заявляет, что я должен ежемесячно вручать ему для его начальника три тысячи рублей… Представляете, три тысячи! В месяц! Я возьми да ляпни: «А не жирно ли будет для твоего Киреева?» Ларионов говорит, что Донату Максимовичу будут доставаться из них крохи: львиная доля пойдет наверх, аж до самой Москвы…
– Ларионов назвал, кому именно?
– Что он – дурак? – хмыкнул бывший коммерческий директор. – Да и мне много знать за ненадобностью… Короче, я возмутился. Ну и рубанул сплеча: никаких тысяч отстегивать не буду!.. Действительно, почему? Тут, понимаешь, ночами не спишь, мучаешься, как, что и откуда, а эти кровососы… – Он хрустнул пальцами и замолчал.
– Ну и что же дальше?
– Ларионов аж побагровел. Говорит, пожалеешь, начальник не любит, кто против течения, и ничего не забывает… Ушел. – Скворцов снова замолчал.
– И чем все кончилось?
– Тогда – ничем. Правда, пару раз Ларионов приходил со своими коллегами с проверкой. Но ничего интересующего их не нашли.
– Не смогли или не захотели? – внимательно посмотрел на Скворцова следователь.
– Не захотели, – осклабился тот.
– За здорово живешь? – с сомнением произнес Шмелев.
– У «Киреева и Ко» так не принято. Свое он имел.
– Все-таки давали? – настаивал следователь прокуратуры.
– Я – нет. Но это не значит, что не давали другие, – уклончиво ответил обвиняемый.
Здесь таилась какая-то непонятная комбинация, поэтому Шмелев строго сказал:
– Послушайте, Владлен Карпович, вы же сами уверяли, что передо мной – как на ладони.
Скворцов некоторое время колебался, затем со вздохом проговорил:
– Ладно. Начистоту так начистоту. Но только не для протокола. Идет?
– Слушаю.
– Знаете, почему я здесь перед вами? – понизив голос, произнес бывший коммерческий директор. – Потому что компаньоны мои скиксовали.
– Кооператоры, что ли? – уточнил следователь.
– Они. Обещали прикрыть тылы своими силами. Ну, отстегнуть Кирееву. Как раньше делали. Но пожалели, наверное. А этот вампир и впрямь ничегошеньки не забывает.
…Что касается протокола допроса, тут Скворцов проявил невероятную дотошность. Цеплялся к каждому слову. Расписался он на листах дела лишь тогда, когда все его замечания и дополнения были зафиксированы со скрупулезной точностью.
Киреев пребывал в прекрасном настроении – отлично провел время на даче в горах в обществе начальника главка одного из влиятельных ведомств в Москве. Белая «Волга» майора, покинув прохладное ущелье, вылетела на оживленные, несмотря на глубокий вечер, улицы Южноморска. Шофер привычной дорогой вез Доната Максимовича домой, встречные инспектора ГАИ, как всегда, брали под козырек.
Уже на родной улице Киреев вдруг вспомнил, что обещал Зосе навестить ее родителей: теща прихворнула. Но закрутился и забыл.
«Теперь уже поздно, – с огорчением подумал он. – Ладно, заеду завтра».
И тут раздался зуммер радиотелефона.
– Киреев слушает, – поднял он трубку.
– Говорит полковник Дойников, – послышался знакомый голос заместителя начальника УВД области. – Сообщаю, что операция «Прибой» начнется завтра в девять ноль-ноль. Как поняли?
– Понял, товарищ полковник, – откликнулся Донат Максимович. – Операция «Прибой» начинается завтра в девять ноль-ноль.
– Общее руководство осуществляет сам генерал Рунов, – продолжал четким, без всяких эмоций голосом Дойников. – Вам надлежит к назначенному времени быть вместе с оперативным составом в полной готовности. Конкретные указания – что и кого проверять – получите непосредственно перед началом операции. За утечку информации начальники подразделений несут персональную ответственность. – Полковник выдержал паузу, чтобы, вероятно, начальник ОБХСС осмыслил приказ, и в заключение спросил: – Все понятно?
– Так точно, товарищ полковник.
– До свидания.
– До свидания, – положил трубку Киреев. И скомандовал водителю: – Разворачивай.
– В управление? – вопросительно посмотрел на патрона шофер.
– Сначала в «Аполлон».
