Анатолий Алексеевич Гусев
Меч Аркаима
Глава первая
Чечня. Середина октября 1999 г.
Наши федеральные силы начали наступление с севера с намереньем форсировать Терек. Разумеется, основной целью было уничтожение банд на всей территории Чечни, вплоть до города Грозного.
Федералы напирали. Бандитские формирования не выдерживали натиска, отступали.
Через два дня они достигли северного берега Терека, где и попытались закрепиться. Но закрепиться не удалось.
Федеральные части выбили боевиков из станицы, и через поле погнали их к зелёно-жёлтой, длинной рощи, тянувшейся по берегу реки, утюжа вертолётами. Боевики добрались до неё и там окопались. Из «зелёнки» их надо было выкуривать уже пехоте. Вертолёты достреляли боезапас по кустам, развернулись и улетели на север, в тыл.
Федералы, на этом участке – десантники, со стрельбой, вжимаясь во все неровности местности, прыгая через оросительные канавы, с матерной руганью, короткими перебежками двинулись к «зелёнке».
Петька Иванов, старший сержант ВДВ сверхсрочник, парень роста чуть ниже метра восьмидесяти, тёмно-русый, усатый прыгнул в воронку от ракеты, чтобы отдышатся, и перевести дух. Он прислонился спиной к краю и подумал: «Покурить, что ли?». Но решил, что идти в атаку с сигареткой в зубах – это пижонство, а, во-вторых, умирать (не дай Бог, конечно) с ней как-то не эстетично. Он повернулся, высунулся из воронки, стреляя по «зелёнки», где в тени деревьев маячили силуэты боевиков. В живот что-то упёрлось, мешая плотно вжаться в землю. Он поворочался, животом уминая землю, удобнее устраиваясь, не прекращая при этом стрелять. Но удобнее не становилось, что-то по-прежнему мешало ему. Пётр выругался, прекратил стрелять и опустился в воронку, чтобы устранить то, что ему мешало. Из земли торчал фрагмент какого-то, похоже, что обработанного диска из желтоватого камня. Это заинтересовало Петра. Он достал нож и стал откапывать диск, совершенно забыв про бой. Наконец, он вытащил камень целиком, стряхнул с него землю. В руках у него оказался каменный диск с ободком и отверстием посередине, в виде колеса. С двух сторон на нём просматривались какие-то не чётко, как казалось от забившей их земли, прорисованные знаки, похожие на крючковатые буквы. Подумал: «Камушек-то, видно давно в земле валяется. Явно древняя штуковина». Вспомнилось о друге в далёкой, и как-то теперь уже не реальной Москве: «Вот Афонька обрадуется. А то пишет: ты будешь воевать в Древней Хазарии, хорошо бы ты мне древних черепков привёз бы. Вот мне больше делать не чего, как в земле копаться. Тут свой бы черепок привезти в целости. Как будто мы на прогулке. Ходим тут – тросточкой одуванчики сбиваем. Здесь война, милый, со всеми её прелестями». Но диск, всё же решил взять с собой.
– Ранен? – сверху раздался тревожный голос Андрея, сослуживца Петра.
Тот замотал головой, отрицая:
– Нет. Иди сюда. Смотри, что нашёл.
– Прохлаждаешься, – недовольно пробурчал Андрей, но в воронку сполз.
Взял в руки диск, повертел, спросил с иронией:
– И что ты с ним делать собираешься?
– В Москву отошлю. Другу. Он у меня историк. Считай, что я навеки вписан в анналы истории, как первооткрыватель этой штуки.
– Ну-ну. Историк. Пойдём лучше постреляем, дезертир.
– Чем это лучше? – удивился Пётр.
– Пошли, пошли, – сказал Андрей.
И, выпрыгнув из воронки, побежал, стреляя, вперёд, к «зелёнке».
Пётр вздохнул, запихнул диск под куртку и тельняшку в штаны, подтянул брючным ремнём, и, то же выскочил из своего укрытия, дал очередь из автомата, помчался зигзагами чуть левее в том же направлении, что и Андрей.
Диск мешал бежать, всё норовил выскочить, отвлекал от боя. Его постоянно требовалось поправлять. Но Пётр упорно не хотел с ним расставаться. О том, что он может расстаться не только с диском, но и с жизнью, как-то в тот момент не думал совсем.
