Анастасия Александровна Калько
Итиноку
– Летучки-трясучки, – проворчала она, поставив на стол вазочку с вареньем и коробку печенья, – как к свадьбе-то готовишься, невеста? Вот о чем я хочу услышать, а про твою работу я и так знаю, газету вашу читаю каждый день… Слава Богу, глаза еще при мне и из ума пока не выжила.
– Ой, – Ника тут же подцепила румяное печенье, посыпанное толчеными орехами, – гемор жуткий, если бы не Вика, не знаю, что бы я делала. Все надо бронировать заранее, чтобы не было сюрпризов в последний момент, и транспорт нужен, и платьев аж два – для венчания и для второго дня банкета, с декольте… Захотелось же Вите свадьбу по высшему разряду!
– А что это вы удумали, – строго спросила мать, – он – там, ты – тут? В гости ездить друг к другу будете? Это где такое видано?
– Гостевой брак, – Ника расправилась со вторым печеньем, – это сейчас в тренде.
– Сейчас много чего в тренде, – мать подлила себе чая, – только мне это непонятно. Мы вот женились, так я к мужу переехала, и слава Богу, четверть века вместе жили, все как у людей…
– Ну, а нам так больше нравится, – Ника запустила ложку в варенье, вылавливая клубничину, – тебе проще – с Уральской улицы на Миллионную перебраться. А у меня работа здесь, а Витя – в Краснопехотском. Он свой город не бросит, и я не хочу из "Телескопа" в сельскую тиражку перебираться, про доярок и рекордный опорос свиньи Глашки, что ли, писать или драку у бухаловки расследовать?
Тут она легонько получила по затылку варежкой-прихваткой.
– Я тебе дам, так про мои родные края говорить, – шутливо погрозила ей мать и тут же погладила стриженый затылок дочери, – волосы бы хоть отрастила к свадьбе, платье наденешь, а сама как стригунок. Уши-то вон торчат.
– Несравненную Веронику Орлову, нашу белую акулу пера, – заорал по радио диджей, – коллеги поздравляют с грядущим бракосочетанием! Ураааа! Гооорько! Для счастливой невесты звучит эта шикарная супер-песня!
– "Шаланды полные кефали
В Одессу Костя приводил,
И все биндюжники вставали,
Когда в пивную он входил…"
– Молодняк наш резвится, – мрачно сказала Ника, – все прикалываются, а работа стоит. Ну, я им завтра покажу, что акула еще и больно кусается.
– Все бы ты показывала… Хорошая песня, душевная. Уместная сейчас. И сколько лет звучит, а ее вот даже молодежь знает. Не то, что новые – сегодня из каждого утюга звучат, а завтра никто и не помнит.
– "Я вам не скажу за всю Одессу,
Вся Одесса очень велика.
День и ночь гуляла вся Пересыпь
На весёлой свадьбе моряка"…
*
Встреча состоялась на следующий день в отдельном кабинете одного из многочисленных ресторанов японской кухни в столице.
Она пришла на две минуты раньше назначенного времени, зная, как дзенин не любит опоздания.
В кабинете были стол и стулья, а в другой стороне расположились татами и низкий столик для желающих глубже погрузиться в мир японской экзотики.
Дзенин и Харука уже сидели на татами. При взгляде на этого пожилого круглолицего японца с белоснежными, стриженными "под ежик" волосами и круглой лысиной на макушке не верилось, что он способен на ТАКОЕ, что она о нем знает. Добродушная улыбка, теплый взгляд – а меж тем, всему, что она умеет, ее обучил именно он. И как они были не похожи с дочерью! Изящная красавица Харука с тонким аристократическим личиком и миниатюрной фигуркой была полным антиподом отца. Кроме характера… Харука тоже обучала ее – науке дзедзюцу, обольщения, недоступной отцу. "Женщина может превзойти мужчину, – сказал как-то дзенин, – если к боевому искусству прибавит искусство быть настоящей женщиной. Дзедзюцу – это премудрость, которая недоступна нам, и которая заставляет многих мужчин капитулировать…"
Она тоже села на татами так, что они образовали у стола правильный треугольник. Во главе, конечно, дзенин, Акайо-сан. Так было, есть и будет всегда. Бесшумно открылась дверь, и официантка с набеленным личиком, в ярком кимоно, внесла поднос с едой и пиалы с чаем.
