Анастасия Зинченко
Нет пути назад
Глава седьмая
Нджал.
Такое название носил этот черный кристалл.
Камень, из-за которого за Грань ушли с десяток Бурых. Минерал, который не хотел подчиняться им.
Почему?!
Эта агатовая материя слушалась райтарцев! Она позволяла им колдовать даже в тесном соседстве с Унуитом!
– Достаточно, геун Варо, – Томас тяжело опирался о стол, принимая доклад Сидханта. – Если мы продолжим, отец заметит исчезновение преступников.
– Каждый из них согласился на этот шаг, лорд Лифанор. – Преподаватель боевки выглядел уставшим. – Я самолично следил, как они подписывали бумаги.
– Я обрек их на смерть.
– Они уже были обречены. Попытка уйти от кары суда и вновь обрести свободу – равная плата за риск.
Шатен стиснул зубы и снял очки, начав массировать переносицу.
– Я не понимаю, что мы делаем не так. Согласно книгам, что Вам удалось отыскать, именно Черный камень противостоит Белому. Иначе невозможно воззвать к Источнику Сил. Без него, – Томас вернул окуляры на место и взял со столешницы осколок, – они не смогли бы пройти так далеко.
Сидхант Варо прошел до окна, бездумно уставившись вдаль.
– Наверняка мы что-то упускаем.
– Что? Подопытные уже глотали этот бефаров камень, вживляли в тело обратной стороной, вшивали, заменяли зубы, да и эллин их знает как еще изголялись! – Томас швырнул Нджал, и тот со стуком прокатился по столу, пока не уткнулся в измятый листок. С красивым женским почерком. Ее почерком.
Все это время Гиса находится в плену у Иррьята. Этого маньяка, жаждущего крови и власти.
Сколько недель прошло с того дня, когда он собственноручно отдал ее ему? Сколько дней ей пришлось выносить на собственном опыте гнев Белого медведя?
А он здесь, в тепле и уюте. Может позволить себе вкушать изыски кухни, да разгуливать по замку.
– Больше ждать нельзя. – Томас взглянул на напрягшуюся после его фразы спину союзника. – Дольше всех продержался тот, которому минерал вживили в плоть?
– Да. Но все равно, подобно предыдущим попыткам, отравил организм.
– Яд. На каждый яд должен существовать антидот. – Томас помедлил, после чего вновь потянулся к камню.
– Вы не хотите поставить лорда Эйрина в известность?
– Нет! Он решил скрыть истину о положении киоссы, а я не собираюсь давать ему в руки еще и козырь, способный пролить свет на ее вызволение. Пока что каждая попытка моего отца пройти даже первые рубежи де Нергивена оказывалась провальной.
Варо повернулся к нему всем корпусом, не только головой, как до этого.
– Что Вы задумали?
Вместо ответа, Томас кивнул в сторону портрета, висевшего на стене.
– Что Вы знаете о моей матери?
– О леди Лифанор?.. Лишь то, что известно всем. Когда Вы были еще ребенком, она исчезла из Маунтенны. И поиски не дали никаких результатов.
– Я не об этом. А о том, кем она являлась.
Сидхант отвел взор.
– Это всего лишь слухи.
– О том, что она пришла из Райтара? О том, что моя мать, жена лорда Ледяных Острот, на самом деле бела Белой медведицей?
– Лорд Томас, это не подтвержденные данные…
– А вдруг только райтарцы имеют иммунитет к этому минералу? Что, если Нджал принимает лишь их кровь? Тогда я – единственный, кто может выдержать его взаимодействие на организм.
– Геун Томас! Вы просто переутомились. Не стоит озвучивать столь абсурдные идеи. Ваш отец ни за что не позволит наследнику покинуть Остроты. И тем более подвергать свою жизнь опасности таким образом, – он указал на зажатый между пальцев Нджал. – К тому же, как я уже сказал, нет веских оснований полагать, что Ваша матушка была райтаркой. И к тому же строить выводы о невозможности использования минерала кем-то кроме Белых медведей.
– На сегодняшний день статистика смертей указывает именно на это.
– Отдайте мне камень, я найду следующего добровольца.
