Анастасия Фридман
Картофельный король: сказки белорусского леса

Глава 6

Ветви мелькали перед глазами с какой-то немыслимой скоростью, сквозь них просвечивало солнце, пахло чем-то сладким, но легким. На душе было спокойно, Федор знал, что ему ничего не угрожает, знал, что рядом с ним родные люди. Свет все настойчивее пробивался через веки и пришлось открыть глаза.

Он видел перед собой стекло, а за ним быстро сменяющие друг друга кроны деревьев, сквозь которые пробивалось яркое, до рези в глазах солнце и голубое, как озерная гладь, небо. Парень сделал глубокий вдох и в сознание мгновенно проникло сотни незнакомых и таких родных запахов. Он полулежал на чем то мягком, подскакивающем, время от времени, ладони упирались в бархатистую поверхность, как у мха.

– Але, малец, уж третьи петухи пропели. Пора подниматьси, я уж чаю с малиною заварил. Поешь да пойдем за пожитками твоими.

Как же не хотелось возвращаться из этого теплого и такого родного сна, в котором было все так незнакомо. Нехотя Федор перевернулся на другой бок в сторону костра, где уже закипала вода с малиновыми листочками и веточками. По всей землянке стелился удивительный аромат и казалось, что сейчас начало июля, мама пошла за молоком и оставила на печи томиться малину для варенья. И так стало уютно, даже радостно, Федя почувствовал себя маленьким, и готовым ко всему, чему угодно.

Парень резво сел на своей импровизированной кровати и принял из рук дедушки Степана кружку с душистым чаем, а к нему сухарь из белой булки. У них в лагере тоже были сухари, но больше ржаные, темные, а это был беленький, с небольшими темно-желтыми вкраплениями.

– Шо пялисси, аль сухарей никогда не видывал? Ты в кружку макай и кусай, а потом чайком сверху запей. Вот тебе яичко еще, только сегодня из под курочки.

– У вас и куры есть?

– А как же. Что ж я по твоему дикарь какой-то. Куры есть, козочки и кролики, были утки даже но хворь их скосила какая-то, последняя 3 месяца как померла.

– А чего сухари такие белые, дедушка?

– Так булка то пшеничная была, вот и белый сухарь. А пшеницы у меня немножко. За землянкой деляночку сею каждый год, потом собираю. Смолоть сложнее с каждым разом, жернов то ручной, с ним силы нужны, чтобы управляться, а дед Степан чай не молодеет. Вот смолю мучички мешочек, потом булки пеку на меду и закваске молочной. Потом из булок сухари сушу, чтоб подольше сохранились. Да плохо пшеница растет тут, не нравится ей земля лесная. А к полям идти долго, я старый уже. Сколько вот смог еще несколько лет назад земли сюда натаскать, на том и сею. Ну что поел?

– Да, дедушка, спасибо. Очень вкусно было. Давно я так не завтракал, все мясо вяленое да сухари ржаные с сушеными грибами.

– Ну давай тогда собирайси и пойдем, покажу где тебя нашел и мешок заберешь свой, а там уж решишь, до лагеря свого пойдешь, иль у дедушки погостишь еще.

И старик, хитро прищурившись, вышел из землянки. Только сейчас Федор разглядел, что выход располагался слегка сбоку и уходил почти под потолок. Наскоро дохлебав чай и проглотив остатки сухаря, парень натянул шапку, обувь, куртку и вышел вслед за дедом.

На улице в глаза ударило низкое серое солнце. Лешему подумалось, что оно не такое яркое, как… Он осекся. Как где? А вот как где, он никак не мог себе ответить, но почему-то знал, что не такое.

Они стояли на полянке, а сзади возвышался небольшой холмик – землянка, откуда он только что вышел. Немного поодаль, накрытое еловым лапником, стояло какое-то строение. Судя по тому, что с той стороны доносилось кудахтанье, там был курятник, а возможно и кролики с козами тоже ютились в этом небольшом сарайчике, потому что других построек разглядеть не удалось. Зато Федя увидел с правой стороны от землянки две огромные еловые ветви и до него дошло, как хрупкий старик смог дотащить его до своего дома. Их в лагере, на занятиях добытчиков, тоже учили делать волокуши из подручных средств.

