Анастасия Владимировна Безрукова
Яся сидела на стуле
Глава 1
Яся сидела на стуле посреди комнаты, улыбаясь глухой стене. Она перебирала обрывки сегодняшнего дня и прикладывала их, как пластырь, к своей поцарапанной жизни.
«Ещё увидимся!» – слова эхом летали по её огромной душе, как птички, и щекотали её так, что хотелось смеяться.
– Всё, стоп! – приказала Яся сама себе.
Одним рывком она встала со стула и, как была в колготках и лифчике, пошлепала на кухню. На столе грустил неразобранный пакет с продуктами, понуро опустив ручки.
– Ладно тебе, выше нос, – приободрила его Ясмина и стала извлекать нехитрые продукты.
Йогурт, пирожное «Картошка»…
Но пакет снова затянул её в воспоминания, и Яся мечтательно замерла, зажав в руке шоколадный батончик.
– Анатолий Николаевич…
– Толик, – перебил её долговязый мужчина в смешных очках.
Ясмина сглотнула смешок и продолжила:
– Анатолий Николаевич, надеюсь, вы вовремя вернёте книгу?
– Конечно, я надёжный.
Надежный…
Яся вытащила из пакета руку, внимательно осмотрела шоколадный батончик, словно не понимала, откуда он взялся, отложила его в сторону и продолжила доставать продукты.
Кофе, кефир…
– Вы знаете, это ОСОБАЯ книга. И я вынуждена попросить у вас телефон, – сказала Яся бесцветным голосом.
А у самой было ощущение, что она клеит парня на дискотеке.
– Да-да… – Толик стал рассеянно шарить по карманам и извлёк доисторический аппарат с кнопками. – Вот, забирайте.
Внутри Яся хохотала, но снаружи она едва вскинула бровь:
– Я имела в виду номер телефона. Чтобы позвонить, если вы вдруг через три дня не вернёте книгу.
Через три дня…
Рука снова зависла теперь уже в пустом пакете. И тут волна ужаса окатила Ясю:
– Это же не моя смена… Ладно, подменюсь.
Яся освободилась от засасывающих в пакет воспоминаний и подошла к зеркалу. Вроде всё как всегда: острый нос, серые мышиные глазки, маленький рот с приподнятой верхней губой. Но на неё смотрела совершенно другая женщина. РОКОВАЯ.
Такой Яся ощущала себя сейчас. И будет ощущать ещё три дня. А что будет после, не важно. Точнее, важно, но не сейчас.
– Ещё увидимся, – произнес Анатолий Николаевич, забирая из рук Ясмины книгу.
– Обязательно увидимся, – подтвердила Яся, вложив в эту фразу весь накопившийся за годы одиночества жаркий огонь зарождающейся любви.
Глава 2
Яся сидела на стуле, придвинутом почти вплотную к старому трюмо.
Перед ней стоял новенький тюбик помады винного цвета. А рядом – старенький розовый блеск для губ. Яся смотрела на них немигающим взглядом и попеременно трогала кончиками пальцев то один тюбик, то другой.
Последний раз Яся красила губы… Она задумалась. Тюбики с помадой затуманились, и из этой дымки возникли образы куда более чёткие. Вот они вместе со своей школьной подругой собираются на дискотеку – девочка решила сделать Ясю неотразимой и перевела на неё весь арсенал косметики Ruby Rose. В комнате пахло лаком и палёными волосами. И ещё чем-то сладким, ягодным, нежным. Это был запах девичьих грёз о первом поцелуе.
Ночью, когда Яся над керамической раковиной тёрла мыльной мочалкой свои невинные губы, она поклялась больше никогда их не красить. Потому что всё зря. Потому что ни одна помада на свете не сделает её хоть чуточку привлекательней.
Яся задела блеск для губ, и он с лёгким дребезжанием скатился с трюмо и плюхнулся на пол. Она посмотрела на помаду. И помада тоже посмотрела на неё, казалось, с вызовом: «Хей, ну что, слабо?»
– Ничего не слабо! – сказала Яся вслух.
