Анастасия Александровна Калько
Детектив на изоляции
"Ветераном" Наташа называла старенький, но еще добротный и бойкий автобус, неустанно снующий в Черноречье и обратно с бессменным водителем – усатым весельчаком Василием Ивановичем.
– Похоже, кто-то за время пандемии сколотит себе состояние на крупе, туалетке и масках, – заметила Наташа, – вот так, ситуация, как лакмусовая бумажка, показала подлинную сущность каждого человека. Одни стараются поддерживать друг друга и помогать нуждающимся, а другие из всего извлекают выгоду.
– А волонтеры какие молодцы, – сказала мама, – приносят продукты и лекарства одиноким или беспомощным людям и никаких денег за это не берут, даже от чаевых отказываются. Славные ребята! Мне тоже предлагали помощь, да спасибо, я пока сама обхожусь.
Навицкой-старшей в марте исполнилось 82 года.
– Твое поколение – просто уникум, – с уважением сказала Наташа, – недавно в новостях прошел сюжет о женщине твоих лет, ветеране блокады. Она записалась в волонтеры, водит микроавтобус и на нем развозит продукты.
– А я, видно, пропустила этот выпуск, – вздохнула мама, – ничего, попрошу Катю или Олю, они мне в интернете найдут. Нас жизнь хорошо закалила, Наточка. Да и ваше поколение тоже – молодцы. Вот Катя и Оля, пока их театр на карантине, тоже пошли в волонтеры, сказали: чем дома бока наращивать, лучше будем людям помогать.
Младшие сестры Наташи, двойняшки Катя и Оля, работали в городском театре – гримершей и костюмершей.
– А что у тебя? – спросила мама. – Книгу пишешь?
– Да, но пока не очень хорошо продвигаюсь. А так – все здоровы. Витя-младший шкодничает. У старшего на носу прения сторон, он использует свободные дни, чтобы хорошо подготовиться и разгромить обвинение. Ну а Ефим нашел себе новое дело и подрядил нас с Беллой для независимого адвокатского расследования.
О том, что дело касается Макаровых и об убийстве Антона Наташа решила пока не говорить маме. Навицкая-старшая была знакома с этой парой и очень уважала Антона после того, как он принимал роды у Наташи. Ингу мама недолюбливала, считая слишком амбициозной и высокомерной.
– Фима сделал нам пропуска, – продолжала Наташа, – и с завтрашнего дня мы приступаем к работе.
– Ох, Наточка, – вздохнула мама, – так я и знала, что долго ты дома не усидишь, все ищешь себе дело. Вот как в Джамете в прошлом году…
– Но какой результат, – возразила Наташа, – мы вернули украденный артефакт в музей и сняли обвинения с профессора Светлова… Да еще сосватали его с Алисой! Я не зря старалась.
– Ты, конечно, молодец! – согласилась мама. – Но все же будь сейчас осторожна. Вирус ведь спрашивать не будет, есть ли у тебя пропуск или нет…
– Конечно, я всегда осторожна, – заверила Наташа, – маски, перчатки, санитайзер… – она рассмеялась. – Удобно для криминальных элементов и хулиганов: надел маску, очки, капюшон, и родная мать не узнает! Перчатки напялил – и никаких отпечатков пальцев! Занавесился таким образом, и хулигань – не хочу! Ни одна видеокамера лицо не зафиксирует!
Мама тоже посмеялась и заметила, что Наташа может это обыграть в одном из своих детективов: "Нет худа без добра, Наточка, вот тебе и сюжет!". А разговаривая по скайпу с сестрами, Наташа вспомнила свои слова о маскировке "хулигань – не хочу". "На ноже и скалке были только отпечатки пальцев Инги… Это может значить либо то, что убийство все-таки совершила она, либо то, что преступник был в перчатках. Надо указать на это Фиме. Пусть потребует исследовать оба орудия преступления на предмет наличия микрочастиц кожи, резины или целлофана. Если это будет целлофан – то следует подозревать женщину, которая красит волосы. В каждую упаковку с краской вкладывают пару одноразовых перчаток. Инга краской не пользуется: у нее аллергия на все красители для волос. Даже от хны или басмы глаза слезятся и щеки пятнами покрываются. А во-вторых, ей это и незачем. У Инги от природы чудесный платиновый оттенок, о котором многие женщины только мечтают. Такой никакими суперкрасками не получишь. Если резина – это сложно. Сейчас резиновые перчатки носят многие: врачи, полицейские, продавцы, волонтеры и простые граждане, остерегающиеся вируса. Если шерсть или кожа – тоже сложно. Погода держится холодная, и теплые перчатки тоже в ходу!"
