Анастасия Соболевская
Корона двух королей
Глава 25
Падение
Королевские оружейники выковали для Вечеры парадную кирасу с оттиском бычьей морды на груди и подогнали под её размеры. Это была точная копия формы кирасиров за одним исключением – плетёный обруч кронпринцессы, который носила Вечера, теперь венчали её военный шлем, а на бордовом плаще из тяжёлого бархата переливалась золотом длинная морда быка, в то время как у остальных символ Роксбургов был чёрным.
– Вам к лицу военная одежда, – улыбнулась Данка, глядя на решительную воинственную красоту через зеркало.
– Думаю начать ходить только так – в платье с зелёным кушаком я будто голая, – ответила Вечера.
– Но в Ангеноре женщины не ходят в мужском наряде.
Принцесса ухмыльнулась.
– В Ангеноре женщины не участвуют в тавромахии.
Она ещё раз смерила своё отражение критическим взглядом и приняла из рук служанки начищенный щит.
– Теперь я готова.
Когда Вечера спускалась по лестнице в Красную галерею, её окликнул мужской голос. Одну из колонн подпирал спиной Эрнан Монтонари. Холёный, довольный, как кот, который только что сожрал огромную мышь.
– Окликать будете миртовых девок, – отозвалась Вечера, но того будто не тронуло её справедливое замечание. – Что вы хотите?
– Гулял сегодня по вашему плацу, – улыбнулся Эрнан, довольно потирая подбородок.
– Рада за вас. Это всё?
– Знаете, в Туренсворде одна из лучших площадок для солдат.
– Прикажу вышить эту фразу золотом на королевских салфетках. Я спешу.
Вечера попыталась уйти, но граф преградил ей дорогу.
– Стоять. – Его ладонь по-хозяйски легла принцессе на ключицу, и он толкнул её обратно. Толчок был лёгким, но от этого не менее сильным. Вечера больно ударилась затылком о мрамор.
– Как вы смеете?!
Но Эрнан не обратил внимания на её гнев.
– Вчера сын попросил устроить с ним учебный бой, и я согласился – не могу же я в чём-то отказать своему наследнику.
– Уберите руку, – прошипела Вечера.
– Перед боем, – граф и не подумал послушаться, – когда Лаэтан ждал меня на площадке, я решил выбрать для него меч – я всегда так делаю. Так вот, меня заинтересовали арсеналы короля, и я решил заглянуть в один из них. Даже не знаю, что меня потянуло именно в дальний угол, где хранится старое оружие для переплавки. Я разобрал один из сундуков с мечами, и знаете, что я нашёл среди старого железа? Оттиски для чеканки монет и печати на сургуче. Представляете?
– Кузнец хранит там старые оттиски, как и всё железо для переплавки. Уберите руку, или отрублю её по локоть.
Лицо Эрнана оставалось невозмутимым, несмотря на прямую угрозу.
– И даже оттиски с вензелем дома Элботов и лилией Теабрана Эссегридиона? Интересно, и как такая вещица попала в Туренсворд?
Несколько секунд Вечера молчала и внимательно глядела в проницательные глаза южного графа:
– Почему мне кажется, что вы знали, где искать? Любой кузнец не глядя сунул бы оттиски в плавильню. Но вы знали, зачем пришли в старый арсенал.
– Перекинулся парой фраз с братом. Он-то и посвятил меня в курс дела.
– Никогда бы не подумала, что Сальдо Монтонари не умеет держать язык за зубами.
– Не стоит его винить. Я бываю настойчив, а мой брат всегда плохо переносил боль.
Вечере вдруг вспомнилось, как пару часов назад она видела Хранителя казны с повязкой на левой кисти. На её вопрос, что случилось, он сказал, что стоял у камина в своём кабинете и случайно схватился рукой за раскалённую решетку.
– А Четта знает о вашем увлечении?
