Анастасия Кот
Горизонт сознания

We're living inside of our mouths

Afraid someone just might

Hear what we're thinking

– Dead By Sunrise

1.

Автоматические двери открылись с приглушенным гудением, в зал вошли люди в черных костюмах. Они принесли с собой планшеты, шарканье подошв и едва уловимый аромат противного одеколона.

– Всем встать. Суд идет.

Присутствующие синхронно поднялись. Судья прочистил горло и хрипло сказал:

– Прошу садиться.

Люди опустились на свои места.

Женя сидел чуть поодаль от всех. Он на миг поднял голову, показав неподвижное лицо из-под отросших до плеч темных волос, затем снова устремил взгляд в пол и замер. Простор помещения давил на него пустотой, он чувствовал себя неуютно в его пространстве, наполненном глухой и непривычной тишиной.

Нет, звуки вокруг него существовали. В графитовых стенах зала судебных заседаний люди перешептывались, чем-то шуршали, шелестели, покашливали. Секретарь активировал экран для ведения протокола заседания. Судья опустил глаза в дело и начал объявление:

– Сегодня, второго сентября две тысячи восемьдесят шестого года, слушается дело…

Глядя исподлобья на судейский стол, молодой человек мельком отметил, что перед судьями лежали какие-то листочки, хотя вся информация, необходимая им для дела, бело-голубыми буквами светилась на прозрачном сенсорном дисплее планшетов. Каким бы ни был уровень технологий, казенные дела продолжали требовать бумагу.

– … обвиняемого в похищении двухсот восемнадцати человек и использовании негуманных технологий… – продолжал судья.

– И как такое могло прийти ему в голову? – донеслось до чуткого слуха молодого человека: перешептывались двое посетителей.

Женя ухмыльнулся. Легко!

Секретарь докладывал о явке всех необходимых для процесса лиц.

И все-таки в зале было нестерпимо тихо. Слова, шепот, будничные звуки – все это теперь равносильно комариному писку в глобальном безмолвии. Молодой человек снова поднял серые глаза. Он вгляделся сначала в тучного прокурора: тот все время потирал нос платком, вероятно, страдая от хронического насморка. Затем посмотрел на адвоката, который с отсутствующим видом слушал судью, потирая сенсорные И-часы на правом запястье.

«Левша. Страдает нервными тиками», – зачем-то отметил парень.

Будто в подтверждение его слов худощавый холеный адвокат начал часто и неслышно постукивать пальцем по столу.

«Боится проиграть дело», – снова зачем-то отметил наблюдавший за ним парень.

Наконец оглашение важной информации закончилось. Заседание подходило к сути.

Женя чувствовал, что должен сказать нечто важное, когда придет его черед говорить.

К трибунам обращались взоры присяжных, посетителей, свидетелей. Разные это были взоры: равнодушные, уставшие, гневные, испуганные. У некоторых на лице читалось вполне понятное желание стереть подсудимого в порошок или хотя бы облить его потоком последних оскорблений. Евгений живо вообразил образ их мыслей. Их сдерживали запись диктофона, мигающий огонек камеры и тяжелый взгляд судьи. Если дать им отмашку, их сдержанность разлетится вдребезги. Когда людям плохо, они нередко превращаются в зверей. Перед соблазном расправы устоят лишь самые культурные.

Кто бы знал, чем все закончится! Ведь беды, как обычно, ничто не предвещало.

Год назад рано утром Женя и его друг детства – светловолосый приземистый Паша Рудин выходили из аэропорта вместе с только что прибывшим коллегой и товарищем. Четыре года назад Рома покинул Петербург ради московского института нейроинженерии и наноэлектроники и теперь приезжал в родные края лишь в каникулы или по важному случаю.

Из Пулково можно было выехать на новом электробусе или на четырехместных аэрокатах, которые в народе прозвали пузырями. Аэрокаты были автоматические и шли исключительно по настроенному маршруту – такое устройство обосновывалось тем, что этот вид транспорта может быть опасен для передвижения в городе, а вот как способ добраться из точки в точку по относительно пустому пространству был достаточно удобен. Были попытки угнать аэрокат: в этом случае его система быстро отправляла сигнал в ГИБДД и самоликвидировалась.

На пузыре студенты добрались до исторической части города: так назывался весь Петербург в пределах КАД, не застроенный множеством небоскребами. Со стороны аэропорта и вдоль Пулковского шоссе пространство осталось свободным, зато с севера возвышались нестройной кучей сияющие сталагмиты домов, а их мелкие окна переливались будто цифровой дождь из кино.