Наташа позвонила Когану.
– Вижу, ты уже активно работаешь по делу, – похвалил ее адвокат, – спасибо, Ната! Обязательно потребую. Но чует моя чуйка, это окажется резина, и придется нам подозревать пол-Питера!
*
Нетерпение и сыщицкий азарт разбудили Наташу по армейской привычке в шесть часов утра. За окном было темно, низко нависли тучи, над тротуаром и мостовой вилась белым шлейфом поземка. Фонтанка в свете фонарей почернела и рябила на ветру. "Зимой только что теплового удара не было, а в апреле задуло с севера", – подумала Наташа, выходя из ванной комнаты. Поглядывая в окно, она достала утепленные джинсы, длинный толстый свитер и водолазку. Она была очень плотной и немного тесной в груди, но высокий воротник надежно защищал шею от холода и ветра.
Чтобы застегнуть джинсы, пришлось с силой вдохнуть и задержать дыхание. "Ничего, займусь расследованием, побегаю по городу, быстро вернусь в прежнюю форму!" – подумала Наташа, выходя из комнаты.
На этот раз она благополучно миновала очередной автомобильчик посреди коридора у камина, аккуратно подобрала и откатила к стене, чтобы никто не наступил и не сломал. "Витя-маленький очень любит эту пожарную машинку и очень расстроился бы, если бы ее раздавили…"
Пока грелась в микроволновой печи Наташина любимая "Четыре сыра", Навицкая отправила СМС Белле. Ответ пришел моментально: "Привет! Я тоже завтракаю. Давай в восемь у Гостинки, ОК?" "ОК", – ответила Наташа и посмотрела на часы. Прекрасно, она как раз успеет дойти пешком, если пойдет по Садовой. А потом они спустятся на "зеленую ветку" и отправятся на "Василеостровскую"…
Наташа приколола пропуск к длинному черному пуховику, надела маску и бросила в сумку бактерицидный гель для рук, влажные салфетки и на всякий случай – две пары резиновых перчаток.
Когда она вышла на набережную, ветер сразу бросил ей в лицо пригоршню колючей снежной трухи, но маска снаружи была непромокаемой. Наташа проявила творческую фантазию и заказала себе дюжину масок с принтами в виде морд дикого кота-манула с остроумными надписями. Сейчас ее маска скалила зубы: "Задолбали!!!". "А что, вполне в духе времени и нетривиально, – сказал накануне Уланов. – Только почему все твои маски такие агрессивные и ругаются, как извозчики?" "У верблюда два горба потому, что жизнь – борьба, – отшутилась Наташа, – и манулов принято изображать суровыми и брутальными, с крутым нравом. Да и меня на самом деле задолбала эта ситуевина: пандемия, карантин, разговоры о кускусе и анекдоты о приросте рождаемости к Новому году!" "То есть для тебя это способ выразить свое отношение к сложившимся обстоятельствам?" "Можешь так думать".
Наташа поспешила к мосту, на ходу натягивая теплые перчатки. "Может и лучше, что так холодно, – думала она, – кто его знает, что по вкусу этому вирусу – раз он пришел к нам с юга, вдруг на морозе сразу кони двинет? А то не знаю, на сколько времени у народа хватит терпения сидеть по домам и ждать, пока скажут "можно". У нас терпение товар дефицитный, – Наташа плотнее надвинула капюшон поверх шапки, чтобы не срывало ветром, – вот и преступникам спокойно не сидится, и Фима хлопочет по делу Инги, и мы с Беллой бежим ему на подмогу… Вот недавно опять говорили, что лучше из дому выходить только по необходимости. Но каждый понимает это по-своему. У кого-то необходимость – это пакет гречки и булка хлеба. А у меня подруга попала в беду, и для меня первая необходимость – помочь ей. Я не верю в то, что Инга убила мужа. Но как доказать это следствию и суду? Вот я и спешу найти доказательства Ингиной невиновности. И для меня это веская причина, – Наташа вышла на Сенную площадь.