– Ну шо, огляделся? Пойдем ужо?

– Да, пойдемте.

И старик рванул вперед слишком бойко для своего возраста, но потом, все же, сбавил шаг, и завел очередную историю о своей одинокой жизни в лесу. Они шли не спеша, судя по солнцу сейчас было около 9 часов утра, жизнь в лесу уже кипела во всю. То тут то там вскрикивали напуганные птицы, шелестела листва и хрустели ветки – бегало зверье.

– Дедуля, а какие животные у вас тут ходят поблизости?

– Да разные ходят, сынок. Зайцы, лисы, волки, кабаны бывают приходят, тут пару дубов неподалеку растут. А один раз я и медведя видел. Только был он странный, слишком мелкий и какой-то худой. Я не стал близко идти к нему, вдруг больной или еще что. Просто тихо присел и подождал, пока тот мимо пройдет.

Медведя Федор никогда не видел в живую, хотя помнил, как лет 6 назад добытчики после дневной охоты приволокли медведя. Он был огромен, разделывали его вчетвером, а ели потом еще месяц всем лагерем. Баба Анюта такие чудесные медвежьи котлеты с капустой крутила. Леший даже зажмурился от удовольствия.

– А долго идти то, дедушка?

– Так пришли ужо, малец. Вон они, твои пожитки.

Леший повернул голову в сторону взгляда старика и увидел свой рюкзак, сиротливо прислонившийся к сосне. Там же, на земле, отчетливо виднелись очертания, вмятины и от них две полосы в ту сторону, откуда они сейчас пришли. Теперь Феде предстояло решить, вернется он в лагерь, или останется погостить у дедушки, как тот и предлагал.

Глава 7

Федя, как бы ему не хотелось, понимал, что надолго остаться с добродушным дедушкой у него не выйдет, ведь он добытчик. Те запасы мяса, которые ему удалось раздобыть за эту неделю в лесу, ждет весь лагерь, поэтому здесь он не имеет права решать за всех.

– Спасибо вам, дедушка Степан, но мне нужно идти. Меня в лагере очень ждут. Но, если это не сложно, могли бы вы проводить меня немного, а то я в этих краях не бывал никогда, боюсь заблудиться, а хорошо бы попасть в лагерь до темноты.

– Отчего не показать, покажу конечно. Только с тобой не пойду, дед старый ужо. Я еще от прошлой прогулки не оправилси, когда тебя, несчастного нашёл. Но подробно покажу как и куда идти, не заплутаешь. Но шоб до вечера дойти нужно будет поторопиться и прямо сейчас в дорогу выдвигаться.

Дед Степан подробно рассказал Лешему как выйти к лагерю и даже метров 500 проводил его. Строго наказав ни в коем случае не сворачивать с дороги дедушка перекрестил парня и благословил в путь, взяв перед этим обещание наведываться в гости.

Лешему шлось легко, он даже забыл про всю ту чертовщину, что приключилась с ним совсем недавно. Рюкзак с мясом и шкурами приятно тяжелил плечи, но молодой добытчик понимал, что переплюнуть своего конкурента Макса ему не удастся. Вот если бы не провалялся он почти сутки в землянке у старика, то может быть и получилось бы. А так…

По его подсчетам, если идти достаточно быстро, то до своего лагеря он должен выйти уже к глубокому вечеру. Нужно было поторопиться. На свою привычную тропу парень вышел спустя часа 4. Да уж, далеко забрался дедушка, ничего не скажешь. А как сюда занесло самого Лешего – это вообще в голове никак не укладывалось. Но он решил просто принять случившееся как факт и не пытаться разбираться, потому что получалось у него плохо, да и каждый раз, когда мозг генерировал какие-то соображения на этот счет, то начинала творится еще большая чертовщина. Так что лучше уж просто идти себе, да идти, а вот как чаек уже на печке дома будет кипятится, тогда уже и подумать будет можно.

На удивление дошел до лагерных стен добытчик без особенных происшествий, а возле ворот уже встречали его односельчане – заждались. Приняли ношу с плеч и понесли в общинный дом – взвешивать да заготавливать дальше. Федору же по традиции поднесли ломоть теплого каравая и кружку квасу. Как не вглядывался добытчик, но среди встречающих почему-то не увидел ни Макса, ни Аленки. Внутри кольнуло – уж не вместе ли они сейчас. Но ведь Федька так надеялся, что Аленка встретит его у ворот и увидит, какой он достойный добытчик, а тогда, возможно, и задумается уже, что и мужем он будет хорошим.