Томас отрицательно покачал головой.
– Достаточно, профессор Варо. Вы уже сделали все, что могли.
Сидхант свел брови вместе.
– Томас, это неразумно!
Перешел к академическому обращению? Таким образом хочет призвать к порядку?
Но у него нет выхода.
– На чаше весов жизнь киоссы, геун Варо. Моя семья клялась защищать ее. Ценой собственной жизни. И я собираюсь следовать этой клятве.
Он закатал рукав.
– Вы не поможете мне?
– Томас, это опасно!
– Она бы поступила также. – Шатен был настроен решительно. – Если слухи о происхождении моей матери верны, проверить предположение о Белых медведях мы можем лишь опытным путем.
– Это может Вас убить.
– Я отдаю себе отчет о риске. – Томас вздохнул. – Я всегда ненавидел вид крови. Но если Вы не… я могу сам. Так, наверное, даже лучше. В случае чего Вам будет, что ответить моему отцу. Поведаете, как его неразумный и бестолковый сын в который раз не послушал умного собеседника.
– Томас…
– Я не воин, геун Варо. Это понимание отец вбивал мне с самого рождения. С того момента, как понял, что я не способен сражаться наравне с другими одногодками. И все же я не могу отступить. Гиса – не просто принцесса Ионтона. Она – моя подруга. Месяц назад она уже пыталась спасти мою никчемную жизнь. Я должен был умереть там, за пределами купола, среди тоннелей. Но Элгиссиора подарила мне жизнь. Взяла удар на себя. Отвела угрозу. – Он помедлил. – Я не могу иначе. – Он взял с подставки кинжал, сжимая за рукоять, выполненную из рога.
Сидхант скрипнул зубами.
– Позвольте мне. Не то случайно перережете себе вены. И отправитесь за Грань раньше, чем яд Нджала доберется до Вашего сердца.
Томас с благодарностью кивнул, передавая оружие.
– Вы выросли, лорд Лифанор. И я не могу согласиться со словами Вашего отца относительно Вашей персоны. Лишь воин способен на самопожертвование.
Оборотень слабо улыбнулся, подставляя предплечье.
– Будет больно, – предупреждение Варо последовало за какие-то секунды до того, как преподаватель полоснул лезвием по обнаженной коже.
***
Сидхант что-то говорил о боли?
Да он просто не знал, что такое боль!
Томаса крутило в лихорадке. Казалось, что от места, куда оборотень вложил камень, плоть начала плавиться. Вместо крови по нему текла лава, не иначе.
Каждый вдох приносил муки, а конечности отказывали слушаться.
Все что Томас мог – безвольно лежать и сквозь слезы смотреть на потолок, не узнавая в криках собственный голос.
Это было безумие.
Хуже любой пытки.
Руку хотелось отрубить. Просто лишить возможности отравлять организм.
Прекратить эту невыносимую боль!
Как долго он валялся в беспамятстве?
Почему смутные силуэты, то и дело появляющиеся где-то на переферии зрения, замутненное сознание не узнает?
Это до сих пор Варо? Он остался с ним?
Но если отец узнает, что они проворачивали в стенах Академии, куда Томасу удалось вырваться лишь накануне, Сидханта признают изменником. Его казнят. За умышленное причинение вреда наследнику Острот.
Он понимал, на что шел. И все же помог.
Разрезал плоть, вложил Нджал и наложил сверху швы. Перебинтовал предплечье Лифанора, не забывая поддерживать в покоях Абсолютный Полог.
Никто не должен был услышать их разговор.
Никто не мог услышать его крики.
Неужели это конец?
Томас ошибся?
Юноша пытался цепляться за простыню, бился в конвульсиях, не понимая, каким образом оказался в собственной спальне. Или он до сих пор был на территории Академии?
Это покои Сидханта?
На лекарское крыло похоже совершенно не было. Никих светлых тонов, лишь серые стены, дубовые столбики, поддерживающие балдахин с темно-синей материей, да ощущение легкого ветра от распахнутого окна. Тяжелые портьеры, разбавленные светло-бежевым тюлем.
Нет запахов мазей и притирок, коими изобилует Целительская цитадель.