– Я не стал заказывать саке, – сказал дзенин, – помня, что сейчас тебе запрещено спиртное, Мияко. Но, если я правильно запомнил, ты любишь хороший чай "Сенша".
– Конечно, подавать весь сет сразу у нас не принято, – заметила Харука, ловко орудуя деревянными палочками – хаси, – но нам не нужно, чтобы официантка стояла рядом и слушала наш разговор. Едва ли, конечно, она владеет японским языком, но отец настоял на конфиденциальной беседе.
– Однажды, – неспешно сказал дзенин, тоже взяв хаси, – я не обратил внимания на сидящего поблизости молодого человека, а он оказался студентом-востоковедом, изучающим как раз Японию, неплохо знал язык, и сообщил в милицию о готовящемся убийстве… Мне не было прощения за такую оплошность. Меня не оправдывало даже то, что в ту пору я был еще молод и не так сведущ, как следовало бы в чужой стране, – он неспешно съел первый ролл. – Задание я все же выполнил, но пришлось потрудиться, подчищая следы, – мягко улыбнулся Акайо.
"Бедный студентик", – подумала она, хорошо знающая предпочитаемые дзенином методы "зачистки". И испугалась своей мысли. Ведь напротив сидит Харука, в совершенстве владеющая искусством нинсо и лица читает, как бигборды.
Дочь Акайо понимающе улыбнулась и повело бровью: "Вижу, понимаю. Отцу не скажу".
Сейчас у нее реже появлялись подобные мысли. Она усвоила, что служение Долгу – превыше всего, а если сантименты мешают этому, их нужно вырвать с корнем, пока они не опрокинули твою Колесницу.
Она тоже взяла хаси и обмакнула первое суши с розовым лососем в терияки, надеясь, что малая толика добавленного в соус вина "Мирин" не повредит ей. "Если только тут вино не выпили повара, заменив его уксусом…" Все реже вспоминались домашние щи, оладушки с желтоватой домашней сметаной, которую они с мамой готовили вместе, отварная рассыпчатая картошка, щедро присыпанная зеленым луком – все со своей грядки… Она пристрастилась к японской кухне, полюбила суши, роллы, лапшу удон, сашими, рамен, дайфуку и сакурамоти, и сама научилась готовить национальные блюда не хуже Макото, которая верховодила на кухне в селении дзенина.
Но здесь готовил явно не японец. Внешне суши выглядят вполне привлекательно и аппетитно, но все равно чувствуется не очень умелая рука. Или у нее опять испортился аппетит, как иногда бывает после лечебного курса.
– Да, настоящее суши можно поесть только дома, – сказал Акайо, – не сравнить с тем, что подает Макото. Хорошо было бы, если бы каждый народ готовил только свои национальные блюда, не трогая чужую кухню. Гайдзины не очень хорошо смыслят в особенностях приготовления наших блюд…
Он отставил тарелку.
– Здешняя кухня для нас непривычна и тяжеловата, – ответила Харука. – Русские привыкли к суровому климату и тяжелому труду, с тех пор у них и вошло в обычай поглощать больше калорийной пищи. Только от калорий силы не прибывает, а только жир накапливается. Возьми этот настой, Мияко. Он поможет тебе быстрее восстановить силы. Через несколько дней тебе предстоят гастроли, и нужно быть в хорошей форме.
Дзенин и его дочь знали ее прежнее имя, но уже много лет называли ее исключительно Мияко. "Прежнее имя – злая судьба, – говорил Акайо-сан, – смени имя – сменишь судьбу. Забудь все, что было раньше, учись жить заново, начни жизнь с чистого листа".
Она научилась. Новое имя. Новая судьба. Даже лицо новое. Вот только забыть не получается – прошлое все время напоминает о себе. Тошнота после курса лечения. Тяжелые сны – сейчас все реже, но неотвязно. Непрошеные воспоминания…
– Хороший роман "Алмазная колесница", – сказала Харука, провожая ее в отель. – Видно, что автор хорошо знает Японию, а не пишет "развесистую клюкву", как говорят у вас. А некоторые хокку из второй части я даже переписала в альбом. Поэзия – моя единственная слабость.
