Анастасия Беркова
Семейные дела Мороза Иваныча
Оплошность
– Ась, ты письмо написала?
– Какое?
– Какое-какое… Деду Морозу!
– Маам, ну сколько можно? Какой Дед Мороз? Я, чай, не девочка. Что ты все издеваешься?
– Ты мне не выкобенивайся. Села и написала. Быстро.
Ася пожамкала губами, поворчала. Покорно села за стол. Маленький, дубовый, с секретером.
– Что писать-то?
– Пиши, что хочешь.
– Это как? Прям все, что хочу?
– Все.
– Ладно, это быстро.
Ася решила ограничиться списком. Вот фома неверующая! Хоть бы "Здравствуй" вывела. Заглянула дочери за плечо. Спицы, пряжа, новое кресло…
– Ась, а кресло куда?
– На кудыкину гору, отстань.
Кроссовки, палки…
– Что за палки, Ась?
– Ну, эти, для ходьбы.
– Лыжные что ли? На балконе давно была?
– Ладно, палки вычеркиваю. Ты чего лезешь?
– Переживаю за невежду престарелую!
Ася выпрямилась, отложила ручку.
– Все, мам, хватит. Борщ выкипит, я пошла. А ты шкафом займись.
Вот же упрямая! Я села за стол. Не хочет сама – помогу. Я приписала щенка. Чего она все одна? Сколько лет меня теребила. Я уеду – собака согреет. Все какое-никакое развлечение. Однако лучше спросить.
– Аськ!
Я вбежала на кухню. Дочь деловита помешивала суп.
– М?
– А чего ты дуешься? Зачем Гаврика выбросила?
– Это ты про собаку?
– Ну да, симпатичный же!
– Нет, вы поглядите! Ты продолжаешь издеваться? Накой мне плюшевый пес?
– Ты же собаку хотела?
– Хотеела. – Ася смешно сморщилась. – Живую, мам! Лабрадора!
– Ладно-ладно. Поняла. А игрушки не любишь?
– А то не знаешь.
– Допустим такую мою оплошность.
– Терпеть не могу. И цветы. И духи. И золото-серебро всякое. И тарелки. И чайник. И все остальное! Не клади ерунду! Елка не для этого!
– Так не я, Ась… А вообще обидно. Ты мне тоже, знаешь… Открытки не рисуй!
– Лет пятьдесят не рисую. – Дочь смотрела язвительно, улыбалась.
Трудно парировать такой ответ. Я прикусила язык, ушла. В письме добавила: "лабрадор". Затем приписала: "живой". А потом: "Дедушка, спасибо!" И наконец: "Навещай". Все, шкаф заждался.
В гости
– Привет! Давай сюда. Уф, тяжелый какой. Как добралась? – Ася с трудом поставила мой чемодан в угол прихожей.
– Нормально. Успеть бы! Сколько там еще?
– Полтора часа. Уложимся. Проходи.
Старая захламленная квартирка сияла чистотой. Целый год я моталась по стране, и теперь так здорово было окунуться в этот мир, где все живет прошлым. Только в тепле среди родных вещей я поняла, насколько устала и как одинока.
На полу ровными рядами лежали коробки, перетянутые бумажными лентами с датами. У дочки всегда был небрежный почерк, но к старости она стала внимательнее к каждой новой цифре.
На любимом месте у балкона – белая пластиковая елка с диодами, его самая трогательная покупка. Он так даже первой машине не радовался. На миг, когда он распаковывал свое сокровище дома, я увидела в нем того самого мальчишку с черно-белых фотографий.
Этот самый первый серебристый шар с воспоминанием я всегда вешаю сама на одну и ту же ветку. В полночь его свет будет самым ярким.
А дальше… А дальше пошла кипеть работа со слезами умиления на глазах. Из ватных колыбелей коробок мы шустро доставали все любимые моменты, связанные с ним одним.
Первое сообщение от испуганной девчонки к суровому с вида мужику, первая написанная и исполненная вместе песня, первая неловкая встреча, при которой так страшно смотреть в глаза.
А вот и первая проведенная вместе ночь: звезды были, конечно, красивые, но в некошеном поле рядом с рекой без костра мы замерзли и промокли в росе, как мыши.