Впрочем, может, он ошибается? Слезы по-прежнему мешали сфокусировать взгляд. Все казалось расплывчатым.
Почему он решил, что частички крови матери, если она и была райтаркой, хватит, чтобы выдержать жжение Нджала?
Да, пусть его отец отличался светлой шевелюрой, но он – чистокровный Бурый.
По крайней мере, насколько знал сам Томас.
Хватит ли Силы полукровке для взаимодействия с черным кристаллом?
Он начал задумываться о влиянии крови еще в тот момент, когда только впервые взглянул на записи, намекающие на влияние некоего минерала в тандеме с Унуитом.
Ведь не просто так лишь Райтар владел знанием, как обойти магический камень. Как использовать собственные Силы, при этом имея при себе артефакт, ограничивающий любой тип магии.
Очередная судорога скрутила его, заставив сжаться.
Его голос охрип от крика, вся одежда пропиталась потом, а сам Томас думал, что смерть в его случае уже не враг, а друг.
Однако постепенно боль проходила.
Медленно, мучительно медленно, однако она уходила на задний план. Оставляя лишь пульсацию в руке. Там, где был заключен Нджал.
Бурый то проваливался в беспамятство, то вновь выныривал на поверхность сознания, чтобы ощутить отголоски произошедшего.
Не привыкший к таким нагрузкам, избегающий всех видов недомоганий, наследник Эйрина пребывал в пограничном состоянии. Между явью и сном.
Голос. Это первое, за что смогли зацепиться рецепторы.
– ..Томас! Геун Лифанор! Вы меня слышите?
Шатен с усилием разлепил налитые свинцом ресницы. На то, чтобы из смазанного изображения получить четкую картину, потребовалось еще несколько минут.
– Профессор?..
– Слава Гисхильдису! Мои молитвы были услышаны! Вы живы!
Томас несколько раз моргнул.
– Вы не приходили в себя несколько суток, Томас. Ваше тело боролось за жизнь. И выстояло. Кажется, Вы оказались правы. Нджал… он принял Вас.
Томас не мог даже улыбнуться, настолько был слаб.
Черный кристалл… он смог приручить его?
Это значило лишь одно: главным секретом, основным компонентом, не позволяющим жителям Острот пользоваться преимуществом в войне с Райтаром, была кровь. Единственная жидкость, на которую невозможно было воздействовать.
Значит, Нджал действительно покорялся лишь Белым медведям. Позволяя тем использовать Унуит. Против горных народов.
Но, если Черный Камень не отторгся его телом… значит его мать действительно передала ему гены северных племен. Леди Лифанор была райтаркой.
Его мать – пришла из-за перевала. Она – враг?!
Но отец не мог не знать… Не мог!
И все же женился. Позволил ему, Томасу, родиться на свет.
Любил ее, свою суженую!
Томас вновь закрыл глаза.
Лорд Эйрин не раз резко отзывался о соседях. Рьяно отстаивал границы и не забывал указывать на необходимость изоляции от полуострова.
Однако принял девушку из Райтара.
Быть может, в их семье все же и раньше кровь разбавлялась воинами с белой шерстью? Все же светлый окрас волос повелителя Маунтенны и всех близлежащих городов наводил на подобную мысль… И теперь, при помощи Нджала, нашел свое подтверждение.
Вряд ли полукровка мог справиться с этим минералом.
Нет, если только мать передала бы ему свою кровь, ее бы не хватило для подавления магии кристалла. Доминантный ген отца всегда затмевает женские заслуги.
Значит… и папа был причастен к тем, против кого воет.
Дед? Прадед? Бабка? Кто именно скрыл свое истинное происхождение, прорываясь на самый верх властной верхушки?
Как давно Райтар проник в Ледяные Остроты?
Кто задумал этот план?
И что пошло не так? Если Эйрин воспринимал полуостров и его обитателей как смертельных врагов?
Но… это все былое. Что более важно: если его мать пришла из Райтара, и исчезла после его рождения… не могла ли она вернуться на Родину?
Томас вновь открыл глаза.
– Как Вы себя чувствуете?