– А где мне предстоят гастроли? – спросила она.
– На юге, – ответила Харука. – А перед этим тебе предстоит небольшая работа в Петербурге… Потом ты встретишь Ояму, который прибудет на днях из Финляндии…
*
Накануне свадьбы Вероника побывала в салоне красоты и у маникюрши. Только сейчас она начала понимать, что произойдет завтра. Уже меньше, чем через сутки. И впервые пришли волнение и неизбежная для всех невест мысль: "А не поспешила ли я?". Уже позвонил Витя – он приехал из Краснопехотского, уже снял "президентский" люкс в "Астории" для первой брачной ночи… "Пока я здесь один, – сказал он, и Ника словно наяву увидела его искрящиеся улыбкой серые глаза и ямочки на щеках, – но завтра в номере наконец-то появится хозяйка!"
Уже заказано венчание в Исаакиевском соборе; Морской смог преодолеть сопротивление хозяев туристического бизнеса. До этого, в 10.00, их ждут в ЗАГСе на Английской набережной. Наверное, в ресторане "Астории" уже готовятся блюда для банкета. Зарезервированы теплоход, карета, стилизованная под XVIII век для них, и автобус для гостей. Заправляют бензином вертолет, нанятый для полета над городом и закупили конфетти для рассыпания с воздуха. Стоит в ее комнате манекен в белом венчальном платье, похожем на огромное пирожное безе, а второе привезут в "Асторию" завтра вечером. Завтра в 8 часов придут парикмахер и визажист. Разосланы приглашения; гости уже приготовили наряды для торжества и упаковали подарки; репетирует тамада. И главное – ждет Витя. В номере для их первой – в качестве мужа и жены – ночи. "Так что, милая, – жестко сказала она себе, – засунь свои сомнения себе, как говорил Михалков, в портмоне, – Ника энергично нашагивала километры в баротренажере в своем любимом клубе "Бьюти Терра", который весной пришлось защищать, – ты не можешь подвести столько людей. Тоже мне, сбежавшая невеста Джулия Робертс! Ответственность свою надо осознавать! Было время подумать, целых четыре года. И только полная дура за это время не определится с решением".
Хозяйка "Терры", подруга Вероники Инна Логинова, тоже поздравила журналистку с грядущим бракосочетанием. Подарок – роскошно перевязанная бантами корзина с большим набором фирменной косметики – уже стоял на рецепшен, и, когда Ника собралась уходить после тренировки, Инна с администратором Лизой торжественно преподнесли ей корзину.
"Были белее снега свадебные цветы, мне улыбался ты, это было, как во сне", – неотвязно крутился в голове у Ники припев из популярной песни, пока она дома принимала ванну, пыталась прибрать в квартире ("видела бы мама этот первобытный хаос!"), бестолково слонялась из угла в угол, курила, делала маску "Дрим-терапия"…
Уснуть, несмотря на любимую косметику "Дрим" с мелатонином, которая обычно не подводила ее, так и не удалось. "Хороша я буду завтра. Хейтеры обрадуются – будет повод перемыть косточки новобрачной со следами бессонной ночи на физиономии… А хотя, хрен с ними, пусть хейтят. Работа у них такая… Кушать-то всем хочется. Надеюсь, что визажист хорошо знает свое дело!"
Витя не заходил к ней, помня примету: жених не должен видеть невесту в свадебном платье до свадьбы, иначе брак будет несчастливым. Так было с его родителями. Гибель старшего сына в Чечне, пьянство отца и тот роковой КАМАЗ на рассвете; помутившийся рассудок матери и ее исчезновение зимней ночью… "Лучше не дразнить судьбу", – думал сейчас убежденный скептик Морской.
В половине восьмого, часа через полтора после того, как Веронике наконец-то удалось забыться сном, в домофон сердито зазвонили.
"Господи! Только что заснула!" – сонная Вероника в трусах, майке и одном тапке заметалась по квартире, бестолково ища источник звона и пытаясь поймать босой ногой второй тапок. Наконец-то она сообразила, что звук идет от двери.