– Ты умница, Аматина, – граф не посчитал нужным ответить на этот вопрос. – Я бы не догадался изготовить поддельные клейма и печать, да ещё и написать расписку за казначея Жемчужного банка.
– Вы просили убрать с вашей дороги Элботов, я это сделала. Осе теперь никогда в их сторону даже не посмотрит.
– Жаль только этих бедняг, не правда ли? Они ведь все были совершенно ни в чём не виноваты и хранили верность короне. Да и Хранитель Жемчужного банка потерял голову почём зря.
– Вы не просили меня обойтись без жертв.
– Как бы правосудие Саттелит вас не настигло. – Ухоженные пальцы графа нежно скользнули по подбородку принцессы.
– Вам бы лучше о своей участи тужить. Вы виноваты не меньше меня.
Вечера предприняла попытку уйти, но рука Эрнана бесцеремонно схватила её за плечо и с силой толкнула к стене.
– Эй!
– О, не стоит обвинять меня в чрезмерной жестокости, – бархатный голос Монтонари стал ниже. Его смуглое лицо, спрятанное в полумраке, оказалось совсем близко от лица Вечеры.
– Куда уж мне тягаться с вами?
– Я бью только того, кто этого заслуживает.
– Как и я.
С этими словами Вечера вывернула руку и отвесила кантамбрийцу звонкую оплеуху. Эрнан схватился за лицо и засмеялся.
– А ты не так проста, как я думал. – Он тронул покрасневшую щёку, проверяя, не рассекла ли её принцесса обручальными кольцами. – Мне нравится.
– Не стоит думать, что вам всё позволено, мой вынужденный друг. Я не ваш брат и могу дать сдачи.
– Кстати, я сломал чеканки. – Повёл бровью южный граф, поглаживая щёку, будто это было место поцелуя. – Мало ли кто ещё окажется столь же любопытным, как я, и увидит то, что не нужно.
– Вы довольны? – прервала его елейные речи принцесса. – Я выполнила ваши условия. Теперь я жду того же от вас.
Вместо ответа Эрнан послал принцессе воздушный поцелуй и произнёс:
– Кантамбрийцы своих не бросают.
К полудню люди потянулись к площади Агерат, чтобы увидеть обряд кирасирской клятвы. С того дня как тела погибших турдебальдов унесли с арены, их держали в холодных подвалах Туренсворда, где Геза обрабатывала их настоями из трав. Из-за перебродившего сока кожа покойников покрылась слоем белого воска, который не давал телам разлагаться и отбивал малейший трупный запах. Сейчас белоснежные, будто покрытые тонким инеем тела в несколько рядов лежали возле воткнутых в землю агдеборгов на Агерат на невысоких каменных постаментах, и архонт зачитывал над ними слова «Морген-эреи». Полудницы украшали головы покойников погребальными золотыми герберами, чтобы духи-посланники Саттелит унесли души юношей в горы.
– А что потом? – прошептала Данка, тронув Влахоса за рукав.
– Потом могильщики отнесут тела в братскую могилу близ Долины королей, где хоронят павших кирасиров, и заложат тела камнями.
Родители погибших плакали и прижимали к груди мешочки с золотыми монетами. Те, кто остался в живых, стояли рядом в окружении солдат и прятали лица, потому что каждый, кто замечал на их лбу перевёрнутую руну Вейла, старался дать им пощёчину.
За всё время своего пребывания на троне Осе так и не научился произносить воодушевляющие речи с той же страстью, с которой это делал его брат, и сейчас, стоя в специально возведённой ложе, король чувствовал наплывы зыбкой неуверенности. Ему казалось, что люди глядят на него искоса, и кантамбрийцы, что огораживали площадь от зевак, бросают на него недобрые взгляды, и что у каждого из них за пазухой спрятан камень, чтобы запустить его в голову ненавистному Тумтабарду.