На опушке, у самого края, Петра встретила автоматная очередь. Полосонула снизу-вверх по животу, одна пуля попала в левое плечо. Его откинуло на спину. В горячке показалась, что его кто-то сильно ударил в живот, и от падения отказала рука. Он вскочил на ноги, в сильном возбуждении от боя, пока не понимая, что ранен и послал очередь куда-то туда в кусты, откуда стреляли по нему. Резкая боль пронзила плечо. Он схватился за него, слегка согнулся, поморщился. К нему подлетел Андрей.
– Что? – прокричал он.
– Что-то рука, левая отказала, – пожаловался Пётр.
– Ты в плечо ранен.
– Да, ну на фиг. Ерунда. Царапина.
Пётр сделал круговое движение левой рукой. На куртке выступила кровь.
– Да сядь, ты, мать твою. Не маши граблями, на фиг, не привлекай внимание.
Андрей из левого кармана куртки Петра достал два перевязочных пакета, помог ему забинтовать плечо, и они пошли дальше.
– Точно – царапина? – побеспокоился Андрей.
– Думаю – да, – уверил его Пётр.
За кустами на зелёной траве с вкраплениями опавших жёлтых листьев валялся убитый бандит.
– Смотри, Андрюх, я всё же достал его.
Десантная рота выбивала боевиков из «зелёнки». Там завязывались короткие перестрелки и рукопашные схватки. Бандиты прыгали из рощи с обрыва к реке и метались по берегу, огрызаясь из автоматов. Десантники отвечали тем же.
Пётр с Андреем залегли у обрыва, стреляя по мечущимся у Терека бандитам. Пётр вдруг как-то поскучнел, повернул к Андрею бледное лицо, пожаловался скучным голосом:
– Что-то я как-то устал, на фиг, ото всей этой беготни.
Андрей подполз к нему, заметил, что Петькина повязка на плече набухла от крови. Заметил он и чёрную лужу под животом. Перевернул товарища. На животе у того темнело мокрое пятно. Андрей свистнул, призывая санитара.
Санитар Витька Смирнов подполз, перевернул Петра, задрал куртку и тельняшку. Увидел на них бурые пятна крови. Вытащил каменный диск из-под брючного ремня, откинул его в сторону и стал перевязывать.
– Это что такое? – поинтересовался он, кивнув на диск. – Заражение может быть от этой грязи.
– Это моё, это трогать не надо, – забеспокоился Петька. – Дай сюда.
– Это новый модерновый бронежилет? А чего такой пыльный? Только что со склада? Ещё в смазке?
– Не смешно. Давай сюда
– Спокуха. Сейчас отдам. Не волнуйтесь вы так, больной. Вам вредно, – шутил санитар, перевязывая Петра, надеясь взбодрить раненого, но тот реагировал на шутки слабо.
Витька, закончил перевязывать, взял диск, повертел в руках, заметил свежие царапины, удивлённо свистнул.
– Ого. Похоже, эта штуковина тебе жизнь спасла, братуха. Бронежилет или нет, но функции бронежилета эта штука выполнила. Смотри, Андрюх, вот выщерблина от пули, вот ещё одна. А вот смотри, по бортику в центре скол, а на противоположенной стороне внутри отверстия – царапина. Как думаешь, где пуля?
– Ну? Не тяни, твою мать, Шерлок Холмс ты наш доморощенный.
– В животе у него. Причём попала туда на излёте, – при этих словах Витька осторожно пощупал Петькин живот. – Ну да. Вот она. А иначе у него все кишки были бы наружу.
– Повезло, – сказал Андрей, и они с Витькой уважительно посмотрели на Петра.
А тот, умоляюще, на них.
– На, держи, – сжалился Виктор и протянул ему диск.
Пётр схватил диск двумя руками и прижал к груди.
– Береги камушек, – продолжил Витька, – можешь даже на шею его привязать.
– И в Терек, – сказал Андрей, и они с Витькой заржали.
– Идиоты, – слабо улыбнулся Пётр, – человек при смерти, а они ржут. Им всё хихоньки, да хаханьки. Где мой «почётный эскорт»?
– Сейчас будет, – успокоил санитар.
