Анастасия Нуштаева
И не люби меня
Чтобы не рассориться, я решил перевести тему на что-то другое.
– А где мама с папой? – спросил я.
– В городе.
Отлично. Просто превосходно.
– Я все же рекомендую тебе переодеваться в другом месте, – сказала Даша, обернувшись, и нежно ведя ладонью по широкому перилу лестницы из темного дерева. – Потому что у нас панорамные окна, так что если ты…
– Я понял.
– Славно, – кивнула Даша, и продолжила подниматься.
Я дождался, пока она окажется на втором этаже, и лишь затем взобрался по лестнице.
Когда я оказался около единственной открытой двери, Даша как раз выходила из другой комнаты.
– Держи, – сказала она, сжимая в руках ворох одежды.
Я потянулся к нему, но Даша проскользнула мимо меня в дверной проем, и бросила вещи на кровать. Мне пришлось зайти.
– Я сейчас вернусь, – сказала Даша и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.
Тяжко вздохнув, я провел рукой по мокрым волосам. Обычно люди с мокрыми волосами выглядят паршиво, как дворовые псы. Из всех я знал лишь одного человека, кому такое шло. Себя. Стоило зачесать их пальцами назад и вид делался красивым – я был словно с обложки. Мама часто шутила, что мне стоило идти в модели. Я верил, что и на этом поприще достигну успеха, так что ее шутки воспринимал серьезно. Но позже понял, что люблю более активную деятельность, чем стоять и терпеть уколы булавок.
Я подошел к кровати. Уже поднес руки к вороту футболки, чтобы стянуть ее. Но они вдруг опали и закачались.
Это была Дашина комната. Она специально меня сюда завела.
Эту комнату я знал слишком хорошо. И цвет занавесок – не кремовый, не молочный, не жемчужный, а идеально белый; и баночки на туалетном столике, которые менялись, оставаясь лишь в прежнем количестве. И, конечно, огромную двуспальную кровать, особенно то, как ощущались эти простыни под потной спиной.
Мне надо было уйти. Но я уже был здесь и уже раздевался. Только теперь быстро, и чтобы надеть чужую одежду.
Вещи были мне по размеру, разве что штаны чуть коротковаты. И все равно я чувствовал себя в них идиотом. Наверное, из-за ярко-оранжевой футболки.
Я вовремя успел одеться. Едва я бросил на себя взгляд в небольшое зеркало, которое стояло на столике рядом с Дашиной косметикой, сама она зашла в комнату. Ручку двери нажала локтем, а дверь толкнула спиной. Руки у нее были заняты – она несла поднос с чайником и двумя чашками. Несла неуклюже, не привыкла к такому. Это показалось мне забавным, но я не веселился.
Даша поставила поднос на комод, закрыла дверь, и лишь потом посмотрела на меня.
– Я выгляжу смешным в этой одежде, да? – сказал я.
Даша должна была ответить, что я могу ее снять, если мне так не нравится. Это было бы в ее духе. Но вместо этого она осмотрела меня со всей серьезностью. А потом качнула головой и, чуть нахмурившись, сказала:
– Ты никогда не выглядишь смешным.
Затем она склонилась, чтобы налить чай. Она все еще была в купальнике. Жаловалась на холод, а сама так и не переоделась. Хитрила? Разумеется.
Интереснее другое: хитрила ли она в последней фразе? Неужели взаправду думает, что мне все идет? Это подлецу все к лицу – а я человек хороший. По крайней мере с Дашей пытаюсь вести себя учтиво. Вон уже так до учитывался, что вместо того, чтобы расстаться с ней, сижу на ее кровати.
Не отрывая взгляд от чашек, Даша передала мне одну, и спросила:
– У нас завтра премьера новой программы… Ты будешь? Посмотришь?
– Я буду, конечно.
– А посмотришь?
Я не верил, что это хорошая идея, поэтому долго думал, как бы ответить так, чтобы не соврать, но и не обидеть Дашу. Но она прочитала ответ в затянувшейся тишине, и сказала невзрачным голосом:
– Ты же будешь в зале. Просто голову повернешь к сцене и все.
– Я буду занят, – сказал я, обрадовавшись, что не соврал, но и прямо не ответил.
– Чем же? – нахмурилась Даша.