Решено было остановиться у Паши. Его квартира находилась на Васильевском острове, куда ребята примчались на безводительском автоматическом такси. Богатое семейство Рудиных обосновалось в огромном загородном доме, а старшего сына почему-то выселили в квартиру, дали денег и домой не звали. Пашка списал это на стимул к сепарации и регулярно слал на родительскую почту электронные письма о своих успехах. Ответы не приходили, но Павел не унывал, ссылаясь на занятость семьи.

Ребята бросили Ромкин чемодан и рванули на улицу Восстания, чтобы продемонстрировать московскому товарищу то, что было объектом их шуток весь последний год.

– Нет, а если серьезно. Это точно не зоокиборг? – сдвинул брови Рома, глядя на замысловатую камеру видеонаблюдения.

Все петербуржцы очень долго гадали, почему ИИ-камеры решили сделать в форме кошки. Она не бегала, не прыгала, а просто восседала на уровне второго этажа и крутила головой, а глаза ее, куда и был вставлен объектив, поворачивались почти под любым углом. Те места, которые кошка не могла обозреть глазами, она осматривала с помощью поворота головы. Внешне камера напоминала игривого котенка, реагирующего любое движение, и он, словно на бабочку, глядит на каждого прохожего. И все бы ничего, только теперь эту улицу повсеместно называли Кошачье Восстание или Восстание котов.

– Встроенный ИИ может по микромимике выделить из толпы серийного убийцу, психопата, любого невротика. Еще он улавливает и запоминает сетчатку глаза. А в ушах у нее звукозаписывающее устройство, которое анализирует говор, тембр, синтаксические конструкции, используемый лексикон, – восторженно начал Паша, словно это была его личная камера.

Рома рассматривал кошку, после чего повернулся к Жене.

– И как же ты этого додумался? – не то удивленно, не то восторженно спросил он, округлив кофейные глаза. – Речь ведь шла только о записи с камер! Откуда анализатор речи?

Тот, глядя в землю, улыбнулся.

– Ну, не я один. Нас все-таки четверо было…

– Давай, давай, скромничай дальше! – задорно подтрунил над ним Паша.

– Почему кошка? – нахмурился Рома, пристально рассматривая камеру, которая, в свою очередь, рассматривала ползущего вдоль стены пьяницу баклажанного цвета.

Женя почесал затылок. Он сам задался этим вопросом, когда ему, руководителю и автору проекта, показали образец, который разработала первокурсница с факультета промышленного дизайна. В ответ пухленький дядечка с круглым детским лицом пожал плечами и тоненьким голосом произнес: «А что? Миленько же!» Контраргументов у Жени не нашлось. В целом, форма была ему безразлична. Главное, чтобы система работала исправно.

Кошка отвлеклась от пьяницы и обратила свои круглые синие глазищи на троих товарищей. Диафрагма чуть изменила открытость, а объектив выдвинулся вперед. Нос ее вдруг замигал красным светом.

– Так, а это что? – спросил Рома, пока Паша заливался смехом.

– Это ей что-то в ком-то из нас не понравилось.

– И что происходит дальше? Приедет полиция? Скорая помощь? – уточнил друг.

– Да нет, – отмахнулся Женя. – В ее голове находится карта памяти, куда она сохраняет фотографии с зашифрованной информацией. Мы назвали это «сомнениями». То есть она как бы сомневается в адекватности или психическом состоянии какого-то человека и сохраняет его фото с комментарием, типа, «склонен к суициду». Кстати, за прошедший год удалось таким образом предотвратить несколько суицидов. Прикол хочешь? Вот этот, – он указал большим пальцем на умирающего от хохота Пашу, – попадался. А первым, на кого она носом мигала, был я. Экспериментальный образец наградил меня склонностью к депрессивным состояниям. О, кстати, по поводу алкоголиков. Их она тоже запоминает.

Паша наконец успокоился и был готов отправиться дальше. Ребята свернули на Невский и зашагали к электробусу, который следовал в Новый Петербург. До научной конференции, ради которой прибыл Рома, оставалось еще три часа.

2.

В просторном конференц-зале собралась разношерстная толпа из молодых ученых разных областей. Многие привезли с собой проекты, которые собирались защищать на конкурсе и получить финансирование.

Паша размашисто плюхнулся на синее сидение в заднем ряду и вытянул ноги, игриво озираясь и улыбаясь во весь рот – он всегда так себя вел на пределе нервного напряжения. Затем взгляд его переместился по очереди на каждого друзей, севших по обе стороны от него.

– Ну, Женчик, – весело заговорил он, – тебе в том году улыбнулась удача с твоими котиками, а в этом году на удачу будет уповать Ромка.

Упомянутый сидел торчком и цепко всматривался в толпу, уперев кулаки в колени. Когда Паша толкнул его локтем, а тот вздрогнул и обратил к нему взор диких глаз, улыбка мгновенно исчезла с лица Рудина, уступив место испугу.

