Анастасия Клейменова
Александра
Вообще я очень часто стыдился и стыдился многого. Сам не знаю, почему. Стыдился того, что меня вызывают к доске, а я не доучил правила, стыдился, что я не умею (по моему мнению) хорошо танцевать, стыдился, что до сих пор (в двенадцать лет!) не научился себе чистить обувь, стыдился того, что был очень ранимым и чувствительным и, несмотря на внешнюю отвагу и воинственный вид, мог расплакаться из-за пустяков.
Стыд жил вместе со мной, он был неотъемлемой частью моего характера.
Но стыд это одно. Стыд сильно не мучает, мучает обычно совесть. Совесть – злобный таракан. Она меня всегда достает по вечерам.
И иногда из-за полнейшей ерунды.
– Ты опять забыл сказать «до свидания» Марии Николаевне, выходя из класса? Ты задел в подъезде соседку портфелем и не извинился? Ты зачем сегодня поднял руку и не ответил на простой вопрос учителя?!
Когда этих «зачем», «почему», накапливалось много, я засыпал, уже совсем теряя силы от собственного занудства.
Изредка меня успокаивал тот, кто РЯДОМ.
– Не переживай, не волнуйся, – говорил он мне. – Ты хороший парень, и всё у тебя будет хорошо. Не кори себя за пустяки!
После такого самоутешения мне становилось легче, хотелось смеяться, но совесть с пущей силой капала мне на мозги.
– Лежишь в постели, а по географии знаешь только тридцать пятый параграф, а тридцать шестой выучил абы как. Как спросит тебя завтра Татьяна Юрьевна! Узнаешь!…
Так вот, на зеленой поляне я встретил Алексу. Она была одета на этот раз не в шорты и футболку, а в коротенькое белое платье.
Саша подошла ко мне и с улыбкой посмотрела на то, как я оголяю одуванчики.
– Привет! – сказала она мне.
– Привет! – ответил я Алексе.
– Я ведь знаю, что ты разбил окно… – сообщила мне девочка.
«Черт побери, и здесь меня преследует совесть. Только в виде понравившейся мне девочки Саши!»
– Откуда ты знаешь? – спросил я Алексу.
– Я видела вас двоих.
– А почему ты мне ничего не сказала? – спросил я у девочки.
– Я не стала ничего говорить, увидев твой взгляд. Он был такой испуганный!
Саша говорила со мной очень искренне, по-доброму, поэтому мне не хотелось её обманывать.
– Ты права, – признался я девочке. – Я жутко тебя испугался!
Алекса в ответ рассмеялась, мне стало неловко из-за её смеха.
Саша начала смеяться всё громче и громче, я уже не знал, как себя вести.
– Алекса, не надо меня мучить, прекрати! Алекса, прошу тебя!
После таких умоляющих собственных криков, я проснулся; на кресле, стоящим рядом с диваном, на котором я спал, сидела мама и громко смеялась.
По телевизору шла передача «Шесть кадров».
Мама заметила, что я проснулся и стала извиняться передо мной за то, что разбудила меня своим смехом.
– Ничего, мам, – ответил я и уже через несколько секунд, смотря передачу, смеялся громче мамы.
4 глава
Мамина тайна
Мы с мамой пили чай с малиновым вареньем на кухне, мама рассказала мне, как в детстве, учась во втором классе, влюбилась в одного восьмиклассника, начала бегать за ним, просила его помочь ей с уроками, как покупала ему в столовой булочки, а он смеялся и отказывался их есть, отшучиваясь тем, что боится располнеть.
Я был удивлен такому рассказу мамы, раньше я слышал от неё только то, что в школе она была шпаной, хулиганила на уроках, пуляя в одноклассников из трубочек, заряженных клочками бумаги, о том, что она любила поговорить с соседом по парте, не слушая объяснений учителя, о том, что в своем дворе она забиралась на самые высокие деревья, о том, что она дружила до седьмого класса с одними мальчишками. Но я никогда не слышал о том, что мама была влюблена в восьмиклассника, учась всего во втором классе.
– Что же было потом? – спросил я маму.
– Потом. Да много чего…
Мама улыбнулась, предаваясь воспоминаниям.
– Много чего, сынок.
Я заметил, что в глазах у мамы промелькнула грусть, и задумался, отчего она так погрустнела.
– Всё закончилось неудачно? – тихо сказал я.
– Нет, то есть да. Восьмиклассник попросил меня, чтобы я к нему больше не подходила, объяснив мне, что ему нравится другая девочка, которая учится в седьмом классе.
– И ты ушла?
– Нет. Я не отступила. Просто затаилась на некоторое время.
– А потом? Что потом?
– Потом он поссорился с этой семиклассницей и подружился со своей одноклассницей Надей.