– Воды… во рту пересохло.
Сидхант, а теперь Томас был уверен, что именно профессор боевки помогал ему все это время, тут же подал стакан, помогая испить живительной влаги.
Утолив жажду, оборотень обратно упал на подушки.
– Я был прав…
– Отдыхайте. Вам нужно набираться сил.
– А мой отец?
– Он пытался с Вами связаться. Но я сумел убедить лорда Лифанора, что Вы заняты над разгадкой «противоядия» от Унуита. Что, впрочем, недалеко от правды.
Вот теперь кривая гримаса, отдаленно напоминавшая улыбку, посетила лицо шатена.
– Спасибо, геун Варо.
Сидхант сжал его руку и встал с приставленного к кровати кресла.
– Я оставлю Вас ненадолго.
Томас едва заметно кивнул и вновь сомкнул веки.
Гиса… я сделал первый шаг к твоему освобождению. Дождись меня. Пожалуйста, дождись!
Глава восьмая
Элгиссиора выглянула в коридор. Ее появившаяся огненная макушка тут же стала предметом пристального внимания воинов, разбросанных по этажу. Однако ни один райтарец не сдвинулся с места.
Иррьят сдержал свое слово, оставив дверь ее покоев открытой.
Осторожно выйдя в коридор, Гиса притворила за собой дверь.
И куда же направиться сперва?
В библиотеку?
Ответ очевидный и самый разумный.
Да и вновь посмотреть на картину, из-за которой они с Иррьятом вступили в полемику по поводу Истинности, не мешало. Вдруг, если она посвятит изучению полотна больше времени, нежели в прошлый раз, заметит еще различия с тем холстом, что висел в замке Маунтенны?
Однако она не успела завернуть за угол, как наткнулась на девушку. Знакомую райтарку. Ту, что увидела одной из первых, еще пребывая в клетке.
Кажется, ее звали Дагни. Сероглазая блондинка, что бесстрашно задавала вопросы, когда ее подруга нервно оглядывалась на вход в подземелье.
Завидев киоссу, воительница остановилась.
– Что ты здесь делаешь, демоница? – ее взгляд скользнул и по ожерелью, и по новому платью.
– Гуляю? – Элгиссиора помнила, что при райтарках показывать страх нельзя. Особенно зная, что Макс где-то далеко. Он не пришел сегодня утром, и трапезничать Гисе пришлось принесенной слугами едой. Уже не хлеб с сыром и кувшин воды. А, согласно заведенной традиции, рыба с картофелем и вино.
– Твое место в подвале замка, киосса, – Дагни поморщилась.
– Может, выскажете свое мнение лорду Иррьяту? Я вольна совершать променад по его приказу.
Дагни дернулась и тут же сжала кулаки.
– Чем ты смогла околдовать повелителя, рыжая? Он каждый день посещает этот этаж. Чтобы увидеть тебя. Но не нас!
Значит, несмотря на приличное платье и корсет под грудью вместо полупрозрачного газа – собеседница также является одной из гурий?
Но… то, что сказала блондинка… Макс действительно не заходил в свой цветник? Все это время?..
Чувство чего-то невесомого, теплого и приятного, разлилось у девушки внутри.
Он предпочел ее общество другим.
Однако напоминание о комнате, в которой пару недель назад Элгиссиора стала свидетельницей железной воли и бескомпромиссности хозяина полуострова, настроение не подняло.
Тогда де Нергивен наказал, жестоко наказал сразу троих воительниц. Прилюдно унизил их, приказав полностью обнажиться да встать на колени, чтобы получить по десять ударов плетью. Одной не повезло больше остальных, ее спина ощутила касание четырнадцать раз.
Гиса помнила исполосованные, кровавые следы поверх белоснежной кожи. Помнила слезы и мольбу о прощении. И также отлично помнила, как в тот момент, когда просила Максуэла прекратить пытки, осознала, что его действия закономерны.
Именно в тот день она увидела в нем не просто врага, а правителя. Мужчину, вынужденного твердой рукой править Райтаром.
Тогда вместо отвращения киосса узрела за действиями Иррьята защиту. Он гневался на подчиненных, посмевших поднять на пленницу руку.