Осе попытался укрыться под навесом от пульсирующего солнечного света, но и там ослепляющие раскалённые лучи преследовали его, оставляя в глазах разноцветные пятна, а яркие знамёна с каждым движением ветра хлестали его обожжённые глаза алыми языками пламени. Весь мир сегодня будто сговорился и обрядился в едкие цвета, чтобы ослепить короля Ангенора.
От рези в глазах у Осе навернулись слёзы, и он поспешил смахнуть их, пока никто не увидел. Он знал, что значат эти слёзы, и приказал слуге поскорее принести нюхательной соли.
– Тебе плохо? – встревожилась Суаве и положила руку на плечо мужа. – Ты побледнел.
– Нет, всё хорошо. – Осе перевёл дух, силясь показаться утомлённым лишь горячим воздухом.
– Я прикажу принести вина.
– Нет, не нужно, я в порядке.
– Правда?
– Просто жарко.
– Ты дрожишь.
– Простое волнение.
Он успел взять руку Суаве и поцеловать до того, как она её убрала. Долгожданного облегчения этот невинный акт любви ему не принёс.
Толпа внизу гудела в ожидании представления. Как же эти люди любят зрелища. Свадьба, тавромахия, похороны, парад или казнь – толпа не делала различий, лишь бы собраться в кучу, поглазеть, порадоваться, поплакать вместе со всеми, в объятиях всеобщей радости или скорби, и разойтись по своим делам, чтобы всё забыть уже через час. Какая пошлость. Всего несколько лет назад эти люди были готовы зарубить короля в ответ на казнь повстанцев, а теперь они же бросали в его ложу цветы. Ребёнком Осе был готов полюбить каждого из них, а теперь не испытывал ничего, кроме отвращения.
Его мысли прервал далёкий звук горниз и лёгкая дрожь, внезапно накатившая со стороны Туренсворда. Толпа и гости в королевской ложе повернули лица в сторону источника гула. Вдалеке в ярком свете солнца заблестели начищенные новые кирасы, золотой волной мчащиеся по улице к площади.
Весь маршрут новобранцев от Ласской башни до площади ограждали отряды кантамбрийцев и Ловчие, которым было велено прогонять случайно выскочивших на пути быков зевак, чья нерасторопность и невнимательность могли привести к катастрофическим последствиям. За порядком коршуном следил Сеар и уже в первые две минуты буквально выдернул из-под копыт Гнева какого-то пучеглазого мальчишку.
– Ты совсем из ума выжил, щенок?! – В гневе за кощунственную невнимательность Сеар отвесил пареньку оплеуху и оттолкнул к стене богадельни. – Они чуть тебя не затоптали! Иди ворон лови в другом месте!
А мальчишка только глядел на него огромными, как блюдца, угрюмыми глазами и вытирал чумазой рукой разбитую губу.
– Что молчишь? – лютовал седовласый северянин. – Хоть бы поблагодарил – я только что спас тебе жизнь.
Но мальчишка продолжал молча смотреть на несущихся мимо него быков в золотых доспехах.
Сеар махнул на недоумка рукой и вернулся на пост.
Возглавляли парад Вечера, Альвгред и Согейр, хотя на их месте сама наследница предпочла бы видеть Марция или Инто, но эвдонцу было велено замыкать шествие, а слуга продолжал гнуть спину в загонах вдали от парада.
Правой рукой трое погонщиков удерживали поводья, а левой поднимали над головой агдеборги.
Накануне Вечера сделала подношение на Агерат и поставила свечи всем иконам в недостроенной кирхе, моля и старых, и новых богов о милости и чуде, чтобы они усмирили нрав Гнева в важный для неё день. И маленькое чудо произошло – с самого утра Гнев являл собой спокойнейшего из быков в загоне, если не сказать, даже ласкового. Лишь один раз он дёрнулся в сторону, когда на пути Вечеры из-за дома выскочил какой-то мальчишка, которого в последний момент спихнул с дороги Сеар.