Бой на берегу Терека затихал. Бандитов добивали.
Завтра федеральные войска перейдут Терек и двинут на Грозный. Но Пётр Иванов узнает об этом уже после. В этот день к вечеру его эвакуировали в тыл, в госпиталь вместе с каменным диском. С ним он, даже теряя сознание, отказался расставаться. Расстался он с ним в госпитале у операционного блока, перед самой операцией. Врач и медсестра пообещали ему, что вернут диск после операции, сразу же, как он придёт в себя. И только тогда Пётр отдал диск, жалобно проводив его глазами.
Пулю из плеча ему вынули без проблем. А вот вторая пуля хотя и не глубоко вошла в тело Петра, ничего не повредив в животе, но туда попала кровь, и в брюшной полости начался перитонит. Врачам пришлось повозиться.
Очнувшись в палате реанимации, после операции, первое, что он сказал: «Где камень?»
Медсестра его утешила:
– Здесь твой камушек, здесь. Мы подумали, вот ты очнёшься после операции и спросишь: «Где мой камень?», а мы его выкинули. И у тебя инфаркт миокарда. Вот такой рубец, – медсестра показала руками, какой рубец, – и ты бы помер и испортил бы нам все показатели. Так что сохранили мы его, тем более он тебе, как говорят, жизнь спас.
Она смотрела на него и улыбалась.
– Какая же ты ласковая, сестричка, и заботливая, – поблагодарил её Петя сквозь пелену нестерпимой боли. – Я так понимаю, в медицине вы все юмористы.
– А как ты думал?
– Обезболивающий, когда уколешь?
– Рано ещё. Я не могу тебе колоть каждые два часа. Терпи, казак, атаманом будешь.
Пётр кивнул и закрыл глаза. Приходилось терпеть.
Днём ему стало казаться, что какая-то тёплая, мягкая, душная, чёрная масса, типа поролона, засасывает его вниз. Он понимал: как только она сомкнётся над ним, он уйдёт из этого мира. Пётр туманным сознанием безразлично подумал: «Ну и пусть». Но тут он услышал, как в окно барабанит осенний дождь. В голове ворочались тяжёлые мысли, что дождь он больше не услышит и не увидит и диск другу Афоне не отдаст. Представилось, что Афоня качает головой и говорит с укоризной и досадой: «Ну, что же ты, Петя.». Стало как-то обидно за всё. Погружаться в эту чёрную массу не захотелось. Захотелось свежего воздуха, дождя, жизни. И чёрная масса стала выталкивать его. Пётр открыл глаза, пощупал рукой, убедился, что он на больничной койке, улыбнулся, повернулся к окну. Сквозь струи дождя в окно светило осеннее солнце, улыбаясь ему в ответ.
Кризис миновал. Пётр стал выздоравливать.
Через два дня его перевели в общую палату. Попутно оказалось, что Пётр бросил курить: в реанимации было нельзя, а в общей палате как-то не потянуло. И он решил: «Не фига ерундой заниматься. Поберегу дыхалку и деньги».
В палате Пётр опять вспомнил о своём камне. Ему его принесли, чтобы он не волновался. Перед этим диск тщательно помыли и, даже, протёрли спиртом для дезинфекции.
– А зачем он тебе? – спросила медсестра.
– Зачем? Чтоб не пропал. А, вообще, друг у меня в Москве. Историк. В аспирантуре учится. Я вот в армию, потом сверхсрочная, а он в МГУ, потом аспирантура.
– Ботаник?
– Нет, историк. Афонька Крыков. Занимается кочевниками южнорусских степей. (А, южнорусские степи все на Украине). Ну и на байдарках ходит, боксом занимался, теперь, правда бросил, некогда ему. Так что друг у меня далеко не ботан.
– Надо же. И зачем же эта штука ему?
– Как зачем? Может там такое понаписано. Историческая сенсация. Может быть, это открытие мирового масштаба. И мы с ним прославимся на весь мир.
– Лежи уж открывальщик. Конечно, прославитесь. И, если хочешь, давай адрес твоего друга, отправлю я твой камушек в Москву. Имя у него какое-то знакомое, – наморщила лоб медсестра.
– Да это отец его по какому-то фильму назвал. Всё говорил: «Афонька Крыков им покажет».
