Анатолий Анатольевич Воробьев
Любовный лабиринт Тонки
© Анатолий Анатольевич Воробьев, 2019
ISBN 978-5-0050-8281-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любовный лабиринт Тонки
повесть в прозе, стихах и письмах
«Ни в паству не гожусь, ни в пастухи.
Другие пусть пасут или пасутся.
Я лучше напишу тебе стихи —
они спасут тебя…»
(А. Вознесенский)
Часть первая
1
Середина лета.
Кафе. Вечер. Если выйти на террасу, то почти сразу же внизу чернеет озеро. На фоне неба в пелене тумана торчат пики костела.
Внутри кафе шумно, но в меру.
Поют «итальянцы». Светомузыка. Теплый тихий вечер.
Появляются всё новые посетители, некоторые уходят. За столиком двое: один – высокий брюнет с красивым, несколько вызывающим, взглядом, который подчёркивают усы – Вадим, другой – среднего роста, светлый, пожалуй, иногда загораются глаза, но это может казаться из-за бликов фонарей. Зовут Антоном. Обоим лет по двадцать.
Чуть позже входят две девушки, садятся за соседний столик и заказывают шампанское.
Звучит медленная музыка и Вадим встает и приглашает одну из подружек. Темненькую. Другая, светлая, остается одна и через какое-то время рассеянно оглядывается вокруг. Ее взгляд скользит по Антону и задерживается на секунду… Он, прикрыв лицо руками, глядит на нее сквозь пальцы. Затем встает и выходит наружу и, облокотившись на перила, смотрит через стекло на нее.
Ее приглашает на танец какой-то другой парень. Она соглашается.
Антон до конца вечера так и не входит внутрь.
Кафе закрывается. Гаснут огни. Вадим уходит, забирая чёрненькую. Вторая, Людмила, стоит посреди зала и не уходит, словно чего-то ожидая.
Антон подходит к ней сзади, она его не видит :
– Можно мне вас проводить?
– Тут совсем рядом, – она оборачивается и улыбается, разводя руками.
– Ну и что?
– Можно…
Они медленно идут к её дому, и у них в ушах ещё звучит музыка кафе. Но она иная: от этой музыки не слышны шаги, все вокруг сказочно, волшебно.
Они идут, как по краю пропасти: шаг в сторону – и всё!..
И от этого замирает сердце.
Их руки почти касаются друг друга, их глаза встречаются… и не могут оторваться! Всё это так неожиданно…
В это не верится!
– Мне так легко и просто с вами…
Могу говорить и говорить: обо всём, про всё.
И не будет смешно.
Я вам верю.
– Мы часто приезжаем сюда отдыхать с мамой. А кафе…
– Я здесь первый раз. И сразу – вы. Может, это от шампанского?
– Может! – смеется она.
– Знаете, когда вы вошли и сели за столик с…
– Алдоной, – подсказывает она.
– Да, с Алдоной, – соглашается он, – мне захотелось пригласить вас к себе, в свой мир…
– В какой?
– Я и сам не знаю. Вдруг почувствовал, что он есть.
– А как вы удивились, что меня зовут Людмила! – её широко раскрытые глаза искрятся, – « почему Людмила»?
– Я просто не ожидал, думал, будет что-то прибалтийское… А вы – Людмила!
– Милка. Меня всегда зовут Милка… Мои друзья.
– Послушайте, можно, я прочту вам стих? Мне очень хочется…
– Можно.
Ворочается гном,
дрожит свеча. Рассвет.
– Придёшь сегодня сном?
– Прости, сегодня – нет.
– А что стряслось? – Да, так…
– Опять дела? – Дела.
И катится яичко
вдоль узкого стола.
– А, может, всё же будешь?
– Да вряд ли. Ты не жди.
– А знаешь, будет стужа
и долгие дожди.
– Да, знаю, будет стужа.
И лёд. И холод тьмы.
А под окошком лужа…
– Но, всё же, будем мы?
Дрожит рассвет. Светает.
Ворочается гном.
А в воздухе витает :
«Придёшь сегодня сном?»
Она молча смотрит в его глаза…
Затем отстраняется от него, слегка отталкивая рукой :
– Вот мы и пришли. Здесь я живу, – показывает она на дом, – во-он тот первый подъезд. Мы с мамой здесь всегда снимаем комнату…
Они стоят друг перед другом.
– Мне пора … – произносит она.
– Где я могу вас увидеть? – перебивает он ее.
– А вы хотите? – её глаза глядят в его настороженно.