– Ну, наконец-то! – воскликнула Вика. – А я уже хотела прорываться с боем. И здорова же ты спать!
– Поспишь с тобой, – пробурчала Ника, открывая дверь парадного нажатием кнопки в квартире.
С Викой приехала Лиля, приглашенная в качестве подружки невесты. Вдвоем молодые женщины быстро навели порядок в квартире и заварили кофе, пока Ника просыпалась под душем, охая от боли в натруженных накануне в "Терре" мышцах.
– Наум звонил, – сообщила Вика, когда сестра, завернувшись в халат, вошла на кухню, – уже едет в ЗАГС, мчится по М-11, спрашивает, можно ли прийти с дамой.
– Ох, этот Наум, – покачала головой Лиля, – и как он только все успевает? Как будто у него сутки длятся, как на Плутоне, 150 часов! И процессы выигрывает, и новую даму себе нашел…
Наум Гершвин, успешный адвокат, был старым другом Вероники и какое-то время ухаживал за Лилей. Однажды у них даже случился короткий роман.
– А я думала, что он все еще тоскует после отъезда Риммы, – Ника достала сигареты. – Да, конечно, пусть приходят вдвоем, места есть. Я предусмотрела такой вариант и оставила несколько запасных стульев. Судя по тому, что он собирается подъехать в ЗАГС прямо с М-11, дама уже сидит с ним в машине… Не скажешь же им "нет".
Лиля тоже достала пачку. Вика, поморщившись, встала и открыла балконную дверь.
– Пойду, проверю, в порядке ли платье, – сказала она. – Спорю на тирамису, ты об этом вчера даже не вспомнила.
– По-моему, ее огорчило то, что Наум приедет с новой подругой, – заметила вполголоса Лиля, закурив.
– Разве что в плане размещения гостей, – Ника поставила на стол пепельницу и щелкнула зажигалкой.
– А мне кажется, тут другое. Личное…
– Да ну, Вику только ее архитектурные проекты волнуют.
Снова засигналил домофон; пришла парикмахерша.
*
До машины Ника бежала под огромным зонтом, чтобы уберечь платье, свежий макияж и прическу от мелкого, но частого октябрьского дождя, неутомимо заливавшего Северную долину с 5 часов утра.
– Скоро вы будете загорать на юге, – сказала Вика, поеживаясь от студеного сырого ветра. – Завидую!
Садясь в белый лимузин с двумя кольцами на крыше и куклой на капоте, Вероника неловко подобрала пышный белоснежный подол. Платье напоминало майское облако на фоне пасмурного дня. И снова нахлынуло ощущение нереальности происходящего: это она, спецкор Орлова, садится в лимузин для новобрачных в этом воздушно-облачном платье и длинной фате?.. Это ее ждут в ЗАГСе № 1?..
Ника оглянулась на дом – ей казалось, что из всех окон на нее смотрят любопытные глаза и тоже не узнают. "И за фигом я согласилась на все эти прибамбасы?" – в очередной раз тоскливо подумала она.
Водитель выезжал со двора медленно, маневрируя между стоящими повсюду машинами и шепотом ругаясь.
– Не лучшее авто для наших дворов, – заметила Ника.
– А в наш "колодец", где мы жили в детстве, он бы и не въехал, – развеселилась Вика, – зад остался бы на улице. Но так надо, Вероника. Наслаждайся моментом: ты едешь на представительском лимузине на сиденье для почетного пассажира!..
*
Морской не раз помянул недобрым словом драконовские законы, принятые против курения. Каждый раз приходится бегать с сигаретами на улицу. Даже ему. Тем более – в престижном ЗАГСе на Английской набережной. А раньше повсюду были курилки…
Телохранитель Федя молча раскрыл над хозяином огромный черный зонт. поеживаясь в костюме ("А зря я пальто не накинул!", Виктор достал пачку и закурил.
Гости подъезжали один за другим. Его компаньоны по бизнесу. Никины сослуживцы. Тетя Тоня с детьми приехала из "Краснопехотского" еще вчера. Мать Ники, Татьяна Ивановна. Подруги невесты. Прикатил фургон, из которого под звуки "Марша Империи" вышел блогер Вейдер, которому Ника весной очень помогла спасти доброе имя его отца, а заодно – и его собственное, а Морской спас жизнь. "Наверное, запишет стрим со свадьбы Витьки-Святоши", – подумал Морской.