Савельева встретила позднего гостя в своем салоне настороженно.
– Что-нибудь серьезное? – спросила хозяйка «Аполлона», когда Киреев развалился на диванчике.
– Очень, – кивнул он. – Главное – срочно.
– Свистать всех навер-рх! – возбужденно заходил по своей жердочке Чико, распушив хохолок.
– Господи! – уставился на попугая Донат Максимович. – Честное слово, готов иной раз поверить, что он был когда-то человеком.
– И весьма неглупым, – рассмеялась Капитолина Алексеевна, а затем озабоченно добавила: – Ну, выкладывай.
– Нужно кое-что передать боссу, – начал Киреев.
– Хорошо, – кивнула Савельева. – Сегодня, правда, я не смогу связаться с Совой.
– Нет, обязательно сегодня. Сейчас!
– Ладно, – после некоторого размышления согласилась Капочка…
* * *
Стоит отлучиться буквально на два дня, как по возвращении тебя ожидает куча дел, разгрести которую удастся, просидев неделю на работе допоздна. Так случилось, когда я вернулся с зонального совещания.
Утром я прибыл на службу и тут же столкнулся у подъезда со своим заместителем Алексеем Алексеевичем Гурковым. Не успели мы поздороваться, как он с ходу обрушил на меня ворох вопросов, которые требовали незамедлительного решения. Гурков выложил их за то время, пока мы шли с ним в мой кабинет. Но и там Алексей Алексеевич продолжал делиться новостями:
– А уж сколько звонков было – словно прорвало. И каждый непременно желал переговорить лично с вами.
В голосе Гуркова послышались знакомые нотки – некоторая обида. Я понимал: задето его самолюбие. Он метил на освободившееся место областного прокурора, но назначили не его, а меня. Поговаривали, что Алексей Алексеевич до сих пор не может успокоиться, что его обошли…
– Откуда звонили? Кто? – спросил я.
– Из горкома несколько раз, – загнул палец мой зам. – Голованов… Из прокуратуры республики, – загнул он второй палец. – Помощник Генерального прокурора… Спецкор центральной газеты. Мелковский, кажется, его фамилия… Заместитель министра внутренних дел Союза…
Пальцев на руках Алексея Алексеевича не хватило – меня добивались двенадцать человек.
– Слава богу, не чертова дюжина, – заметил я с улыбкой.
А сам невесело подумал: наверняка многие звонившие хотели попросить устроить домочадцев или кого-нибудь из знакомых в гостиницу, пансионат. Подобные просьбы сыпались как из рога изобилия в преддверии бархатного сезона. Буквально перед отъездом меня замучили подобными звонками, раздававшимися по нескольку раз в день. Будто я не прокурор, а диспетчер курортного бюро…
Отказывал всем. Уверен, что многих обидел. Но как быть иначе? Дать обещание – значит идти к кое-кому в Южноморске на поклон. Мне навстречу пойдут с удовольствием, но тогда прощай независимость: обратают в одночасье.
– Если вам неудобно, направляйте ко мне, – предложил как-то Алексей Алексеевич. – Я всегда готов помочь.
– Можно подумать, что у вас нет других дел, – заметил я.
И больше эту тему не затрагивал…
– Вы в курсе, почему на меня такой спрос? – поинтересовался я.
– По-моему, большинство звонили по поводу Киреева, – ответил Гурков.
Это было странно. Когда я уезжал два дня назад, дело начальника южноморского ОБХСС только-только разворачивалось.
– Что случилось? – удивился я. – Его взяли под стражу?
– Нет-нет, – испуганно проговорил Алексей Алексеевич. – Кто бы решился дать санкцию? – Он помялся и добавил: – Между прочим, и вам советую: поосторожней. Самое милое дело – спихнуть расследование в прокуратуру города, а еще лучше – в прокуратуру республики. Как еще обернется – бабка надвое сказала, а нам жить в одном городе с Киреевым и с его тестем…
У меня заныло в загрудье – признак поднимающейся злости.
Ох уж этот Гурков! Он всегда отличался большим мастерством в «спихотехнике». Но как это можно, чтобы зампрокурора области, старший советник юстиции, боялся начальника ОБХСС города?