А Дагни… ведь она также была в том зале? Но, среди множества схожих оборотней, Гиса не обратила внимание на знакомое лицо.
Если она была там, значит видела реакцию хозяина на попытку обидеть киоссу. Видела, однако сейчас дерзит в лицо.
– Возможно, лорд Иррьят предпочитает мое общество, потому что я могу дать ему больше, чем любая из вас? Вы для него лишь услада для тела. Не более. В моем же обществе геун Максуэл может говорить на отвлеченные от военной отрасли темы. Мое образование позволяет подсказывать о вещах, не ведомых никому в Райтаре.
– Да как ты смеешь, рабыня! – Дагни подлетела, сузив глаза, однако хвататься за одеяния или же дотрагиваться до самой Гисы не стала. – Не забывай, что каждая из нас свободна. А ты – всего лишь игрушка в его руках. Эти камни – ошейник, а не украшение. Они указывают на твое место. В ногах хозяина.
– Игрушка? Тогда чем вы лучше? Ждете его, да прибегаете по первому же зову. Больше напоминает поведение дрессированных собак. Не женщин.
Да, это было грубо. Очень грубо. Но речи Дагни вывели Гису из себя.
Что в прошлый раз райтарка не следила за языком, задавая совершенно неуместные вопросы и рассуждая о ее девственности, что теперь, открытым текстом унижая.
Если блондинка думала, что и в этот раз Эллонская стерпит, то круто ошибалась.
Даже имея Унуит на шее, который и был удавкой, Гиса оставалась киоссой. Тогда как гурии Иррьята больше напоминали рабынь. Послушные овечки, готовые угодить повелителю. Согласные на все и безропотно принимающие любое обращение с собой.
Она выше подобного.
И Дагни должна понять, что между ними существует пропасть. Но в противоположную от ожиданий райтарки сторону. Не Дагни и ей подобные были на вершине. Далеко не они.
Возможно, Элгиссиора и бравадничала, не имея под своими словами подтверждений (все же точно не знала все ли так, как она подумала в отношении между Иррьятом и гаремом), но спускать с рук отвратительное поведение собеседницы не могла.
Максуэл показал ей, как следует себя относить перед теми, кто находится ниже по иерархической лестнице. Нужно всегда помнить, что в твоих жилах течет кровь королей, дарующая возможность управлять другими. Указывать им. И не позволять ставить себя в один ряд с персоной голубых кровей.
Следует иногда быть надменной, холодной и жесткой. Если хочешь, чтобы оппонент видел в тебе не просто политическую фигуру, которой можно управлять, а действительно обладающего силой и властью нелюдя.
Дагни с силой сжимала челюсти, злобно сверкая глазами.
Но не нападала.
Извлекала урок из предыдущего опыта? Боялась попасть на место тех, кого Иррьят отправил сперва в постель своим воинам, а после на черновые работы?
Разумно.
Райтарка была выше нее, нависая сверху. Молча смотрела с минуту… после чего вдруг усмехнулась.
– Надо же. В тебе есть характер.
Гиса казалась сбитой с толку.
Что это было? Неужели комплимент? После бьющих, словно бритва, речей?
Киосса вздернула нос.
– Не думайте, что девушки, рожденные вне Райтара, не умеют давать отпор.
Дагни кивнула, принимая ее заявление.
– Вижу. – Она перевела усмешку в улыбку. – Ты начинаешь мне нравиться, киосса. Не боишься вступать в открытый конфликт. Заведомо зная, что каждая из нас в совершенстве владеет всеми видами оружия и может в рукопашном бою стоять наравне с мужчиной. Однако ты… миниатюрная, так не похожая на нас… Я в курсе, какой отпор ты дала тем трем дурам, решившим, что им позволено совершить сумасбродный поступок за спиной повелителя. Слышала о позорном проигрыше безоружной пленнице. – Она помедлила. – Твое поведение и умение сражаться заслуживает уважения. Быть может, родись ты на полуострове, я могла бы назвать тебя сестрой.
Последняя фраза заставила Гису в изумлении вскинуть брови.
– Неожиданно слышать такое после… всего.