Она стиснула тюбик, сорвала с него крышку с такой же решительностью, как солдат срывает чеку с гранаты, и провела по губам. Они тут же налились краской, стали переливаться в свете ночника, как дорогое вино в бокале. Вздёрнутая верхняя губа оказалась озорной, даже взбалмошной. Она словно приглашала зайти в гости и обещала быть плохой девочкой.
Но самое удивительное, что Ясе понравилось это ощущение. Она подкрасила ресницы, небрежным движеньем нанесла на скулы и щеки румяна. И почувствовала, как внизу живота набухает горячее тягучее желание, похожее на мягкую карамель.
Яся откинулась на спинку стула, закрыла глаза и стала представлять завтрашний день.
Вот она стоит за библиотечной стойкой и перебирает тонкими пальцами формуляры. До конца рабочего дня остаётся пять минут. А Анатолий Николаевич, Толик, всё ещё не принёс книгу.
Часы колотят: «Бом! Бом! Бом!..»
Дверь распахивается. На пороге появляется Анатолий Николаевич. В руках у него книга, а под мышкой какой-то сверток из газетной бумаги.
– Бом! Бом! – продолжают бить часы, и Анатолий Николаевич шагает с ними в ногу.
Он уже стоит рядом с Ясминой и протягивает ей книгу. Затем достает сверток, и из него выпадает букет поломанных гвоздик.
– А вы плохой мальчик, – говорит Ясмина незнакомым голосом. – Вы опоздали. Рабочий день закончился. Библиотека закрыта. Я должна вас наказать.
– Бом! БОМ! – колотит у Ясмины под блузкой разбухшее до размеров церковного колокола сердце. Внизу становится тяжело и сладко.
Освещение по щелчку гаснет. Ясмина чувствует, как мужская рука бережно, но в то же время властно берет её за подбородок и притягивает к себе.
– Так накажите меня! – шепчет Анатолий Николаевич и стискивает губами Ясину мочку уха.
…Ясмина издала тихий, но сладкий выдох. Она часто и громко дышала. Зрачки расширились так, словно она чем-то напугана. Губы налились соком и пульсировали. Она бросила хищный взгляд на своё отражение, улыбнулась, встала и как-то очень по-будничному пальцами ног подняла свалившийся на пол блеск и отшвырнула его в сторону.
Глава 3
Яся сидела на стуле посреди коридора. В ногах, словно старая больная собака, съёжилось пальто. Один сапог был расстёгнут до половины, и нога в нём смотрелась как недоочищенный от шкурки банан. В руках Яся сжимала сливового цвета беретик с вышитыми колокольчиками. От напряжения костяшки пальцев побелели, а по ногтям расцвели лиловые полосы.
– Дура, дура! – шептала она в пустоту комнаты. – Дура! Дура! Дура…
Потом она встала, сделала резкий шаг и, запнувшись о сапог, рухнула ни линолеум. Челюсть щёлкнула, словно выключатель, и Яся потеряла сознание…
…Этим утром в библиотеке был особенный свет. Через ржавчину листьев солнце проливалось на стену прозрачной карамелью, раскидывало причудливые тени на стеллажи и прыгало пятнами по столам.
Но видела это только Ясмина. Она вообще сегодня ощущала всё как-то иначе. Привычный запах отвратительного растворимого кофе преобразился в утонченный аромат эспрессо. Бесцветные стеллажи, всегда такие суровые и мрачные, были приветливы и с удовольствием отдавали нужные книги. И даже противно скрипящий стол в третьем ряду лишь деликатно покряхтывал.
Ясмина сидела за библиотечной стойкой с прямой спиной, в простеньком, но изящном замшевом платье. На груди была приколота брошь в виде кленового листа, и иногда расшалившийся солнечный луч отталкивался от неё и прыгал на лысину старого академика – единственного читателя зала специальной литературы в столь ранний час.
Перед Ясминой лежала карточка Анатолия Николаевича Одоевского. Ей нравилась его фамилия, и она примеряла её, как невеста подвенечное платье – идёт или нет? Одоевская Ясмина Дмитриевна. Фамилия сидела идеально. Яся уже видела будущих детей – красивую тонкую девочку за фортепьяно и мальчика, играющего с золотистым ретривером. Они сидели вчетвером в просторной гостиной, её супруг читал газету, а сама Яся сидела в мягком кресле, положив руки на округлившийся живот. Там за окном завывал холодный ноябрьский ветер, но в их доме было тепло, пахло корицей и какао.