Я не успел ответить – зазвонил аппарат ВЧ. Чисто и звонко. Это была Москва, заместитель министра внутренних дел. Он и вчера звонил, в мое отсутствие. Заместитель министра начал издалека, о зональном совещании, где выступил его шеф. Пришлось поддержать в общем-то пока ни к чему не обязывающую тему. Я сказал, что патрон его выступил очень даже нестандартно (я не лукавил, это действительно было так). Наконец мой собеседник спросил:
– Что это вы там устроили проверку нашему работнику, Захар Петрович? Я говорю о Кирееве…
Почему-то он избежал слова «следствие».
– Не проверку, возбудили дело, – поправил я.
– И что установили? – продолжал замминистра уже не так любезно.
– Пока ничего не могу сказать. Идет следствие.
– Кто ведет?
– Очень опытный товарищ.
– Вы ему доверяете?
Это уже начинало походить на допрос…
– Не доверять нет оснований, – ответил я официальным тоном.
– Так что, Киреева уже взяли под стражу?
Я почувствовал недобрые нотки в голосе собеседника.
– Нет. И по-моему, он даже не отстранен от работы. – Гурков кивнул мне. – Могу точно сообщить: пока при должности.
– Захар Петрович, – неожиданно сменил интонацию заместитель министра, – прошу учесть, что товарищ Киреев недавно получил знак «Отличник милиции». А просто так у нас работников не отмечают. Заслужил, значит. Словом, очернить человека просто, а вот потом ему отбеливаться будет ох как трудно. Не наломать бы вам дров…
– Постараемся не наломать, – заверил я замминистра.
Он просил держать его в курсе…
«Я предупреждал вас, Захар Петрович», – словно говорил взгляд Гуркова.
Обсуждать с ним разговор с замминистра у меня не было желания.
Снова защемило грудь. Боже мой, как еще далеки наши декларации от воплощения в жизнь!
«Покончим с телефонным правом! Защитим авторитет и независимость работников правопорядка!»…
Я вспомнил вопрос, который задал один из моих коллег на зональном совещании: когда наконец выйдет закон о защите следователей и прокуроров, когда их перестанут дергать и дадут возможность отправлять свои служебные обязанности исключительно на основании законов? Ответ из президиума прозвучал такой: вот-де построим правовое государство, тогда и наступит золотое время безупречной и неприкасаемой юстиции…
Когда же придет это царство законности?
Я вызвал через секретаршу Шмелева с материалами по делу Киреева. Как только следователь переступил порог кабинета, Гурков заторопился:
– Захар Петрович, у меня, понимаете, назначено совещание. Разрешите идти?
– Да-да, идите, – кивнул я.
Мой зам шарахался от всего, что было связано с начальником городского ОБХСС, как от чумы.
По виду Шмелева никогда нельзя было определить, успешно движется дело или нет.
– Что новенького? – спросил я у Николая Павловича. Тот разложил бумаги, взял в руки видеокассету.
– Знаете, Захар Петрович, может, я поставлю? – показал он пластмассовую коробочку. – Так сказать, увидите предметно.
– Очень даже хорошо.
– Ну а потом мы обсудим…
Он включил телевизор, вставил кассету в видеоприставку. Слава богу, система работала. Это была наша, отечественная «Электроника». Год, как приобрели, а уже несколько раз вызывали мастера. Спасибо, хоть такая имелась. Об импортной даже мечтать не приходилось.
Вообще-то, наши следователи прибегали на допросах к видеозаписи не очень охотно. На заре XXI век, а пользуемся в основном средствами времен Ивана Калиты… А вот Шмелев, хоть и ветеран прокуратуры, не упускал случая применить технические новшества.
– Всё Скворцова потрошили? – поинтересовался я.
– Нет, еще один данник Киреева, – пояснил следователь. – Директор магазина «Дары юга».
На экране возникло знакомое усатое лицо. Агеева я встречал несколько раз на заседании горисполкома, хотя знакомы лично мы не были. Судя по обстановке, допрос велся в кабинете Шмелева.
«… – Что ж получается, – бубнил директор. – Я, значит, выложу вам все начистоту, а вы меня того… – Он сделал жест рукой, будто бы что-то схватил.
– Я, кажется, внятно объяснил, – втолковывал ему Шмелев. – Если вы давали взятки в результате вымогательства, то в ваших действиях нет состава преступления.
– Мягко стелете, Николай Павлович, – с подозрением смотрел на следователя Агеев.