Подкатил сверкающий джип "БМВ", и с водительского места вышел Наум Гершвин, высокий импозантный мужчина со стильной проседью, достал из багажника перевязанный бантами короб и галантно распахнул дверцу перед своей спутницей.
Миниатюрная ладошка в черной кожаной перчатке изящно оперлась на его длань. Появились маленькие ножки в элегантных полусапожках совершенно кукольного размера, подол серебристого манто. А потом – и сама дама: изящная, словно статуэтка из лучшего фарфора, японочка с высокой лаково-черной прической и нежным белым личиком.
"Ого, – про себя присвистнул Виктор, – я всегда знал, что Наум Моисеевич – большой любитель экзотики, но сейчас он удивил даже меня!"
Гершвин раскрыл большой зонт и, осторожно поддерживая под локоток свою даму, подошел к Виктору.
– Ну, что? – весело спросил он. – Вас поздравить или посочувствовать?
– Пока желательно поздравить, – усмехнулся Морской.
Девушка тоже улыбнулась, показав идеально ровные, похожие на жемчужинки зубки. Значит, шутку она поняла; язык знает хорошо. И где Гершвин ее нашел?
– Позворьте поздравичь вас со счастривым событсием, – прощебетала девушка и поклонилась, показав точеный затылок. Удаляясь с Наумом к крыльцу, она с недоумением посмотрела на нахохлившихся под зонтами курильщиков. "Ну, да, – вспомнил Морской, – у них на улице курить запрещено, и повсюду установлены герметичные павильоны… Я это заценил, когда был как-то в Токио. Умные люди – позаботились о том, чтобы, оберегая экологию, не нарушать ничьи права. Курильщики – те же граждане, и те же гражданские права имеют. Вот бы и у нас это тоже поняли… В Японии, я слышал, процент курящих больше, чем у нас. Но они нашли разумное решение, устраивающее всех. У нас же вечные крайности: оберегая одних, ущемляют права других. А все потому, что гаркнуть "Запрещено!!!", грянуть кулаком по столу и понавешать повсюду таблички "низзя, низзя" легче, чем подумать и подыскать консенсус! И когда из нашего менталитета исчезнет этот пережиток прошлого: одни ловят кайф, "строя" кого-то по одной половице, а другие сами в очередь на конюшню выстраиваются, на ходу портки для порки расстегивая: "А что делать? С нами только так и можно"… Вот если бы представители власти сменили тотальную систему запретов на разумные ограничения и компромисс, а народ научился чувству собственного достоинства и перестал думать, что без ремня и розги, да без палки-погонялки никуда, глядишь… И о чем я только думаю??? У меня свадьба через полчаса, я должен быть в радостном предвкушении, а я тут целую ФИЛОФОСИЮ развел о проблемах общественного устройства!.."
На набережную медленно въехал белоснежный лимузин, пышно украшенный свадебным плюмажем. Громко сигналя, он вальяжно скользил к ЗАГСу. Морской выбросил сигарету и поправил белый галстук. "Она приехала! Ника!"
*
Она стояла у светофора и видела, как подъезжает к ЗАГСу белый лимузин. Как он выделялся среди общей автомобильной толчеи!
А она в другой жизни мечтала подъехать на такой же машине – с куклой на капоте, лентами, кольцами и выйти в роскошном белом платье и фате – как в кино…
Но эту мечту у нее отняли, швырнули на землю и растоптали. Это не для нее. Другим почему-то повезло больше. А ее швырнули в грязь, трясину, болото, где она должна была утонуть… К счастью, ее вытащили – и за это она в вечном долгу перед Акайо-сан, Харукой и Акихиро. Но вернуть ей шанс на исполнение мечты не удалось даже им…
Акайо говорит: все это было в прошлой жизни, не с тобой, а с другой женщиной, которой больше нет, ты – совсем другой человек, и судьба у тебя другая… Да, он прав. Недаром его имя переводится "Умный человек". Но до конца забыть ту, предыдущую жизнь не получается. Вот и сейчас она не удержалась – пришла к ЗАГСу посмотреть на ЕГО свадьбу. И всколыхнулись воспоминания о девичьих мечтах, оборванных безжалостной рукой.