Обычно в это время площадь была многолюдной: к метро спешили люди, шумела студенческая молодежь, толкались школьники… Сейчас у "Садовой-Сенной-Спасской" было пусто и тоскливо. Только двое в масках вошли в метро. Сонный здоровяк-полицейский посмотрел на Наташу, увидел у нее на груди пропуск, задержал взгляд на "манульной" маске и снова скучливо прислонился к служебной машине.
Наташа словно заново открывала для себя город после двухнедельного затворничества, вдыхала полной грудью холодный влажный воздух, жадно смотрела на дома, дорожные указатели и вывески, которые раньше не замечала, как примелькавшиеся.
Много закрытых магазинов. Одни жалюзи украшает табличка "Закрыто на время карантина", на других – аршинные буквы "Аренда". Почти нет прохожих.
Садовая тоже опустела – или, может, было еще слишком рано. В основном на ней сейчас жили люди, прибывшие из южных стран бывшего СССР, улица изобиловала их магазинами, кафе и лотками с шавермой и хачапури. Наташа чуть не облизнулась под маской, подумав о горячем пирожке с обжигающим сыром… Вот бы купить и слопать хачапури в нарушение всех предосторожностей! Но все было закрыто; никто не прохаживался у лотка, никто не раскочегаривал мини-пекарню и не зазывал, белозубо улыбаясь: "Падхады, красавыца! Палчики аближэш! Только что из печка!".
Наташа бодро пересекла Садовую, встретив только трех человек, и вышла к Гостиному двору.
*
Белла стояла под козырьком со стороны Невского проспекта, подпрыгивая от холода и нетерпения и глубоко засунув руки в карманы полупальто. В верхней одежде высокая долговязая Измайлова выглядела как обычно. Не верилось, что она набрала целых три килограмма. Пышная копна черных кудрей закрывала всю спину и была стянута на затылке "махрушкой, алой, со стразами. Никакие заколки не могли сдержать эту лавину волос. Даже самые крупные и крепкие ломались. "Вот наградил же Бог, – вздыхала Белла, выбрасывая очередные "крокодильчики", – и стильные аксессуары не нацепишь. Хожу, как девчушка, с резиночками!". В теплое время года ее выручали широкие ободки для волос, но под шапкой их носить было неудобно, и большую часть года Белле приходилось стягивать волосы "махрушками". Маска тоже была алая, под цвет резинки для волос, шапки и шарфа. Измайлова любила яркие краски.
– Доброе утро, полиция, ваш пропуск покажите! – гаркнула Наташа, подкравшись к Белле со спины.
Измайлова подскочила, обернулась и расхохоталась:
– Навицкая! Иди ты лесом! Напугала!
На башне пробило восемь раз.
– Клевая маска! – Белла залюбовалась Наташиным манулом. – А ты вовремя. Точность – вежливость королей! А я даже раньше прискакала. Шла мимо Летнего сада – там та-акой замок, слона пришибить можно! Моя любимая итальянская кафешка закрыта, только кофе на вынос продает и заказы на дом доставляет. Мне вот интересно, как они суп или пасту горячим довезут по такой погоде? Все сто раз остынет! Возле Спаса та-акой вид! Черное небо, свинцовая вода, а храм на этом фоне словно светится, еще ярче кажется, и купол золотится. Жаль, я фотик не взяла! Может и хорошо, что туда пока не пускают. Мало того, что туристы прутся туда как попало: в шортах, в шапках, женщины накрашенные, жвачки жуют, галдят, селфи с иконами делают! Так в позапрошлом году я вообще в шоке была: у Спаса фан-зону открыли, болельщики безумные там орали, девицы вокруг шастали, туалетов понаставили, вонизм стоял – как в подворотне… Мрак мрачнейший, я все думала: места другого, что ли, не нашли для своего "фифа-фан-фэста"? Обязательно надо у храма было? На канале сейчас только парочка рыбаков сидит, но что они там выудят, я не знаю, рыба, небось, спит еще. Разве что рваный башмак вытянут, канал почистят! Экскурсбюро ни одно не работает. Интересно, а где тут кофе дают? Замерзла, как цуцик!