Федьке сделалось плохо, злость накатила и решил он идти домой отдыхать, несмотря на уговоры мужиков посидеть в общинном доме. Он кое как отмахнулся, пообещав назавтра вечером, во время общего сбора, рассказать все подробно и в красках. Дома было прохладно, никто ж не топил. Несмотря на это Леший не хотел разводить огонь, решил просто лечь спать. Проходя мимо маминого угла, где стояла ее кровать за шторкой, его неотвратимо потянуло туда. Парень рухнул на мягкое покрывало и забылся беспокойным сном. Последний раз он спал тут накануне ее похорон.

Солнечные зайчики скакали по лицу, отчего становилось тепло на коже и счастье разливалось в душе. Мерный гул убаюкивал, а сквозь него можно было различить шепот голосов. Вместе они сливались в такой родной шум, внутри которого было уютно и спокойно. Не хотелось открывать глаза, Федор хотел вот так ощущать этот приятный уют и никогда не возвращаться в холодную, пустую избу. Но он открыл глаза и увидел перед собой стекло, а за ним быстро сменяющие друг друга деревья, сквозь крону которых мерцали лучи солнца. Переведя взгляд чуть влево парень заметил силуэты двух людей, мужчины и женщины, они сидели в каких-то креслах спиной к нему и вполголоса переговаривались. Женщина вдруг заметила, что Федя проснулся, обернулась к нему и ласково прошептала:

– Проснулся уже, милый? Мы почти на месте, осталось ехать еще минут 10, не больше, так что постарайся не засыпать.

И она улыбнулась так ласково, как не умел улыбаться никто, кроме одного, самого дорогого во всем мире человека – его мамы.

Лешего буквально подкинуло на кровати, а по лицу стекали капли липкого холодного пота. Он не мог первые пару секунд понять где реальность, а где его бредовые сны. Кровь гулко била в висках, прогоняя последние остатки дремы прочь. Лешему сделалось страшно, захотелось немедленно выйти на воздух и он поспешил последовать своему желанию. Схватив старую волчью шкуру, накинув валенки, он в чем был, так и выбежал во двор.

Луна была яркой и почти полной, а в лагере было тихо и спокойно. Леший пытался унять звенящий во всем теле страх, от чего быстрым шагом обошел дом 3 раза по кругу. Это немного помогло и в голову начали возвращаться здравые мысли, а первобытные инстинкты стали понемногу отступать. Он присел на ступеньку крыльца и вспомнил свой странный сон. Будто снова ощутил пляшущие на лице лучи солнца, увидел силуэты людей и вспомнил странную фразу, обращенную к нему – осталось ехать… Как это, ехать? Куда? Леший не видел в своем сне лошадей и повозки. Только странный мерцающий свет и стекло. Много стекла. И спереди и сбоку все было стеклянное, было много света. Все эти воспоминания еще больше выбили из колеи юного добытчика. От бессилия он сделался злой и захотелось кричать на весь мир, за то, что играет с ним в какие-то странные игры, правила которых Феде не по силам сейчас угадать и он обречен проиграть.

Сделав несколько глубоких вдохов носом и выдохов ртом – как учила его делать мама в минуты ярости и отчаяния, парень попытался успокоится и сложить в голове все кусочки головоломки. Получалось плохо. На улице было холодно – только сейчас он это заметил. Шкура не спасала. Надо вернуться в дом и постараться собраться, затопить печь, попить чаю, поесть. Поесть! Он же с утра ничего не ел, с тех пор, как ушел от деда. Да и когда в лагерь пришел откусил кусок хлебной краюшки, да отпил глотка полтора кваса. Ну точно. На пустой желудок ужасы всякие ему и мерещатся, не иначе.