– Ты чего?

– Боюсь, – как-то ненатурально молвил Рома и отвернулся, поежившись, как от холода.

Впрочем, в зале и правда было прохладно.

– Хей, да рано бояться! Ну! Может, его в этот раз не назначили в комиссию.

– Но я видел его… тут, – замогильным шепотом сообщил Рома.

– Так он и в прошлом году был тут.

Женя сочувственно глядел на друга и хранил молчание.

Конференцию объявили открытой. К трибуне подошел ведущий с планшетом, а на дисплее спиной запустили первый слайд презентации. Выступали передовые ученые страны, делали прогнозы и говорили о перспективных научных направлениях на ближайшие три года. Перед креслом каждого из присутствующих горел маленький экран, где мелькали основные тезисы.

Гром аплодисментов свидетельствовал о смене этапа конференции, а когда все повскакивали с мест, друзья поднялись и проследовали в уже известный им зал, где готовилась битва за финансирование.

Женя еще при первом своем участии заметил, что в этой комнате какой-то специфический запах и будто спертый воздух. Однако сейчас, да и в прошлом году, дышалось тут намного легче, и даже принесенный кем-то аромат сухариков не мешал дыханию.

Пока студенты рассаживались вокруг серебристо-серого стола, Женя осматривал синие потолки на предмет вентиляции, когда внимание его привлек разочарованный голос Ромы:

– Не-ет, только не он…

Следом за последними участниками конкурса через порог зала переступил полный мужчина с капризными полными губами и с грацией индюка. Он окинул зал маслянистым взглядом и проследовал на место председателя комиссии. Многие как по команде опустили головы.

– Не фортануло… – разочарованно прошептал Паша.

Сев по обыкновению у края стола и искоса поглядев на человека, принесшего с собой спертый воздух, Женя сдавленно хмыкнул.

– Вам хотя бы не приходилось сдавать ему зачеты, – после этих слов оба друга печально взглянули на него и явно благодарили судьбу, что не пересекались с академиком в учебное время.

– Не представляю, как ты это пережил, – печально усмехнулся Паша.

– Он весь курс отправлял на пересдачу. А девочек часто и на вторую, какими бы умными они ни были.

– Сексист несчастный, – фыркнул Павел и ткнул локтем белого от нервов Рому. – Ну же, крепись!

Все студенты боялись не столько самого Игната Лаковского, сколько его поразительного таланта обливать грязью абсолютно любой проект, выставив его глупой безделушкой, а автора – посредственностью. Он мог не принять работу, обнаружив в ней крошечный изъян. В прошлом году Жене несказанно повезло: академик не был назначен председателем комиссии, и это позволило ему получить заветное финансирование разработки ИИ-камеры.

К небольшой трибуне, подсвеченной голубоватыми светодиодами, вышла девушка.

– Дорогие участники, приветствуем вас снова! Просьба разблокировать мини-экраны перед вами и перенести файлы ваших презентаций в папку конкурса. А пока мы по традиции хотим предоставить слово победителю прошлого года Евгению Вишневскому.

Женя молча встал, чувствуя на себе липкий взгляд Лаковского, который дважды уничтожал его разработку в предыдущие годы. Подойдя к трибуне, студент уперся в нее руками и оглядел собравшихся: четырнадцать проектов предстоит прослушать.

– Я честно готовил речь, – начал он, неловко наклонив голову и откидывая с лица волосы, и на лицах многих возникли нервные улыбки. – Но скажу, как чувствую. Несмотря на итоги конкурса, любая идея, любая мысль имеет ценность в общем научном поле.

– Ваши ИИ-котики великолепны! – произнес женский угасающий голосок, поэтому пришлось переспросить.

– Форму не я придумывал, – поспешил оправдаться Женя. – Но спасибо.

– А вы сейчас работаете над каким-то проектом? – спросил другой студент.

– Да, сейчас я совершенствую свой ИИ, чтобы его можно было использовать для чего-то большего, чем для сканирования улиц.

– Чего-то бо-ольшего! Кончай воздух сотрясать, – чавкнул голос Лаковского. – Мамкин полицейский.

Чувствуя себя словно облитым мокротой, Женя стиснул зубы и набрал в грудь воздуха для изящной контратаки:

– И напоследок хочу сказать одно: не критикуют тех, кто ничего не делает. А больше всех критикуют смелых и талантливых. Верьте в себя. Вы и ваши научные поиски неоценимы и нужны миру.

Он повернулся на пятках и расслабленной походкой вернулся на свое место, с удовлетворением глядя, как воодушевился Рома.

И началась расправа над студенческими проектами. Раз за разом выходили к трибуне юные разработчики, раз за разом Лаковский награждал их самыми разнообразными ярлыками: «бездарь», «глупый», «скудоумный». Никто не мог возразить ему: авторитет академика был велик и непоколебим.

