…И оставив собачий оскал лишь для тех, кто в ответ ухмылялся,
ты разбился об скалы, страдал, но себе ты позволил лететь. (c)
«Любовник: тот, кто любит, тот, через кого явлена любовь, провод стихии Любви. Может быть, в одной постели, а может быть – за тысячу верст. – Любовь не как „связь“, а как стихия!»
(Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Проза).
«Благословляю того, кто изобрел глобус – за то, что я могу сразу этими двумя руками обнять весь земной шар – со всеми моими любимыми!».
(Марина Цветаева. Повесть о Сонечке).
«Как я люблю – любить! Как я безумно люблю – сама любить! С утра, нет, до утра, в то самое утро – еще спать и уже знать, что опять… Вы когда-нибудь забываете, когда любите – что любите? Я – никогда».
(Марина Цветаева. Повесть о Сонечке).
«Я хочу, чтобы ты любил меня всю, все, что я есмь, все, что я собой представляю! Это единственный способ быть любимой или не быть любимой».
(Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Проза)
Так чувствовать, так жить как Марина Ивановна порой кажется совсем не выносимо, но и по другому, к величайшему сожалению моей натуре, не возможно существовать. Люблю ЕЁ безмерно.
Ps: если ты в моих стихах увидел себЯ, не обольщайся,
в моих стихах только Я.
От очерствения и до того, что нельзя любить дураков,
Сотни шагов обиды, слёз, вздохов и пепельниц полных окурков.
Разбитых бокалов, бессонных ночей и не одетых платьев.
И все в один голос: – Мол, Сама виновата!
А ты, стоишь без кожи и шепчешь: – Хватит, хватит!
И никто не знает кроме тебя,
Что градус твой понижен далеко ниже нуля.
Что стала ты, совсем холодной,
А тебе нельзя быть такой ледяной.
И ты, проснувшись утром,
Посмотрев в глаза, продолжений своих,
Не имеешь права быть айсбергом, снегом в ущелье
И льдом, волнистым заливов, своих.
У твоего очага греться всем -
И кровным, и тем дуракам.
Ты в последний момент, дашь кров путнику, согреешь, накормишь
И вылечишь раны на душе, водой и мёдом.
Но, теперь исключительно тем, кто попросит.
Тем, кто поймёт, что к тебе дорога была, совсем уж по краю пропасти…
Обезглавлена, ограничена – казнена!
Словами твоими? Нет, собою – сама.
Я разломана и разрезана,
Даже плоть суха – зрячая, но слепа.
Феникс Я или ворон Я,
Знаю точно, что при жизни стала мертва.
Не пустая, но словно пустыня выжжена.
Обесчувственна – Обессудь.
Обесточена, обезличена,
Боль в груди, не продохнуть, не вдохнуть!
Ребра треснули – разграничило,
До и после. Пропасть и эрозия – вакуумная пустота!
Вся вселена сжатой стала вдруг,
Внутри малость самая – Бозон – безгранично сильна!
Там во мне – сила мира -
Пятьдесят восемь с половиной мегатонн сдержанности – тринитротолуол в крови!
Детонатор там у тебя в руках, пусть останется далеко,
В твоей тихой далекой степи.
Не дай Бог ни выстоять, не стерпеть!
Будет Мир страдать тогда, рыдать небо будет и земля чернеть и болеть
Гореть синим пламенем – море будет. День средь ночи.
Небеса зальются слезами, а пещеры начнут поминальные песни выть.
Остановлюсь. Невежество – так страдать не сдержанно,
Голос в крик пускать, да ещё и ныть.
Я же ветка древа сильного, не согнуть меня, не сломить!
Лишь листва с меня опадшая будет в корни падать мне,
Удобрять меня и тихонько гнить…
P.S.: Свобода не в том, чтоб себя сдерживать, а в том,
Чтоб владеть собой!
И жадно воздух та глотала,
И ссохлись жабры – смерть близка.
В глазах стеклянных отражалась,
Его бездонная тоска.
Года губу насквозь проткнули,
Отчаянием блестит блесна.
Порвавши плоть, из рук скользнула,
Свободной жизни вот цена.
И в прорубь рыбка ускользнула.
Губа срастется, не беда.
Как жаль, что тот рыбак не понял,
Что рыбка золотой была!
Разбили! вот теперь разбили!
Осколки больше не собрать.
Как кофемолкой смолотили -
В труху и в прах,
И это крах!
И 300 грамм ненужной пыли,
Не застучит от уст в уста.
