Анатолий Агарков
Растяпа. Во всем виноваты шахматы

По-моему, неплохой подход к риску – не хуже других. Впрочем, может быть, и наврал пескоструйщик с моего участка.

И кстати, об игромании…

Не похожи ли мои ночные бдения на азарт игрока? Тут как-то однокашник Михаил Андреев поинтересовался – когда же, наконец, литературные изыски мои начнут приносить реальный доход? Я ответил:

– Не знаю. Может быть, никогда. Может, неверный я выбрал жанр…

– А какой литературный жанр сейчас наиболее доходен – фантастика? детективы? женские любовные романы?

И знаете, что я ему ответил?

– Долговые расписки, Михаил Иванович – самый доходный литературный жанр.

Но жизнь продолжается, и мы не станем рядиться в траур, вопить и падать без чувств – она слишком коротка для такой фигни. Как тут не вспомнить другого, более известного Пастернака, и его перевод знаменитой трагедии: «Гораций, много в мире есть такого, что вашей философии не снилось».

Я к чему это говорю? Ведите добродетельную жизнь, играйте в шахматы и не посещайте казино, а все дерьмо исчезнет само собой. Ведь именно это имел в виду герой Шекспира принц датский, говоря своему другу, вышеупомянутую фразу.

А вы в это верите? Или скажите – так жить пресно. Надо добавить жару, чтобы руки потели. И кто мешает? Играйте с азартом! В шахматы – это тебе не на рояле: там надо ноты знать. А за шахматной доской ты – Бог и царь, и полководец… Пришла в голову мысль – делай ход и ничего не бойся: иные ошибки ведут к победам.

Признаться, нам в Увельском шахматном клубе чуточку не хватило времени… всего чуть-чуть. Я видел азарт игроков и блеск игры. Оригинальные решения тех, кто на них в принципе был не способен. Главное – стимул появился, а внутренние резервы каждого человека (в данном случае игрока) неисчерпаемы…

Нам только чуточку не хватило… немного времени и парочку добрых турниров, чтобы слава об участниках Увельского шахматного клуба пошла по земле Уральской и затмила Бобровских чемпионов.

Я люблю шахматы. И очень хотел, чтобы в Увелке имел место быть настоящий шахматный клуб, клепающий мастеров и гроссмейстеров. И дело мне не казалось слишком уж сложным – экономический стимул для азартной игры я нашел: он безупречный и справедливый. И идеи подобные постоянно приходят в голову.

К примеру, на День Физкультурника в Увельском районе уговорил Маненкова дать сеанс одновременной игры со всеми желающими на десяти досках. Сам же пошел к нему в секунданты – зазывал азартных и едва успевал фигуры расставлять, а Сергей мочил всех, кто ни подходил испытать счастья на клеточном поле.

Я уже всерьез задумывался над карьерой продюсера Увельского шахматного клуба, но нам (ему – клубу) немного не хватило времени. Мы могли бы играть на (за?) деньги с другими подобными формированиями. Могло бы и получиться – здесь предсказывать нельзя. Могли бы ездить и гастролировать. Могли бы всему миру предложить с нами играть – через Интернет, конечно. Многое могли, но мало, что сумели.

И если бы какой-нибудь сукин сын из газеты (имею ввиду – корреспондент) интервьюируя меня как продюсера шахматного клуба, спросил: «Что вы вложили в это дело?» Я бы ответил: «Самого себя». И это не хвастовство, а внутренняя уверенность. В любом случае в шахматах я разбираюсь, в людях, слава Богу, тоже. С сильными мира сего говорю без робости. Так кому же как не мне быть продюсером Увельского шахматного клуба?

Вся беда в том, что клуба у нас никого нет.

2

Стадион «Олимпийский» в поселке Увельский – это не только место массовых состязаний и индивидуальных тренировок, но еще очень зеленый, чистый и порой уединенный уголок, где можно услышать ход собственных мыслей в голове. А иногда здесь можно встретить старых товарищей по спортивной команде с выражением тоски на лицах.

На этот раз увидел сияющего Маненкова.

– О, Егорыч! – воскликнул он. – На ловца и зверь бежит. А я спрашивал у Шушукова – может, знает твой телефон. Ты, говорят, магазин в Южноуральске открыл? Настоящим бизнесменом стал. Поздравляю!