– А… «Россия молодая»? Точно.
– Не знаю, я не смотрел, – отмахнулся Пётр, – а диск, выйду отсюда, сам отправлю. Спасибо за беспокойство, сестрёнка.
Диск он держал под подушкой, когда спал. В остальное время Пётр любовался им, демонстрируя всей палате.
Диск был сделан из какого-то мягкого желто-серого камня. На нём, чем-то острым с двух сторон, аккуратно вырезаны странные буквы, потёртые временем, но более или менее читаемые. Во всём остальном сохранился хорошо, если не считать двух выщерблин от пуль и царапин в центральном отверстии диска.
В палате шли разговоры: настоящие это надписи или это фальшивка, чья-то глупая шутка, кто такие хазары и что они тут делали?
Петька рассказывал всё, что знал. Читал Пушкина про Олега (медсестра принесла из дома томик поэта), который собирался «отомстить неразумным хазарам» (это в палате пользовалось успехом, вызывая детский восторг: «значить, тут наши предки и до нас кого-то мочили»), но знал он всё же катастрофически мало, но больше, чем все остальные, сказалось влияние друга-историка. Хотя он как мог, рассказал о князе Святославе, о том, как он разгромил хазарский каганат, а, попутно, и что такое каганат. Все очень живо представили себе, как княжеские дружины вылетали из степи на хазар, оттуда же, откуда и они на боевиков, как горел хазарский город и как, наверное, хазары отступали к Тереку.
Петру так и представлялось: дружинники в сверкающих серебром доспехах на гнедых конях, а впереди князь в красном плаще на серой в яблоках лошади. И блестят на солнце клинки и бегут к Тереку хазары с искажёнными от страха лицами.
Правда, позже, когда Пётр в письме к своему другу – историку поделился своим восторгом, тот в ответном письме разрушил этот светлый образ великого князя киевского. Он написал, что дружина Святослава процентов на семьдесят состояла из варягов племени русь, а русы – варяги, это те же викинги и им привычней держать в руках весло, а не уздечку. И, даже есть упоминания в различных исторических источниках, что на скандинавском языке князя его варяжская дружина звала Свен, то есть швед. А имя Святослав, это точный перевод на славянский язык имени Олег, что значить – святой человек. Слав – это не слава, как многие думают, а человек (так считает одна его знакомая, тоже историк, очень умная и красивая). Отсюда название славян, дословно – говорящие. Люди, одним словом. Так вот, они шли на ладьях сначала по Двине, из неё перетащили ладьи в Угру. Река Угра впадает в Оку, а Ока, естественно в Волгу, которая тогда называлась Итиль. И Святослав, как великий полководец, зашёл хазарам в тыл. Была битва у стен хазарской столицы. Хазары были разбиты. Вернее, не сами хазары. Сами хазары не воевали. За них это делали иноплеменные наёмники – те же варяги, славяне или ясы с касогами. Причём, что самое интересное, наёмникам платили только за победу. За поражение их наказывали – казнили всех поголовно. После победы у хазарской столицы, Святослав, скорее всего не встречал больше сопротивления. И напал он на город, где найден диск со стороны Терека, подойдя к нему на челнах. Головорезам Святослава, вряд ли кто оказал серьёзное сопротивление. Город был взят, разграблен и разрушен.
Но всего этого Пётр ещё не знал и с блеском в глазах рассказывал, что знал про раннюю историю родной страны. Раненные удивлялись: почему это они раньше так не любили эту науку? Ведь это так интересно.
После выписки, перед отбытием в санаторий на реабилитацию, каменный диск с письменами и письмом о приключениях владельца, месте и обстоятельствах находки был отправлен в Москву, другу Афанасию.
После реабилитации, через месяц, после выписки из госпиталя, Пётр Алексеевич Иванов опять воевал в своей родной роте, добивая в горах остатки бандитских формирований. Всю зиму опять грязь, кровь и, естественно, адреналин. Масса приключений, впечатлений и всяких интересных случаев, как смешных, так и грустных. И самое тяжёлое и горькое, это потеря боевых товарищей.
Отбыл он по месту жительства, то есть в Москву, только после окончания контракта летом следующего года.
Глава вторая
– Муса, Муса, дорогой, – радостно хлопал по плечам своего гостя полевой командир по имени Исбахан. – Как узнал, где мы?