– Да. Хочу!
– Приходите завтра на танцы в парк у Немана. В семь. Придёте?
– Приду.
Она улыбается морщинками у глаз :
– Тогда, до завтра! – и убегает в подъезд, смеясь.
«Завтра!»
«Да нет, не может быть никакого завтра!..Ничего этого не может быть!»
Он оборачивается, но дом стоит на том же месте. Вон и подъезд, куда только что забежала она. Он поднимает глаза вверх – небо усыпано звёздами! Ни одна не падает!
Но ведь одна всё-таки упала!..
Когда он возвращается в кемпинг, все уже спят. Он долго сидит перед входом в палатку.
Сидит и не верит, что завтра снова увидит её. Или, кажется, увидит, а она его не узнает. Мало ли вокруг таких же, как он!..
«Ах, если бы можно было скомкать время в руке, смять, как клочок бумаги, в комок – и вот уже завтра, семь часов!..»
2
День тянулся мучительно долго: Антон что-то говорил, отвечал, смеялся. Иногда невпопад. Вадим поглядывал на него и улыбался. В шесть Антон удрал от всех и медленно пошел в направлении огней, где уже слышалась музыка.
Её ещё не было.
Он обошёл всю танцплощадку – её не было!
«А вдруг она не придёт?» – где-то внутри мелькнула мысль.
Он ведь даже не знает, кто она, где живёт!..Хотя, где живёт – знает!
Антон сел и закурил.
Что-то чёрное накрыло его и принялось стирать всё вокруг…
И вдруг он увидел её!
Она танцевала с каким-то парнем медленный танец. И весело болтала!
Антон продолжал сидеть и курить, внимательно глядя на неё. Его он не видел.
«Нет, не могу», – сказал сам себе, поднялся и пошёл через круг. И сел совсем недалеко от них.
Она танцевала лицом к нему – он смотрел на неё – она его не видела.
Музыка замолчала, и они пошли по направлению к нему.
И, не доходя совсем немного, она заметила его. Глаза её заблестели, она улыбнулась и протянула ему руку (бросив спутнику: « Я сейчас») :
– Привет! Я немного задержалась, никак не могла вырваться!
Она болтала без умолку, а он смотрел на её лицо и не верил, что она рядом, что говорит всё это ему.
На мгновенье он обернулся – парень, что пришел с ней, смотрел на него.
Она вся лучилась, соломенные пряди вились, словно ковыль, по розовой кофточке, доставая до « бананов» цвета кофе с молоком.
– Можно с вами потанцевать? – предложил он.
– Я люблю танцевать, – легко согласилась она.
И даже не взглянула на своего дружка.
Они танцевали, и он вновь чувствовал её совсем близко, вдыхал запах её волос.
Когда танец закончился, её парень подошёл и, не глядя на Антона, сказал :
– Пойдем, Мила, нам пора!
И она, будто спохватившись, немного виновато (как Антону показалось) сказала :
– Мы сегодня собираемся небольшой компанией. Нас ждут… Надо идти, – и пожала плечами.
Он стоял перед ней, опустив руки – и в ответ тоже пожал плечами :
– Ну, раз надо…
– Пошли, – обернулась она к своему спутнику.
Антон глядел на её спину, чувствовал, что она уходит навсегда. Глупо, нелепо… Уходит!
– Постойте! – вырвалось у него.
И он схватил её за руку.
Она обернулась и застыла с приоткрытым ртом :
– Что?!
Остановился и её попутчик – Антон глянул на него, и тот, нехотя, отошёл в сторону.
– Слушайте, у меня завтра день рождения. Я вас приглашаю! Приходите в « Руту», кафе, к пол-девятому… придете?
Она задумалась :
– Как-то неудобно, ведь мы не знаем друг о друге ничего…
– Там будем только я и мой «брат» Вадим. Больше никого. Приходите!
– А если я приду не одна?
– Пожалуйста.
– Приду, – и она легко провела ладонями по его рукам.
Затем повернулась и, не оглядываясь, пошла к выходу. Её « друг» пошёл за ней следом.
3
Кафе « Рута». Вечер. За столиком сидят Вадим и Антон.
– Думаешь, она придёт?
– Не знаю…
– Она придёт!
– Откуда ты знаешь?
– А вон, смотри! – кивает головой Вадим на дверь.
В дверях появляется Людмила – волосы развеваются, белая рубашка обрисовывает её тело. Она точно летит. В руках – маленькая коробочка.