Немного обидно. У меня в «Эмпирее» много дел. И все срочные.
Только вот и Даша не зря хмурилась. Занят я буду Лизой. Я вообще-то из-за нее сейчас сижу в Дашиной комнате, на ее кровати, как бы странно это ни звучало. Хочу явиться Лизе свободным, без всех этих недоотношений.
– У меня будет новый стажер.
На самом деле это было не совсем так. Лиза пока не стажироваться придет, а проникнуться духом казино, как я ей сказал. Мне придется от нее отвлекаться, все-таки это будет мой полноценный рабочий день… вернее ночь. Скорее всего, я смогу уделить ей мало времени. Поэтому на Дашу его совсем не останется.
– Разве у вас кто-то увольнялся? – Даша нахмурилась сильнее.
Как же я не любил врать. Ложь – худшая из пороков. Я многое мог простить. Но вранье – никогда. Вот и себя презирал, когда до него доходило.
– Нет, просто нового взял, – сказал я.
Даша слишком хорошо меня знала. Заметила, как забегал мой взгляд, и как я чуть сжал рукой покрывало. В попытках ее отвлечь я отставил нетронутую чашку чая на поднос, а потом посмотрел на Дашу деланно безразличным взглядом.
– Ты хотел сказать: «новую»?
Врать я не стал. Но и подтверждать Дашины слова не хотелось.
Чем дольше я молчал, тем ниже опускались ее плечи. Даша тоже отставила чашку и тоже нетронутую. Потом посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
– Ты об этом хотел сказать, да?
– О чем ты? – сказал я, искренне недоумевая.
– Ты хотел расстаться со мной…
Ну конечно она догадалась. И словом каким это назвала: «расстаться»!
– … потому что нашел себе кого-то нового?
Куда-то делась Дашина игривость, ее чрезмерная уверенность себе. Ее губы задрожали. Как же мне не хотелось видеть ее слезы!
Я накрыл ладонью ее ладонь, но она руку выдернула.
– Ответь! – воскликнула она, и первая слезинка пробежала по ее щеке.
Я уже почти решился. Почти придумал, как рассказать о Лизе без подробностей, но проникновенно, чтобы Даша меня поняла… Хотя что-то подсказывало, что зря я на это надеялся. Она меня не поймет. Она меня возненавидит.
Но мне не пришлось и слова сказать.
– Хотя знаешь, – сказала Даша очень тихо. – Не говори ничего… Потому что…
Мне пришлось чуть наклониться к ней, чтобы расслышать, что она хочет сказать. Но, кажется, Даша не собиралась заканчивать.
Теперь я находился к ней так близко, что она подалась ко мне и коснулась губами моих губ прежде, чем я понял, что происходит. Это длилось мгновение – ее расслабленные губы на моих сжатых. А потом я отстранился. Пространства позади было не много, так что я, по сути, просто запрокинул голову.
Даша уставилась на меня округлившимися от ужаса глазами.
– Андрей! – сказала она, но не с наездом, а с испугом.
Ее руки теперь стояли по бокам от моих бедер, а лицо находилось так близко к моему, что мне нужно было просто опустить подбородок, чтобы поцеловать ее. Конечно, мне этого хотелось. К тому же Даша так смотрела на меня – ее стало жаль. Что же я за человек, раз довожу девочку до такого?
– Не могу, – сказал я, просто чтобы потом говорить себя, что я пытался это прекратить.
– Так это правда, да? – сказала она, глядя на мои губы. – Я права?
Я все еще не собирался ей врать. Поэтому просто молчал, стараясь смотреть в глаза, а не на ее тело. Это было трудно – глаза она прятала. Даша не хотела, чтобы я за них цеплялся, она хотела, чтобы я опустил взгляд, чтобы видел, как выделяются ее ключицы, когда она так наклоняется, как изгибается спина, из твердых жестких мышц переходя в мягкие формы.
Я и посмотрел в конце концов. Меня можно понять. Мы с Дашей были так близки, хоть наши странные отношения никак не назывались.