– Экий вы Фома неверующий, – покачал головой следователь, раскрывая книгу в коленкоровом переплете и кладя перед допрашиваемым. – Читайте сами. Статья сто семьдесят четвертая… А вот комментарий к ней.
Агеев взял кодекс и стал читать, отстранив на расстояние вытянутой руки, – был, видимо, дальнозорким. Он молча шевелил губами, наморщив лоб, потом передал книгу Шмелеву.
– Поняли? – спросил тот.
– А что тут не понять, – вздохнул директор.
– Я хочу, чтобы вы хорошенько себе уяснили, – с нажимом сказал следователь. – От уголовной ответственности освобождается лишь тот, кто добровольно заявляет о случившемся! Понимаете, сам! И если у него вымогали. В противном же случае…
– Конечно, вымогали! – поспешно произнес Агеев. – Что я, дурак, буду сеять деньгами, яко пахарь? Буквально за горло взяли…
– Ну вот и расскажите подробнее.
– Понимаете, обэхаэсники начисто перекрыли кислород.
– В каком смысле?
– Попробуйте поработать, когда тебя проверяют чуть ли не каждый день, – с мукой в голосе проговорил директор овощного магазина. – Цеплялись к чему надо и не надо. У нас товар специфический, деликатный… Короче, не буду утомлять вас тонкостями нашего дела… Не торговля получалась, а сплошной убыток. Хоть увольняйся! Вот я и вынужден был давать взятки.
– Кому?
– Кому, – усмехнулся Агеев. – Кирееву.
– За что? Конкретно?
– За то, чтобы отстал. Дал наконец спокойно работать.
– И только?
– Ничего себе только! Вздохнули, можно сказать, свободно.
– И в какую сумму оценена услуга начальника ОБХСС?
– Три тысячи.
– Когда вы их ему дали?
– По сей день плачу ежемесячно три тысячи. – Агеев стряхнул с колен несуществующие пылинки. – Копейка в копейку.
– А кроме денег?
– Это само собой, – как о чем-то совершенно обыденном сказал директор. – Фрукты, овощи, консервы, коньяк, вино…
– Как вы ему это все передавали?
– Обычно он звонил и диктовал адрес: доставить то-то туда-то.
– А кто доставлял?
– Иногда шофер Киреева, но в основном мы.
– Кто это – мы?
– Чаще всего мой шофер Володя. Суслов его фамилия.
– На вашей служебной машине?
– Помилуйте, откуда у меня служебная? Личная! Иной раз я и сам подвозил.
– Можете вспомнить, кому предназначались эти подношения?
– Попробую, – потер лоб Агеев. – Самое свеженькое – буквально на прошлой неделе. Подвез прямо к поезду две корзины с фруктами и дюжину бутылок марочного вина. Вручил артисту Белову. Слышали небось о таком?
– А как же, – кивнул следователь. – На каждом углу афиши… Еще?
– Заместителю министра Воронову, – перечислял директор. – На дачу… Генералу Авдюшко в правительственный санаторий… Да разве всех упомнишь?
– Надо вспомнить, Сергей Фролович.
– Многих я не знаю. Некоторых вообще в глаза не видел.
– Как это не видели? – удивился Шмелев.
– Очень просто. Киреев называл по телефону гостиницу или санаторий, номер комнаты… А в другие города и вовсе неизвестно, кому и куда.
– Вы и туда посылали?
– Еще сколько! Ящиками. Через проводников. Мое дело было упаковать и подвезти к поезду. А что дальше – никогда не интересовался.
– И много вы передали Кирееву за все время, я имею в виду деньгами и натурой?
– Могу сказать. – Директор некоторое время смотрел в потолок. – Деньгами семьдесят две тысячи, ну а товара – тысяч на шестнадцать. Примерно…»
Шмелев, не тот, что на телеэкране, а находящийся в кабинете, остановил звукозапись.
– Хорошо подоил Агеева Киреев, – заметил я.
– Не беспокойтесь, директор внакладе не остался, – с усмешкой произнес следователь. – Киреев отрабатывал свой «гонорар». Наш дорогой директор умолчал о том, что начальник ОБХСС надежно прикрывал его самого и продавцов магазина. Если говорить об обсчетах и обвесах в «Дарах юга», это замять для Киреева – мелочи. Куда важнее было подстраховывать Агеева от плановых и не плановых проверок. Их только еще задумывали, а директор уже был в курсе. Ну и, сами понимаете, заранее готовился. Нагрянут проверяющие, а у Сергея Фроловича все в ажуре. Комар носа не подточит. Отсюда и грамоты, вымпелы, первые места…
– Шофера Агеева допросили? – поинтересовался я.