Наташа стояла, оглушенная этим потоком слов. Она понимала Беллу, которая еще больше истосковалась на карантине и тоже заново знакомится с давно исхоженными и любимыми местами.
– Лестрейндж, притормози, а то горло застудишь, – взмолилась наконец Наташа. – Сейчас нельзя хрипеть и кашлять. Тут же в Боткинскую или Ленэкспо заберут. И доказывай потом две недели, что у тебя не вирус, а просто болтун напал на морозе… Да только никто слушать не будет.
– Боже упаси, – Белла поднесла ладонь ко рту. – Молчу.
– А кофе можно выпить, например, вот здесь, – Наташа увидела фургончик-кофейню, возле которой прохаживался тепло одетый, "замаскированный" продавец.
– Фиме тоже придется притормозить со своим пафосом, – хихикнула Белла, пока обрадованный парень варил им двойной эспрессо, – "Коринтия", "Вольф" и тэ дэ закрыты, пусть пьет что есть!
Выпив по стаканчику вкусного доппио с корицей, Наташа и Белла отошли в сторону Садовой и закурили, спустив маски на шею. Из-за туч выглянул первый луч солнца, за ним – еще один. Небо прояснялось.
– Сначала опросим соседей, о которых говорил Фима, – сказала Наташа. – Молодую мамочку я беру на себя. На тебя она будет больше цыкать, чем отвечать, и диалога не получится…
– И вовсе я не ору! – возмутилась Белла. Из проезжающего мимо троллейбуса на нее уставился удивленный водитель. – У меня голос такой, – уже потише заключила она.
– Тебе я доверяю соседку, которую Инга, якобы, чуть не пришибла дверью. С пенсионером, любителем подглядывать в бинокль, мы побеседуем вместе. К одной из нас он может начать кадриться, и получится фаршированный цирк: или ты в него запустишь его любимыми окулярами, или я вмажу по-десантному…
– И сколько ты мне еще этот разбитый телефон будешь напоминать? – надулась Белла.
Подруги спустились в метро и увидели, что станция "Гостиный двор" тоже пуста.
В вагоне они оказались только вдвоем. В соседнем ехал лишь один пассажир. Поезд помчал их на Васильевский остров, где жили Макаровы и работал Антон.
*
"На ловца и зверь бежит, – подумала Наташа, увидев на площадке у почтовых ящиков в нужном ей парадном стройную девушку в розовом тренировочном костюме. Воинственно сопя, жиличка приклеивала на стену заламинированный лист формата А4 с крупным текстом шрифтом "Ариал Блэк": "Уважаемые соседи! Имейте совесть! У меня маленький ребенок. Прошу соблюдать тишину с 12 до 16 часов и после 21 часа. Ваши ремонты, музыка и топот на лестнице уже задолбали!"
– Доброе утро, – сказала Наташа. – Вы, наверное, Серова Антонина Никитична?
– Доброе утро, – настороженно ответила Серова, судя по внешнему виду, еще не доросшая до отчества. – А что? Вы кто?
– Я независимый эксперт, который помогает адвокатскому расследованию по делу об убийстве в вашем парадном, – Наташа показала ей новенькую "ксиву", которую достал для нее Ефим. Серова внимательно изучила документ и посмотрела на Наташу уже с любопытством:
– Ух ты! – она заправила за ухо волнистую белокурую прядку. – Вы как этот, ну, Шерлок Холмс? Читали книжку? Он там подросток, расследует дела с Ирэн Адлер, и у них вроде любовь. Супер книжка!