Антон вскакивает и идёт ей навстречу. Они сталкиваются среди танцующих:
– Вы пришли! Одна?
– Одна! – она не может отдышаться, смахивает прядь волос с лица, – Так будет лучше … « Мои» звали меня с ними на Остров Любви. Знаете?
– Нет…
– Но я почему-то пошла сюда, – она разводит руками, – в таких случаях говорят: ноги сами принесли!
Она достаёт из-за спины маленькую коробочку, перетянутую синей лентой :
– Это вам! С днём рожденья!
Он развязывает ленту и раскрывает коробку.
– А у вас и правда сегодня день рожденья? Или?.. – она закусывает губу.
– Правда, – смотрит на неё Антон, – я бы не стал врать вам. А если бы его не было?
– Ничего бы не было? – тоже спрашивает она.
В руках у Антона оказывается маленький бочонок, на котором восседает чёртик с хвостом в чёрном смокинге и цилиндре.
– Это винный чёртик! – берёт она из рук Антона подарок. – Я его купила в маленьком магазине возле Чюрлёниса… Знаете?
– Я ничего тут не знаю …Мы вчера приехали.
– И никогда тут не были?
– Никогда.
– И не знаете Чюрлёниса?!
Он разводит руками в стороны.
– Вам так повезло!
– !?
– Вы его узнаете! Я вас познакомлю. Никогда никого не знакомила с Чюрлёнисом!
– Я первый?
– Да. У меня – первый. Чудо какое!..
Они втроём пьют болгарское шампанское « Искру». Людмила выпивает залпом целый бокал и смешно морщит нос.
«Рута» летит в чёрном огромном небе! Время остановилось, оно сломалось, время исчезает. На вопрос: « который час?» – все отвечают: « не знаю…»
Антон под столиком касается пальцами её руки, наклоняется и шепчет :
– Хочу потанцевать с вами!
Она радостно кивает ему в ответ.
Они поднимаются и идут в круг.
Он обнимает её и чувствует, как её руки мягко обвивают его шею, как её тело касается его. Он держит её за плечи так бережно, что почти не ощущает кожи под тонкой рубашкой. И пальцами незаметно гладит её волосы, осторожно проводит по ним щекой.
Свет внезапно гаснет! – загорается! – гаснет! – начинает мигать! В нём все двигаются рывками, часть движений исчезает. Над головой отбрасывает во все стороны блики зеркальный шар! Полное ощущение, что ты подвешен в воздухе!
Вадим отнимает Людмилу у Антона – и танцует с ней.
Антон выходит наружу и идёт по балкону к озеру – оно под ним – чёрное-чёрное! – и оттого кажется необъятным!
Краем глаза он видит, как внутрь проходит знакомая Вадима Алдона – её резко очерченый прибалтийский профиль трудно спутать, так как тут собрались, в основном, приезжие.
Одна звёздочка, задрожав, начинает падать. Кто-то сбоку кому-то (не ему) шепчет :
– Звезда падает! Загадывай скорее желанье!
Антон улыбается про себя :
«Это не моя звезда. Это – их звезда!»
Он поднимает голову вверх – со всех сторон кафе окружает звёздное небо – сколько их! Миллиарды глаз глядят на нас, а что в них – разобрать нельзя. Может, слишком далеко, может, не хотим всматриваться…
Он глядит на звезды и, кажется, летит в эту черноту. Они так близко, что стоит протянуть руки и можно дотронуться, коснуться их…
Он возвращается – Людмила улыбается ему. И, когда он садится, спрашивает его взглядом: « Что-то случилось?»
«Да», – улыбается он ей в ответ.
…Потом они идут к её дому (уже поздно). Вадим уходит с Алдоной. Они держатся за руки и молчат.
Подойдя к её дому, они садятся на скамейку… и молчат. Слов нет! Они исчезли, растворились, словно их никогда и не было. Это – бессловесный мир… Следующая ступень.
Прохладно (и жарко – от близости рук, губ, волос, глаз).
«Пора!» – нависает в воздухе.
«Не надо!»
Он снимает джемпер и предлагает ей – она отказывается.
– Может, всё-таки наденете? – Прохладно.
– Нет, спасибо…
– Слушайте.… Слушай, не могу больше на « вы». Не хочу. Давай на « ты»?
– Давай.
– Милка, одень джемпер. Холодно.
– Не хочу… Тонка. Так можно?
И опять молчание. Оно затягивается.
– Ты можешь сесть ближе?