Я знал ее с пеленок, она меня – с четырех лет. Все семейные праздники мы проводили вместе. А летом, по крайней мере до восьмого класса, нас было друг от друга не отлепить. Мы часто пропадали на участках, за домами, прятались в тени деревьев. Я залазил на деревья, чтобы сорвать для Даши последнюю, мягкую, августовскую грушу. Она откусывала всего пару раз, а остальное отдавала мне. Не потому, что ей не нравилось, наоборот, ей было так вкусно, что она хотела, чтобы я тоже попробовал.
Потом что-то произошло. Наверное, тогда мне стало интереснее зависать с мальчишками. В то время у меня завелся первый лучший друг. До этого лишь фальшивки были. Маленьким, я еще не умел различать, что людей во мне интересует – я сам или мой статус. Поэтому часто ошибался – доверялся не тем. Было больно. Когда ты ребенок, переживать такие вещи труднее, потому что они происходят с тобой впервые.
Только когда Даше исполнилось шестнадцать лет, я снова ею заинтересовался. Это само собой получилось – она все время была рядом. Но тогда наши отношения больше не были такими невинными. Это было ново и странно не только для нее, но и для меня.
– Пожалуйста, Андрей, – продолжала она, едва не водя губами по моей щеке. – Ответь мне… Ты нашел другую?
Меня едва не тошнило от самого себя. Я не должен быть здесь. Вообще не должен был перелазить забор. Наверное, разговор с папой так на меня повлиял – я почувствовал, что должен проведать Дашу. А закончилось это, конечно же, как обычно: я между нею и ее кроватью.
Но я же пообещал Лизе… Нет, у нас не было никаких договоренностей. Но мне казалось нечестным быть сейчас тут, с Дашей, пока она, может, в это самое мгновение, думает о нашей завтрашней встрече.
– Да, – сказал я, надеясь, что Дашу это остановит.
Она и правда отстранилась, и резко втянула воздух. Я не представлял, как больно ей было это слышать. Хотя не могу же я всю жизнь быть с нею просто потому, что нас что-то связывало в прошлом? Я до сих пор не расставался с нею, потому что…
О боже. Ужасно так говорить, но я просто… Я ждал, когда подвернется кто-нибудь получше. И сейчас как будто главная горечь из-за расставания с Дашей в том, что у меня не будет запасного варианта, если с Лизой не выгорит…
Какой кошмар! Конечно, я так не думаю. Я просто… Я хочу порвать с Дашей, потому что ничего к ней не чувствую. Я бы сделал это, даже если бы не повстречался с Лизой… Просто чуть позже. Да, я бы сделал это.
Даша не стала хлестать меня ладонью по щеке, и даже не зарядила коленом между ног. Вместо этого она села на пятки и потянулась ладонями к бретелям. Стянула сначала одну, потом другую. Мокрая ткань не сразу спала с ее тела, Даше пришлось провести по себе руками.
Теперь я видел ее грудь, идеальную маленькую грудь. Загара на Даше еще не было, так что вся ее кожа была одинаково белой. Наверное, сегодняшнее загорание было очередным фарсом, чтобы привлечь меня. Можно было сколько угодно злиться на Дашу за это… Но я здесь. Сработал ее не очень коварный план.
Даша наклонилась ко мне. Я закрыл глаза и сильнее сжал руками покрывало.
– Андрей, – шепнула она где-то очень близко к моей шее.
Я ощутил ее запах – никаких духов или геля для душа. Даша пахла собой, ненавязчиво, но притягательно. Я не мог описать этот запах. Никакие знакомые мне предметы так не пахли. Не было в ней ни пряности специй, ни сладости спелых ягод. Даша пахла свежестью и красотой – это были запахи весны, какими я их ощущал.
Я полулежал, вдавливаясь в подушки, только бы не коснуться ее. Я не открывал глаза – просто знал, что не сдержусь. Видимо, придется мне добираться до машины наощупь.
По тому, как всколыхнулся теплый воздух у моей шеи, я понял, что Даша сейчас что-то скажет. Касаясь губами моей кожи, она выговорила:
– В последний раз… Давай сделаем это в последний раз. – Даша прервалась, чтобы едва ощутимо коснуться кончиком языка моей шеи, а потом выдохнула: – Пожалуйста.