"Похоже, о Шерлоке Холмсе она знает только из современных фанфиков и даже не открывала Конан Дойля…"
– Да, вроде того.
– Я Серова… Но меня уже опрашивала полиция. И следователь приходил.
– Я знаю. Но нужно кое-что уточнить.
– А что уточнять? – Антонина подняла на нос кокетливую розовую, в тон костюму, маску. – Убийцу уже арестовали, я видела, как ее уводили в наручниках. Жесть! Нет, ну я знала, что она фифа на понтах, но чтобы такое?
– А что, другие соседи тоже не проявляют сознательность? – кивнула на свежее объявление Наташа.
– Тоже борзые, – закатила умело подкрашенные (это утром-то, на изоляции! – отметила Наташа) глаза Серова, – конченые совсем! По лестнице топают, как слоны, музыку дебильную слушают, дети их все время по лестнице бегают и орут, мячик кидают. Прошу их по-нормальному: у меня ребенку два месяца, ей режим надо соблюдать. Нет, видно, хотят, чтобы по-плохому, – угрожающе засопела юная мать. – Одна дура глухая телик врубает на все парадное, меня уже тошнит от ее любимого Малахова! Коляску на площадке ставлю – пинают и орут, что мешает. Когда в парадное заезжаю, помочь никто не хочет. Машинами своими газуют – видят, что я мимо с ребенком иду, и нарочно газуют! Уроды, блин, а эта была хуже всех, – Серова даже побледнела, вспомнив прошлые обиды. – Является домой за полночь, дверью шваркает, а потом мне претензии предъявляет: ей мой ребенок уснуть не дает. Потому и не дает, что она, дура, малую разбудила! У самой детей нет, вот и не понимает ни фига. Ладно, небось в камере ее жизни научат…
– Кто? Инга Макарова? – уточнила Наташа.
– Ну. И что у нее за работа, с которой ночью приходят? – скривилась Антонина. – Старовата она уже клиентов обслуживать!
Наташа, которая была на три года старше Инги, только усмехнулась. Серова смутилась:
– Ну, я не в том смысле… Но вообще, надо же людей понимать и уважать. А она такая надменная и плевать на всех хотела. И до чего дошла – мужа убила! Ужас, правда?
– Макарова пока только подозреваемая, – напомнила Наташа, – человек считается виновным только после того, как вступит в законную силу судебный приговор…
Она вспомнила, как несколько лет назад ее тоже вот так в первые же дни заклеймили в прессе и интернете такие же серовы, недалекие, но любящие судить и осуждать и убежденные, что они всегда все лучше знают и "раз арестовали, значит, виновата"…
Антонина, не подозревая о ходе ее мыслей, ответила:
– А что? Раз арестовали, значит, было, за что. Я вот хожу, и меня не арестовывают. И вас не арестовывают. И дядю Федю, дворника, тоже. Просто так не посадят!
Видя, что Антонина не видит разницы между арестом преступника и задержанием подозреваемого, Наташа решила не устраивать ей ликбез, а сказала:
– Вы говорили, будто слышали ссору между соседями незадолго до убийства. Не могли бы вы припомнить детали?