Федя расхрабрился, найдя внятное объяснение своим страхам, и смело шагнул в дом. Он все делал быстро и со знанием дела, все движение были отработаны годами практики. Зажег свечу на столе. Натащил к печи дров, закинул поленья, открыл вьюшку, ловко разжег огонь и стал смотреть как он бодро занимается, перескакивая с одного поленышка, на другое. Затем Федя поставил на плиту чайник, достал нехитрую снедь и выложил на стол.

Попивая ароматный отвар из малиновых веточек в прикуску с ржаным сухариком Леший с улыбкой и теплотой вспоминал гостеприимного дедушку, который угощал белыми сухарями. Уже почти и забыл о своих тревогах – стоило только перекусить. Да и мама его не уставала повторять:

– Сыт – весел, а голоден – нос повесил.

И никогда даже и не пыталась заводить с ним разговоры, пока тот не поест. И правда, сделалось как-то легче и теплее на душе. Злость и страх отступили, но осталось любопытство. Добытчику было непонятно, откуда в его снах появились такие вещи, которых он не знал никогда и в глаза не видывал. Отчего это вдруг его сознание начало разворачивать перед ним такие фантастические картины. Он стал вспоминать то, что видел в своем странном сне. Ощущения, которые испытал и ему сделалось снова также тепло и уютно внутри, будто он был не в странном месте, наполненном незнакомыми вещами и запахами, а дома, в кругу близких, которые ни в коем случае не желали ему зла.

Леший за своими мыслями даже и не заметил, как начало заниматься солнце на горизонте. Сначала оно едва коснулось частокола вокруг лагеря, потом подобралось к дровнику, и уже оттуда перепрыгнуло на подоконник, стало нагло заглядывать в избу. Ну что ж. Не дело рассиживаться тут с чаями да сухарями, пора и делами заняться. И Федя занялся привычными сельскими хлопотами: наносил воды в бочку, наколол еще немного дров про запас, сварил картофельный суп к обеду и прибрал немного. Пока суть да дело уже и вечер был не за горами и молодой добытчик стал собираться на вечерний сбор в общинном доме. Это нужно было сделать еще вчера, как только Федор вернулся в лагерь, но сил тогда не было.

Что странно, ни Аленку, ни Макса, он так за день и не повстречал. Возможно, его заклятого друга отправили в рейд, а Аленке сидит в избе, по наказу матери. Но на сборе то уж она точно будет, такие события обычно никто без уважительной причины не пропускает. Леший решил, что подойдет к девушке после посиделок и наберется смелости предложить себя в качестве кавалера.

Глава 8

Подходя к общинному дому Леший заметил, что собралось там уже больше половины лагеря. Все живо обсуждали его поход и хвалили за хорошую добычу. Старейшина подошел к нему и протянул шкуру лисы, про которую Федор уже и думать забыл.

– На вот. Небось подарок кому задумал сделать. Шкура то ладная, пусть у тебя останется, ты заслужил. Много мяса принес, совсем немного не хватило, чтобы прошлогоднюю заготовку перекрыть.

Федор растерянно принял мех, а сам продолжал выискивать взглядом Алену. Но девушку почему-то видно не было, а спрашивать у остальных Леший не решался – было стыдно, они ведь не были при всех наречены парой, как того требуют традиции. Тогда он решил забыть ненадолго об этом, все таки этот вечер посвящен ему и его походу, необходимо было отдать дань уважения старейшие и главному добытчику, отчитаться о вылазке.

Федя занял почетное место возле очага, между старостой и главным добытчиком и стал ждать, пока все соберутся. Женщины суетились, подавая квас и березовицу, некоторые разносили сушеное мясо и овощи.

Когда все расселись старейшина подал Федору резной туесок с квасом. Он отпил глоток и передал его дальше. Когда сосуд вернулся вновь к старейшине, он допил оттуда последние капли и бросил туес в огонь со словами:

– Мы благодарны лесу за его щедрость, и с благодарностью возвращаем его подарки.

– Да будет так – отозвались сидящие вокруг очага.

Потом снова заговорил старейшина:

– Федор, названный добытчиками Лешим, расскажи о своем походе, какими дорогами ходил, кого на своем пути встретил. Расскажи своим братьям-добытчикам, чтобы они могли предостеречься и научиться. Пусть видят твоими глазами, идут твоими ногами и слышат твоими ушами.