В том, что Анатолий Николаевич сдаст книгу вовремя, Яся не сомневалась. Человек с дворянской фамилией должен держать слово, это дело чести. Это какому-нибудь Башмакову простительно задержать книгу, а Одоевскому – нет.
Ясмина поймала себя на мысли, что весь день ощущает себя словно перед свиданием. Хотя, честно говоря, у неё и настоящих свиданий-то не было. Зато она о них много читала в девичьих романах и всё знала про «трепет сердца», «рассеянную задумчивость» и «особый блеск глаз».
Утром время тянулось медленно, читателей было мало, но к обеду оно разогналось, и Ясмина с удивлением обнаружила, как дома и деревья за окном стали цвета переспелой сливы. Библиотечный зал вспыхнул ярким люминесцентным светом, наполнился стуком и шелестом засобиравшихся домой читателей.
Яся почувствовала беспокойство: «Вдруг он забыл? Или заболел? Или вообще…». Она заёрзала на стуле, но тут же вспомнила вчерашний сладкий вечер и успокоилась. Всё будет так, как ей почудилось. И она на минуточку прикрыла глаза…
…Челюсть и скула неприятно ныли. Яся лежала лицом вниз, голова её была немного на боку, а правая щека приплюснута к линолеуму. Взгляд блуждал по пространству между плинтусом и полом и напоролся на застрявшую в щели рублевую монетку. Яся пыталась отковырять её ногтем, но монетка сидела прочно. Тогда она поднялась, переступая ладонями по стене, и проковыляла в комнату. Голенище расстёгнутого сапога волочилось за ней, как подбитая лапа.
Яся достала из тумбочки тонкую металлическую линейку и вернулась в коридор. Она просунула линейку под плинтус, приподняла его, подцепила монетку ногтями и вытащила её. Затем кивнула сама себе, наклонилась к сапогу, да так и застыла с собачкой, зажатой между пальцами.
…Было без четверти семь, когда в зал специальной литературы вошла женщина. Ясмина бросила на неё рассеянный взгляд, но всё же успела заметить, что в руках дама держит ту самую книгу, которую она выдала Анатолию Николаевичу.
Глава 4
Яся сидела на обычном стуле. А ей казалось, что на электрическом.
Дама приближалась с неотвратимостью палача. Казалось, она вот-вот положит мокрую губку Ясе на макушку, проверит, прочно ли закреплены ремни, и пропустит электрический ток. И всё. Конец. Надеждам на дворянскую фамилию. Вообще всему.
В заполненном посетителями библиотечном зале Яся видела только вот эту женщину и книгу. Остальное походило на дешёвые фотообои, наспех приклеенные в зале исполнения наказаний, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
«Разрядить обстановку в зале с электрическим стулом. А в этом что-то есть», – улыбка вырвалась на лицо небольшими складочками вокруг глаз, которые тут же исчезли.
Женщина приближалась, быстро и неотвратимо. И впереди неё была волна ужаса и отчаяния, которая вот-вот должна была накрыть Ясю с головой. Но девушка знала – чтобы не захлебнуться, нужно всего лишь задержать дыхание. Яся сделала глубокий вдох и в тот момент, когда разочарование врезалось в неё, не издала ни звука. Она сидела на стуле с ровной спиной и приветливо улыбалась.
– Здравствуйте, – сказала женщина. Голос у неё был глубокий и тяжёлый, как море. – Мне необходимо сдать книгу. Правда, за другого человека. Он, к сожалению, не смог.
– Добрый вечер! Назовите, пожалуйста, фамилию, имя и отчество, – попросила Ясмина и незаметно засунула лежавший перед ней формуляр обратно в картотеку.
– Одоевский Анатолий Николаевич, – женщина произнесла это так торжественно, что казалось она сейчас продолжит чем-то вроде «потомственный дворянин, титулованный статский советник, кавалер ордена Белого Орла».