Мне от этого «пожалуйста» сорвало крышу. У меня и до этого с ней не все в порядке было – подтекать начала. От удивления я распахнул глаза. Увидел сперва ее спутанные, еще мокрые волосы, а когда Даша приподняла голову – взгляд ее полуприкрытых глаз. На длинных, черных ресницах застыли слезы. Даша сморгнула их, но слезы не укатились – просто пропали. Поэтому мне почудилось, что их не было никогда.
В последний раз.
Нужно было составить два списка: почему эта идея плохая, и почему она так сильно, безумно, чертовски мне нравится. На это ушло бы около вечности. Но Даша дала мне на размышления всего несколько секунд. Она поцеловала меня, и теперь поцелуй был настоящий. Я чувствовал ее вкус и от сладости сводило скулы.
Покрывало перестало меня интересовать – вместо него я схватился за Дашино тело. Она была ровно такой же, какой я ее помнил. Я провел руками от ее плеч по спине, до самых ягодиц. Я сжал их и это ощущалось как возвращение домой.
Купальник так плотно облеплял ее, что я еле его сорвал. Кажется, треснули нитки, а, может, мне это почудилось. Скорее всего. Я не слышал ничего, кроме ее тяжелого дыхания. Даже своего не слышал – так она меня поглотила.
Дашины руки уже были под моей футболкой. Я поспешил стянуть ее, чтобы не мешалась. Не глядя, бросил ее на пол, и вернулся к рукам Даши. Они скользили по моей груди, нежные, мягкие с незамысловатыми крупными татуировками от запястий до плеч…
Что?
Я резко вскинул голову. Пряча лицо, она перекинула свои волосы за спину, и они ссыпались с другого плеча, касаясь моих ног. Затем она попятилась на коленках так, чтобы нависать лицом над моим ремнем. Она занялась им, и ее движения были рваными, нетерпеливыми.
У Даши нет татуировок. Ее тело чистое, как первый снег. И волосы у нее короткие.
Перебирая пятками по простыням, чтобы подтянуть к себе ноги, я подался назад, и больно стукнулся затылком о спинку кровати. Я зашипел от боли.
Она вскинула голову.
На меня уставились два перепуганных глаза. Карих глаза.
Конечно, это была Даша. Какой ужас, на миг мне почудилось, что… О нет, не может быть.
– Все в порядке?
Это была Даша. Ее голос, ее повадки, ее сводящий с ума запах тела.
Я недолго пялился на нее, силясь осознать, что сейчас произошло. Так ни к чему и не придя, я решил, что озадачусь этим попозже. Чего я, конечно, не сделал.
– Да, – сказал я. – Продолжай. – И помог ей расстегнуть ремень.
Это было так приятно, и так давно. А еще и правда в последний раз.
Теперь же я ехал в темени августовского вечера, желая как можно скорее попасть домой. Глаза слипались. Кажется, я уже и пяти часов в сутках не спал. Днем отдыхать не давала работа, ночью – Лиза. А во время ночных смен все было наоборот. Ночью работа, а днем Лиза. Кажется, лишь их в своей жизни я любил по-настоящему.
Правда, жить с Лизой оказалось гораздо хуже, чем я думал. Она никогда не убиралась и почти не готовила. Я, конечно, не вешал на нее все это. Все-таки я прожил сам с собой не так мало – понимал, сколько времени и сил стоит за бытовыми делами. Честно говоря, я думал, что мы разделим обязанности. Но пока что у нас не получалось. Мы оба уставали на работе. Лиза особенно сильно. Она ведь не привыкла к таким нагрузкам. Так что я пока не утруждал ее уборкой, делал все сам. Мы почти не готовили. Если не успевали поесть в «Эмпирее», заказывали еду на дом. Не понимаю, как я раньше успевал работать, убираться, и сам себе готовить? Сейчас мне казалось, что в сутках стало по двенадцать часов.
Но, конечно, выгонять Лизу я не собирался. Мы в ответе за тех, кого приручили. Я ведь сам предложил со мной жить. Ужас охватывал меня, едва я вспоминал тот наш разговор в ресторане.
Разумеется, я знал, что бывают плохие семьи. Но я никогда не думал, что у настолько прекрасного человека могут быть настолько ужасные родственники. Лизу нужно было спасать, вытаскивать из того гадюшника. Я ведь был у нее дома. Чистота – единственное, что отличало его от свалки. Подранные обои, запах старости и плесени, скрип окон, даже когда сквозняка нет. К тому же жарко, и кондиционер не включишь, потому что его просто нет.