Леший встал, и заговорил, как подобает:

– Спасибо старейшине и людям, которые доверили такое важное дело, такому молодому и неопытному добытчику. Путь мой был проложен привычными тропами, до Заячьей Поляны. Зверей страшных не встречалось, событий странных не приключалось.

Федор сел. Все заметно расслабились – официальная часть встречи прошла, можно было переходить к дружественным посиделкам. Тут и там начали раздаваться несмелые вопросы о количестве туш, пройденных путях, личных переживаниях добытчика. Люди хотели просто рассказа о походе. Им, сидящим за частоколом круглый год, как воздуха не доставало впечатлений. И Леший неспешно рассказал о своем приключении, рассказав как дошел до Заячьей Поляны, как ставил ловушки, и как глупый енот с лисицей попались в силки. Рассказал даже о том, что видел девушку, в странных одеждах и с перьями в волосах. Однако о дедушке и о том, как он оказался за несколько километров от привычного места охоты, Федя решил умолчать.

Посиделки текли своим чередом. Мужчины выпивали и вспоминали истории своих вылазок, женщины хвастались количеством обработанного мяса и редкими шкурами, которые мужья приносили с походов. Лешему все никак не удавалось встретиться с Аленой, она так и не пришла на сбор, хотя ее мать была здесь. Макса не было тоже. Посидев так еще немного он решил набраться храбрости и спросить таки у старосты, где подевались Алена и Макс. Парень улучил момент, когда главный остался совсем один, и несмело подошел к нему.

– О, Федор. Ты молодец, парень. В первый раз пошел, а столько мяса сумел принести. Ну вот не зря же я тебя уговаривал, так ведь?

– Да, Юрий Игнатович, Вы правы как всегда. Я даже рад, что пошел. Вроде бы. Я вот что хотел спросить у вас: не знаете где Макс и Аленка, почему их на сборе нет?

– Знаю, отчего не знать. Максим пошел в дозор вчера с вечера с двумя старшими, а Аленку отец взял на заготовку рыбы. Макса раньше завтрашнего обеда можно не ждать, а вот Аленка вернется ранним утром скорее всего. Там уж как клев будет. Ну что ты не весел, Федя, случилось что ли чего, а ты рассказывать стесняешься? Ты поделись, тебе легче сделается.

– Да нет. Нормально все, Юрий Игнатович, просто хотел Аленку увидеть, она – Леший осекся – нравится она мне в общем, давно уже. Я ей шкуру подарить хотел.

– Ну что ты, Федя. Придет Аленка твоя и подаришь, ты не робей главное, и не тяни. Она невеста видная, почти все молодые добытчики заглядываются. Но я тебе по секрету скажу, среди всех, ты самый умелый, и не только я так думаю. Главный ваш, Иван Алексеевич, так же думает и надежды большие возлагает на тебя, Федь. Даже преемником своим тебя сделать хочет. Так что если Аленка твоя сомневаться в тебе вздумает, то ты ей так и скажи смело, что в свое время всех добытчиков возглавишь.

– Не, мне хочется чтобы она сама, понимаете? Чтобы не из-за приданого и статуса в лагере, чтобы я сам ей как человек мил был и приятен. А если нет чувств у нее, так и не надо мне тогда, один проживу.

– Так тоже правильно думать, тут уж кто какую цель преследует. Но мне твое понимание вещей понятно, я и сам так считаю, что если уж нет чувств у людей, то не построишь на этом счастья. Валентина, мама твоя, пусть Мокошь возьмет ее в свои ученицы, была мне очень дорога и мне хотелось сделать ее своею женой. Я предлагал ей себя, в качестве мужа, но она выбрала Петра – твоего отца. Жаль, не довелось им пожить. Не стало его, едва тебе полгода исполнилось – медведь задрал. Ну да ты и так историю ту знаешь. Так вот у них такая любовь была, весь лагерь изумлялся. А мне, после, так никто и не приглянулся больше. Что-то заболтался я. Так вот к тому я это все, что не тяни со своей Аленкой то, если нет чувств, то хоть сразу знать будешь, время не потеряешь на напрасное ожидание, а если есть, то сможете вместе быть, сколько отмерено.