Яся достала карточку, извлекла из неё формуляр, проставила дату. Женщина дышала ровно и глубоко, и с каждым вдохом крупные тёмно-фиолетовые бусины перекатывались на её груди. Она положила обе руки на библиотечную стойку, и Яся отметила, что кроме серебряного перстня с изображением геральдической розы никаких колец не было. И мерзкая, липкая надежда присосалась пиявкой к Ясиным мыслям: «А вдруг сестра? Или тётка? Или просто коллега».
– Я могу идти? – спросила женщина с таким достоинством, с каким княгини протягивают руку для целования.
Яся подняла глаза и только теперь заметила, какие благородные черты у этой дамы. Глубокие карие глаза, прямой нос, контур губ чёткий и гладкий. Женщина была крупной и статно и, если бы жила в имперской России, вполне бы сошла за графиню.
– Да, конечно. Всего вам доброго, – ответила Ясмина и тихо под нос добавила: «Чтоб ты навернулась со своих каблуков, кошка драная».
Женщина была на середине зала, когда каблук правой ноги проскользнул вперёд и неестественно подогнулся. Она чуть накренилась, но тут же выровнялась. И зашагала прочь, как покидают поле боя победители…
…Яся всё ещё стояла посреди коридора, нагнувшись к сапогу, с бегунком, зажатым между пальцами, когда кто-то позвонил в дверь.
Глава 5
Яся сидела на стуле и вылавливала ложечкой зефирки из какао. Напротив неё сидел коротко стриженный мужчина с глазами цвета крепкого кофе. На нём был рыжий свитер крупной вязки с вышитой доисторической обезьяной и надписью «Не копайся в прошлом – копайся в себе».
– …и тогда Рома подошел к палатке девочек, заорал «Я страшный перепел», а потом рухнул у входа и захрапел.
– Ага, я пыталась его разбудить или оттащить, но куда там, он раза в два тяжелее меня был.
Мужчина посмотрел на Ясю своими тёмными глазами, но для Яси в них был только свет.
– Слушай, ну вот ты совсем не изменилась. Девчонка-девчонкой, а ведь нам за 30 уже. С хвостиком.
– С хвостищем, я бы сказала.
Взгляд Яси ненадолго потух, она отвернулась к окну, сглотнула и снова посмотрела на собеседника:
– Да что ты всё про прошлое. Расскажи лучше, как жена, как дети. У тебя же вроде две девочки, да?
– Два мальчика. Я каждый раз тебе это говорю, а ты каждый раз забываешь. Ай, не важно. Развёлся я. Вот уже полгода как. Она уже себе хахаля нашла, в Маааскву с ним свалила. Пацанов своих не вижу почти, так, на каникулах приезжают. Да и то если я не в командировке. Сама знаешь, то там копаем, то тут…
– Паш, прости, я не знала.
– Конечно, не знала. Мы же когда с тобой последний раз виделись? Это ведь было аккурат перед тем, как я в Австралию на раскопки уехал.
Яся задумалась. После выпускного они с Пашей сразу договорились – никаких бесполезных звонков и переписок, только личные встречи. Обещание они нарушили только дважды: один раз Паша пригласил на свадьбу, а второй…
– Девять месяцев назад. Ты на похороны приезжал. Тогда весь класс собрался, даже Карина из Италии приехала.
– Да, жаль, всё-таки твоих родителей. Глупо как-то все это вышло. Ты к психологу так и не сходила, я тебе контакты кидал?
– Паш, давай не будем об этом. Ты-то себе жену новую не подыскал? Ты же не можешь без женщины, знаю я тебя.
– Вот как раз к ней и приехал.
Паша взял Ясину ладонь в свои большие медвежьи лапы. Руки у него были шершавые, мозолистые. Ногти были чистые, но пожелтевшие от постоянного соприкосновения с землёй и глиной.
– Ясмина, Яся… Может, всё-таки попробуем, а? Ну нет у меня никого ближе тебя. Ты самый уютный человек на всей планете. Такой, который мне нужен. Чтобы мне было куда возвращаться, понимаешь. Не могу я в пустую квартиру приходить. Холодно там, холоднее, чем в Заполярье на реке Море-Ю, где писать на улице равносильно кастрации. Яська, ну что ты молчишь, ответь что-нибудь?