Дагни пожала плечами.
– Мне было интересно взглянуть, из какого теста ты состоишь. В момент вынесения приговора гуриям ты казалась другой. Просила лорда Иррьята отменить решение. Это было проявление слабости. Но сейчас, – она отступила от нее на шаг, прежде чем обойти ее, – иди, куда следовала, киосса. Я не стану препятствовать. Возможно, повелителю действительно не хватало новой струи, которую он разглядел в тебе. Развлекай его разговорами, пока не надоешь. А как только темы бесед иссякнут, и хозяин потеряет интерес, он всегда знает, где его ждут.
Блондинка была бы не райтаркой, если бы напоследок не «ужалила». Однако теперь ее фраза вызвала улыбку у самой Гисы.
Ее только что приняли?
Воительница?
Однако, утро действительно преподносит сюрпризы один за другим. А ведь день только начал свой ход. Что же ждет ее дальше?
***
Найти библиотеку труда не составило. Все же память, натренированная за годы обучения в королевской школе, заставляла подмечать даже мелкие детали. Пусть замок Иррьята и напоминал лабиринт, нужная дверь отыскалась довольно скоро. И там, за ней, спокойная и уютная обстановка. Множество книг на стеллажах, столики и диваны для неторопливого чтения, да холст.
Гиса подошла к картине, невольно протягивая руку к грубым мазкам.
Кто же являлся автором этого шедевра?
Она снова столкнулась с тем, что здесь не было указания имен. Как на том смущающем томике.
Впрочем, если проводить параллель с такой же, лишь зеркально отраженной копией живописи во дворце Эйрина Лифанора, получается, что художник почему-то родил на свет две идентичные работы. Холсты, изображающие один и тот же день. Один и тот же миг.
Две армии замерли вокруг окруженных золотым светом фигур.
Эллонская и Иррьят де Нергивен?
Но, погодите.
Две идентичные работы, с разницей лишь в точке зрения?
Элгиссиора почувствовала, как ее пульс участился.
Автор холста не просто так решил изобразить одну и ту же картину дважды. Он явно хотел привнести в это какой-то посыл.
Он нарисовал поляну, эту ледяную, продуваемую ветрами степь, два раза. С разных ракурсов обзора.
Словно… пытался показать, что на одинаковое действие стоит взглянуть по-разному?
Почему одна из картин оказалась здесь, в Райтаре, а другая у противников Белых, в Маунтенне?..
Знает ли Лифанор, что картина, облаченная в раму, является не единственной в своем роде?
Как Гиса не присматривалась, но кроме зеркального отражения, не могла найти различий.
Один и тот же день. Все та же битва. И те же Силы, заставляющую армии остановить сражение, чтобы стать свидетелями Божественной Связи.
Что она должна здесь увидеть? Что понять?
Предположим, автор, который написал это, был пророком. Просто предположим.
Мог ли он знать, что она увидит обе работы?
Вполне.
Тогда следует закономерный и логичный вывод: он рисовал это именно для нее.
Для того, чтобы киосса Ионтона смогла взглянуть на творение под разными углами.
Согласно пословицы, в одну реку не войти дважды. Но здесь художник два раза изобразил одно и то же. Намеренно.
Словно говорил: история повторяется.
Гиса покачнулась, да схватилась за стену, чтобы восстановить равновесие. Догадка, пришедшая на ум, ужасала.
Она ведь читала об этом. Знала, что Великий Видящий описывает кого-то из их семьи. Но не связывала пророчество со своей персоной.
Боялась. Не желала этого.
Двое, завернутые в магию Бога любви и семейных ценностей… Двое, что непримиримы друг к другу… Двое, что переступили через себя, предали свой народ, лишь бы быть вместе…
«И явят себя те, что обладают Божественной благодатью. В год, когда избранные Небесами вернут утерянное. Над землями кривым росчерком пронесется Сила, видимая из самых далеких уголков мира. Сияние ознаменует новую Эру. И эти времена отныне станут самым неоднозначными в истории. И будет бой в сердцах и душах. Бой, исход которого укажет на истину. Один из них, приближенный к народу, станет камнем преткновения. Вопрос власти, извечная тема, станет бессмысленным. Это будет неравный бой. Заведомо неравный. И заведомо ведущий к поражению. Они не смогут защитить тех, кто окажется за их спинами. Они не смогут отстоять решение народа. И будут счастливы капитуляции. Общей капитуляции, которая приведет к необратимому. То будет год Избранных».