Я ее спас. И она меня благодарила. Почти каждую ночь.
Рано или поздно мы бы все равно съехались. Раньше пройдем этап притирок, раньше все станет хорошо.
Это был последний вечер, когда я так думал. Гордился собой, что выручил девочку, любил ее… Да, я правда успел ее полюбить. И успел сказать об этом так много раз, что уже как будто с перебором. Правда, ответила Лиза лишь на последний раз. Она тоже меня любила.
Я еще не въехал на парковку, как услышал, что меня кто-то окликает. Окна были закрыты, да и музыка играла. Не мог я услышать свое имя – наверняка мне просто почудилось.
Тем не менее я выкрутил музыку на ноль и приоткрыл окно. Мотор работал почти без шума, так что я отчетливо слышал, как переговариваются дрозды в ближайшей посадке тополей, и как за домом кричат дети. Я недолго прислушивался и, решив, что мне показалось, коснулся педали, чтобы заехать на парковку.
– Андрей! – снова услышал я.
Машина покатилась. Я подавил желание остановить ее. Нехорошо, конечно. Меня же позвали… Хотя, может, это мама из окна звала какого-то маленького Андрея, который все не возвращался домой?
Предчувствие возникло нехорошее. В Крамольске мне некого бояться. Разве что Кречета и его людей. Но я их уже давно не видел – наверняка они куда-то умотали. Так что страх и ненависть не заполняли разум, когда я о нем вспоминал. Тем не менее я не терял бдительность.
Закрыв окно, я поддал газу и поехал по парковке. Краем глаза в зеркало заднего виденья я увидел желтое пятно. Присмотревшись, я понял, что мне померещилось.
Заняв свое место на парковке, я заглушил мотор, и уставился в темень перед собой. Солнце уже зашло, а металлический настил не пропускал даже полутень, так что на парковке сгустилась темнота. Недолго я посидел, барабаня пальцами по бедру. Я не боялся выходить – просто очень устал.
Одно дело куда-то идти или что-то делать. На это нужно не так уж много сил. Другое дело – вставать и начинать куда-то идти или что-то делать. Вот на что требуется больше усилий.
Подумав о постели, где я окажусь один, и высплюсь наконец-то – ведь у Лизы ночная смена – я открыл дверь. На меня дохнуло холодным воздухом. Я взял телефон и вышел из машины. Хлопнув дверью и щелкнув замком, я уставился в экран телефона. На работе я выключал звук, а теперь его надо включить, иначе Лиза не попадет домой. Ключ ей мы еще не сделали, так что мне нельзя пропустить ее вызов.
Закончив, я вскинул голову одновременно с новым окликом:
– Андрей!
По парковке ко мне быстро семенила незнакомка. Хотя раз она знала мое имя – не такая уж и незнакомка. Впрочем, мое имя в Крамольске много кто знает. Я не знаменитость, но, как говорится, широко известен в узких кругах. Я ничего для славы не делаю, и не желаю ее. Но сложно прятаться, когда ты такой, как я.
Девушка приближалась и я, как воспитанный мальчик, ждал ее, чуть улыбаясь. У нее были длинные, тонкие, светлые волосы. Издалека они напоминали пух. Или сахарную вату – если пойдет дождь, она облысеет. На девушке был желтый сарафан, симпатичный, но старый, застиранный. Она поджимала тонкие губы и смотрела на меня с благоговением. Она была полной противоположностью Лизы и потому я посчитал ее совсем некрасивой.
– Привет, – сказала она. Оказалось, у нее очень тонкий голос. – Извини, пожалуйста, ты, наверное, не знаешь, кто я… Конечно, не знаешь, вряд ли Лиза рассказывала… Мы просто… Неважно… Я хотела… О, это гораздо труднее, чем я думала…
Я пропустил половину ее невнятной из-за стеснительности речи. Но на имени Лизы встрепенулся.
– Лиза? – нахмурился я.
Девушка приосанилась, но в ее глазах читалась тоска.
– Да, мы подруги детства… Ну, точнее мы дружили когда-то… всю жизнь точнее, а недавно…
Девушка глубоко вдохнула и выдохнула. Она чуть раскраснелась, и я не мог понять, это от бега или от того, что она пытается сказать. Недолго я за ней наблюдал, а потом открыл машину и полез на заднее сидение. Обнаружив полуполную бутылку воды, я вылез и протянул ее девушке.