Один незатейливый на вид молодой человек по имени Сергей Тарасов представил сложное и необычное устройство на основе нановолосков – неразличимые взглядом нити, которые в последние десять лет активно использовались во многих областях: от медицины до робототехники. Устройство Сергея должно было помочь скорейшей адаптации детям с аутизмом. Лаковский одним словом отправил его в мусорку, сказав, что «все аутизмы от взбалмошных мамаш», и лечить надо их, а не детей, а заодно желчно прокомментировал его прошлогоднюю разработку: нановолоски против деменции. Автор разработки, дрожа то ли от нервов, то ли от злобы, удалился на свое место, откуда буравил академика взглядом.

Были еще два проекта с участием этих волосков, но уже для роботов. Они тоже не пережили презентацию. Один из них походил на проект Паши позапрошлого года. Работа испортила зрение Рудину, поэтому теперь он щеголял в очках и копил на операцию.

Подошла очередь Ромы. Чуть сбитым шагом он приблизился к трибуне и попросил открыть файл с названием «акустический наночип». Женя видел, как друг сглотнул, но держал лицо и в целом блестяще владел собой в атмосфере общей нервозности. Трижды его унижал Лаковский, и вот опять.

– Добрый день, коллеги, – голос выступающего был гибок и звонок, но лицо казалось мертвецким на фоне синих стен. – Меня зовут Роман Агарин, и я собираюсь представить вам свою разработку в области наноакустической технологии.

На экране загорелся слайд «Актуальность» и красиво оформленная инфографика. Паша томно вздохнул: сестра Ромы была не только талантливым дизайнером, но и очень красивой девушкой. Под предлогом встречи он пару раз просил ее помочь ему с оформлением своих презентаций, и в позапрошлом месяце сближение случилось, дав молодому человеку повод надеяться на что-то большее.

– В последние годы с развитием технологий в наш мир пришло большое количество шума, – заговорил Роман. – Ежесекундно наш мозг обрабатывает множество вербальных и невербальных звуков. По результатам последних исследований в области психоанализа ученые отметили рост тревожности и депрессивных состояний в связи с обилием неупорядоченного шума. Мозг человека способен адаптировать бóльшую часть звуков. В особенности, если это монотонный и регулярный шум. Со временем человек перестает обращать на него внимание, однако это не исключает восприятия мозгом этого шума. Был проведен опрос среди населения крупных городов. Обратите внимание на слайд. Как вы видите по графику, в основном опрошенные отмечают высокий уровень шума в повседневной жизни, и те же самые опрошенные говорили, что часто страдают головными болями, тревогой, у многих встречаются депрессивные эпизоды. Психиатры также выдвигают гипотезу, что обилие шума способствует развитию шизофрении.

– Насколько мне известно, гипотеза не подтверждена, – придирчиво прохрипел Лаковский.

– Но ее выдвигают и неспроста, – попытался надавить Рома и ткнул пальцем в дисплей, меняя слайд. – Также на развитие шизофрении влияет стремительная урбанизация, а урбанизация всегда несет с собой увеличение шума. Однако отмечается, что люди начинают чувствовать себя лучше, слушая музыку. Многие еще с давних пор предпочитают ходить с наушниками, меняя звук окружающего мира на свои плейлисты. Для решения проблемы постоянного шума на основе новейших достижений в области квантовой акустики и нейроинженерии был разработан наноакустический чип или просто чип. Он устанавливается в области правого уха. Крошечные волоски, которые сейчас повсеместно используются для лечения тугоухости (Лаковский шумно вздохнул и вполголоса раздраженно откомментировал осточертевшие за сегодня волоски), связывают чип с правым виском, который, как известно, отвечает кроме прочего за обработку невербальных звуков. Теперь о том, как работает чип. Через него проходят звуки внешнего мира, искажаются с помощью наносистемы и поступают в височный отдел в виде упорядоченного ритмичного набора звуков, который принято называть музыкой. Также чип имеет дополнительную функцию – приглушать невербальные звуки, чтобы снизить их влияние на психику. На схеме вы можете видеть подробную демонстрацию, каким образом звуковая волна претерпевает изменения.

На схеме был удлиненный предмет, по устройству похожий на слуховой аппарат, но оснащенный множеством сверхчувствительных волосков, идущих по спирали внутрь аппарата. Волоски эти улавливали фононы, преобразовывали их и поставляли к длинным отросткам, которые должны были проводить информацию определенные части правого виска.

– Я бы хотел себе такой, – шепнул кто-то из студентов сидящему рядом. – А то соседи уже пятый месяц делают перестройку в квартире. Сил нет.