По словам Антонины, она накормила дочь и уложила спать. И тут из-за стены раздались возбужденные голоса соседей. Молодая мать прикрыла дверь детской, чтобы шум не побеспокоил Ясю, боясь, что соседи разбудят малышку и ее придется долго убаюкивать. Ссора была дольше, чем обычно. Инга выговаривала мужу из-за какой-то глупой шутки, которые ей давно надоели, и твердила, что муж нарочно старается ее унизить и выставить на посмешище.. Антон отшучивался, сглаживал острые углы, но потом потерял терпение и начал кричать в ответ. Ему тоже надоело то, что жена, временно лишенная своей привычной жизни и светских мероприятий, превратилась в настоящую фурию и совершенно перестала понимать юмор. Была бы она поумнее – не воспринимала бы шутки как попытки ее унизить. Вот у него на работе никто не обижается и даже главврач смеется над его розыгрышами…
Тут Инга завопила, что лучше бы главврач искала себе нового мужа среди свободных мужчин, а не смеялась над шутками чужих мужей и что она еще найдет управу на эту стареющую нимфоманку. Антон ответил, что Инга совсем спятила, ее злит вынужденное затворничество, вот она и не знает, какой еще бред выдумать. А врачи сейчас – как бойцы на передовой, на смене не могут ни поесть, ни попить, ни отлучиться в туалет, и, если он находит возможность немного разрядить напряжение и рассмешить коллег, они ему за это благодарны, И только Инга находит в этом повод для дурацкой ревности… Потом он попенял жене: "Раньше ты все время козыряла, что зарабатываешь больше меня, а пандемия все по местам расставила; сразу стало ясно, кто важнее для общества: врач, спасающий жизни, или богемные "детективописчицы" и отирающиеся вокруг них репортеры и рецензенты. Да и Инга, по словам Антона, в последнее время "снизила планку" и не столько обсуждала достоинства и недостатки новых произведений, сколько уделяла внимание нарядам литераторов и стоимости аксессуаров для их животных… "Кстати, – язвительно добавил он, – ты, интеллектуальная моя, все над Донцовой с ее мопсами подхихикиваешь свысока, а сама говорила, что в вашей тусовке чуть ли не все с ними рассекают. Вот так, сами над ней насмешничаете, а сами обезьянничаете! Вот ваше творческое сообщество во всей красе: зависть, лицемерие и подражательство!". Инга в ответ вспылила и заявила, что жизнь спасают эпидемиологи, кардиологи и онкологи, а беременность и роды – не болезнь, кошки два раза в год котятся без всякой акушерской помощи, и раньше крестьянки в поле рожали без всяких процедур и контрактов на роды. И вообще она видела, как в роддоме, где работает муж, пациентки в муниципальном отделении не могут по необходимости никого дозваться потому, что персонал отирается в ВИП-крыле, обхаживая платных пациенток. "Только что пятки им языком не чистите!". И, если покопать, то кое-кого из коллег Антона во главе с любительницей юмора, главврачом, можно прямо с работы в Колпино везти. "А жаль, что Кресты закрылись – там им и место было бы, без всяких европейских условий!". Тут Антон заорал, что жена совсем спятила и что он ее на пряжку отправит – там работает его университетский друг, который поможет по старой дружбе. Инга еще громче заорала в ответ, что раньше она его сама подушкой придушит. Потом оглушительно грохнула дверь. Возмущенная Антонина метнулась, было, следом, чтобы высказать все, что думает, обнаглевшим соседям, но тут проснулась и заплакала Яся, и мать поспешила к ребенку…
– Ну вот, – Антонина встряхнула неумело окрашенными кудряшками, – и вся история. Что скажете?
– Ясно, – Наташа надеялась, что диктофон в кармане пуховика записал весь рассказ Антонины. – Кстати, я мопса не держу.
– А вы что, писательница? – удивилась Антонина. – А говорили, что эксперт.
– Да, я пишу детективы и помогаю следователям и адвокатам в трудных расследованиях… Отчасти там и черпаю вдохновение для своих романов.
– Круто, – с легкой завистью посмотрела на нее Антонина. – Я, правда, редко детективы читаю. Больше нравится что-нибудь историческое, про любовь, рыцарей… Сейчас рыцарей не осталось, вокруг одни уроды, так хоть книгу почитаю…
Наташа не стала разочаровывать молодую женщину рассказом о том, что в Средние века жизнь была суровой, и с женщинами тогда особо не церемонились. Слабый пол не имел практически никаких прав и "прекрасные рыцари" запросто могли затащить "даму" за волосы в кусты или забросить в седло, а уж с крестьянками и подавно не церемонились… "Пусть тешится иллюзиями. Зачем ее огорчать?".
–Хотя и детективы есть неплохие, – продолжала Антонина, – а о чем вы обычно пишете?
– О Питере, о наших днях. О Кате Савской.
