Вот уже четверть часа Морин мерила шагами коридор возле каюты Кхефа. Сомнения скреблись и возились в душе, как кот, пытающийся устроиться на новой лежанке, но Морин велела им сидеть смирно. Она опустила руку, не донеся её до лица – и так обкусала ногти почти до крови. Хватит, она уже всё для себя решила.
– Морин?
Она резко обернулась. Морин ждала, что Кхеф появится со стороны мостика, а он вышел к каюте с другого конца коридора.
– Был в медотсеке, – ответил он на её вопросительный взгляд. – Ма’лэр уже значительно лучше. Её готовятся выписывать.
Морин заставила себя улыбнуться.
– Рада слышать.
На самом деле ей было плевать. Плевать на Ма’лэр, на Бергман – на всех. Кроме него.
– Зачем ты пришла? – Кхеф подошёл к двери. Вопрос прозвучал негрубо – не так, словно он хотел спровадить её поскорее. Наоборот, как только метапластиковый прямоугольник отполз в сторону и Кхеф зашёл в каюту, он обернулся и предложил ей:
– Зайдёшь?
Морин кивнула. Не глядя на неё, Кхеф прошёл вглубь помещения и начал раздеваться. Поначалу Морин смутилась, но, к счастью, он ограничился тем, что снял китель.
– Я хотела поговорить.
– Говори, – лёгким движением он активировал дверь встроенного в стену шкафа. – Я слушаю.
Кхеф повесил китель на вешалку, а затем пошёл к столу. Тому самому, за которым они недавно сидели. Сердце сдавило, и Морин поняла, что медлить дальше уже просто невежливо.
– Я пришла попросить прощения.
– Тебе не за что.
– Разве?
Их взгляды встретились. Она увидела что-то, похожее на… грусть?
– Это я виноват, а не ты, – Кхеф вздохнул. – Я полез к тебе, не разобравшись, как воспринимают подобное у тебя на родине. – Он опустился на край стола, провёл рукой по волосам. – Ох, пепел! Межрасовые отношения – иногда такой геморрой…
Да, именно об этом сказал ей Игорь.
– Говорил же – к такому невозможно привыкнуть.
Морин горько улыбнулась, вспоминая, когда эти слова прозвучали впервые: на свадьбе Асии и Аруса. Всего несколько дней назад, а кажется, что несколько световых лет прошло…
– Кхеф, я много думала о наших… отношениях.
– А у нас есть отношения? – на столе стоял отливающий пурпуром графин, и Кхеф налил себе из него стакан. – Я думал, что в твоих глазах я склоняю тебя к вещам, которых ты не хочешь.
– Нет, – она наблюдала, как на его мускулистой шее перекатывается кадык, когда он пьёт. – Да. То есть, частично…
– Очень сложно, – вздохнул Кхеф, отставляя стакан. – А я, если честно, так устал… – он потёр переносицу.
– Я хочу, чтобы стало проще! – выпалила Морин. – Хочу тебя.
Его рука замерла на переносице.
– Что?
Золотые глаза, недоверчивые и чуть прищуренные, замерли на ней. Морин почувствовала себя в свете прожекторов огромного корабля, а она маленькая перед ним. И у неё остался только один шанс для того, чтобы её заметили.
– Я тебя хочу. Хочу быть с тобой, и…
Он смотрел на неё, словно подталкивал. Точнее, тянул. Но не в пропасть или к новым неприятностям, а туда, где наконец-то будет тепло, будет безопасно и… Правильно? Именно в это Морин так страстно хотела верить.
– Я пришла сама. Меня никто не заставлял и больше никогда не заставит. Я понимаю, где я, с кем и что делаю. И я хочу остаться.
Кхеф шумно вдохнул. Он смотрел на неё так, как в ту ночь, только с ноткой недоверия. Морин думала, он её прогонит. Правда, прогонит – она бы на его месте так и сделала! Но Кхеф протянул руки ей навстречу.
– Иди сюда.
Морин повиновалась. Но не потому, что он был капитаном. Его полный силы взгляд, его голос магнетический – она так хотела этого всего, а ещё ощутить раскалённое золото рук на своей коже, что не могла противиться.
Короткий вздох – и она у его груди. Сложила руки на плечи и уткнулась носом в шею, а он, паршивец, даже не попытался сделать вид, что обнимает её за талию – уверенно ухватил гораздо ниже.
– Значит, хочешь меня?
Жар, от живота идущий вверх, встретился с тем, что спускался от его тёплого дыхания в волосах. Морин, прижавшись теснее, слегка прикусила Кхефа за шею. Он рыкнул, сжимая крепче её ягодицы. Все условности между ними были сожжены, как и все слова, которые стали ненужными.
* * *
Лэра шла на поправку быстро, и отчасти это снимало вину с Бергман: значит, не зря она решилась на этот безумный эксперимент. Но Йолт, проводивший всё своё свободное время в медотсеке и сжимавший тонкие пальцы Лэры в часы её беспамятства, ничего прощать не собирался. Винить в произошедшем саму Лэру Йолт не мог и не хотел
Должно быть, она считывала это – в его резковатых жестах, в коротких фразах, потому что всякий раз, когда речь хотя бы отдалённо заходила об учёной с Земли, она виновато опускала голову – прятала глаза, которые окончательно стали золотыми.