Яся смотрела на свою маленькую хрупкую руку, завёрнутую, словно младенец, в кокон, и ей не хотелось её убирать. Чувство тёплое, мягкое, нежное заполнило всю её по самое горлышко. Паша был её лучшим другом уже почти 20 лет, они делились самыми сокровенными секретами, но ни разу не делили постель.
– Паша, я люблю тебя больше всех на свете. Мне кроме тебя и любить-то некого. Ты для меня и брат, и отец, и даже сын. Но не муж. Прости.
Яся думала, что Паша сейчас кинет её руку, встанет и уйдёт. Но нет. Он ещё сильнее стиснул её ладонь, притянул её к себе и поцеловал по-отцовски нежно.
– Ох, Яся, а всё равно старость будем вместе встречать, вот увидишь.
Яся не смогла сдержать слёз. Поток её горя прорвался горячими струями из глаз. И она вдруг, сама того не желая, рассказала своему другу детства всю эту глупую историю про Анатолия Николаевича, книгу и женщину с крупными бусами и прямой спиной.
Паша слушал молча и ни разу не перебил. За их многолетнюю дружбу он усвоил одно: если вставить в Ясин монолог хотя бы слово, оно встанет плотиной на реке её излияний и перекроет их навсегда. Он молчал. Но ему хотелось закричать на неё, надавать по щекам, сказать, что она дурочка, и стиснуть в объятиях до хруста костей. А когда Яся закончила плакать, сам вытер салфеткой её слезы и сказал:
– Ну и пошёл он в жопу, этот твой Одоевский. Спорим на чебупели, что ты найдёшь фамилию покруче?
Яся улыбнулась, вытерла тыльной стороной ладони нос и ответила:
– А, давай!
Она протянула руку, Паша схватил её и стал трясти волной, прямо как в детстве.
– Ай, оторвёшь же!
– В следующий раз, когда я к тебе приеду, познакомишь с женихом. А сегодня разреши мне, как всегда, у тебя переночевать, обещаю не приставать.
– О чём речь, Паша, твой доисторический диван ждет тебя.
– Ты что, всё ещё его не выкинула?
– Нет, конечно. Как ещё мне затащить археолога в квартиру, если не такой древностью?
Они встали, взялись за руки и пошли вдвоём, соприкасаясь предплечьями, как двое влюблённых. В каждом из них по опустошённой душе гулял ветер одиночества. И как бы они ни старались укутать друг друга теплым одеялом дружбы, согреться они не могли.
Глава 6
Яся сидела на стуле и смотрела на записку, которая лежала перед ней на кухонном столике.
«Доброе утро, соня. Кофе больше нет, еды тоже. Осталась только надежда. Через три месяца приеду.
P. S. Я спросил у Ясеня, где моя любимая, Яся не ответила, качая головой. Моё предложение действует бессрочно. Если надумаешь, просто выброси диван».
– Чёрт! Теперь мне с этим диваном до старости, что ли, жить? – Яся улыбнулась, скомкала записку и точным броском направила её в урну.
Археологический диван переехал пять лет назад к Ясе из старой Пашкиной квартиры, которую он продал, чтобы купить жене машину. Он был огромный, пыльный и патологически неудобный. Чтобы втащить его в зал, пришлось снимать дверь с петель. Но и это не сильно помогло – на косяке осталась глубокая царапина от металлической ножки. Диван занял половину комнаты, а в разложенном состоянии заполнял её всю. И хотя Яся постоянно ворчала, что теперь в зале не повернуться, она благодарила Пашку за то, что он вот так же, как этот диван, заполняет её жизнь. Вытащи его – и ничего и никого не останется. Только обветшалый деревянный пол и вытоптанный ковёр.
Яся встала, открыла дверцу шкафа и на автомате потянулась за жестянкой с кофе. Но та была пуста.
– Чёёёёерт! Чёёёёёрт! Паша, я тебя убью! Придётся идти в магазин.