Она покраснела еще сильнее. Я подумал, что, может, мне стоит просто стоять и молчать, раз она так легко нервничает. Но девушка сказала:
– Спасибо большое! Правду говорят, что ты добрый…
– Добрый? – спросил я.
Она уже пила, поэтому в ответ просто кивнула.
– Кто говорит?
Девушка снова вспыхнула. Сколько можно? Наверное, у нее просто очень тонкая кожа – так заметнее, когда к лицу приливает кровь.
Она допила, закрутила крышечку и протянула бутылку так, чтобы не коснуться моей ладони. Я махнул рукой, мол, оставь себе. От этого она нахмурилась, и я понял, что сделал что-то не так… Да кто это вообще?
– Кто ты? – наконец-то спросил я. – Что тебе от меня нужно?
Я говорил таким тоном, чтобы она больше не считала меня добряком. Я хотел есть и спать, так что вывести меня сейчас было в разы проще. И хотя эта стесняшка вряд ли обладает таким свойством – кого бы то ни было выводить из себя – я чувствовал, что, если мы не управимся за несколько минут, я ее пошлю.
Наверное, девушка снова засмущалась из-за того, что так и не представилась мне. Да только ее лицо уже было таким, что сильнее покраснеть она не смогла бы чисто физически. Махая ладонями на лицо, наверное, чтобы остудить его, девушка робко заговорила:
– Меня зовут Аня. Я… Может, ты помнишь моего мужа… Ваня. Вы учились вместе.
Я в одно мгновение понял, о ком она говорит. Конечно, помню. Как его забыть?
Ваня. Ванек. Мой первый настоящий друг. Мне он всегда нравился. Да незадача была – он не обращал на меня внимания, поэтому моей целью стало привлечь его к себе. Кажется, вот проверенный способ мне понравиться: нужно просто меня игнорировать.
Ванек гордый. У него свои принципы. Мне это ужасно нравится. Только вот оказалось, что мои принципы и его – это разные вещи. Когда мы были маленькими, ему неважно было кто я и чем занимается моя семья. Конечно, он слышал про «Эмпирей». Но, наверное, не сопоставлял фамилию его владельца с моей.
Ванек всю жизнь хотел бороться за справедливость. Знаю, что все мальчики-подростки тащатся от фильмов про супергероев. Но Ванек… Он не просто тащился. Он жил ими. Он хотел сам стать супергероем.
И, как часто оказывалось в фильмах, его лучший друг стал его главным врагом.
Не помню, что точно произошло. Может, ничего и не происходило. Просто мы стали отдаляться – так пожелал Ванек. Я не хотел его терять. У меня до сих пор, бывало, щемило сердце, когда я вспоминал, как мы дружили.
Потерять его было все равно, что потерять родственника. Он не умер. Он понял, чем занимается моя семья – и тогда для него умер я.
Как же это было несправедливо. Может, если бы я сам не выказывал к «Эмпирею», особенно к казино, такого интереса, Ванек не ополчился бы. Но я не мог иначе. Казино – это моя жизнь… О, звучит, как признание лудомана. Но нет, казино на самом деле – мое любимое обстоятельство. Я люблю четкость, системность и контроль. Все это в казино есть, но к тому же украшенное пестрой мишурой.
Ванек терпеть не мог преступность. Его организм таким свойством не отличался. Это было так же естественно для него, как для других ненавидеть пауков и бояться высоты. Хотя «Эмпирей» был лицензированным, Ваня не понимал, как я могу восторгаться этим местом. Может, он пытался меня принять… Не уверен. Но знаю одно: у него не получилось. Он возненавидел меня просто за то, что я любил. Неужели так поступают настоящие друзья?
Не помню от кого, но я узнал, что Ваня стал полицейским. Всего участковым, но это ведь просто нижнее звание, ведь так? Ваня так мечтал о том, чтобы стать стражем порядка, что я им жутко гордился. Послал подарок, но он не ответил. Я долго тешил себя мыслью, что подарок ему просто не понравился. Но… Я тоже больше не малыш: понимаю, что люди делают, если взаправду тебя не любят. Они не мстят, не злятся, не пытаются тебе досадить. Они просто перестают тебя замечать.