– Могу, – улыбается она. И придвигается к нему. Их плечи касаются.
– Можно, я тебя обниму?
– Можно.
Её глаза вновь глядят в его, губы полуоткрыты.
Рука – как чугунная – медленно поднимается… и ложится на её плечо. Он растопыривает кисть и проводит ладонью по её рубашке. Она ёжится.
Они сидят рядом: Антон касается щекой её щеки, но глаза не встречаются.
…И не выдерживает первым: берет её за плечи, поворачивает к себе и глядит в глаза.
Она отворачивается и склоняет голову ему на грудь. Он гладит её волосы и шепчет: «Ми – ии- лка…»
Она трётся затылком о его подбородок и тоже шепчет: «То – ооо- нка…»
Сколько проходит времени? – оно летит, оно еле движется, оно несётся в пространстве со скоростью любви (?!), быстрее света, оно стоит на месте – его нет. Есть глаза: в них что? – нет таких слов – есть глаза. Не нужно слов.
Они подходят к её дому, к подъезду – тут она выскальзывает из его объятий и взбегает по ступенькам вверх.
– Пока, – шепчет она, остановившись.
– Нет, – почти кричит он, – не уходи! Постой.
И взбегает за ней.
Она ждёт его, стоит и смотрит на него широко открытыми серыми с желтизной глазами :
– Что, что? – беззвучно повторяют её губы.
Он наклоняется к ним и едва заметно касается, чувствует их тонкую кожу – мгновенье… и её уже нет. Только хлопает дверь.
Кто придумал поцелуй? Его кто-то придумал? А если бы придумали что-то другое?
Он всё-равно бы её поцеловал!
И остаются слова: « Пока, Тонка…» Они ещё долго висят в воздухе,.. а её уже нет. Нет и этого поцелуя. Нет ничего.
Что же есть? – Время?
Нет времени!
Что же!?
Возвращается он в кемпинг: он не идёт, не летит, его нет. Только поцелуй и её губы. И огромная, как вселенная… с небольшой желтизной на сером фоне…
4
По апельсиновой дорожке
рассвета солнечного дня
ольха несёт свои серёжки,
и просыпается земля.
Милка спешит, пытаясь уложить непослушные волосы на затылке. Но то одна, то другая прядь выбиваются и скользят ей на лицо – она смешно сдувает их, а когда не выходит, убирает ладонью. На ней короткие шорты и майка с короткими рукавами; видны сильно загорелые ноги и руки.
Она всегда спешит, сколько себя помнит. Тихая, спокойная жизнь – не для неё! Так она устроена, и ничего делать с этим не собирается! Тем более всем, кто её окружает, это нравится.
По пути ей попадается ольха на обочине: она ловко подпрыгивает и срывает с неё маленькую коричневую шишку.
Костёл по-прежнему бросает свои чёрные пики в голубое небо и, такое ощущение, таит что-то внутри себя. Антон останавливается в нерешительности …потом подходит ближе. Заглядывает внутрь: там пусто. Он не сразу замечает одинокую коленопреклонённую женскую фигурку. И заходит внутрь.
Тут так красиво!..Фигуры из серого мрамора нависают над ним – на колени! Они, как живые… как окаменевшие живые. Он, пятясь, идёт к выходу. А девушка (теперь он разглядел её – ей лет семнадцать) продолжает отвешивать поклоны …Он на улице – ф-фуу!
Здесь – солнце, смех, фонтан играет радугой на озере, вдалеке, за деревьями, играют солнечными зайчиками пузатые, как чайнички для заварки чая, купола русской церкви; там – холод, полумрак и ещё что-то, что заставляет тебя съесть свой смех и стать покорным.
Резкая граница. Другая культура. Не можешь понять – не осуждай.
Но и заставить тебя никто не может!
– Эй, привет! – кто-то толкает его в плечо.
Он оборачивается – Милка!
– Привет, Тонка! Ты меня не ждал?!
Он молча смотрит на неё.
Она переводит взгляд с него на костёл :
– Ты был там? Зачем?
– Там – девушка молится…
– Она верит…
– Ей лет семнадцать…
– Пойдём! – тянет она его руку прочь.
– Милка, поедем с нами?
– С кем? И куда?
– На озеро. На машине. Отец, его жена. Вадя будет. Здесь недалеко в лесу есть озеро. Поедешь?
– Неудобно … – останавливается она. – Я хотела пригласить тебя кататься на водных велосипедах по озеру!..
– Почему же неудобно, Милка?