Её терзали и губили
Судьбы смололи жернова
Лишь кучка красной темной пыли,
А где было ОНО – дыра.
Отмечу новый год одна.
Зажгу я свечи и шампанское открою.
Я буду одинока? Нет, одна!
И не сочувствуйте мне лишь мечтать об этом стоит…
На деле будет стол ломится от маскарада праздничных тарел,
И будет в доме том веселья громкий хохот.
Под бой курантов заискрится смех друзей,
И будут все хвалить, за стол традиционный – как в фильмах старых.
Детей кружится скромный хоровод устанет.
Родных звонки, любовью чистой наделённые, до капли, до последней.
А я присяду, подниму бокал устало, за тех, кого давно не поздравляла,
точнее их уже и нет, и не найти их номер, в салюте ярком их увидим души.
Насколько надо быть эгоистичной, чтоб зная, что ты часть большей семьи
остаться к ней такою безразличной, чтоб где-то далеко не загрустить по ней.
Отмечу новый год одна
Не знаю как это, не будет, не сумею!
Я стану Арт пространством.
Твоей закрытой книгой.
Помятой старой кофтой.
Отчаянной интригой.
Я буду между строчек,
Средь писем в спаме душных.
Но, буду, я останусь,
Тебе останусь нужной!
Я буду после вкусием,
Ещё чуть-чуть – так мало!
Я буду, той по жизненно,
Кого так не хватало.
Не взять, не прислониться.
Снежинкой на перчатке.
Свернувшейся волною.
Ручьём, я в реку впавшем.
И тем игольным ушком,
Иголки той, что сшила,
Ненужное, с ненужным.
Хотела, но забыла,
Координаты той вселенной
И города на карте.
Я буду, я останусь,
Тут за стеклом в пространстве.
Луна выливала золото маслом,
Листву умерщвляя, срывала с ветвей.
Слетевшие с буков, холодные листья
Лежали в брильянтах, у самых корней.
В лесу становилось просторно и пусто,
Готовилась роща к смертельной тоске.
Чернел омут озера, словно око без чувства,
Туман расстилался, по самой земле.
И ночь обреченная, в черно белом халате,
Как в фильмах из прошлого, но не нема.
Вот осень, хандрой все деревья окутала,
Пусть лес засыпает, природа права.
Её манили те Луга – долины.
Цвели цветы, несущие нектара сласть.
Она пчелой вдруг становилась,
На сладости призыв, крылья распрямив, неслась.
Лишь только улья зов – приказ природы:
Лети и собирай истоков мёд!
Была одной из улья Персефоны.
Все чувства, мёд божественный,
Нектаром сладким, ей собрал господь.
И задыхалась медленно тонула,
И слиплись крылья – больше не лететь.
Как мотылёк, она в агонии горела.
Пыльцу любви познав, ей суждено,
Завязнув в чувствах мёда умереть…
Когда я, отхожу от тебя
И наконец начинаю
Заплетать волосы в косы.
Я не знаю, как тебе не хватает
Моих слов или голоса моего в восемь.
Когда без тебя прошёл день,
У меня столь сомнительны чувства,
Что я, как без ствола дерево – пень,
И рук моих – веток нет – так грустно.
Когда понимаю я,
Что лишь замыкание в искры.
Но, стала я, частью тебя.
Тебе минус на минус,
Мне как в голову выстрел.
Ты стал отражением меня.
Моя жизнь за зеркалом,
Я в зазеркалье.
Лимон сладкий, огонь словно лёд.
Все рады моему опозданию.
Ты знаешь? Бывает так,
Что издали образ твой греет.
Сойти б по тебе с ума,
Но, разум мой так не умеет.
Да, будут тебя любить,
Но будет тебе всё мало.
В ответ будут истерить,
Ты будешь смотреть лишь устало.
И ночью закрыв глаза,
Когда обнимать тебя будут робко,
Ты будешь меня вспоминать,
Как будто в конце не поставлена скобка.
Зачем? Для чего? Почему?
Ты столько вопросов мне задал,
А я всё так в толк не возьму,
Как ты меня вырвал из Ада…
Помню каждое твоё слово,
Будь то существительное, прилагательное или наречие.
Они пропитаны страхом, болью, отсутствием смысла,
Да и вот ещё, разумеется – бессердечием .
Пустотой и запутанностью,
Стяжательством над ситуацией.
Спесью не зрелой и пресностью,
Почти бесчеловечностью и ошеломленностью обстоятельством.