Десятки воинов за её спиной неслись во весь опор по узким улицам города, гремя подковами и звеня позолоченными, ещё не знавшими вкуса крови кирасами. Чем ближе эта воинственная сила приближалась к площади, тем сильнее дрожала земля под ногами собравшихся. Дрожали даже статуи богов, превратившиеся в пять исполинских камертонов. Дрожь была такой силы, что в ложе короля попадали на пол принесённые слугами кубки, забрызгав вином обувь гостей.
– Представляю, что происходит на поле, когда в бой идёт вся ваша кавалерия, – улыбнулся Эрнан, отряхивая капли вина с сапог.
Когда воины оказались на площади, под ложей загудели горнизы, и воздух задрожал от их громкого рёва. Кирасиры направили своих быков вокруг площади. Шумная толпа кидала в их сторону зёрна, и Гнев недовольно задёргал головой, когда анисовые зёрнышки попали ему в глаза. Резкий толчок едва не выбил Вечеру из седла.
– Гнев, нет! – потянула она за узду. – Медленнее! Медленнее!
Но бык уже выбежал из общего строя, едва успев развернуться и не врезаться в отхлынувшую толпу.
– Тихо! – умоляла его принцесса. Люди продолжали кидать в неё зерна, и Гнев всё больше терял над собою контроль. Согейр и Альвгред, почувствовав неладное, покидали свои агдеборги и повели своих быков по обе стороны от испуганного животного.
– Тише-тише, – заговорил Альвгред, наклонился и взял Гнева за один из рогов. – Отец!
Согейр сделал то же самое, что и сын, и тоже взял бычий рог со своей стороны.
Все трое повели Гнева в нужную сторону, чтобы он не вырвался и не встал на дыбы.
– Он перестаёт меня слушаться, – пролепетала Вечера, беспомощно вцепившись в узду, которой она уже не управляла. – Он вырывается.
– Спокойно, моя принцесса, – ответил Согейр. – Он не сможет вырваться, пока мы его держим.
– Все видят!
– Поднимите над головой агдеборг и приветствуйте толпу. – Быстро! – прошипел легат.
Вечера повиновалась приказу легата и подняла алое знамя над головой как можно выше.
– Улыбайтесь, – продолжал командовать Согейр, – пусть думают, что так и было задумано.
Будто чувствуя силу удерживающих его рук, Гнев перестал мотать головой и реветь и замедлил бег.
– Вот так, – приговаривал Альвгред. – Вот так, тихо. Хороший бык.
– Всё, я смогу сама, – сказала Вечера, когда круг кирасиров обогнул площадь и почти замкнулся. Впереди замелькала спина Марция, подгонявшего новичков, которые вели своих быков медленнее всех и потому нуждались в помощи более опытного наездника.
– Всё хорошо? – обернулся Рейес, когда круг воинов замкнулся и теперь все они описывали круги вокруг Агерат. – Я видел, Гнев вырвался вперёд.
– Всё хорошо, – ответила Вечера. – Зерно попало ему в глаз. Теперь всё хорошо.
Десять – ровно столько поколений королей сменилось со времен правления Ардо Роксбурга, и ровно столько кругов проделали новобранцы вокруг статуй богов, сверкая на солнце золотом и гранёными альмандинами на парадных кирасах. Десять кругов оглушительного рёва горниз и земной дрожи… казалось, статуи богов разлетятся на бесформенные камни. Десять кругов под рёв толпы и выкрики. Десять кругов, которые показались Осе вечностью.
Он уже стоял у перил, чтобы по окончании, когда кирасиры остановят своих быков и развернутся к королю лицом, произнести Мегарон – речь, которую он уже произносил много раз, чтобы официально признать новобранцев своими воинами. Он был готов снова произнести эти выученные наизусть пятьсот тринадцать слов, от которых в крови кирасиров вспыхивала отвага, как вдруг его голову начала разрывать знакомая боль.