– "Детектив из ВДВ"? – оживилась Серова. – Ух ты! Классно. Мне так понравился фильм по одной книге: Катя приезжает в пансионат на море, там одного чела убили, а она расследует, а убийца к ней клеится. Такой обаяшка, – мечтательно сказала юная мать. – На ТВЦ показывали, перед карантином… Забыла, как называется. Про шторм как-то.
Наташа была согласна с тем, что "Штормовое предупреждение" экранизировали удачно. Вот только роль преступника играл актер, давно ставший питерским секс-символом и завоевал едва ли не больше симпатий, чем главные герои.
– А вы были на съемках? – с интересом спросила Антонина. – Донцова всегда ходит на съемки фильмов по ее книгам…
– Была, – ответила Наташа. – Кстати, роман написан на основе реальных событий.
– Круто, – восхитилась Тоня. – То есть вы сначала в реале раскрываете преступление, а потом пишете?
– Иногда и так бывает.
– Сорян, – Тоня прислушалась к звукам в парадном, – Яся проснулась. Пора ее кормить. Приятно было познакомиться, – сказала она, исчезая за дверью квартиры.
Наташа проводила ее взглядом и увидела темные корни на затылке. Значит, Серова красится в блондинку и, судя по тому, что затылок прокрашен хуже, делает это самостоятельно. Впрочем, сейчас в таком положении оказались все. Парикмахерские и салоны закрыты. "А вот это удачная шутка, – подумала Наташа, – когда закончится карантин, мы увидим кое-что страшнее коронавируса из-за того, что все салоны красоты и СПА закрыты… Хотя, я вообще не хожу на процедуры и неплохо выгляжу…"
Она вышла во двор и стала ждать Беллу.
*
Белла сгоряча проигнорировала лифт и быстро об этом пожалела. За две недели самоизоляции она успела отвыкнуть от физической активности и на площадке восьмого этажа остановилась, чтобы отдышаться. Сердце гулко стучало о ребра, а злосчастные три килограмма словно превратились в тридцать и давили всей тяжестью. "Никуда не годится, все, с завтрашнего дня тренируюсь на беговой дорожке! Бабушка в 75 лет пешком в Лавру ходила от Адмиралтейства, прадедушка до 90 лет верхом скакал, а я пробежалась по ступенькам и уже язык вывалила!"
Квартира Макаровых была опечатана полицией. На просторной площадке она дальше всех отстояла от лестницы. И это ставило под сомнение слова любопытной соседки с верхнего этажа о том, что Инга едва не ударила ее дверью, когда она просто шла мимо. И еще одно озадачивало в ее показаниях. Свидетельница с восьмого этажа была дородной дамой 69 лет и страдала астмой. И трудно было представить себе, чтобы она поднималась к себе на этаж пешком. "Да она бы и полпути не одолела", – подумала Белла, чувствуя, как тонкая майка под свитером облепила тело.
Она позвонила в дверь квартиры, находящейся над бывшим жильем Макаровых.
Ей ответили не сразу.
– Кто? – недовольный женский голос.
– Адвокатская контора КУНИ, – бойко ответила Белла, – отдел расследований!
Глазок потемнел. Хозяйка квартиры внимательно рассматривала гостью.
– Что еще за отдел? – спросила она.
– Адвокат задержанной Инги Макаровой собирает доказательства защиты, – пояснила Белла, – и для этого держит помощников-экспертов для проведения расследований.
– Документ ваш покажите. Откройте. Ближе поднесите. Да не так близко! Левее! Выше чуть-чуть! Подождите, я позвоню, проверю!
Пока хозяйка звонила и выспрашивала о посетительнице, Белла успела пересчитать все завитушки перил, вспомнить все известные ей ругательства на цыганском языке, которыми часто грешила бабушка, и прикинуть, какое Непростительное заклятие она применила бы к сверхосторожной соседке Инги. Может, Круциатус? Или хватит и Империо?..
– Ноги вытирайте получше, – строго сказала, открывая дверь, крупная рыжеволосая женщина в маске и перчатках. Сквозь тонкую резину просвечивал коричневый лак на коротко остриженных ногтях. – Разувайтесь на коврике, а то занесете в дом уличную грязь… Пальто тоже снимайте, вешайте вот сюда. Бахилы наденьте.