Муса, мужчина лет тридцати пяти – сорока крепкого телосложения, коренастый, среднего роста, круглолицый, с чёрной аккуратно постриженной бородой и такими же усами. Одет он был в камуфляжную форму. На голове красовалась зелёная, видавшая виды, выгоревшая на солнце, панама пограничника. На ногах новенькие чёрные берцы. Он неуклюжим медведем топтался в объятиях полевого командира, чувствовалось, что это сильный и физически и морально, уверенный в себе человек, знающий, чего хочет от жизни и довольно таки умный, явно был смущён таким бурным приёмом.
Исбахан тоже был в камуфляжной форме, зелёной бандане, более худой, чем Муса, жилистый, с менее ухоженными бородой и усами. Взгляд светился умом и хитростью. Он был ровесником Мусы.
Характеры их были разные.
Муса был эмоциональным, горячим кавказским горцем. Хотя он и знал, что хочет от жизни, но эмоции иногда заносили его в сторону. Что бы сдерживать себя и выглядеть хладнокровным и рассудительным, требовались усилия.
Исбахан же напротив, был хладнокровным, начисто лишённым эмоций и где-то даже циничным человеком. Он не верил ни в какую Великую Ичкерию, просто понял, что в мутной воде перестройки можно ловить большую рыбу и набить карманы зелёными американскими купюрами.
– Как откуда узнал? Тётя Фатима сказала? То есть, твоя мама? Мать знает, где её сын.
– Э-э… – взмахнул не довольно рукой Исбахан.
– Она не кому-то там сказала, слушай, она мне сказала.
Говорили они, естественно, по-русски, так как Исбахан был чеченец, а его гость – балкарец и языка друг друга они не знали. Зато друг друга они знали давно. Даже не так. Дружили их деды и их отцы. А вот они, не сказать, что дружили, но были в довольно-таки в приятельских отношениях. Когда-то давно их деды, а потом и отцы, сдружились в Казахстане. И после возвращения из ссылки продолжали общаться: ездили отдыхать, то на Чёрное море, то на Каспийское и в гости ездили по очереди, то в Чечено-Ингушетию, то в Кабардино-Балкарию. Короче, дружили семьями.
После взаимных приветствий, Исбахан пригласил Мусу за стол, где они ели, пили чай, говорили о том, о сём. Наконец настал момент, когда полевой командир понял, что балкарец хочет сказать то, ради чего он приехал. Он вопросительно посмотрел на своего гостя:
– Ну?
– Лучше не здесь. Деревья имеют глаза, а листья уши.
– Мудро, – согласился чеченец, – тогда, пойдём, погуляем.
Они вышли из землянки и направились к скале, которая возвышалась над лагерем. Забраться на неё оказалось легче лёгкого. Это оказалась не скала, а обрыв горного кряжа. Лагерь боевиков, их землянки, располагался в долине под этим обрывом.
– Устраивает? – поинтересовался полевой командир, устраиваясь на камнях.
– Вполне, – согласился с ним Муса.
– Говори.
– В Дагестан ходил? – спросил Муса для затравки разговора.
– Зачем? – удивился Исбахан. – Опоздал я. По официальной версии, конечно.
– А сам и с места не сдвинулся? Хитрый?
– Умный. Я офицер Советской Армии, я тактику-стратегию немного понимаю. Чечне блокаду сделали, как в кольцо зажали. Думаешь, случайно? Сомнительно. Куда пойдёт голодная армия? На прорыв. Думаешь, нас не ждали? А я думаю – ждали. Чечня не смогла бы выжить в кольце блокады. Куда-нибудь всё равно бы рванула.
– Это да. Но идея правильная была, – создать Кавказский Эмират.
– Идея была правильная, только надо было эту идею в прошлом веке ещё Шамилю делать. Когда на лошадях скакали, да шашками махали. Сейчас вертолёты нужны, самолёты, танки. Кто будет этим всем управлять? Эти пастухи баранов, что ли танкисты? – Исбахан показал рукой в низ, на свой лагерь. – Вообще не надо было создавать Кавказский Эмират. Ельцин и так давал нам полную свободу. Надо было брать. Хватило бы нам и одной Великой Ичкерии. И с русскими дружить надо было. Или хотя бы делать вид, что мы их друзья. А что? Нефть есть, заводы есть. Русские на них работали. Что ещё надо? Если бы Дудаев умно подошёл к этому, то все чеченцы бы хорошо жили сейчас. Как в Арабских Эмиратах.