Я совсем не обиделся на его слова, увидев с каким уважением он это говорил.

– Зачем тебе мой телефон?

– Глава поселка поручил мне собрать команду шахматистов на Хуторскую спартакиаду. Нужны два мужика и женщина. Лена, понятно, вне конкуренции. А вот кто из вас двоих – ты или Афанасьич – надо решить.

– Это ничего, что я еще действующий чемпион района?

– Когда это было! Столько воды утекло. Ну, так что?

– А какие тебе в голову мысли приходят?

– Да мне-то без разницы: вы – равносильные. Можете жребий бросить.

Так просто.

– А Виктор Афанасьевич судить не собирается?

– Играть, говорит, больше хочется.

– Ну, тогда лучше нам сыграть, чтобы выяснить, кто сильнее.

– Тогда сиди и жди – он обещал сегодня прийти. Или… хочешь, пойдем сыграем?

– Пойдем, но учти – шахматист ты сильный, но корчить из себя крутого тебе не стоит: больше на смех нарываешься.

– Ты че обиделся?

– Ничуть. Тебя хочу разозлить, чтобы вывести из равновесия и обыграть.

Мы взяли шахматы в спортивном зале и сели играть на скамейке трибуны болельщиков возле футбольного поля. Я знал – если поймаю кураж, то могу Маненкова наказать, потому не зажимался: играл раскованно и рискованно. Пока неплохо получалось…

Вдруг Сергей вскинул голову и на кого-то посмотрел за моей спиной. Я обернулся и увидел Виктора Афанасьевича. Это был он, Проскуряков – мой соперник за место в команде на спартакиаду. Он шел по тартановой дорожке, эллипсом окаймлявшей футбольное поле. Еще издали высоко поднял руку, приветствуя нас.

– Салют, шахматистам!

Мы лишь кивнули в ответ и вновь углубились в игру.

Когда Афанасьич подошел, поздоровался рукопожатием и присел, разглядывая расположение фигур на доске, Маненков встал.

– Ладно, Егорыч, перед ответственным поединком не буду тебя утомлять и обижать – предлагаю ничью, – и пересел, уступая место возле доски моему сопернику.

Я не стал возражать, хотя имел некоторое игровое преимущество.

Мы вновь расставили фигуры, и в этот момент Сергей объявил:

– Четыре партии по полчаса. Если по итогам будет ничья, тогда блиц до преимущества в три очка.

Уже в игре с Маненковым чувствовал себя раскованно. Впрочем, это еще не говорит о том, что пришел кураж – но он где-то был на подходе.

Виктор Афанасьевич человек интеллектуальный – с ним можно играть и говорить о высоких материях. Вот прямо сейчас он нам рассказал то ли байку, а то ли анекдот, как освистанный зрителями актер прервал свою роль и со сцены заявил: «Эй, а я-то здесь причем? Я что ли написал эту хренотень? Все претензии Шекспиру»

Я слушал, улыбался и играл, тесня черные фигуры Проскурякова.

Маненков сидел рядом и активно переживал, но не за кого-то из нас, а за игру – он всегда был на стороне побеждающего.

– Сергей, ты никогда не улыбаешься? – спросил Виктор Афанасьевич.

– Улыбаюсь, если слышу или вижу что-нибудь смешное. Вот сейчас, например… скажи, Егорыч, дедушке Вите: «Ну все, ты – мой, засранец седой».

– Я таких слов не знаю, Сергей Олегович, – посетовал я, объявляя противнику «шах».

Лидер наш не унимался:

– Тогда ты, Афанасьич, скажи: «Чего ты, мать твою, к моему королю прикопался?»

– Не дождетесь, сударь, – ответил Проскуряков. – Я буду проявлять полное равнодушие и сведу партию на ничью.

– Это вряд ли, – усомнился я, усиливая натиск.

– Вот гавнюк, – сказал Маненков.

– Это ты о ком? – поинтересовался мой противник.

– Я про белого коня, который забрался в твои тылы и ничем его оттуда не выдавишь. Сливай воду, Афанасьич – белыми отыграешься.