– Просто, неудобно, – и пук волос переваливается из стороны в сторону оттого, что она качает головой.
– Я обещал « своим» сегодня поехать. Ну, пожалуйста. А отец у меня – как бобёр – он тебе понравится. Поедем!
Она думает, опустив глаза.
– Ладно, но нужно зайти, сказать маме, чтобы она не волновалась. И взять кое-что с собой.… Давай сделаем так: через двадцать минут ты жди меня здесь?
– Да, Милка.
– Тогда я побежала, – махнула она рукой.
Затем, обернувшись, добавила :
– Не смотри…
Антон сел на скамейку и закурил, провожая её взглядом. Ни о чём не думалось – только смотреть ей вслед.
Она появляется в платье, усыпанном сиреневыми цветами, волосы растрепались, в руках небольшой пакет :
– Вот и я! Пошли, Тонка.
Она во второй раз за сегодняшнее утро произносит его имя.
– Пошли, Милка.
Когда они подходят к кемпингу, она берёт его за руку :
– Ты иди, скажи своим, а я потом подойду…
– Милка, – он глядит на неё, – я так не могу. Пошли вместе.
Они подходят к палатке вместе, из неё выходит его отец :
– Пася, это – Людмила. Если она поедет с нами.…Это возможно?
Тот внимательно разглядывает её, она представляется :
– Людмила.
Он – тоже, и говорит :
– Что ж, места в машине хватит.
Появляется Вадим с матерью :
– Привет, Милка! Ты с нами? – приветствует её Вадим.
– Привет, – видно ей несколько не по себе.
Остальным, отчасти, тоже.
– Так ты едешь с нами? – переспрашивает Вадим.
– Если это возможно, – отвечает она.
– Конечно, возможно! – видно, он рад увеличению компании.
Антон всё это время стоит в стороне и с любопытством наблюдает за всем происходящим.
– Ну, тогда поехали? – глядит на жену отец Антона.
– Поехали, – соглашается та…
Они усаживаются в машине так, что Милка оказывается на заднем сиденье между Вадимом и Антоном; её плечо касается его плеча, и он мягко трётся о него. Она глядит украдкой – он немеет – и только смотрит в её глаза. Она отворачивается. И, чтобы скрыть неловкость, заговаривает с Вадимом.
Машина трогается – и кемпинг с палаткой медленно растворяются сзади в тумане. Мелькают повороты, светофоры. Затем город плавно переходит в лес: деревьев становится всё больше и больше – и вот среди них уже не видно домов.
Антон в зеркало заднего вида иногда ловит на себе внимательный взгляд отца… и отворачивается.
Машина сворачивает на грунтовую дорогу, сосновые ветки цепляют её, обступают со всех сторон. Мелькает указатель « Лишкява». И сразу за поворотом появляется озеро: вода на вид холодная, тяжёлая… и кристально чистая.
– Такую воду, наверное, можно смело пить.
– Что они и делают.
И долго маячит в глазах фигура литовца, повстречавшегося по дороге: не злой – не добрый, устремленный на машину, взгляд. Взгляд птицы, сидящей возле своего гнезда, на проходящего мимо – не разорит ли?..
На землю расстелены покрывала – все ложатся загорать.
Милка садится, обняв колени руками, и смотрит вокруг.
– Эй, может, в карты на купание? Мила? – Вадим рукой отбрасывает длинные вьющиеся каштановые волосы назад.
– Давай, – легко соглашается та. – Антон?
– Я – сейчас! – отвечает Антон и с разбегу ныряет в озеро.
Озеро глубокое. Антон глядит вниз – под ногами, метрах в пяти колышется трава, плавают рыбки, ползёт по камням рак …Ощущение, что воды нет – до того она прозрачна!..
Отсюда видно, как Милка играет с Вадимом: вот она бросает карты и идёт к озеру – и плывёт к нему!
– Какая холодная вода! – выдыхает она, подплыв ближе. – Он меня обыграл!..Первый раз купаюсь тут в озере! В Немане по сравнению с этой – прямо парное молоко!
– Пойдём за земляникой? —предлагает ей Антон.
– Пойдём поскорее! А-то у меня уже ноги сводит от холода!
Они выбираются на берег, взявшись за руки, и идут к Вадиму.
– А что, здесь есть земляника? – спрашивает Антона Милка.
– Отец говорил, что есть.
Вадим встаёт и, проходя мимо них к воде, спрашивает :
– Как вода?
– Холоднющая! – отвечает Милка.