Король приказал себе не обращать на неё внимания. Возможно, это просто страх и боль сейчас пройдёт, хотя он знал, что это не так. Он знал, что вот-вот случится, но стоял на своём месте, томительно дожидаясь тишины, когда все глаза будут устремлены только на него.
– Будь что будет, – прошептал он, отдавая себя на волю богов, и выпрямил спину. Кирасиры остановили быков и развернулись к ложе, площадь окунулась в долгожданную тишину. Все ждали слов короля. Осе поднял над головой кулак, и кирасиры последовали его примеру.
– Приветствую вас! – громко произнёс король, чтобы его голос был слышен во всех концах площади. – Теперь вы королевские кирасиры!
Вдруг его прервал едва слышный смешок внизу. Осе перевёл взгляд в сторону звука и увидел пятерых касарийцев из орды самратского кадерхана, которых оставил Тонгейр перед своим отбытием из замка. Все пятеро стояли чуть в стороне у лестницы, ведущей в ложу, и о чём-то перешептывались, ухмыляясь в сторону короля.
– Осе! – зашептала Суаве, заметя смятение на белом лице мужа. – Осе, не молчи. Они ждут.
Но король, как заворожённый, глядел в сторону орды, брошенной ему, как обглоданная кость нищему. Раскалённое кольцо сдавило голову Осе. Громкий вздох вырвался из его груди, он пошатнулся и вцепился побелевшими пальцами в резные перила. Толпа и кирасиры переглянулись.
– Корона опять показала характер? – шепнула Вечера Альвгреду.
– Ваша язвительность здесь неуместна, – резко осадил её Согейр, спрыгнул с Ревущего и бросился к ложе.
Когда он взлетел вверх по ступенькам, тело короля уже трясло.
– Где Гарай?! – крикнул Согейр Данке, пробиваясь сквозь придворных. – Быстро веди его сюда!
Тело короля вдруг неестественно выгнулось, напряжённое, будто все его мышцы скрутило судорогой, и Осе упал. Согейр не успел его подхватить, и он ударился виском об угол фигурных перил. Альмандиновая корона закатилась за кресло. Осе начал задыхаться. Из его глаз, будто молящих, чтобы его убили, лишь бы приступ прекратился, потекли слёзы. Суаве с ужасом глядела на своего мужа.
– Папа! – кинулась к отцу Ясна, но Влахос оттащил принцессу в сторону, чтобы её не зашиб Гарай, поспешивший на помощь королю.
– Держите его, – приказал он сбившимся в кучу у стены растерянным слугам. – Быстрее!
Слуги прижали тело короля к полу.
– Согейр, нужно разжать ему зубы.
Судорога усилилась. Кое-как легат ухитрился разжать зубы короля, и Гарай всыпал в рот Осе какой-то порошок. Эрнан, прячась за спиной жены, едва успел подавить смешок, когда потерявший над собой контроль Осе выплюнул почти всё лекарство в лицо легату.
– Держите крепче, – приказал Гарай и подставил руку под затылок короля.
Мучения Осе длились несколько бесконечно долгих минут, из ложи доносились сдавленные крики и скуления. Неосознанными движениями Осе пытался отбиться от прижимавших его к полу людей.
Вскоре силы начали покидать его, как и припадок, и вот уже отблески солнца на навесе уже не казались Осе невыносимо яркими. Он пытался что-то произнести непослушными губами, но ему удалось только что-то промычать, как мычат недоумки в богадельне. Потом Осе сделал пару слабых вдохов, закрыл глаза и потерял сознание.
Король не стал свидетелем последовавшей за его приступом суматохи: не видел тысячи изумлённых глаз, устремлённых в сторону ложи, не видел порыва Суаве помочь Согейру поднять властителя на носилки. Не увидел он и разочарованных кирасиров и того, как Эрнан отдавал приказы слугам, чтобы те поскорее перенесли короля в замок, а бесконечно преданный ему Согейр отгонял с пути любопытную чернь.