– А как же. Все подтвердил. Но больше патрона не сказал ни слова. Кстати, знаете, сколько отваливает ему Агеев? Восемьсот рэ в месяц!
– Восемьсот? – поразился я. – Доктора наук столько не получают.
– Вот именно. А у самого директора зарплата всего-навсего двести пятьдесят. Заковыристый ребус, верно? – прищурился Шмелев.
– Не простой, – согласился я. – А с шофером Киреева говорили?
– Еще нет. Считаю – рано. – Николай Павлович сменил видеокассету. – А сейчас, Захар Петрович, увидите миллионера. Самого натурального…
– Кооператора, что ли?
– Индивидуал, – уточнил Шмелев. – Некто Ступак. Ну, тот самый, что имеет «роллс-ройс».
– Кто же не знает его роскошной машины?
– У Ступаков имеется и другая, «ягуар». Не менее роскошная. На «ягуаре» жена ездит. Оба приобрели патент на извоз.
На телеэкране возник трехэтажный особняк с колоннами и широкой лестницей, украшенной статуями под античность.
– Не дом, а дворец! – вырвалось у меня.
– Это не вся недвижимость Ступаков, – пояснил следователь. – Имеют еще четырехкомнатную кооперативную квартиру в Москве, дачу в Подмосковье, оцененную в триста тысяч, и более дорогую – в Крыму…
Он умолк, потому что на экране появился сам Ступак, сидящий напротив Николая Павловича у тяжелого старинного стола, отделанного резьбой. Оператор не удержался, чтобы не пройтись панорамой по комнате. Антикварная мебель, хрусталь, на стенах ковры и гобелены. Люстра – как в Большом театре… Я понял: допрос происходил в особняке южноморского миллионера.
«… – Во что обходится вам один патент в год? – спрашивал Шмелев у Ступака, поджарого мужчины лет пятидесяти.
– Семьсот рублей, – ответил владелец шикарных лимузинов и дач.
– А какой доход вы получаете от извоза? Вместе с женой?
– Считайте, по четыре тысячи в месяц, не меньше. Ежели хотите знать точно, можете справиться в райфинотделе. Налоги мы платим исправно.
– Прилично, – протянул следователь. – Я знаю, что другие…
– Другие, товарищ следователь, – перебил Ступак, – на «жигулях» и «москвичах». Да и возят кого? Всякую шелупонь. Видали наши тачки? Клиента соответствующего обслуживаем. Сами понимаете какого. – Ступак похлопал себя по карману.
– Тачки, как вы говорите, действительно знатные, – согласился Шмелев и хитро прищурился. – Но вот, судя по спидометру, вы на них немного успели наездить. Откуда же такие доходы?
– Вот именно за то, чтобы милиция ко мне не приставала и не задавала, простите, таких ехидных вопросиков, я и вынужден, подчеркиваю – вынужден был взять на «прокорм» Доната Максимовича Киреева, – с несколько нагловатой улыбкой ответил допрашиваемый.
– Поясните, пожалуйста, – вежливо попросил следователь, – что значит «на прокорм»?
– Пообещал вашему начальнику ОБХСС отваливать каждый месяц по четыре тысячи.
– И отваливали?
– Факт. Сказать по правде, получалось даже больше, – уточнил владелец лимузинов. – Платил аккордно, пятьдесят тысяч в год.
– А кроме этого что-нибудь дарили?
– Чего нет, того нет. Разве он спросил пару раз покататься на моих ласточках. Для форса. Ну это не в счет…»
Изображение задергалось, экран опустел.
– Да, техника у нас, прямо скажем… – покачал головой следователь. – Пришлось дальше вести допрос без видеозаписи. Но ничего интересного больше Ступак не показал.
Я недоумевал: какой резон был Ступаку, зарабатывая сорок восемь тысяч в год, отдавать Кирееву… пятьдесят? Работать себе в убыток?
– И вообще, почему он старается вас убедить, что зарабатывает много? – спросил я у Николая Павловича.