– Надей?
– Да, с Надей, а потом с Таней, а затем с Валей, и вроде с Ирой.
– А ты?
– А я – ничего. Моё сердце было занято только им.
– И ты… никогда кроме него никого не любила?
– Нет. Хотя у меня было много поклонников. В семнадцать лет на выпускном вечере мне сделал предложение студент один второго курса. Я ему отказала, сказав, что дружить буду, а замуж не пойду за него никогда.
– Он обиделся?
– Нет. Он не любил меня. Он просто восхищался моим смелым и сильным характером. И не более того.
– А разве нельзя любить и восхищаться?
– Можно, конечно, Коленька, просто… Просто он так мне и сказал: «Я балдею от твоего характера!» А что меня любит не сказал ни разу.
– А что же было потом? Ты осталась одна?
– Я никогда не была одна. Как я уже сказала, у меня было много поклонников. Но лишь один-единственный жил в моём сердце.
– Ты его ждала?
– Да. Я его ждала пятнадцать лет. Он сделал предложение мне, когда разочаровался уже во всем, в чём мог, в том числе и в своей работе.
– А кем он работал?
– Инженером. Он ушёл с этой работы, решив, что на ней ему мало платят, и теперь меняет работу постоянно. Как перчатки.
– А сколько тебе было лет, когда он сделал тебе предложение?
– То ли двадцать три, то ли двадцать четыре. Какая-то пограничная цифра между ними.
– А ему было уже тридцать?
– Да.
– Мама.
Я улыбнулся.
– А где сейчас твой инженер?
– Он сейчас работает охранником. В данный момент на смене.
– А как его зовут?
Я окончательно развеселился.
– Сергей Григорьевич. Ну для тебя он просто… «папа».
На глазах у мамы выступили слезы.
Я вышел из кухни, сказав маме «спасибо», и зашел в свою комнату, решив поиграть немного на компьютере в своего любимого «Зеленого свина». Чтобы отвлечься.
Но вместо этого, сев на стул возле компьютерного столика, я начал думать о маме.
– Как мама могла столько лет убиваться из-за одного человека?! Может, папа – маг?
Такая догадка стала пугать меня.
– Но как же можно по-другому объяснить его такое сильное воздействие на маму?
Я улыбнулся, вспомнив о том, что моя мама – сама достаточно сильный человек. Значит, он её морально подавил? Может, она просто внушила себе эту любовь? А может, ей просто мерещилось, что она любит его? Может к тому времени, когда папа сделал предложение, мама давным-давно уже разлюбила его?
Мама вошла ко мне в комнату, подошла ко мне, легонько тронула меня за плечо.
– Сынок, ты извини меня за…чрезмерную откровенность, – сказала она мне. – Просто я никому никогда не рассказывала об этой истории. Хотелось поговорить!
– Ничего, мам.
– Малыш, не дай бог тебе кого-нибудь так полюбить!
– Мам.
Я внимательно посмотрел маме в лицо.
– А что, любить плохо?
– Нет, сынок, не в этом дело. Плохо не любить, плохо любить по-другому.
– Это как, любить по-другому?
– Безответно.
– Мам, а что папа тебя…
– Любит, конечно. Он полюбил меня. Через пятнадцать лет после того, как я его полюбила, и я приняла его любовь. Хотя сделать это мне было нелегко.
– Почему?
– Когда моя любовь к нему стала потухать и лишь робко светила, его любовь ко мне разгорелась с большой силой.
– Ты тогда устала его любить?
– Да. Я любила его уже по привычке.
Я несколько секунд молчал, после чего встал со стула, обнял маму и прошептал ей на ухо:
– Мам, ты у меня самая лучшая, правда. Жалко, что папа это понял очень поздно.
– Спасибо, Коленька, – прошептала мне в ответ мама. – Только я тебя умоляю, ничего не рассказывай об этом папе.
– Хорошо, мам, не расскажу.
Мне стало светло и радостно на душе. Я сам не понимал почему.
5 глава
Маг
Я проснулся рано утром, потянулся в кровати. В мою комнату светило солнце, кто-то играл во дворе – был слышен смех ребят.
Мне было весело, я и сам не понимал, отчего.
Может, оттого, что мне было всего одиннадцать лет, а может, оттого, что впереди ещё оставалось полтора месяца каникул, – объяснить причину своего весёлого настроения я не мог. Да и не пытался это сделать.
В первую минуту после своего пробуждения ото сна, я лежал в постели и ни о чем не думал. Просто ни о чем!
Потом волна разнообразных воспоминаний окутала меня.
Я начал вспоминать вчерашний день: разбитое окно, девочку Сашу, её бабушку – Марии Тимофеевну, как подрался с Женькой, вечерний разговор с мамой.