– Пася, – спрашивает Антон у отца, сидящего на надувном матраце и настраивающего удочку для рыбалки, – ты говорил, что здесь море земляники?
– Ну, море-не море, а есть.
– Где?
– А вон там на пригорке за соснами! – он показывает рукой себе за спину. – Во всяком случае, в прошлом году было много.
Антон медленно идёт к лесу. Останавливается в тени сосны и прижимается щекой к пахнущей смолой коре.
Милка идёт за ним. Подойдя, осторожно снимает у него со щеки прилипшую чешуйку.
Они идут среди нависающих лап сосен, иногда задевают их.
Внезапно перед ними открывается на бугре небольшая, залитая солнцем, поляна с клевером – они входят в неё и останавливаются.
– Как здесь хорошо! – шепчет Милка.
И садятся в клевер. Она охватывает колени руками и прячет в них свою голову так, что рассыпавшиеся волосы укрывают её руки и колени.
– На часах нет света, и скоро уж восемь.
Подходит к очень солнечной станции «лето» очень грустный поезд «осень».
Стоянка – одна минута, а за ней – холодная скука.
Я верю тебе почему-то. И Весна в этом мне – порука.
– Это ты придумал, Тонка?
– Да.
– Сейчас?
– Да.
– Знаешь, мне нравится …Это мне?
– Если тебе нравится – тебе…
– А ещё что-нибудь можно?
– А больше нет ничего…
– Ты не писал до меня?
– Мне кажется, что до тебя меня и не было.
– Я запутываюсь в твои сети…
Её губы пытаются ещё что-то сказать, но он не может разобрать – что?! Он кроме них уже ничего не видит…
И никого вокруг. Только клевер.
– Милка, Милка моя, – шепчет он.
– Тонка…
Он гладит её волосы, касается пальцами её губ, ресниц, шеи; она закрывает глаза, опустив руки, и замирает…
– Сколько мы уже здесь?
– Не знаю.
– Наверное, пора возвращаться. Как-то нехорошо получается: ушли куда-то вдвоём… и пропали! – Улыбается она несмело. – Они, верно, ищут нас.
– Если бы искали, давно бы уже нашли. А если бы не искали, мы бы остались навсегда вдвоём.
– Мне хорошо с тобой, Тонка! Легко и просто. Ты – милый…
– А где же земляника? – спрашивает отец Антона, когда они возвращаются.
– А её там не было, – отвечает Антон, – только клевер.
– Вы не дошли. Как раз за клевером и была земляничная поляна…
Лето накладывает на всё свои летние законы: когда тепло, не думаешь о холоде, о зиме, кажется, этого никогда не будет. Может, так оно и есть на самом деле.
Когда тепло, холод прячется глубоко в земле – он затаился и ждёт. Хочется верить, что напрасно.
Он – жалкий и сморщенный, этот старик в рваном кафтане. Но он есть…
Нет! Его нет!
Есть только солнце – оно и правит миром. Миром добра и памяти…
Уже в сумерках они возвращаются в город.
– Анатолий Иванович, – касается Милка плеча отца Антона, – вы не могли бы остановиться вон там, сразу за поворотом?
– Здесь?
– Да, если можно…
– Можно…
– Я провожу, – выходит вслед за Людмилой Антон.
– Долго не задерживайся, – бросает вслед ему отец, кивая головой на « до свиданья» Милки.
– Он у тебя строгий, – то ли спрашивает, то ли утверждает Милка.
– Мне иногда кажется, что ему всё равно. Просто так положено …А почему ты решила выйти здесь?
– Не говори ничего! – берёт она его за руку и куда-то тащит. – Ты всё увидишь сам сейчас!
– Милка, я уже был тут один раз! – останавливается Тонка. – Вот и речушка эта …забыл, как называется!
– Рат-ни-чё-ле, – по слогам выговаривает она. – Не говори ничего! Молчи! Ну, пожалуйста!.. Вот, пришли! – наконец-то останавливается она.
– А … – пытается он что-то сказать.
Но она обвивает его шею руками и, закрыв глаза, целует. Долго, долго…
Растерявшись, он стоит и смотрит, как она уходит, не поворачиваясь, лицом к нему, сложив возле губ ладошки одна к одной, пока не исчезает в темноте.
Он поднимает глаза вверх: слева от него возвышается памятник – высокий человек с развевающимися волосами стоит на лире. Огоньками вспыхивает надпись: М.К.Ч…Гаснет…
…Что-то большое и тёплое поселяется внутри… и уже не уйдёт оттуда никогда!