Она посмотрела на величавое здание, возле которого клубилась толпа. Среди публики сновали вездесущие журналисты. Свадьба Витьки-Святоши обещает стать сенсационным событием. Это тема, гарантирующая большое количество дочитываний, просмотров и лайков, а значит, обещает повышение рейтинга. Наверное, репортеры передрались за аккредитацию. Сейчас они толкаются, желая пробиться поближе, заснять побольше.
Она неспешно перешла дорогу и увидела, как из лимузина выходит невеста – как раз в таком платье, о котором мечтала она, похожем на белое облако…
Орлова поднималась по ступенькам к главному входу во Дворец – именно Дворец, а не Дом бракосочетаний. Это бабушка предпочитала более простую формулировку, принижая степень значимости события. Да, бабушка… Ее свадьба была скромной – "Пора была горячая, страдная, не до фиглей-миглей было. В контору сходили в перерыв, расписались и дальше пошли работать. И ничего, слава Богу, хорошо жили, полвека вместе. Это вы сейчас себе навыдумывали: платье-шматье, фата-мата… Прям, куда там, нельзя без них! А вот у Панкратовны внучка-то: в обед сходили с женихом в Дом бракосочетания, расписались и на лекции пошли, зато посуду в дом купили, холодильник, машину стиральную – не на глупости деньги потратили, а с толком!"
"Да, можно и так, – невесело усмехнулась она, раскрывая черный зонт, купленный в Токио, мало похожий на стилизованные японские зонтики с гравюр. "Такие зонтики в здешнем климате не актуальны", – со смехом говорила Харука, работающая в Петербурге уже не первый год. Да, здесь куда более уместен добротный большой черный зонт "антиветер" с массивной ручкой и большим куполом. – Можно и так – расписаться в обеденный перерыв, и на работу!.. Подумаешь, событие, свадеб может в жизни и десять быть. А можно сделать такое торжество, которое запомнится до золотой свадьбы – если брак долгожданный, счастливый, если тебя переполняет радость – то почему ее надо подавлять, приглушать, называть Дворец бракосочетаний Домом, забегать на роспись в джинсах, черкнуть в книге наспех – и скорее бежать в столовую, там сегодня солянку дают?.. Вот ОН правильно делает, – она посмотрела на сияющего от счастья жениха, поднимающегося по ступенькам под руку с Орловой, – счастлив и не скрывает этого!"
В голове тут же сложилось хокку – не идеальное по количеству слогов и, может быть, с точки зрения знатоков японской поэзии слабоватое:
"Пасмурный день,
Но свет солнца в моей душе:
Сегодня женюсь!"
Она увидела среди гостей Харуку. Дочь дзенина была в длинной серебристой шубке, на прическе поблескивали мелкие капельки дождя, вернее, холодной осенней мороси; ноги в изящных полусапожках ступали мелко и грациозно, как будто она была в традиционной японской обуви – гэта. Кавалер поддерживал ее под руку и сиял так, словно сам был новобрачным. Рядом с этим рослым крупным мужчиной лет пятидесяти Харука выглядела еще миниатюрнее.
Она узнала знаменитого петербургского адвоката Гершвина, часто выступающего на ток-шоу, как приглашенный эксперт, и невероятно острого на язык. На любой каверзный вопрос, на любую колкость адвокат моментально находил ответ, да такой меткий и хлесткий, что оппонент, желающий его оконфузить, сам садился в галошу.
Что ж, Харука умеет очаровать любого мужчину. Если даже такой язвительный тип рядом с ней расцвел, как сирень в мае…
И Морской неподдельно счастлив в день своей свадьбы. Лицо невесты скрывалось под тонкой вуалью, и не было видно, какое у девушки выражение лица, но она понимала, что Орлова не из тех щучек, которые выходят замуж за кошелек. С охотницей за кошельками Морской не встречался бы так долго и не сделал бы ей предложение.
Она покрутила зонтом, стряхивая с него воду, и зашагала дальше. Ее ждала работа.