– А русские бы на вас работали, – задумчиво сказал Муса.
– И что? – возмутился чеченец. – Русские всегда на кого-нибудь работают.
– Правильно говоришь. Правильно. Но Дудаев был военным. Ему силу применять привычней. Он думал – отделится от России, нефть есть, арабским шейхом будет. А, как и кому, эту нефть продавать, как перевозить? На баранах что ли? Не подумал. Может он был и хороший «летун», но политик – никакой. Надо было с русскими договариваться. А не вырезать всё русское население. Теперь поздно.
– Правильно говоришь. Теперь поздно, понятное дело.
– Ты что дальше думаешь делать? – Муса испытующе посмотрел на Исбахана.
– Как что? – удивился тот. – Неверных убивать, пока за это деньги платят. Это мой бизнес. У меня ещё есть заводик нефтеперегонный – бензин делаю.
– Наверное – уже нет.
– Нет, есть, до него русские ещё не добрались, но ты прав пора сворачивать. В Москве у меня есть фирма, авторемонтом занимается, на авторынке точки есть – автозапчастями торгую.
– Машины угоняешь на запчасти, – утвердительно сказал Муса.
– Не только на запчасти. Ты что-то, против имеешь?
– Нет, хороший бизнес. Только и здесь без русских обойтись не можем.
– Причём здесь русские? – удивился Исбахан. – Ты что думаешь – мои ребята по улицам там бегают, спрашивают: «Чья это машина? Кто хозяин? Ах, Ахмед, хозяин? Не будем угонять». Нет, какую надо – такую и угоняют. Русский, азербайджанец, армянин владелец – нам какая разница? Хоть чеченец.
– Я говорю, – без России обойтись не можем.
– У кого деньги есть – у того и берём, – безразлично пожал плечами Исбахан. – Были бы у грузин деньги – у них бы брали. Нам всё равно.
– Наберёшь деньги – потом что?
– В Турцию уеду. Возьму своих и уеду. Куплю там гостиницу, где-нибудь в Анталии и опять мне русские будут деньги привозить, – чеченец довольно засмеялся.
– А как же – воины Аллаха? Ваххабизм?
– Какие воины Аллаха? Какой ваххабизм? Думаешь, ваххабизм мне нравится – бороду носи, трусы – не носи. Ты, когда узнал, что ты мусульманин? В классе седьмом? Как и я? Нам тогда всё равно было – кто мусульманин, кто христианин. А теперь не всё равно. Мы против них воюем. У меня в бригаде и хохлы были и прибалты. Когда в бой шли все орали: «Аллах акбар», а нам в ответ: «Христос воскрес». А ведь там и мусульмане были, татары там или кто ещё. Просто мы так разделились. Не могу тебе всё это по-научному объяснить. Я говорю тебе – у меня бизнес. Это всё реклама. Мне люди нужны. Я же не могу им сказать: «Идите в бригаду к дяде Исбахану, ему деньги нужны, чтобы гостиницу в Анталии купить». Кто пойдёт? А так: «Бей неверных». И идут, правда, от денег не отказываются. И идейные то же есть, но мало. Сумасшедших везде хватает. Хотя многим просто воевать нравится. В крови это у чеченцев. Хотя и не у всех. Вот мой племянник Алим – ему ничего не надо. Его отец водил туристов по горам. Не будь этой заварухи и Алим бы туристов водил.
– Это всё лирика, – поморщился Муса. – Как деньги за границу переправишь?
– Есть каналы.
– Это хорошо, конечно, что есть каналы, а фанатизма нет, но плохо, с другой стороны, – задумчиво сказал балкарец, – а вот если бы была уверенность в победе. Когда в бой бы шли то знали бы, что точно победим. Хорошо бы было?
– Конечно. Кто уверен в победе, тот и побеждает, – согласился полевой командир.
– А будут победы, американцы бы нам и вертолёты, и танки бы подбросили, инструкторы бы появились, чтобы твоих пастухов научить воевать.