Всё что складывалось из 33 твоих,
В слова и предложения,
Не назвать диалогом,
Лишь монолог твой – без особого смысла,
И как такого стихосложения.
Ты как ДУРшлак через который, что-то сцедили.
Но дело в том, что самое главное, как раз-таки, в раковину слили.
(Слушаю тебя и думаю, может тебе мозги просто вставить забыли,
Когда нейроны созревали, были сильные ветры и их с веточек сбили)
Твой незрелый ум как кислое яблоко.
Нет, ты хуже – ты зеленая слива,
Твердая, без толковая и вероятность
Один из десяти, что будешь сладкая.
Аж скулы сводит от кислоты негатива.
Ты как ломбард или того хуже металлоприёмник.
В тебе уже отработанный, ржавый метал,
Отпрессовать тебя, переплавить и больше не вспомнить.
Ещё тебя можно сравнить с комиссионным полупустым магазином,
Всё что не возьми – потёртое и выцветшие,
И пригодное лишь только на половину.
Где-то скол или трещина, вещь отработанная, но жалко расстаться выкинуть…
Ты, саквояж из крокодиловой кожи, с поломанной ручкой.
Все замочки целые и подклад атласный
Цвет зеленый, без оттенков и довольно-таки скудный.
Почему ты такой? Неужели ответ лишь – незрелый.
Но я вижу, как всё дальше сложится, от природы ты очень уж смелый.
Я ещё та старьёвщица, садовник, повар, психолог.
Я к тебе пришла, чтоб не растерял ты себя.
И по мне в тебе навести покой и растопить твои смолы.
Починить тебя, снять коррозию твоего металла,
Реставрировать и добавить то, чего не хватало.
Да, ты точно Prunus spinosa,
Разодрал мне руки и под ногтями занозы.
Но сейчас уже ты цвести белым начал,
Крепко на ногах стоишь,
Плоды будут матово синее – сладкие.
Я же твоя удача.
Я твой взор, от всякого вторсырья увела и куда нужно обратила.
Ах, я сказать тебе про то, что ты гений забыла.
Уберегла тебя от бездумных поступков своей истеричной натурой.
Пришлось даже стать мне на время, навязчивой дурой.
Ну нечего, не надо мне твоего, скаредного спасибо.
Мне понравилось противостояние характеров,
Наверное – ровня. В тебя себя я открыла.
Не кипи. Мы обязательно посмотрим друг другу в глаза.
Лишь бы за мной в этот момент не был муж, а за тобой не стояла жена.
Так как у нас в глазах будет чёткая ясность,
Кто есть с кем, у нас будут свои порядки.
И вряд ли этот кто-то нас сможет остановить.
Лишь мы сами, уединившись молча, без слов всё друг другу позволим простить.
Ну а пока дисциплинируй себя,
Да и спесь свою наконец с себя просто сбей.
Не растрачивай себя на вино и никчёмных б…й.
Столько слов и букв на тебя потратила, значит стоишь того.
Иначе бы на второю неделю, тебя бы забыла, и контакт затёрла, и диалог бы в другое окно.
Как солнце душа моя, уйдет в сон за горизонт, до конца февраля.
Я буду помнить твой тембр, образ, музыку твою, да и просто тебя.
Хотя дух мой будет нежится там далеко от самой себя.
За горизонтом усну, имя твоё замёрзнет на моих губах.
Я нашла тебя из тысячи тысяч, для того чтоб не торопится.
Не бежать, не стремится, а застыть, лечь льдом на реки и озёра.
Свернуться клубком в берлоге рядом с её обитателем.
Трещать морозом древесиной в берёзовой роще.
Рисовать тебе на окнах картины невиданной красоты
И искрить в глаза, утром, снежными полотнами, под твоими ногами.
Перезимуем, – не пускай печаль к себе даже на полтора.
Не грусти, ведь теперь в тебе поселился покой.
Я искала тебя и звала. Знай, что ты не один, теперь я стою рядом с тобой.
Твой взгляд останется на снимке.
Застрянет между двух тире.
Ты был лишь оттиском той жизни,
Что можно было прожить мне.
И перевёрнуты фигуры.
И строчки с точек начаты.
Ты лишь, секунда той минуты.
В которой, я стою и ты.
Ты шрам ещё один на красном,
Как карандаш – крошит графит.
Ты лишь кораблик, по ручью, бумажный.
Промок и тонешь, только вид.
Сгоревший ты предохранить
В моей нейронной чертовой цепи
Мне показалось что ты книга
А ты открытка – уж прости.