Мне стало и грустно, и горько, и радостно одновременно.
Поднявшись с постели, я зашёл на кухню, где мама уже приготовила завтрак: омлет со свежими огурцами.
Съев омлет, выпив две чашки чая, я надел свой любимый джинсовый костюм (на улице было прохладно) и вышел на улицу.
Мама попросила купить меня две булки хлеба, и я сразу помчался в магазин.
Магазин находился всего в двухстах метрах от дома, сходить в него мне не составляло никакого труда.
Купив хлеб, я пошел было к себе домой, но какая-то непонятная сила понесла меня сначала к дому, а потом к подъезду Саши.
Я вспомнил свои вчерашние мысли о любовной магии и немного испугался.
– Неужели и со мной то же, что… и с мамой?…
Впрочем, в этом я не был уверен. Мама ждала, когда на неё обратит внимание папа, целых пятнадцать лет, я бы, наверное, столько ждать никого никогда бы не смог.
Подойдя к дому Саши, я совершенно бесстрашно вошел в её подъезд, поднялся на первый этаж, постучал в дверь.
В квартире раздавался какой-то шум, я не мог до конца понять, то ли гремела музыка, то ли кто-то пылесосил.
Дверь мне открыл девятиклассник – Володька Смирнов.
Володьке было четырнадцать лет, он был рослым, стройным пареньком, довольно симпатичной внешности. После школы почти каждый день Володька посещал театральный кружок, руководителем которого была его родная мама – несостоявшаяся актриса. Как объяснял сам Володька (не мне, а своим друзьям): «Настоящие таланты всегда остаются за чертой, успех приходит только к посредственностям».
Может, так оно и есть, как говорит Володька, я об этом, честно говоря, никогда не задумывался.
Увидев Володьку, я сильно удивился, что он делает в доме у Марии Тимофеевны. Неужели она сама пригласила его в гости? Насколько я помнил, даже малочисленные подруги Марии Тимофеевны и-то не очень любили к ней приходить, не говоря уже о каких-то девятиклассниках.
– Привет, – сказал мне Володька.
– Привет! – ответил ему я.
– Что пришёл? – спросил меня девятиклассник.
– Я к Саше.
Володька хмыкнул в ответ.
Лишь после этих слов к двери подошла сама Саша, немного удивлённо посмотрела на меня.
– Здравствуй, – сказала она мне.
В этом холодном «здравствуй» я почувствовал её сильное желание держать со мной дистанцию.
– Здравствуй, Саша! – ответил я тихо девочке, решив вести игру по её правилам.
Саша внимательно посмотрела на меня, чуть-чуть улыбнулась.
– Ты, наверное, хотел что-то спросить? – сказала она мне.
– Ну почему, ну почему, какой-то пижон сидит у неё, без всякого повода, а я обязательно должен его иметь! Обязательно я должен что-то спрашивать!
От отчаяния я сжал кулаки и чуть не разревелся!
– Где твоя бабушка? – проговорил я.
– Бабушка уехала в гости к подруге на один день. Завтра вернется. Ты, наверное, к ней пришел? – спокойным голосом спросила у меня Саша.
– Да. К ней.
– Ой, а её нет. Давай я ей передам… Ты что-то хотел спросить? Или что-то может передать?
Саша вопросительно посмотрела на пакет с хлебом, который я держал в руках.
– Ничего не надо, – хмуро отозвался я. – Я сам… потом спрошу.
– Ну ладно.
Саша улыбнулась.
– Пока!
– Пока!
Саша захлопнула дверь, за ней послышался отвратительный смех Володьки.
Я выскочил на улицу, посмотрел на проделанную мной вчера работу – разбитое стекло. И вдруг понял, что меня раздражает всё: и стекло, и Саша, и её бабушка, и вообще весь мир.
Захотелось с кем-нибудь подраться, но рядом никого не было, поэтому я подошел к сосне, растущей около лавочки, и со всей силой пнул по её стволу.
Нога моя заболела.
Из подъезда выбежал Володька, надменно посмотрел на меня.
– Что, кавалер, неудача постигла тебя? – небрежно бросил он мне.
Я серьезно взглянул на Володьку и вместо того, чтобы броситься на этого хлюпика-пижона, которого я мог побить в два счета, несмотря на трехлетнюю разницу в возрасте, тихо пробормотал:
– Смотри, чтобы она тебя не постигла. Любовная магия не знает границ!
– Чего? – усмехнулся в ответ Володька. – Ты где такого бреда набрался? Сам что ли надумал?
– Нет. Просто знаешь, всё легкое быстро приходит и уходит, а всё настоящее… оно, в общем, достается тяжелее, но потом… на долгие годы.