Осе пробыл в беспамятстве больше суток, пока глубокий сон не наполнил силами его изнемогшее тело.
Больше всего Осе боялся унижения, когда его болезнь сломит его прилюдно, но теперь, когда он обмочился на глазах у всего народа, его мысли были менее всего о публичном позоре. Он просто устал.
Первое, что он увидел, когда поднял свинцовые веки, был расписной балдахин его ложа, чей бордовый низ играл в свете зажжённых свечей золотыми уютными искорками. В его спальне приятно пахло свечным воском и розовым маслом, которым пользовалась Суаве. Осе любил этот запах, и ему было приятно почувствовать его, проснувшись после тяжёлого приступа. «Странно, – подумал он, – Суаве никогда не приказывала душить мою комнату своими маслами…»
Осе повернул голову и увидел её.
– Как ты? – Суаве сидела возле его кровати и смачивала в воде платок. – У тебя был жар.
– Сколько я спал? – безжизненным голосом прошептал король.
– Около полутора суток.
– Воды.
Суаве протянула мужу бокал и помогла приподнять голову.
– Забавно, – произнёс он, поблагодарив.
– Что?
– Я всегда мечтал, чтобы ты по своей воле пришла в мою спальню. А для этого мне всего лишь нужно было оказаться при смерти.
– Ты не умираешь. Просто твоя болезнь вернулась.
– Она мучала меня всю юность, и каждый день я мечтал о смерти. Потом припадки прекратились, и я воздавал хвалы богам, и вот опять. Я больше так не могу…
– Ты сможешь, ты Роксбург.
– Последним Роксбургом был мой брат, а я лишь его тень. – Король сморгнул накатившие слёзы. – И тень твоей дочери.
Он тронул голову, и его рука коснулась повязки.
– Ты разбил висок, когда упал.
– А где корона? – встревожился король. – Она разбилась?
– Треснула, – успокоила его Суаве. – Всего лишь небольшая трещина. Я уже отдала корону Дагмару. Он сделает трещину незаметной.
– Трещина… Корона была невредима тысячу лет, и я тот король, который едва её не разбил. Эгиль должен меня за это покарать.
– Он поймёт. Виной всему болезнь, а не ты.
Осе положил свою слабую холодную руку поверх её, но на его удивление Суаве не поспешила убрать свою ладонь.
– А что люди? – спросил он. – Теперь плюют в сторону Туренсворда? Кому нужен король, который мочится в штаны? Брат до последнего скрывал от всех мою болезнь, чтобы его род не выглядел слабым, и вот… Они меня проклянут. Заклеймят, придумают новое прозвище…
– Я так не думаю, – возразила Суаве. – Вчера вечером я попросила отца Ноэ провести службу за твоё здоровье в кирхе, которую ты строишь.
– И?
– Он сказал, что проведёт три, как требует Святая благодать. Когда вчера он начал первую службу, вместе с ним в это время в храме было всего несколько прихожан, которые спросили, о ком его молитвы, а когда он ответил, стали молиться вместе с ним.
Суаве встала, подошла к окну и раздвинула шторы.
– Видишь свет? – спросила она, указывая за окно, из которого открывался вид на недостроенную церковь. Она возвышалась над жилыми зданиями в полутьме, и в её окнах горел свет.
– Там Ноэ? – спросил король, приподнявшись на подушках.
– Ты видишь огоньки вокруг? Они идут от церкви до самого берега Руны.
– Что это?
– Это горожане, которые присоединились ко второй службе за тебя.
Осе этого было не видно, но Суаве видела очень хорошо, как множество огоньков густо столпились вокруг церкви и тянулись к самой реке. Впервые над городом звенели колокола недостроенной башни, и их металлический мерный перезвон накрывал город невидимым облаком, от которого почему-то становилось спокойно.