Ничего. Он смирится с золотом. Единственное, с чем смириться не сможет – это если потеряет её. Думая об этом, он снова безотчётно находил её ладонь – а Лэра свою не отводила.
День выписки настал незаметно: так корабль прибывает в космопорт после долгого, но спокойного путешествия, конец которого никто не торопит. Йолт просто пришёл в очередной раз в медотсек и увидел Лэру одетой не в больничную робу, а в привычную карминную форму. В короткой юбке было видно, что её ножки, и без того изящные, за время пребывания здесь стали такими тонкими, что непонятно было, как Лэра выдерживает сама себя.
Она собирала вещи в небольшую сумку и замерла на секунду, увидев Йолта.
– Привет, – губы Лэры тронула улыбка.
– Привет. – Она застегнула молнию и хотела повесить сумку себе на плечо, но Йолт, не дожидаясь разрешения, перехватил ручку и закинул за спину. – Тебя выписывают?
– Да, – Лэра не стала спорить с ним насчёт сумки и просто направилась к выходу. – Штоль доволен моими анализами, так что…– она неопределённо пожала плечами.
– Ну, если Штоль доволен…
Дверь медотсека с шипением закрылась за ними, и Лэра остановилась в коридоре. Она окинула корабль новым взглядом, словно пыталась понять: изменилось ли что-то здесь, если поменялась она сама? И – этот вопрос волновал Йолта тоже – насколько сильно она изменилась?
Мимо прошёл молодой колшарский лейтенант, один из тех, кто служил вдали от мостика и понятия не имел о том, что там произошло. Он, должно быть, подумал, что Лэра была в медотсеке на какой-то плановой проверке или по поручению капитана, и просто кивнул ей, легко улыбнувшись. Лэра кивнула в ответ, и лейтенант ушёл, забрав с собой часть тяжести прошедших дней.
Лэра двинулась к своей каюте. Она шагала медленно, но уверенно, и её следы надолго оставались сиять в метапластике позади них. Молчание отдавалось зудом в гортани, и наконец Йолт спросил:
– Когда ты вернёшься на мостик?
Больше всего он боялся услышать фатальное «никогда», которое неизбежно разделило бы их. Конечно, у него не было причин ожидать такого, но недавние события перевернули представления Йолта о том, чего можно ждать.
– Завтра.
От облегчения Йолт вздохнул, и динамик маски разразился восторженным треском.
– Я готова вернуться к обязанностям. Неприятностей больше не будет. – Лэра взглянула на Йолта, как ему показалось, умоляюще, словно просила подтвердить её слова.
Он кивнул:
– Хорошо.
Лэра немного приободрилась. Удивительно, насколько колшарскими стали её реакции – читать её было легче, чем показания навигационных приборов. Или она всегда была такой, а страшная процедура только помогла до конца высвободить суть?
В каюте Йолт опустил сумку на кровать – аккуратно, словно там что-то могло разбиться. Лэра погладила его слух нежным «Спасибо».
– Это пустяки. – Йолт обернулся. Лэра стояла, как он недавно: прислонившись спиной к стене.
– Я не про сумку, – она убрала за спину руки и немного выгнулась. Йолт невольно вспомнил, как выглядит её грудь без одежды. – Вообще за всё. За каждый день, что ты был рядом в медотсеке.
Йолт шагнул к ней.
– Я и теперь буду.
Лэра подняла своё исхудавшее, но по-прежнему такое прекрасное лицо и посмотрела на Йолта наивно, будто была подростком.
– Почему?
Он вздохнул. Нет, не колшарка. Пока ещё нет.
Тонкая полоска тени между приоткрытыми губами тянула его, как гравитационный луч тянет шаттл в шлюз. Правда, в отличие от шаттла, Йолт мог удержаться – вот только зачем? Сколько можно бегать от очевидного, неизбежного и в перспективе такого приятного?
Ничего не говоря, Йолт коснулся её запястья: «Не бойся». Лэра не шелохнулась. Не отпуская, он другой рукой взялся за свою маску. Надавил в нужных местах, чтобы она отошла от кожи. Счёт пошёл на секунды. Отведя маску от лица, Йолт выдохнул в сторону. Облачко зеленоватого пара тут же утекло к вентиляции.
Лэра заворожённо скользила взглядом по его тонкогубому рту, покрытому тёмной чешуёй подбородку, вертикальным прорезям ноздрей. Она впервые увидела его лицо полностью, и он бы с удовольствием дал ей посмотреть ещё, но…
Йолт подался вперёд и коснулся её губ, до головокружения мягких и нежных. От её дыхания во рту защипало, но он был готов потерпеть, чтобы она больше не сомневалась. Лэра отозвалась горячо, как если бы тоже давно его хотела. Маленькая ладошка вцепилась ему в рукав. Йолт прижал её к стене сильнее – он и сам её теперь не отпустит. Секунды истончались, горло начинало болезненно сдавливать. Жаль. Но большего он не мог и желать.
Не выпуская Лэру из рук и ни на шаг не отдаляясь, Йолт отвернулся от её губ и поспешно прижал к лицу маску. В лёгкие вновь потекли привычные пары Рилты, смертельные для всех, кроме таких же ящеров, как он. Отдышавшись, Йолт повернулся к Лэре, замершей между ним и переливающейся всполохами звёзд стеной.
– Ещё есть вопросы? – овладевать голосом заново стоило ему немалых усилий.
Лэра, зажмурившись, склонила голову к его груди. Вопросов у неё определённо не было.