Проскуряков внял совету, и мы затеяли вторую партию. Он начал как-то по-новому, и я ответил, не понимая, куда это меня заведет – но ситуация уже сложилась на шахматном поле, и надо было играть. Меня понесло – я забыл скромность, играя черными. Похоже такого прессинга в самом начале партии Виктор Афанасьевич не ожидал. Взгляд его стал подозрительным. Возможно, ему следовало подумать. Но я делал стремительные ходы, и ему хотелось соответствовать: Проскурякову самолюбие не позволяло тянуть время. Вторую партию он тоже слил.

Начали третью игру. На этот раз седой ветеран заставил-таки себя остановиться и принялся подолгу размышлять над каждым ходом.

– Вы сейчас что играете? – спросил я его по поводу шахматной классики.

Но ответил мне Маненков:

– Мы сейчас притворяемся, что играем. Похоже, Афанасьич седня не в духе. Ты не расстраивайся – будешь судить и нам подсуживать.

– М-да, – Проскуряков широко улыбнулся. – Похоже, что так. Как давно мы с тобой не играли, Анатолий – я забыл твою манеру игры. Великолепно сыграно. Нет, правда, ты так искусно меня обставил… Я восхищен.

– Это вас блицы подкосили. Там ведь думать не надо – как в онанизме: кто быстрее стрелку опустит…

– Эй, вы че разболтались? – встревожился Маненков. – Играть-то будете?

– Предлагаю ничью, – предложил я.

– Какая ничья? – удивился Сергей. – Тут еще далеко не все ясно.

– Но я все равно не проиграю.

– А встречу выиграешь?

– А встречу практически выиграл и поеду в Хуторку вторым номером.

Виктор Афанасьевич протянул мне руку для пожатия, соглашаясь.

Ну, а потом снова блицорный клинч – их невозможно было остановить: не из-за меня же одного Серега пришел сегодня на стадион. Хотя, конечно, в пятиминутной игре столько эмоций, авантюризма, милитаризма… да пусть даже романтизма, если угодно.

Но мне, похоже, пора домой. Я встал.

– Уже уходишь, да? – спросил Маненков, не переставая тарабанить по часам и фигурами по доске.

– Хотел спросить – когда едем?

– В субботу – автобус с командой в восемь часов отправляется от Администрации поселка.

Когда в субботу пришел в указанное место, там было полно народу – вся команда спортсменов Увельского сельского поселения в сборе. Оптимисты уже подсчитывали количество призовых мест. Пессимисты гадали – не уступим ли мы в этот раз общекомандного первого места? Потом подошел большой автобус. Все уселись, и покатили мы в Хуторку. Несмолкаемый треп пассажиров свидетельствовал о прекрасном настроении сборной поселка Увельского.

Автобус припарковался на шоссе, не доезжая села. По команде встречающего отправились через поле к лесной поляне, где стоял флагшток и было намечено общее построение для открытия спартакиады. Никто не догадался скосить траву или хотя бы расчистить дорогу бульдозером. Бредя по высокой и росной растительности все парни промокли по самые… ну, а девушки по пояс.

Когда спортсмены выстроились в колонны, Глава Хуторской территории дал команду «Смирно!» и отправился, печатая шаг, докладывать Главе района, что толпа для… простите… участники соревнований построены на открытие спартакиады. Тот произнес приветственную речь – всех поздравил и приказал: «Флаг соревнований поднять!» Завершая открытие спартакиады, её участники колоннами прошлись по периметру поляны.

Я гляжу: к спартакиаде в Хуторке немало построили новых спортивных объектов – футбольное поле, волейбольное, городошный корт… Возможно, все это пригодится в последствии местной молодежи – возможно, и нет. Вот что точно не пригодится, так это два новых дощатых туалета, воздвигнутых в разных концах широкого поля. Ну да, в селе ничего не пропадает зазря – в понедельник растащат на доски санитарные помещения общего пользования местные обитатели.

Вот чего не хватает спартакиаде, так это рекламы – кроме спортсменов и чиновников свиты Главы района никаких зрителей. Спорт ради спорта? Мероприятие ради галочки? Неужто во всей Администрации не нашлось ни одного деловара, умеющего подать и продать любое событие, как это делается в развитых странах?