Лешему слова старосты в душу запали и он даже осмелел. То ли от них, то ли березовица в нем взыграла, но решил он даже спать не ложиться, а ждать возвращения Аленки и признаться сразу, да предложить себя, в качестве мужа. Про расположение главного добытчика пока решил умолчать, очень уж хотелось узнать есть ли искренние чувства у нее.

Время уже было за полночь, не меньше, почти все уже разошлись. Только Леший остался, староста, главный добытчик и несколько мужчин. Леший со всеми вежливо распрощался, аккуратно свернул лисью шкурку и поплелся к дому. Дома парень заварил целый чайник черничного чая, и решил поставить хлеб, поэтому пошел набрать зерна, чтобы смолоть муки.

Мама всегда поговаривала, что мука мертвеет быстро, поэтому никогда впрок не молола. Только как надо выпечь чего, только тогда. Хранилось в их семье только зерно, мука – никогда. Намолов муки Федя пошел и переоделся во все чистое – как учила мама. Женщина во всем лагере считалась самой искусной хозяйкой, а за ее хлебом выстраивалась очередь. Знала она какие-то секреты, как с хлебом подружиться, Леший так и не смог научиться также хорошо выпекать хлеб, как мама, хоть и делал как она наставляла.

В закваску, заготовленную заранее из кусочка прошлого теста, Леший добавил теплой подсоленной воды и немного ржаной муки. Бережно завернул деревянную квашню рушником и отправил на печь подходить. Он делал все медленно, размеренно, при этом тихонько напевая “мамину” песню. Пока тесто подходило и прогорали поленья в печи Леший задумался о дедушке в лесу и решил непременно наведаться к нему до наступления холодов и захватить ему гостинцев: пастилы, меда, немного орехов и зерна. И тут парень с ужасом осознал, что совершенно не помнит дорогу к избушке старика. Однако, решил не отчаиваться раньше времени и подумал, что сможет сориентироваться на месте, ведь всегда хорошо понимал лес.

За раздумьями прошло уже часа два – пора было замешивать хлеб. Опара была хорошая – поднималась быстро. Мама научила Федю оставлять кусочек теста после каждого замеса хлеба, она и сама всегда так делала, а после Леший продолжил. Ему нравилось думать, что в каждом, испеченном им каравае есть и частичка мамы. Он не спеша замесил тесто, не забыв оставить маленький шарик в квашне, сформировал на деревянной лопате круглую булку, накрыл чистым рушником и отправил на печь расстояться. Через 20-30 минут, можно будет ставить в печь.

Пока подходит хлеб парень аккуратно убрал все по своим местам и поставил кипятить воду для свежего чая. Он чувствовал как потихоньку в груди разгорается тревога. Близилось время рассвета, скоро должна была вернуться Алена и тогда все решится. Федя сдвинул угли в стороны и ссадил каравай в печь. Осталось подождать минут 20-25 и все будет готово.

Тем временем за окном стало немного светлеть. Солнце встанет еще не скоро, но ночные сумерки уже перестали быть таким плотными. Дом наполнялся ароматом свежего хлеба и земляники, которую Леший заварил в этот раз – ее очень любила Алена. Он слышал, как начали просыпаться люди в лагере. Некоторые держали большое хозяйство, которое требует внимательного отношения, поэтому и просыпались еще до зари. Сам Леший, после смерти мамы, раздал или обменял почти всю живность, которой, впрочем, и так было немного. У него осталась только своенравная кошка, которая редко показывалась дома, но работу свою по отлову мышей выполняла исправно, да и блюдце с молоком обновлять приходилось часто.

До слуха добытчика донесся скрип тяжелых деревянных ворот и сердце тотчас ухнуло куда-то в подпол. Он быстро поддел хлеб на лопату и выставил его на шесток, затем также быстро сбрызнул ключевой водой верх каравая и снова накрыл его рушником. Леший оделся так быстро, как не одевался даже перед общим сбором добытчиков и пулей выскочил за двери. Всего за 4 минуты он преодолел расстояние от дома до ворот, где уже стояли староста, отец Алены и сама девушка. Вид у них всех был мрачный, а на Алене и вовсе “лица не было”. И тут Леший понял – разговора не получится, что-то случилось. Ему даже стало немного легче, но всего на секунду, а потом мимолетное облегчение сменилось тревогой и он сделал уверенный шаг вперед.