Аня увидела в моих глазах узнавание. Не знаю, может, мне показалось, но она как будто тоже опечалилась. Если Ваня ее муж… О боже, Ваня женился!
Я по новой осмотрел Аню и заметил наконец-то, что в ней может нравиться. Она выглядела кроткой и спокойной. У нее были такие тонкие запястья, что я не представлял, как держатся с ней за руки – сломаешь ведь, едва коснешься. Глаза у нее красивые, похожие на мои – узкие и светлые. А еще у Ани руки все в царапинах. Это не добавляло ей очарования – наоборот, видно было, что она много трудится. Или что у них есть кот. Или десять котов. Или все это вместе взятое.
– Рассказ будет долгим. – Сказала она. – Мы можем зайти?
Аня кивнула на дом. Я вскинул брови. Она знает, где я живу? Впрочем, как бы она тогда меня нашла?
– Ты хочешь пойти ко мне в квартиру и остаться там со мной вдвоем? Ваня не будет против?
Аня фыркнула и так нахмурилась, что мне неловко стало, будто я пятиклассник, который орал матом при училке. Потом я понял, что мои слова – флирт, и мне совсем дурно стало. Само собой вышло. Ужас, как неудобно…
– Прости, – быстро сказал я. – Я имел в виду…
Неужели я всегда такой? Жуть. Не заметил бы, если бы не нашлась девчонка, которой бы это не понравилось.
– Не хочешь, не надо, – сказала Аня, сжав кулаки в складках юбки, словно думая, что так я их не замечу. – Можем пройтись.
Вот уж чего мне сейчас не хватало, так это прогулок. Ноги подкашивались от усталости. Я не падал только потому, что опирался на машину. Но отказать Ане в разговоре было все равно, что послать Ванька. Я этого делать не собирался, как бы он на меня ни обижался. Поэтому я оттолкнулся от машины и, все еще держа руки сложенными на груди, сказал:
– Идем.
Аня протянула мне бутылку. Я качнул головой и медленно двинулся вдоль припаркованных машин. Не знаю, что она там делала, но, когда подбежала ко мне, бутылки с ней не было. Любопытство грызло, поэтому я обернулся и увидел, что бутылка теперь стоит на крыше машины. Я улыбнулся.
Сделав вид, что не заметила всего этого, Аня открыла рот. Говорила она, всегда подумав – я уже заметил за ней это качество. Поэтому ее легко было опередить.
– Тут недалеко есть кофейня… Возьмем американо.
– Я не буду, – нахмурилась Аня.
– Ну хорошо, – сказал я. – Лате, так лате.
– Ты не понял. Я не пойду в кофейню.
Я что-то опять делал не так. Заглянув в лицо Ани, я увидел, что она начинает злиться. И хотя у нее здорово получалось сдерживать эмоции, я видел, что она чем-то сильно недовольна.
– Да брось, – сказал я. – Я заплачу.
Это всегда работало. Черт возьми, всегда!
Но – это я понял только сейчас – Аня в плохом смысле не походила на других девушек. Она вдруг шумно втянула носом воздух и глянула на меня остервенело. Я растерялся. Что опять не так сказал?
– Не нужно мне ничего покупать, – отчеканила она.
Я вскинул руки, мол, сдаюсь.
– Как скажешь, – добавил я, чтобы Аня хотя бы по голосу поняла, что я искренне.
Едва заметно кивнув, Аня ускорилась. Я вторил ей, и ноги нехотя, но отозвались на этот приказ.
Мы вышагивали вдоль заднего фасада панельного дома. Дрозды уже так разошлись, что я то и дело задирал голову, чтобы рассмотреть их в кроне. Конечно, я четко их не видел. Только проносившиеся по небу черные вытянутые кляксы.
– Просто чтобы ты знал, – сказала Аня. – Мне ужасно неловко.
– Я вижу, – сказал я.
Аня плотнее обхватила себя руками, а я снова почувствовал, что ляпнул лишнее. Но по Ане и правда было видно, что ей не по себе. Она сутулилась – хотела как можно меньше места в пространстве занимать. Мне от такого тоже делалось неуютно. Я уже понял, что она хочет у меня что-то попросить. Но пока понятия не имел, что же это может быть.