Шахматные соревнования должны были состояться в столовой хуторской школы. Там уже были расставлены столы, доски, фигуры и шахматные часы. За свободным и крайним в углу восседал Проскуряков, принимая заявки от прибывающих команд. Мы с Маненковым толпились подле, рассматривая и обсуждая вновь прибывающих.

Перебрасывались репликами. Сергей заскулил по поводу того, что прошлый раз в Кичигино деньги, предназначенные спортсменам, на руки не выдали, а набрали водки с закуской и устроили массовую пьянку, отмечая общекомандное первое место. Неужто так будет и ныне? Я плечами пожал:

– Подойди и скажи Увельскому Главе, что ты непьющий.

Сам между тем наблюдал за вновь вошедшей командой – впереди двух здоровенных мужиков шла симпатичная девушка в мини-юбке. Мисс спартакиада – иначе не скажешь.

– Посмотри, Серега: вон та красотка – не чемпионка челябинская? Помнишь, весной в Миасском… которую затрахали до синяков.

Где? – Маненков повернул голову резко – до легкого хруста в позвонках шейных. – Нет… да ты че? Та блондинкой была.

– Какая разница? Они же красятся. Я на ножки смотрю.

– А по ногам-то как можно баб различать?

– Да очень просто! Бывают стройные, привлекательные… А бывают кривые, худые, толстые и волосатые… К таким даже взглядом прикоснуться тошно, не то что рукой.

– Успокойся, Анатолий – это не та красотка.

Но я продолжал смотреть на неё и вдруг задумался над такой мыслью – что чувствует женщина в постели с мужчиной, с которым она никогда и не думала там очутиться? Пока не возникло ощущение – будто спортивный костюм мне жмет…

Команда оказалась из Красноселки.

На этом, можно сказать, первый день соревнований и закончился. Потому как соперничество по шахматам, по большому счету, шло между мной и Маненковым. Играть нам друг с другом не придется: мы ведь из одной команды. Вопрос стоял – кто больше наберет очков: я – еще действующий чемпион или Маненков – нынешний некоронованный лидер. И весь день мы с ним наперегонки мочили всех, кого к нам подсаживал жребий.

Первый день никому не дал перевеса. По сложившейся традиции сыграли три партии – две до обеда и одну после. Мы с Серегой все выиграли. Что будет завтра?

На другой день первый же мой соперник, Ногинов В. Е. из Песчанки, пришел с бодуна и уже поддатый. Из нутра его несло перегаром, а рот выдавал свежий сивушный запах. Увидев меня, он обрадовался:

– Анатолий, какая встреча! А ну их нах… эти шахматы, пойдем выпьем. Я угощаю. Проставишься, когда сможешь. Как звучит?

– Ты серьезно? Может, сыграем для начала?

– Я уступаю тебе без боя – ты же ведь чемпион.

Закончив трепаться, Ногинов сделал ход. Руки у него подрагивали. Под ногтями чернел перегной. Можно подумать – пришел из сада, где полол сорняки руками. Или у них так принято: руки не мыть от бани до бани – жителей Песчанки, «пескарей»?

Мы играли, конечно, и прежде. И общались достаточно часто. Сегодня он разговаривал иначе, чем всегда. Не уговорив меня выпить, Владимир Егорович сменил настрой – сказал, что надерет мне задницу; что я хоть и чемпион, но он еще «о-хо-хо»…

Мне не хотелось с ним общаться – я просто играл, и партия шла к моей победе.

Почувствовав это, Ногинов еще раз предложил выпить. Я промолчал, и тогда пошел откровенный наезд со стороны недоперепившего «пескаря».

– Ты что, даже разговаривать со мною гребуешь? (гребуешь – брезгуешь, местный говор).

Я молчал. Вокруг нашего стола уже собралась толпа зевак.

– Может, ты и чемпион, но мужик дерьмовый, – наверное для слушателей заявил мой соперник.

Это уже было оскорблением и действием против правил игры.

– Судья! – окликнул я. – Тут партнер меня оскорбляет.

Подошел Проскуряков:

– В чем дело?

Ногинов склонил голову к шахматной доске.

– Мы играем… – сказал мой соперник и сделал ход.