*
Веронике пару раз приходилось бывать в ЗАГСе № 1 на Английской набережной по работе, и великолепие его залов не ослепило и не ошеломило ее. Она уже не раз видела это бело-кремово-золотое убранство, зеркала во всю стену и скульптуры.
Ее все еще одолевало чувство нереальности происходящего: неужели это она отражается в зеркале в белом платье до пола, с тщательно прорисованным лицом и воздушной фатой, ниспадающей красивыми складками почти до пола? В ее честь неутомимо гремит марш Мендельсона, на нее обращены все взгляды, и рядом стоит пунцовый от волнения Виктор, не пряча сияющей улыбки и блеска в глазах, в таком непривычном черном костюме с белым галстуком вместо привычных водолазки и джинсов, и поправляет цветок в бутоньерке?
А вдруг сейчас зазвенит будильник и окажется, что на дворе обычное утро; надо наспех кидать в кипяток пельмени, заваривать кофе, спешно влезать в джинсы и свитер и, на ходу застегивая куртку, мчаться в метро, чтобы не опоздать на летучку у главного.
*
В первых рядах Ника увидела маму. Татьяна Ивановна, в нарядном бордовом костюме, с гордостью любуется старшей дочерью. А вот и дядя Коля с тетей Светой из Краснопехотского. Они помнят Витю еще мальчиком, бегавшим в музыкальную школу. Вика, захлопотавшаяся, но счастливая, приветствует вошедших гостей. Тася с мужем и дочерью сдают пальто в гардероб и подходят к зеркалу. Тася сменила форменную "березку" на изумрудно-зеленое платье до пят и выглядит не грозной великаншей, какой ее знали на Лебедевке, а сейчас – на Арсеналке "жилички" женского изолятора, а напоминает оперную певицу – высокая, пышнотелая, с роскошными белокурыми волосами, уложенными в прическу и бархатистой кожей. Ее муж, Дмитрий Янин, представительный мужчина средних лет, для всех считается профессором социологии. И только Ника, Виктор и Андрей Камышов, его главный "безопасник", знают, ГДЕ на самом деле служит Янин. Оля, Тасина дочь, незаметно превратилась из маленькой девочки, какой привыкла воспринимать ее Вероника, в высокую красивую девушку. А давно ли Ника нянчила ее, подменяя Тасю, убежавшую на молочную кухню или в магазин? Оля училась на последнем курсе в Университете профсоюзов, собираясь стать юристом.
Лиля прибыла с писателем Аристархом Кораблевым, с которым встречалась уже третий год. Модный фантаст часто приезжал в Мариенбург, чтобы подарить библиотеке свои романы и провести встречу с читателями. И это было не только потому, что там его всегда встречали на "ура", или дача на месяц в пригороде Гатчины стоила дешевле… Кораблев мог себе позволить любые апартаменты для отдыха. Все знали, что автора серии книг о колонизации Плутона в "Мадрид" манят серые глаза библиотекаря Лили Дольской.
А вот и Римма Чибисова, московская бизнес-леди, владелица преуспевающего фармацевтического бизнеса, бывшая возлюбленная Гершвина. Некогда они расстались непримиримыми врагами. Но два года назад в Выборге ей пришлось забыть об антагонизме и объединиться с Гершвиным, чтобы сообща справиться с общим недругом. После того, как Наум и Ника избавили Римму от подозрений в убийстве молодого врача-эпидемиолога, неудачно лечившего ее младшего сына, вражда была забыта… А в начале лета Римма с Наумом попали в смертельную ловушку на границе с Карелией и вместе боролись за жизнь…
Чибисова была, как всегда, великолепна – в элегантном бирюзовом костюме, холеная, эффектная. Сопровождал ее мужчина, не нуждающийся в представлении – модный телеведущий, входящий в десятку самых привлекательных мужчин отечественного телевидения.
Неотразимый Вейдер, в миру – Евгений Малышев, в ЗАГС явился со своей командой, в черных латах и шлеме, и охрана на входе пришла в легкое замешательство. Блогера заставили снять шлем для проверки документов и попросили сдать в гардероб алый меч.