– Как Лиза? – вдруг спросила Аня.
Это было неожиданно.
– Ты же сказала, что вы подруги. Разве не знаешь, как у нее дела?
– Мы… поссорились.
– Вот как, – сказал я, вскинув брови.
Лиза не рассказывала мне, что она недавно поссорилась со своей лучшей подругой. Она вообще мне про своих друзей не рассказывала. Только единожды про семью. Может, конечно, Аня соврала, и на самом деле она не была Лизе близким человеком. Может, она просто хочет втереться ко мне в доверие через нее. Впрочем, по Ане было видно – она не из тех, кто врет. За такое я людей уважаю.
Аня молчала и шла, глядя под ноги. Меня это бесило. Я понял, что должен поддерживать разговор своими силами.
– Тогда почему ты пришла ко мне? Разве ты не должна ненавидеть и меня, раз поссорилась с Лизой?
Аня вскинула голову. Она снова хмурилась. Да что такое! Что нужно, чтобы ей понравиться? Впрочем, зачем мне ради нее стараться?
– Я ее не ненавижу, – сказала она. – Просто…
Аня замолкла и, честно, меня начало это кумарить.
– Аня, – сказал я строго. – Если ты нормально мне сейчас все не скажешь, я просто развернусь и пойду домой. Я жутко хочу спать, а не с тобой нянчиться.
Может, мне показалось, но я услышал, как Аня всхлипнула. Всколыхнулось чувство вины. Но когда я глянул на нее, увидел, что она не плачет, а смотрит на меня спокойно.
– Поверь мне, Андрей, – на моем имени ее голос дрогнул. – Если бы это не было очень срочно, я бы к тебе не пришла. Просто…
Она провела рукой по лбу, зажмурилась на миг, и продолжила:
– Просто нам некуда больше обращаться. Нам не под силу…
– Нам? – спросил я, не переживая, что перебиваю Аню.
Она еле-еле кивнула.
– Нам, – повторила она. – По большей части, конечно, Лизиной бабушке.
От негодования я замер. Аня не заметила – прошла несколько метров, но потом замерла и обернулась. Со смущенного ее взгляд сделался напуганным: увидела, как я щурился и сжимал кулаки.
– Что этой женщине нужно?
Я помнил слезинки, которые катились по щекам Лизы, когда она про нее рассказывала. Кажется, мое сердце до сих пор не разгладилось после того, как оно сжималось, когда Лиза рассказывала про свою бабку. Как она Лизу ненавидела: била по голове, выгоняла из дома, всегда ставила на второе место после старшего брата… Как этого ублюдка зовут? Саша?.. Кажется, так.
Только вот Аня – это было видно – совсем на нее не злилась. Она… Что это в ее глазах? Скорбь?
О нет, только бы она не сказала, что бабка Лизы умерла. Я не хочу быть тем, кто передаст ей такое известие.
– Она умирает, – сказала Аня.
Я выдохнул от облегчение. Не зная моих мыслей, можно было подумать, что я абсолютно мерзкий человек. Кажется, Аня так и сделала. Она сощурилась, как некогда я, и хотела что-то сказать. Но я снова ее опередил:
– Это ужасно. Но просто… Даже не знаю. Я не могу жалеть эту женщину после того, что Лиза мне о ней рассказала.
Прищур Ани со злого перешел в недоумевающий. Но у нее хватило совести не спрашивать, что я имею в виду. Наверняка она лучше меня представляет эту бабку, раз с Лизой они были лучшими подружками.
Аня продолжила говорить, только когда я подошел, и мы снова медленно двинулись по тротуару.
– Бабушке нужна операция. Какое-то там… Не помню… Шунтирование?.. Не важно. И дело в том, что… – Аня шумно вдохнула, потом глянула на меня, и на одном выдохе произнесла: – У нас совсем нет на это денег. Может, если бы Лиза не переехала к тебе, нам бы не пришлось нанимать сиделку, а так потратились больше, чем рассчитывали, да и операция эта внезапная…
Ох блядь. Ей нужны деньги? Аня пришла ко мне, чтобы я дал денег на операцию бабке Лизы, которая ненавидела ее всю жизнь?