На одну и ту же ситуацию можно посмотреть дважды. И с разных сторон она будет казаться иной.
«И будет бой в сердцах и душах. Бой, исход которого укажет на истину».
Неужели здесь шла речь именно о том, что они придут от ненависти к любви? Оба?..
Ведь она определенно точно с самого первого дня их встречи испытывала к блондину неприязнь. С первого своего сна, где встретилась с райтарцем. А реальное воссоединение под горами в Остротах, да последующие дни без еды и воды в клетке из Унуита лишь укрепили эти чувства.
Однако постепенно, день за днем, Иррьят показывал себя с другой стороны.
Не просто сильным, бескомпромиссным, жестоким, смелым, ловким и хитрым предводителем смертоносной армии. А рассудительным, заботливым, внимательным, стремящимся даровать своему народу лучшую жизнь. Мужчиной, который не забывает о бремени власти. Мужчине, что каждый день вынужден носить маску и доказывать свою состоятельность на высочайшем посту. Мужчина, который звание лорда не просто получил по наследству, а отстоял в бою. Свергнув того, кто убил его отца, истинного хозяина полуострова.
Максуэл не раз за этот месяц удивил. Он доказал, что его действия носят под собой определенную базу. Ничто не делал просто так. Даже воспитывал гурий, наказывал за неповиновение лишь из-за заведенных порядков. Райтар – обитель воинов, признающих лишь силу. Тех, кто способен склонить остальных. Белые медведи не стали бы подчиняться мальчишке, не способном проявить характер.
Да, возможно ей не до конца понятны границы жестокости, которые здесь, в ледяном краю, считаются нормой. Но разве это не распространено повсеместно? Каждый народ, каждая нация придерживается определенных правил. Заведенных еще предками. Законов, по которому жили их бабушки, отцы и, да и они сами?
Полуостров просто отличается от материка. От Ионтона и Аминса. От Острот. От того, к чему она привыкла.
Но ведь это не повод для ненависти.
Правда?..
Эти нелюди не видели другой жизни. Не ведали иного воспитания, кроме как постоянной муштры и военной подготовки.
Край, в котором каждый ребенок вынужден сражаться за лучшую долю, страна, в которой каждому жителю приходиться терпеть стужу и лед, закаляет характер. Райтар вынуждает свой народ быть холодными.
Не Максуэл.
Этот мужчина с глазами цвета моря может быть нежным. Он показал это. Сумел снять маску, чтобы довериться одной-единственной демонице, что волею судьбы оказалась по другую сторону гор. Той, что родилась в семье, когда-то обрекшей его род на скитания среди снега.
Не удивительно, что Дом Иррьят воспитывался, лелея в душе негодование. Каждое следующее поколение не могло вырваться с полуострова. Не могло почувствовать под ногами зеленую траву, не могло вкусить спелых плодов фруктовых деревьев. Все, чего они удостоились: лишь небольшая горячая заводь среди бескрайней зимы. Небольшой участок, выделенный внутри скалы под сельскохозяйственные культуры, да необъятное мерзлое море.
Горы, равнины, покрытые коркой льда, и мужчины, знающие лишь искусство боя.
Сражение им было предписано ранее. Вступление в конфликт с теми, кто охраняет границу к материковой части Ингиака. Противостояние с Бурыми медведями, населяющими Ледяные Остроты, сложилось исторически.
Род Лифанора поклялся защищать Ионтон от вторжения. А Иррьяты всего-навсего хотели сбежать из суровых условий жизни.
Максуэл пытался ей это сказать, но Гиса не воспринимала его слова всерьез.
«Это будет неравный бой. Заведомо неравный. И заведомо ведущий к поражению. Они не смогут защитить тех, кто окажется за их спинами. Они не смогут отстоять решение народа. И будут счастливы капитуляции. Общей капитуляции, которая приведет к необратимому».