Наум о чем-то оживленно беседует со спутницей – экзотической японской красавицей. Девушка улыбается, помахивает веером и поглядывает в зеркало на свое нежное белое личико и умело подведенные черным глаза. "Как гейша, – подумала Ника, – мир цветов и ив… Хоть и одета не в кимоно, а в платье. А я думала, что культ хрупкой женственности у них уже отошел, и в моде сейчас красавицы анимешного типа, с розовыми волосами и в юбках по самое "не хочу"…"
Тут и ее коллеги, и редактор с ответсеком, и гости со стороны Морского – многих она не знает. Вспышки и щелчки видеокамер, фотоаппаратов, жужжание телекамер, провода, штативы, логотипы новостных телепередач… "Япона-мать, как говорит Наум… Ущипните меня, кто-нибудь, больно! Хотя, наверное, Наум сейчас так уже не говорит!"
*
– Молодая была немолода!
Невидимая из-за дверцы кабинки девушка хотела сказать это тихо, но от возбуждения, видимо, подогретого парочкой бокалов шампанского, ее слова гулко раскатились по дамской комнате. "Хейтеры, как вы уже, – Ника выругалась. – Я старалась вас игнорить, но всему есть предел. Выйти бы и вмочить леща этой завистливой бабенке… Правда, это будет повод для моих коллег взахлеб строчить о том, как невеста Морского устроила драку…"
– Как там поют в песне? Дадзе есри вам немуного дза тридцять, есть надедзда выити замуз за принца! Радуйтесь чудзому сцястью, и оно вскоре урыбнется и вам. Идзвиниче, есри я помесара васей бетседе!
Девицы что-то бормотнули в ответ, и перемывание костей невесты Виктора увяло. А японочка – это была именно она – щелкнула замком клатча, вжикнула молнией косметички и стала подправлять макияж, что-то тихонько напевая на своем чирикающем языке.
Ника представила себе, как девушка из Страны Восходящего Солнца беседовала с грубиянками – спокойно, с учтивой улыбкой, с непременным легким поклоном – но что-то в ее интонациях обезоружило завистниц. "Мне бы у нее поучиться. Я готова была уже выйти и наорать на них или наподдавать им, а она парой фраз пресекла тот поток гадостей, которые они готовы выливать на всех, кто подвернется под руку!"
– Прохо, – посетовала японка, когда Ника встала у соседнего зеркала с косметичкой, – что у вас запретсено куричь в помесениях. Я выходира на урицу, и у меня потекра тусь на ретснитсах. Нет спетсиарьных пометсений… Но в остарьном мне вас город нравится.
– А вы неплохо освоили язык, – заметила Вероника.
– Пять рет в дипроматитсеском представитерьстве, – пояснила японка, – пришрось изутсять вас ядзик, сьтобы не зависечь от переводцика. Трудный ядзык, – покачала головой она. – А арфавит протстой. Всего 33 дзнака.
– А я бы ни за что не осилила ваши иероглифы…
– Вы тсебя недооцениваетсе. По ватсему рицу видно, что вы – черовек воревой и упорный. И памячь у вас острая. Ямаути Харука, – назвалась она.
– Вероника Орлова… Ну, или Орлова Вероника, если по-вашему.
Через 15 минут Ника и Виктор уже стояли в регистрационном зале, слушая торжественную речь величавой осанистой дамы с хорошо поставленным голосом. Потом Ника под вспышками объективов стянула с левой руки белую перчатку, чтобы поставить роспись в книге. Ручку взял Виктор, тоже расписался.
– Объявляю вас мужем и женой! – провозгласила дама.
"Свершилось… И это не сон!"
"Да, наконец-то это случилось! Боже, даже не верится!.."
*
К Исаакиевскому собору их отвезла стилизованная под стиль рококо карета с шестеркой белых лошадей. Гости ехали следом, заняв три автобуса, благоразумно заказанных предусмотрительной Викой.
Впервые Ника входила в собор без билета, не отстояв длинную очередь в кассу и не толкаясь в общем потоке туристов. У ограды стояли желающие попасть в собор на экскурсию и ждали, пока закончится венчание.
– Нормально, я ребенку приехала колоннаду показать, месяц собирались, а тут приветики-рулетики! Закрыто до 13 часов! – сварливо выкрикнула какая-то молодая женщина. – Негде больше венчаться, реально?!