Никогда?
Никогда!
5
Утро солнечное.
Пять дней подряд. Может, тут совсем не бывает ненастных, дождливых дней?
Антон вышел из кемпинга… и остановился: куда идти? Милка вчера исчезла, не сказав ни слова А если она уехала? Он не сможет её найти никогда!?
Зачем? Зачем тогда всё это было? А что было? – ничего не было!
Как на американских горках он покатился вниз – и впереди не было видно, чтобы рельсы поднимались вверх!..
Ноги вынесли его туда, где они вчера простились – но лишь редкие прохожие брели откуда-то (или куда-то) мимо, держа в руках кружки с сосками на ручках.
Он сел на скамейку и тут только заметил огромный дуб напротив с табличкой перед ним на лужайке: «Уважаемые отдыхающие! Не давайте белкам много сладкого. От этого они могут умереть!»
По стволу дуба спускалась вниз белка. Из-за ствола за ней следила ещё одна.
По дорожке к ним бежал мальчик лет трёх-четырёх с шоколадкой в руке.
За дубом на поляне стоял памятник Чюрлёнису. Он смотрел куда-то в сторону Немана и белки с мальчиком его интересовали мало.
У памятника стояла Милка и улыбалась ему!
Антон оглянулся по сторонам – никого! Значит —ему!? Или мальчику?
– Привет, Тонка! – она радостно замахала ему рукой и побежала навстречу. Он встал. И она с разбега попала к нему в объятья!
– Можно тебя поцеловать?
– А если кто-то увидит?
– Теперь можно!
– А вчера?
– А вчера ещё было нельзя!
На Милке был летний голубой сарафан. Её тело блестело на солнце. Волосы вновь были свиты в тугой узел наверху и под своей тяжестью оседали. Одна прядь выбилась и щекотала ей нос.
– Пойдём куда-нибудь?
– Куда?
– А, всё равно! Лишь бы с тобой!
Они пошли тропинкой вдоль Немана, которая увела их из Друскининкая и вывела на просёлочную дорогу, тянущуюся вдоль поля.
Антон набрал горсть ярко-красной малины, росшей у дороги, и протянул её Милке.
Она подставила ладошку. Из-под ресниц поглядывая на него, осторожно брала губами ягоду за ягодой, пока не сьела всю.
Дорога свернула в небольшой приречный лес – сосны, поросшие кустарником. Он скрыл оставшийся позади кемпинг и горевшую желтизной палатку. Люди отсюда казались маленькими, движенья их расплывчатыми.
Они оказались на крохотной полянке возле воды :
– По-моему, мы пришли, Милка! Жарко – давай искупаемся?
– Здесь? – только и спросила она. – Но, глянь: вон, на том берегу, дом. И лошадь пасётся. Нас увидят… Хотелось, чтоб вообще никого!
– Но там нет никого. А лошадь – она ничего не увидит, она слепая.
– Откуда ты знаешь?..Лодка! – радостно воскликнула она.
И побежала к реке, где на отмели стояла рыбацкая посудина.
– Как здорово, Тонка, смотри! – она села на её край, подняв сарафан выше колен и болтая ногами в воде.
– Здорово, – ещё раз произнесла она, – иди сюда.
И протянула ему руку, привстав. Он подал ей свою, когда она вскрикнула :
– Ой!
– Что случилось, Милка?! Что с тобой?
– Нет, ничего, – морщась ответила она, – это всё колено моё. Я ведь в детстве занималась гимнастикой.
Одной рукой она держалась за ногу, а другую оставила у Антона :
– Это связки. Они часто меня подводят… Это сейчас пройдёт. Не бойся, глупый!
Она стала выпрямляться, прогнувшись в талии. И, наконец, поднялась, выдохнув :
– Уф, всё! Всё уже нормально, Тонка. Всё хорошо. Пошли загорать!
Они стояли друг против друга и медленно раздевались: сарафан мягко спал с её плеч и лёг у ног. Она стояла перед ним в таком же, как и сарафан, голубом купальнике. И тесёмки уходили из-под подмышек за шею и скрывались в густых волосах, струившихся по плечам. Он снял джинсы и рубашку, не отрывая от неё взгляда.
Её рот был приоткрыт, она тоже смотрела на него не отрываясь.
– Давай загорать! – решительно произнесла она и легла на расстеленное полотенце.