Золотое сияние. Истелитар связал маму с папой нерушимой нитью. Соединил их Души, благословив на Небесах. Араи и Ноал стали Истинной Парой.
Но мама рассказывала, что присутствие Бога ощутила лишь мимолетно. Так, словно их опутали паутинкой. Невесомой, невидимой, совершенно легкой.
На картине значилось другое. Вихрь. Торнадо. Ураган.
Такой мощи магический заряд, что его просто невозможно не заметить.
В чем же разница между ними?..
Араи и Ноал с самого начала не испытывали друг к другу чувства отвращения. Более того, мама, кажется, питала к отцу нечто вроде симпатии.
Она и Иррьят…
Два врага. Кровных врага… что отринут прошлые обиды?..
История повторяется.
Появление на свет ее матери, а после и самой Гисы с Линой не случайно.
«И явят себя те, что обладают Божественной благодатью».
Великий Видящий предсказал это еще столетиями назад.
Все было предопределено свыше. И в ту ночь, когда синеглазая женщина приглянулась аминсцу… это было провидение, не иначе. А уж то, что после одной ночи в ней зародилась жизнь? Вопреки всему?!
Боги любят шутить со своими подопечными. Лишь им ведома дальнейшая судьба каждого, населяющего Ингиак. Араи суждено было родиться, впитав в себя силы древности не только со стороны отца, но и со стороны деда. Деда, в котором текла кровь могущественного колдуна. Весь фарс заключался в том, что это был тот самый колдун, который в свое время смог совладать с не вступившем в полную силу Курвидом, сыном первого киоса Джаорана. Курвиду было семьсот с небольшим, когда он столкнулся с Дабуром. В схватке выжил колдун.
Дабур был первым, кому удалось победить Высшего демона. Мощь колдуна в то время породила легенды, но родившиеся у него дети, все, до одного, дара не получали. Тогда шептались, что это проклятие, наложенное умирающим киосом, и, быть, может, так оно и было… Но Бесул, единоутробный брат Курвида, выждав три столетия, дабы вступить в полную Силу, не посмотрел на то, что потомки убийцы не владели колдовским даром, его гнев обрушился на всю территорию племен орков и дружественных к ним народов, расселявшихся в горах и долинах, земли, где после демонического гнева сейчас синеет море Аннду.
Однако Бесул не знал, что младшая дочь Дабура сбежала раньше из родных пенат, сбежала, унося под сердцем дитя. Дитя, в ком уже была сила колдуна. И, благодаря этой случайности, спасению жизни потомка могущественного Дабура, на свет появилась Сандера. Пришла ее очередь ходить по земле без дара, и, вполне возможно, женщина не была уверена, что в Араи Сила проснется, все-таки со времен первых киосов прошло не одно тысячелетие, а древняя магия, которой обладали их предки, с каждым столетием постепенно сходила на нет. Но Араи пробудила ее.
Более того, она связала в себе две могущественнейшие родовые линии.
Ведь именно предок Араи, прадед Дабура, нашел священный водопад, соединивший в Единое целое Джаорана и Тейэль. Он первым опробовал на себе его действие. И подпитался неведомой силой. Подпитался и влил свою.
Очередной казус судьбы. Нерин хотел этой силы лишь для своих соплеменников, но проезжающий мимо торговец услышал рассказы о водопаде, и через некоторое время данный разговор всплыл в Аминсе. Тогда, когда влюбленные киосы не знали, как поступить, чтобы не развязать войну.
Но война в результате все равно случилась, пусть через десяток столетий, но она произошла.
Когда хочешь обхитрить судьбу, ты лишь водишь за нос самого себя.
Нерин, прочувствовав на себе через ледяные струи прикосновение Богов, увидел закономерность. В том, что касается свадебных обрядов и тем водопадом. И там и здесь прослеживалась Связь. Незримая, но ее можно было ощутить.
И эта Связь, так как мужчина прошел через оба обряда, стала частью его. Частью его крови. Частью его Силы. Частью, которая через века передалась Араи. А теперь и Элгиссиоре с Миллинарсой.