Я ответил, не думая, и тут же услышал за спиной чей-то шепот:

– Боже мой, сейчас будет мат.

Оглянулся – глаза красносельской красотки, так вчера поразившей меня, полны были ужаса. Видать, за меня болеет, а я… Что же я натворил на доске? Вернул взор шахматной партии. Присмотрелся – точно, последним ходом я перекрыл единственную свободную клетку отхода королю… И сейчас, если противник увидит… Действительно, Боже мой! Цена непродуманного хода. Этот пьянчуга Ногинов лишил меня выдержки и осторожности, а с ними – успеха в партии и желанной победы над Маненковым.

Но пьяный «пескарь» смотрел не на доску. Проскуряков уже отошел, а мой противник вновь сверлил меня взглядом и цедил сквозь зубы:

– Предлагаю ничью. А если не согласишься, морду набью.

Это уже полный абсурд!

В сложившейся ситуации лучший выход для меня – отказаться от партии, сославшись на оскорбления противника, свидетелями которым были с десяток человек. А я почему-то сидел и ждал своей участи – сделает Ногинов победный ход или бросится в рукопашную?

Не дождавшись ответа, противник сделал нейтральный ход – матовой ситуации не увидел. Я спас короля, потом партию, и…

Ногинов, остановив часы, тяжело поднялся – человек он грузный – сказал, уходя:

– Я жду тебя в школьном дворе, чемпион.

Говорят, «пескари», когда крепко напьются, жестоко дерутся – топорами, цепями, кольями… Какое оружие предпочитает Ногинов? Наверное, кулаками – они у него не от грязи пудовые.

Я поднялся, помахал Афанасьевичу:

– Сделано. Запиши мне очко.

Повернулся к выходу. Мисс спартакиады коснулась моей руки:

– Не ходите. Не надо связываться с мужиком пьяным.

Я улыбнулся её вниманию:

– Я хоть и трезвый, но тоже мужик.

Ногинов на школьном дворе бил копытом от нетерпения.

– Агарков, сука, я тебя мочить сейчас буду.

– Полегче, а? – предупредил я его, стараясь чтобы голос прозвучал спокойно, но уже понимая, что впутываюсь в историю.

Ногинов поднял свой кулак и для пущей убедительности выставил из него указательный палец.

– Тебе давно надо хайло набить. Ты человеческого языка не понимаешь. И я тебя сейчас по стенке размажу, будешь мне тут яйца крутить, сукин ты сын недоношенный.

Пьяный урод. По глазам вижу – когда выпьет, все человеческое теряет. И при этом здоровенный, черт – его ручищами не в шахматы играть, а сваи на стройке забивать.

– Вот даже как? А все говорят, что шахматы – самый безопасный вид спорта.

– Выходит не так. Ты будешь первым страдальцем…

Я размышлял над ситуацией. Пьяный разобиженный «пескарь» ждет от меня привычной реакции – от оскорблений, угроз и прочего я либо струшу и убегу, либо в драку кинусь, и тогда он меня с полным на то основанием отметелит за милую душу.

Это он так думает…

– М-да… – я покачал головой. – Водка она такая – любого интеллектуала козлом сделает в два стакана.

Ногинов мялся – и хочется ему, и колется почесать кулаки, но лучше для него будет, если драку начну я.

– А ты себя мнишь интеллектуалом? Ну, получишь разок по башке – что теряешь?

– А я знаю, почему ты бесишься. Каждому овощу свое время – ты уже выдохся, как игрок, ну а мне вот в затылок дышит Маненков …

Или уже я ему?

– Вы, увельские – все педарасы!

– Чтобы такое утверждать, надо знать. Ты сменил ориентацию?

Ногинов сжал кулаки и сделал шаг ко мне.

Ну что ж, если драки не избежать… Я нашел цель для правой ноги – промежность придурка. Сейчас он у меня загнется и в пыль рухнет, хрюкая…

– Я решил, что тебе пора валить домой: нечего делать на нашей территории, – заключил Ногинов.

– Как бы еще не время, – сказал я.

Но пьяный пескарь меня не слушал, продолжая свою мысль:

– Забирай с собой кривоглазого, и …здуйте отсюда пока целы!