Суаве продолжала:
– На площади Агерат сейчас то же самое. Люди жгут травы под статуей Веньё. Все просят его помочь тебе.
С минуту они оба молчали. Осе не ощущал радости из-за молитв людей о себе. Он ощущал только гнетущую пустоту, будто внутри он был уже мёртв.
– Есть какие-то новости о Теабране?
– Сегодня нам доложили, что его армия движется с северо-запада и подойдёт к городу меньше, чем через неделю.
– О боги… – выдохнул король. – Что армия?
– Готовится. Согейр, Гаал, Вальдарих, Вечера уже отдали приказ укреплять стены. Готовят масло, онагры, заправляют пушки. Отец с матерью вернулись в Мраморную долину.
– А Монтонари?
– Остался. Он сказал, что будет сам командовать кантамбрийцами во время сражения. Эрнан отправил домой только Четту и Аэлис. Лаэтан наотрез отказался уезжать. Он сказал, что в этом городе его невеста, и он обязан её защищать. Даже поссорился из-за этого с отцом.
– Лаэтан хороший мальчишка, – слабо улыбнулся Осе. – Я должен поблагодарить Вечеру за то, что она не дала мне связать узами брака Ясну и Роланда. Едва ли он бы стал защищать город ради женщины. Элботу уже выслали приказ, чтобы он отправил нам своих людей?
– Да, Вечера сделала это сразу после того, как пришли вести от лазутчиков. Дочь почти всё время проводит в башне, готовится к бою.
– Жаль, во мне нет и половины той отваги, что есть в ней. Она всегда была сильнее меня, – сделал король признание, которое душило его многие годы. – Прости меня.
– Не у меня ты должен просить прощения, а у Вечеры.
– Она не простит – она слишком похожа на Эдгара.
– Но Эдгар многое прощал.
– Мой брат никогда никого не прощал. При всей моей любви к тебе, ты знала его всего пару лет, а я всю жизнь. Любовь к тебе сделала его мягче, но он остался тем же Эдгаром, каким и был.
– Не будем об этом. – Суаве воспротивилась кощунственным речам о покойном муже.
– Прости. Я тоже любил брата. Надеюсь, когда-нибудь вы с ним встретитесь в горах.
– Мы все встретимся там.
– Боюсь, что меня там никто не ждёт. Я всегда ощущал себя чужаком среди Роксбургов – для меня нет места среди предков. Я просто хотел бы ещё раз увидеться с сыном, а потом просто исчезнуть.
Суаве всплеснула руками.
– У тебя, наверное, снова горячка.
– Просто болезнь напомнила мне, что я смертен. Единственный приступ оказался более отрезвляющим, чем лицезрение десятков чужих смертей во время каждой тавромахии.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы всё это скорее кончилось. Чтобы Теабран был повержен, а я спокойно доживал свой век, глядя на то, как мой преемник займёт трон. Мне уже всё равно, на чьей голове окажется корона. Недавно я мечтал, чтобы она оказалась на голове моего отпрыска, но теперь я не уверен, что хочу, чтобы моя Ясна носила её. Не хочу. Если Вечера хочет корону – пусть. Она заслужила эту кровавую ношу. В конце концов, когда-то Эдгар завещал корону ей, а я её отобрал.
Король говорил, речь его становилась всё более путаной и бессвязной, будто его мысли засасывало в болото, его язык заплетался, путая слова и буквы местами. Алое пятно на его виске под повязкой медленно расползалось, и ткань пропустила сквозь себя жирную кровавую каплю.
Суаве прижала руку к голове мужа и позвала на помощь, но Осе сознанием был уже далеко. Он смотрел на её лицо и улыбался. На полуслове он закрыл глаза и снова погрузился в безмятежный сон, чтобы через несколько дней проснуться под грохот призывных пушек.
Кирасиры собирались у ворот.