– Очень просто: оправдать, откуда у него такой дом-дворец и прочая роскошь.
– А на самом деле, откуда?
– Захар Петрович Ступак – картежный шулер экстракласса! Лобовик, по-ихнему. А лобовики эти играют даже не на тысячи – на миллионы! Все, что он имеет, выиграл в карты. Даже жену. – Шмелев достал из папки с делом фотографию. – Полюбуйтесь.
Я глянул на снимок: настоящая красавица. Молодая. Лет на двадцать пять моложе супруга.
– Ну и дела творятся у нас под боком! – не смог сдержать я негодования. – Что твой Монте-Карло! А милиция спит.
– Что они могут? – вздохнул следователь. – Если кого и ловят, то в основном щипачей. У лобовиков катраны так законспирированы, что иностранным агентам с их явками и не снилось! Понимаете, прижучить Ступака можно только в том случае, если на него поступит жалоба от лоха, ну облапошенного им. Но таких жалоб в органы не поступало. Я интересовался и в горуправлении, и в областном… Ступака не ухватишь! Свои не выдадут ни за что – он босс! И денег на общак не жалеет. По слухам, на съезд картежников в прошлом году отвалил сто тысяч.
– А мы о кооператорах говорим: мол, денежные мешки, – заметил я.
– Да они Ступаку в подметки не годятся. И уж коли зашел разговор о кооператорах… – Шмелев вставил новую видеокассету. – Посмотрим еще один допрос.
На экране появился сам Николай Павлович и полный мужчина восточного типа. Они сидели на балконе какого-то дома. На фоне склона горы и моря.
– Директор ресторана «Воздушный замок», – пояснил следователь.
Я вспомнил недавнюю историю с хулиганским нападением на кооперативный ресторан – она так и не прояснилась до сих пор.
«… – Нет, так работать невозможно! Совершенно! – темпераментно говорил экранный директор ресторана, жестикулируя волосатыми руками. – Все, распущу кооператив к чертовой матери!
– Почему? – интересовался следователь.
– Надоело! Всем нужно класть на лапу! – все более азартно продолжал Карапетян. – Санитарному инспектору дай, пожарному – дай, торговому – дай! Фининспектору дай!.. Но это еще не все! Председателя райисполкома накорми и напои, народный контроль требует, ОБХСС тоже. Хоть по миру иди!
– Что же вы такой покладистый, Сурен Ованесович? – покачал головой Шмелев. – Мало ли кто будет просить…
– Просить?! – прямо-таки взвился Карапетян. – Просят нищие да убогие. Эти же набрасываются, как шакалы! На части рвут! Кровь высасывают, как пиявки… И попробуй не дай!
– Пошлите их всех подальше, – посоветовал Шмелев.
– Вам легко говорить, – поник головой директор ресторана. – Посмотрели бы, во что превратили мой «Замок» на прошлой неделе! У меня волосы на голове дыбом встали! Сколько я туда сил и денег вложил! Всю душу, можно сказать, отдал, а они… – Он замолчал, печально устремив глаза вдаль.
– Так вы никогда не отделаетесь от нахлебников, – сказал следователь.
– А что делать? – в отчаянии спросил Карапетян.
– Помогите следствию, чтобы вывести всех вымогателей на чистую воду. Назовите их имена.
– Вах! – грустно усмехнулся Сурен Ованесович. – Я не враг себе! Вы запишете в свои протоколы, пойдете домой и будете спать спокойно. А что ждет несчастного Карапетяна?.. Дорогой Николай Павлович, у меня ведь есть жена, дочь. Кто нас защитит? – Он безнадежно махнул рукой. – Нет, пропади все пропадом! Заберу семью и уеду подальше отсюда!
– А преступники останутся на свободе и будут тянуть с других…
– Меня это не касается!
– Но ведь кто-то должен встать на защиту справедливости!
– Один уже встал, – хмуро произнес Карапетян. – Я имею в виду нашего дядю Михея. Он хотел помочь следствию – и где теперь находится? Его жена, бедная старушка, все глаза проплакала… Дядя Михей исчез – как в воду канул… Скажите, только честно, вы сможете уберечь меня и моих близких? Можете дать гарантию, что с нами ничего не сделают? – Карапетян испытующе посмотрел на Шмелева и грустно заключил: – Вот видите, сказать вам нечего…»