Маненков действительно здорово косил взглядом.

– Как скажешь, уважаемый, – пожал я плечами и направился в школу. Для меня это был действительно выход – бескровный и почти бесконфликтный.

Наверное, все, кто был в столовой (шахматном зале), наблюдали за нами, облепив окна. Кто-то знал, что происходит, остальные интересовались друг у друга – что случилось? Проскуряков спросил меня, вошедшего:

– Что за шум между вами?

– Я хочу подать жалобу в райспорткомитет о полной дисквалификации Владимира Егоровича Ногинова как шахматиста с запретом участия его в районных соревнованиях за недостойное спортсмена поведение. Ты подпишешь эту бумагу как судья?

Все было видно в окна, тем не менее Виктор Афанасьевич спросил:

– Он ударил тебя?

– Еще чего не хватало! Черт возьми, разве пьяного бреда оскорблениями не достаточно для подобной меры?

Проскуряков смотрел на меня так, словно обдумывал мое предложение, словно оценивая меня… И похоже у него был выбор.

– Причем тут райспорткомитет? Решение о дисквалификации принимает районная федерация шахмат. А у нас её нет.

– Да? Ну, тогда я в последний раз играю в этом дребанном районе.

Главный судья шахматного турнира пожал плечами:

– Тебе решать, Анатолий. И я не знаю, увижу ли я тебя когда-нибудь еще.

Да они что – все сговорились, чтобы отстранить меня от районных турниров? Тогда черт с ними – могу прямо сейчас нафик свалить, чтобы никогда больше не садится за шахматную доску в этих спартакиадах. Подумал даже – на чем бы уехать? Но увы, раньше чем окончатся соревнования, было не на чем. Придется ждать, но играть я больше не буду. Потом передумал – сыграю последнюю партию и все…

Сел, сделал ход и часы включил – весь в расстроенных чувствах. Но судьба на этот раз повторила миасский сюжет: мой соперник не явился на пятую партию. И это лишило меня первого места в личном зачете. У нас с Маненковым по пять очков – но у него они все с игры, а у меня одно – ввиду неявки противника. Проскуряков объявил Маненкова победителем в личном зачете и подписал протокол.

К тому времени практически завершились соревнования по остальным видам спорта, заявленным в спартакиаде. Остался самый главный и популярный – перетягивание каната. Потом вновь торжественное построение, оглашение итогов второй районной спартакиады, спуск флага и, наконец – концерт художественной самодеятельности силами участников спортивных баталий.

Отстрелявшиеся спортсмены еще метались по спортивным площадкам, пытаясь досмотреть то, что еще не закончилось, а я в это время сидел на лавочке в одиночестве – всеми забытый и угрюмый. Думал думу о том, как мне разобраться с этим «пескарем» Ногиновым – вовсе не собирался ему хамства прощать. Как всегда, самой привлекательной мыслью была самая простая – натравить бандитов на мудака, и все дела. Да что такое вообще происходит? Второй раз в жизни у меня возникли проблемы с деревенскими дебилами – и оба они из Песчанки.

Тут меня нашел сосед Женька Пилат. Ему уже хорошо за тридцать, послужил в милиции, работал таксистом – сейчас в ведомственной охране выставляет мускулы на показ и демонстрирует силушку, не выпуская изо рта спичку, используемую вместо зубочистки. За богатырский вес и доблести призван в сборную поселка по перетягиванию каната. И не просто так он меня искал – у него была просьба:

– Анатолий, покорми меня – ты же всегда при деньгах.

Действительно, бугаю такому совхозный комплексный обед – так себе, на один зуб. А ведь ему сейчас канат тянуть – сила нужна богатырская. Как бывший мент, Женька к тому же был хитроват. Он не попросил – сосед займи денег: их же потом отдавать придется. Он обратился к земляку и товарищу по команде – покорми, мол, меня: сила нужна, а уж я потом всех порву…

– Пошли, – говорю, – покормлю.

Подошли к торговым рядам – тут же на общей площадке в тени деревьев.

– Выбирай, что хочешь – я оплачу.

Женька встал в очередь за беляшами. Неподалеку за пластиковыми столами и на таких же стульях расположились любители выпить. За одним – четверо мне знакомых «пескарей», и Ногинов среди них.