– Американцы – не знаю? Наверное, кто-то бы появился. Главное – деньги бы появились. К чему ты это говоришь?
– Есть мысль.
– Говори.
– Издалека начну.
– От Адама и Евы?
– Нет ближе. Слушай, не перебивай. Для начала, я хочу рассказать тебе про свой народ. Ты, знаешь, что я – балкарец. А, мы – балкарцы – потомки Великих Булгар.
– Э… Какое мне дело, чьи вы потомки? Ты ещё в детстве с этим носился: «Великие Булгары. Великие Булгары.»
– Имей терпение. Слушай. Чтобы всё было понятно. Мои предки – булгары владели всей этой землёй. От предгорий Кавказа на юге, до Дона на севере, от Каспия на востоке, до Азовского и Чёрного моря на западе. И, даже, ходили на Константинополь, который сейчас называется Стамбул. Было у нас воинское счастье до хана Кубрата. Его сыновья не сумели, договорится между собой и, Великая Булгария распалась. Младший сын Кубрата – хан Аспарух увёл свою орду за Дунай. Теперь эта страна называется Болгарией. Они потеряли свой язык, но сохранили родовое название. Средний сын Кубрата – хан Котраг увёл своих людей на Дон, а его потомки ушли дальше, на Каму и там основали Волжскую Булгарию. Они сохранили свой язык, но получили от русских кличку – казанские татары. И только старший сын Кубрата – хан Батбай остался на родине. Оставшиеся отбивались от врагов, и все погибли, только самые храбрые ушли в горы. Вот от этих булгар произошли мы – балкарцы.
– И зачем ты мне это говоришь? – удивился Исбахан.– Зачем мне эта лекция по истории? Ты ещё в детстве мне этим надоел.
– Слушай дальше, – гнул свою линию балкарец. – Есть тайна, о которой знают только в моём роду. Я не горский князь, я уздень, дворянин по-русски. Эта тайна передаётся из рода в род, от отца к сыну. Когда-то очень и очень давно в предгорьях Урала был город Солнца. И туда с неба упал Всепобеждающий Меч Великого Солнца. И кто ему поклонится, тот не узнает поражений от врагов двенадцать лет. Этот меч существует.
– Ты шутишь? – заржал полевой командир, – Какой меч? Какой Урал? Там каждый камешек, каждый кустик известен.
– Нет. Всё не так. Были гунны, которые поклонялись Мечу. И они ходили воевать в Италию и Францию, но потом перестали поклоняться – и были разбиты. Потом были другие люди, и они не знали поражений, пока поклонялись Мечу. Но как только они забывали про Меч, они тут же бывали разбиты. Наконец, Меч попал к уграм и они его перенесли из предгорий в горы Урала. И там он находится до сих пор. Мои предки – булгары дружили с уграми и знали, где находится Меч. Были специальные посланники, что-то типа жрецов, которые ездили поклоняться Мечу. Мой род ведёт своё начало от одного из этих посланников. И у нас из поколения в поколение передаются знание обрядов, которые надо совершить перед Мечом и дорогу к нему. Это Северный Урал, а там не так много народу живёт. Северный Кавказ гораздо многолюдней.
– Ну, если так, то это хорошая мысль. И ты считаешь, что этот меч есть в натуре? Или это красивая легенда? Надо твои слова записать и послать туда, – Исбахан показал пальцем куда-то в небо. – Там люди умные – пускай думают: как всё это раскрутить. Например, можно сказать, что это меч Аллаха или его пророка.
– Да. Записывать и отправлять туда пока ничего не надо. Повторяю – меч есть. Должен быть. И мы создадим Кавказский Эмират. От моря до моря. Мы, горцы, имеем на это право. Мы все потомки или булгар, или хазар, или половцев, которые владели не только горами, но и степью перед горами. Но, чтобы создать Эмират – нужна победа. Что бы все мусульмане Кавказа поверили в успех. Для этой цели что надо? Поднять боевой дух. Вот здесь и нужен Меч, который приносит победу. Заставить мусульман Кавказа поверить в победу. Поднимем Чечню, Ингушетию, Балкарию и других. И всё у нас будет.
Полевой командир задумчиво посмотрел на Мусу. Тот раскраснелся, размахался руками и говорил так убеждённо, что Исбахан был готов ему поверить.