Яся натянула широкие трикотажные брюки, заправила в них ночную рубашку, напялила толстовку. Волосы собрала в неопрятный хвост, даже не расчесав их, и нахлобучила рыжую шапку с помпоном. Сверху надела грязно-зелёный пуховик, такой объёмный, что Яся выглядела как спальник на ножках.
Она поглядела на себя в большое зеркало в коридоре:
– Отличный прикид, чтобы семечками на базаре торговать. Или горячими пирожками. Сейчас ещё дутики надену для завершения образа.
Яся вышла во двор. Было только 10 часов, улица всё ещё не скинула утренний озноб, и пупырышки замёрзших капель на скамейке казались мурашками. Яся поёжилась и надела перчатки. Серая ноябрьская дымка просачивалась за шиворот и окутывала сердце тоской. Яся почувствовала себя настолько одинокой, что хотелось пойти в кафе и позавтракать там, чтобы просто побыть в окружении людей. И она даже повернула в сторону единственной открытой в районе забегаловки, но вспомнила, что дресс-код соответствует разве что рюмочной.
Она шла по скользкой серой наледи, неуклюже переваливаясь, словно гигантский зелёный пингвин. Мысли её, мерзкие и противные, падали в голову вместе с мокрым снегом, который смешался со слезами на щеках и затекал за воротник.
– Ни ребенка, ни котёнка…
– Девушка, вам котёнок не нужен?
Мужской голос, окликнувший Ясю, сработал как подножка. Она споткнулась и растянулась посреди асфальта.
– Господи, вы чего падать вздумали? Я же вам котёнка предложил, а не жениться.
Мужчина подал ей руку, помог встать и принялся её отряхивать перчаткой, снятой с руки. За пазухой у него раздался жалобный писк.
– У вас там реально котёнок, что ли?
– Ага, вышел утром за кофе, а он сидит под лавкой, пищит. Жалко его стало, – ответил мужчина и расстегнул куртку.
Оттуда показалась пёстрая мордочка, до того малюсенькая, что казалась игрушечной. Носик словно был разделён на две части, одна половина была розовой, а другая черной. Котенок трясся до самых кончиков ушей.
– Хорошенький.
– Я бы его себе забрал, но у меня кот с аллергией на кошек. Представляете, и такое бывает. Я как-то брал котёнка на передержку, так мой жирдяй чуть кони не двинул.
– Я заберу его. Но мне нужна ваша помощь, – сказала Яся и сама испугалась своей решительности. – У меня никогда не было кошек, я не знаю, что покупать.
– Да без проблем! Только давайте кофе хотя бы навынос купим, иначе я умру.
– И я тоже умру, если сейчас не сделаю хотя бы глоток хорошего капучино.
– Тогда вы котёнка подержите, а я мигом. Тут в пекарне неплохой кофе продают.
Мужчина всучил котенка Ясе, она расстегнула пуховик и запихнула маленькое существо за пазуху. Котенок завошкался и стал деловито мять лапками Ясину грудь. А потом вдруг замурчал и завибрировал, словно было в нём килограммов пять, не меньше.
Спустя пять минут мужчина вернулся. Он нёс два стакана кофе на подставке и бумажный свёрток.
– Держите ваш капучино, – протянул он кофе Ясе. – И я ещё круассаны взял. С варёной сгущенкой. Пальчики оближешь. Надеюсь, вы любите.
– Обожаю, – призналась Яся и откусила хрустящий кончик. – Круассан божественный, вы правы. Но вам придётся поить меня кофе, у меня ваш котёнок, вы помните?
Почему-то рядом с этим незнакомым мужчиной Яся совсем не испытывала робости. Он не казался чужим. Его уверенные движения, ровный голос, немного съехавшая на лоб шапка умиротворяли и вызывали доверие.
– Ладно, – сказал мужчина и поднёс стакан к Ясиным губам. – Зоомагазин в той стороне. Как раз успеем кофе допить. Вы же не спешите?
– Уже не спешу. А вообще я за кофе торопилась…
– Это мы удачно с вами за кофе вышли, – сказал мужчина и взял её под руку, которой она придерживала котёнка. – На случай, если вы опять падать вздумаете.