– Эй, чемпион, – окликнул он. – Иди сюда. Выпьем, помиримся…

Вот он шахматный Армагеддон! Да будет известно вам, в словаре это звучит так – заключительная, решающая партия матча в случае ничейного исхода как основной части матча, так и тай-брейка. На меня разом накинулись вдохновение и кураж.

Я повернулся к «пескарям» и сказал достаточно громко и убедительно, чтобы меня все услышали:

– С козлами не пью.

Женька Пилат встрепенулся:

– Где козлы? Кто козел?

И вскинул орлиный взор, ноздри раздул, расправил богатырские плечи. Ему ведь хочется отработать беляши, не отходя далеко от очереди.

– Вон туда посмотри, – кивнул я на столик четырех «пескарей». – Вот кто из них сейчас встанет, тот и козел.

Пилат хищно сдвинул брови, вглядываясь в оторопевших мужиков – ну?

Никто не поднялся. Ногинов проглотил дерьмо, которое я ему сунул прямо в пасть, и убедил меня окончательно, что он либо слишком тупой, либо напрочь чокнутый, особенно когда выпивший. А остальные с беспокойством поглядывали то на него, то на меня…

Замечательное окончание партии!

Но это была не последняя радость того дня. Во время концерта художественной самодеятельности меня разыскала красносельская мисс шахматы, а может, и всей спартакиады. Опять этот милый взгляд, полный интереса, говорящий о том, что я девушке любопытен.

Она представилась Оксаной Сусловой и поведала, что очень хочет поднять свой уровень игры в шахматы – не смогу ли я ей в этом помочь?

– Наша Лена из команды увельской играет здорово.

Девушка пожала плечами:

– Я подходила к ней. Она что-то буркнула и отвернулась.

– А Маненков, победитель турнира?

– Я познакомилась с ним, телефон записала. Вы не дадите мне свой?

Все верно – чем больше вариантов, тем больше шансов.

– Запишите домашний.

Оксана достала блокнотик из дамской сумочки и присела на лавочку – я рядом . Её глаза потеряли приятный блеск, стали серьезными – так мне показалось. Записав мой номер телефона, мисс спартакиады задумчиво проговорила:

– А вы бы смогли меня обучать по телефону?

– Что вы хотите узнать? Честно признаться, я не изучал шахматы как науку – просто много играл. Я могу быть только партнером на партию и вряд ли смогу обучить вас каким-нибудь новым премудростям. Читайте книжки – всему научитесь и мне расскажите

Она снова удивленно посмотрела на меня:

– Вы это серьезно?

– Да. У меня до шахматных книг руки никогда не доходили. А вот Маненков читает и штудирует известные партии чемпионов. И смотрите как преуспел – за неполный год из грязи в князи выбился.

– А вы, стало быть, ему уступили, – заметила Оксана. – Не жалко короны чемпиона?

– Конечно, жалко. Только пришел я к выводу – тот, кто изучает опыт других, ничего не придумает сам.

– А вы хотите что-то открыть или изобрести? – она поднялась с лавочки и встала напротив меня. Показалось, что она хочет дотронуться до моего лица. А я взгляда не мог оторвать от стройных, приятной полноты ног и прикидывал на сколько выше колен край её юбки – пять сантиметров? десять? пятнадцать? … и забыл офицерский этикет – нельзя сидеть в присутствии стоящей дамы.

– Готова поспорить, что у вас уже есть какие-то открытия, – сказала она, глядя на меня сверху вниз.

– Несколько, – признался я.

– Не поделитесь?

– Конечно, но как-нибудь в другой раз.

– Заинтриговали. Я вам обязательно позвоню.

– Буду ждать.

Пока все идет неплохо. Только мне надо время, чтобы разобраться с потоком бурлящих мыслей. Возможно, в жизни моей появилась новая девушка…

Она позвонила на следующий день. Но к тому времени в голове моей уже был полный порядок и план совращения.

– Здравствуйте, Оксана! Как приятно слышать ваш голос.

Она, наверное, была не прочь поболтать на эту тему, но ей не терпелось сообщить последние новости:

– Позвонила Маненкову, но тот отказывается быть моим тренером – говорит не чувствует в себе педагогических наклонностей. Вы что скажите?