«Что он всё-таки хочет? – думал полевой командир. – Не Кавказский же эмират, в самом деле. Это утопия. Как можно сделать эмират, если прямо посередине Кавказского хребта, живут православные осетины. А они от Москвы ни за что не окажутся. Никакой меч не поможет. Надо сидеть тихо и не высовываться, и воевать, пока платят и пока есть возможность, зарабатывать на этом деньги. С другой стороны, если меч позволит продлить войну, значить и оплата продлиться».
Он воевал спустя рукава. Пока платят – воевал. Нападал в основном на колонны автомашин с продовольствием, с оружием. Лучше – с продовольствием. Продать его в голодной Чечне – милое дело. Да и в России проблем не будет на любом продуктовом рынке, любого города России. С оружием – хуже, возни много, зато, правда, прибыльней. Оружие, слава Аллаху, требуется не только в Чечне, но и в остальной России тоже. Свои нападения на автоколонны он снимал двумя – тремя видеокамерами с разных точек. Потом монтировал. Для этой цели ноутбук приобрёл. Деньги большие, но он того стоил. А погоны покупал где-нибудь в Москве, в военторге. Старил их искусственно: замачивал в воде, валял в грязи, высушивал на солнце. И высылал своим работодателям. Прокатывало. Доллары высылали регулярно. Правда, фальшивые. Но ничего. Он умел превращать фальшивые доллары в настоящие. Своим бойцам платил настоящими, не обижал. Все были довольны. Даже этот Хусейн из Йемена, что приезжал к нему повоевать на каникулы. Ну и денежку, естественно, заработать. И он его не обижал, платил, как положено. И тот довольный уезжал в Москву, в МГУ, учится на журналиста. Он даже на зимние каникулы приезжал. Приезжали и другие из Западной Украины, Прибалтики, но всех этих националистов и русофобов он не любил и отсылал к другим более фанатичным, а, значить, более безголовым полевым командирам. Для него война была средством наживы, а на российских солдат он смотрел как на источник своего дохода, не более, что-то типа баранов. Цинично? Да. Исбахан был хорошим бизнесменом.
– Мне всё – не надо. Много будет, – вяло сказал чеченец. – Что сам хочешь? Что мне предложишь? Говори.
– Ты будешь – глава всех вооружённых сил Кавказа. Я хочу быть эмиром всего Кавказа.
– Аппетит хороший у тебя, – усмехнулся полевой командир.
– Не жалуюсь, – отбил Муса, улыбаясь, и более миролюбиво продолжил. – Не обижайся, пожалуйста. Ты хороший командир, но что ты понимаешь в политики? Ну, завоюем мы Кавказ, а дальше что?
– А дальше видно будет. Может быть, под давлением Запада Кавказ сможем от России отделить. Под Запад русские прогибаются, даже мне противно. Как нас тогда из Германии, из тёплых казарм, в чистое поле под Псков, осенью… Обидно. Самые большие враги русских – сами русские. Россию победить невозможно. Не кому. Разве, что только Китай? Но у него армия, как и всё остальное – китайская.
– А американцы?
– Какие из американцев вояки? – презрительно сплюнул Исбахан. – Своей тени боятся. Разве что турки под свою руку всех мусульман-суннитов объединят? Ладно, это всё мечты, лирика, как ты говоришь. К делу. Надо будет этот обряд на видеокамеру записать, а ещё лучше – меч сюда привести.
– Это как получится.
– Что нет меча?
– Есть. Но есть и различные трудности, в частности с перевозом.
– Тогда надо, чтобы получилось. Как хочешь действовать?
– Пойти на Урал, добыть Меч. Мне нужен твой родственник, любой. Для обряда.
– Зарежешь?
– Шутишь?
– Зачем?
– Нет, никто никого резать не будет. У Меча победу должен просить или сам полководец, или его родственник. Лучше всего сын сестры.
– Во, как раз я его и хотел с тобой послать, своего племянника Алима, толку от него здесь всё равно никакого. Я про него тебе уже говорил. Да мать его, мою сестру, ты знаешь. Пускай, лучше меч поищет. Хоть какая-то польза. Только как ты найдёшь этот меч? Неужели за тысячу лет ничего не поменялось?