По небу плыли облака: воздушные, невесомые и прозрачные, как летняя паутина. Они струились тончайшими нитями, не закрывая солнца, а переливаясь в его лучах. От реки исходил приятный холодок, от травы – пьянящий запах. На стремнине вода бурлила и шумела. На противоположном берегу лошадь опустилась на колени… и завалилась на сено, заржав. По руке медленно ползла божья коровка, розовая в желтых пятнах, со сложенными крыльями. Он поднял руку – она взобралась на самый верх и, подумав, улетела.
Антон посмотрел на свою руку, перевёл взгляд на Милку и пальцем коснулся её кожи. Она вздрогнула, но не подняла головы. Он погладил её – от прикосновения причёска её рассыпалась, и некоторые пряди скользнули подмышки, обнажив корни волос и узелок купальника.
– Милка, – позвал он, – Милка…
– Что, Тонка? – также тихо ответила она.
– Пошли, искупаемся, – он коснулся губами её плеча.
– Жарко… Пошли.
Встала и пошла, не оглядываясь, прошептав перед собой: « Ты мне нравишься «… Слышал ли он это?
Подойдя к воде, она смело зашла по щиколотку и повернулась :
– Что же ты?
Антон потрогал ногой воду и поёжился.
– Какой же ты трусишка! – рассмеялась она. – Иди же!
И плеснула на него водой.
– Что ты делаешь, Милка?!
– Ну, иди же сюда!
– Ты мне лучше не мешай, хорошо? Я – сам.
– Ладно. Только ты побыстрее, а то я замёрзну.
Набравшись смелости, подняв плечи, он зашагал вперёд, надувая щеки.
Течением их гнало навстречу, они сталкивались, находили руки друг друга – и кружились, кружились, кружились в этом водовороте.
Потом она сидела на корме лодки, а он легко раскачивал её. И волны уходили по реке вдаль. А она задумчиво бросала камешки, глядя на расходящиеся круги.
Выбравшись на берег, она легла на полотенце животом. С капельками на ресницах, он присел возле и погладил её волосы, шепча :
– Милка, Милка…
Она молчала.
Он целовал её спину, волосы, руки; она ёжилась, притихнув, затаившись, боясь пошевелиться.
Рука Антона коснулась узелка на её шее – и потянув за конец шнурка, он распустил тесёмки купальника.
Она подняла голову :
– Зачем, Тонка?
– Зачем ты его развязал?
– Ах, этот узелок, – он улыбнулся, – у тебя останется белая полоска – ты будешь некрасивой…
– Тонка, – только и сказала она, прикусив губу, но не отвернулась.
– Милка, можно я тебя поцелую?
– Нет, нельзя.
– Почему?
– Нельзя. И всё.
Она потянулась ртом к нему – их губы слились, руки сплелись. Он приподнял её – и она легла к нему на грудь.
Она повела плечами и вжалась в него.
Затем отстранилась и, закрывшись руками, вновь легла на полотенце.
Антон взял её за плечи и перевернул на спину. От неожиданности и от стеснения она приподнялась и, обвив его шею руками, уткнулась носом ему в грудь.
Он отстранил её – губы у неё были приоткрыты :
– Эта лошадь …всё время подсматривает за нами, – прошептала она, – вот и сейчас смотрит!.
– Пускай смотрит! Я же говорил, она – слепая!
– Мне стыдно…
– Я видел, как старый литовец выводил её… А один раз, когда бросил и ушёл, она заржала и замотала головой, не зная, куда идти.
– Мне кажется, что ты врёшь…
Они сидели на коленях друг перед другом, и она смотрела на него из-за волос своих, как из-за ширмы. Её груди раздвигали этот поток, и он касался губами этих розовых глаз её тела… и немел. А она гладила его волосы и шептала :
– То- о- нка…
И текла вокруг них вода Леты, вода Времени, вода Лета. Они стояли под этим потоком и замирали под его холодными струями.
«… – Д о т е х п о р, п о к а л ю д и б у д у т л ю б и т ь д р у г д р у г а… к л я н у с ь т е б е …»
Он сказал это или показалось, что сказал?
– А знаешь, Тонка, всего две недели назад я целовалась с другим…
– !?
– Я ведь не знала, что встречу тебя …Тебя не было на этой земле! Понимаешь!? Даже в моих мыслях. Ты – как воробей, свалился на голову…
– Кто он?
– Его зовут Мишка. Он хороший. Мы познакомились в Минске в Доме Кино. Ходили компанией на « Сталкера». Он пошёл провожать меня… Сто лет до этого его знала, а тут почему-то поцеловались.