Маленькие разноцветные шарики и фигурки мы с дочерью развесили вразброс. Главное в этом процессе – истории, от которых морщинки вокруг глаз становятся еще глубже, а улыбка больше не теряется в задумчивости.
С крупными шарами нежных и чистых оттенков мы были уже гораздо осторожнее. Я до сих пор чувствую трепет перед таинством рождения, обожаю каждого своего ребенка и внука… Где-то они все сейчас?
Гирлянды дней рождения мы смастерили с дочкой не так давно, когда на елке не осталось места для новых игрушек. Получилось неуклюже и мило.
– Ась, а что есть новенького? Я привезла только колокольчик – Юльку встретила.
– Ну, у меня кусочек мишуры только. Как-то не заладилось, мам.
Я с тревогой посмотрела ей в глаза. Моя бледная старушка все слабее, остальных разбросало по миру, а я все тяжелее нахожу поводы для радости. Похоже, время пришло.
– Давай скорее, мам! Десять минут!
– Не ворчи.
Мы развесили последние детские поделки, убрали коробки и встали перед нарядной красавицей, обняв друг друга за плечи. Сердце переполнилось одновременно грустью и счастьем, предвкушая волшебство.
Внезапно в животе у мена заурчало, и я шепнула:
– Покушать есть чего?
– Да зачем? Пора мне уже. Да и тебе, наверное.
Значит, и она готова. Двенадцать, одиннадцать, десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…
Елка засияла невозможным светом и теплом, послышались голоса.
– Стой! В этот раз мы к тебе!
Игорь остановился в растерянности:
– Как? Уже?
– А ты что думал? Это у тебя там год за минуту, а мы тут живем вообще-то.
Весело переглянувшись, мы с Аськой смело шагнули в сияние, и по снежной поляне, на которой то и дело мелькали всполохи, поглощавшие легко одетых людей, к любимому отцу и мужу со всех ног побежали две счастливые девчонки.
Опять проиграла
– Пап, а где Сенька? Он давно тут должен был появиться. Три месяца прошло.
Игорь непонимающе посмотрел на меня, сощурился, почесал затылок.
– Сенька? Что, и он тоже? Ась, животные в заповедном лесу живут, мы туда не ходим.
– Как? А домашние? Им же без людей нельзя! Ты же приносил разок Стешку.
– Ну, Стеша сама как-то выбежала, я и взял ее. Попрощаться, может, не успели, вот она и примчала. Потом-то все равно в лес удрала. Сеньки не видел, Ась.
Дочка загрустила и поуютнее укуталась в плед на печке.
Я собрала его из кучи квадратиков, когда изредка навещала Игоря среди года. Сначала мы не могли наговориться, потом наобниматься, а после я не могла уснуть и тихонько вязала на лавке у окна, куда ставила свечку.
Пряжу бессовестно таскала у Аськи из закромов. Мне и нужны-то были только остатки – пятиметровые хвостики разноцветных клубков, из которых дочка вязала умопомрачительные теплые шали. Крючок Игорь вырезал мне из сосны, украсив его фигуркой Змея-горыныча, обвившего рукоятку.
– Ась, а помнишь, как ты меня вязать учила?
Моя малышка хитро улыбнулась:
– Мам, а давай опять наперегонки? Новый год же, традиции живут даже здесь.
– Особенно здесь! – я подмигнула. – Душа моя, где сундучок?
– Ну девчата, вы меня так удивили, что я и про подарок забыл! И от Макошки привет большой. Се-кун-до-чку…
Игорь принес из сеней большой красный мешок:
– Налетай!
Аська взвизгнула и спрыгнула к отцу, шустро развязывая бечевку. Молниеносно дочь вытащила все содержимое на стол.
– Мама дорогая! – я совсем не ожидала таких богатств. Спицы и крючки от самых тонких, как зубочистки, до инструментов с палец толщиной, пухлые пасмы пряжи, пахнущие травами и хвоей (Макошь явно экспериментировала с природными красителями, хотя американские надежнее), яхонтовые, хрустальные и янтарные маркеры, резные клубочницы, пяльцы, шкатулки.