– Все, что прикажите. Должен признаться, со вчерашнего дня только о вас и думаю. Считайте меня вашим поклонником.

– Вы что, влюбились в меня?

– Сказано мелко – я обожаю вас.

Ей понравилось мое признание, но она затеяла игру в капризную девочку:

– Ну, почему меня все только обожают? Хоть бы кто-нибудь, ну, хоть раз – влюбился по-настоящему.

– Хорошо. Как прикажите – я люблю вас, Оксана.

– Ну, не знаю. А как же шахматы?

– Одно другому не помешает.

– Все так хорошо, и никаких забот, – усмехнулась она в трубку неведомо чему.

Потом мы закончили разговор. Она пообещала назавтра приехать в Увелку, я – её встретить и быть к услугам. Оксана работала библиотекарем в Каменском сельском доме культуры. А за Красноселку играла в шахматы потому, что прописана – там у неё есть комната в общежитии, а еще сын, мама и бабушка.

Я ничего не рассказывал ей о себе. Слушал новую знакомую и понимал – ну ладно, шахматы это одно, но есть что-то еще, что влечет меня к ней, а её, возможно, ко мне. Думаю, это не просто желание перепихнуться, все гораздо глубже. Быть может, мы уже полюбили друг друга? И уважительные нотки в диалоге, это не просто продукт воспитания – это позывы наших душ. Понимаете, что я имею в виду?

Я так истосковался по большому и настоящему чувству к женщине, что прямо сейчас готов был любить – носить на руках, дарить цветы, говорить и делать всякие глупости. Мне даже страшно становится от того, насколько я этого хочу. Господи, вразуми раба своего в конце пятого десятилетия жизни! Иначе он… то есть, я сойду с ума.

У Оксаны были дела служебные в конторе Увельской ЦБС (кажется, так называется сия канитель). Я встретил её на улице, и мы отправились на стадион. Она хотела сыграть со мной в шахматы, а я мечтал с ней переспать – любовь высокая любовью, но куда деться от плотских желаний?

– Вы расскажете о своих открытиях? – спросила она.

– О, это целые романы и практически по каждому случаю. Как-нибудь на досуге, а сейчас времени мало и хочется слушать вас.

– Почему только меня? Расскажите, чем вы живете… Чем занимаетесь?

– Да вобщем-то ничего романтического – пытаюсь как-нибудь заработать деньги и остаться при этом в живых.

– Вы бандит?

– Да Боже меня сохрани!

– Почему вы не побоялись выйти с этим пьяным мужиком, ведь он такой здоровенный?

– Потому что знал, что он просто выкаблучивается и на серьезный поступок не отважится.

– А вы бы могли?

– Я что, похож на драчуна?

Мы притопали на стадион, но там не оказалось никого, кто мог бы нам дать шахматы. Пошли обратно. Оксана взяла меня под руку, и мы двигались в унисон. Ну и черт с ним, что сыграть не пришлось – нам хорошо было вдвоем. Взгляд её был мечтательным и почему-то задумчивым. Мне показалось, что она постоянно анализирует свои поступки и следит за мной, чтобы понять, как действует на меня. Чисто шахматный подход к ситуации.

Оксана вдруг вспомнила, что скоро день рождения её матери, и она хотела подыскать кассету с соответствующей музыкой:

– Я исполню на мамином юбилее кубинский танец – ведь торжество будет в Доме Культуры с большой интересной программой.

Танцевать – призналась Оксана – она любит, и танцует практически профессионально.

Ну, замечательно – мы пошли в универмаг покопаться на витрине музыкальных кассет. Ничего подходящего не нашли, и тогда я вспомнил, что тесть моего племянника ими торгует. Отправились к «папе Миши» домой. Оксана объяснила, что ей надо, и тот скоренько подыскал нужное. Потом поехали в Южноуральск, где на автовокзале поджидали её автобус в Каменку. Купив билет, присели на лавочку. Я угостил девушку мороженым.

– Я наблюдала за вами весь день, – призналась она.

– Я заметил.

– Из вас мог бы получиться неплохой муж. Почему же вы холосты?