Она взяла с полочки баллон и щедро окатила пальто и ботинки Беллы какой-то жидкостью с едким больничным ароматом.
"Надеюсь, меня она не будет поливать этой отравой?" – поежилась Измайлова.
– Проходите в ванную руки мыть. Вот мыло, в белой бутылочке, бактерицидное, намыливайте хорошенько, минуту.
Мыло тоже крепко пахло больничной дезинфекцией, и Белла даже посочувствовала вирусам: "От этого, наверное, они загибаются в страшных мучениях!".
Хозяйка провела ее на кухню. Двери комнат были плотно закрыты. За первой кто-то заливисто храпел. За второй орал телевизор. Какой-то парень возмущался тем, что властная мать разрушает его счастье и ломает жизнь, а женщина с командирским голосом доказывала, что ему не нужна эта оборванка-детдомовка из провинции. Потом фальшивые голоса бодро завопили о достоинствах нового биойогурта…
Рыжеволосая дама смерила Беллу взглядом:
– И что тут расследовать?.. Ее сразу и арестовали. Грех-то какой на душу взяла, человека жизни лишила. Я, можно сказать, на месте преступления ее поймала. Выбегает чисто ведьма на помеле, взъерошенная, глаза безумные, пакетом мотыляет, а из пакета рукав висит…
– Какой рукав? – спросила Белла.
– От блузки, что дома носила. К почтовым ящикам в ней ходила. Бежевая такая, в клеточку, хорошая кофта, а на груди собачка вышита, эта, ну, мордастенькая, как у Донцовой… Тьфу, что за память: что в Олимпиаду-80 было, помню, а простое слово забыла…
– Мопс? – спросила Белла.
– Да, точно. Спасибо! Он самый, мопс. Выскакивает – в куртке мужниной, синей, он в ней поутру вокруг дома бегал, в руках пакет мусорный, а в нем блузочка эта, с собачкой. Я думала, небось порвала вещь, или прожгла, вот и выкидывает, а потом полиция приехала, я и сообразила… Ой, Господи, даже испугалась, – зашептала женщина, – это ж она мужа убила и кофту кровью замарала, вот и бежала, как безумная… Я так и сказала тем ребятам, полицейским, они к мусорке, а контейнеры уже пустые. Вот скажите, а? То обзвонишься по всем телефонам, пока мусорщик приедет, стоит помойка полная, воняет, а тут нате: увезли!
Белла терпеливо слушала соседку Макаровых, включив диктофон в кармане брюк и изнывала от желания ответить на ее сентенции насчет "много воли нынешним дали" и "раньше баба свое место знала, и семья была семьей". Она здесь не для того, чтобы дискутировать о равноправии полов. Нужно опросить свидетелей и попытаться найти хоть что-то в защиту Инги.
– Вот раньше муж был глава семьи, – вещала Евгения Михайловна, – а женщина домом занималась, и порядок был. А сейчас "домохозяйка" – чуть ли не ругательство, все деловыми хотят быть, все бегом да галопом, все некогда… Скоро и детей рожать разучатся. Может, – назидательно подняла она палец, – вирус этот нам в наказание послан, за то, что неправильно живем. Вот научимся жить как должно, он и уйдет. И нет худа без добра: посидят люди дома – глядишь, и детки к зиме пойдут…
"Хорошо, что Наташка к ней не пошла. Для нее это – самая бесячая тема, – хихикнула про себя Белла. – Навицкая бы уже возмутилась: почему женщин считают только репродукционными автоматами, а не личностями с правом выбора?"
– Вот про это фильм был хороший, старый еще, с Гундаревой, вот там все как должно быть…
"Вот села на любимого конька!".
– А сейчас что? Тебя, говорит, посажу, главврача посажу… Вы, говорит, жулики и так далее… Люди полезное дело делают, детям на свет появиться помогают, а она вон что говорит! Небось муж не стерпел да пощечину ей дал, а она нет бы осознать да повиниться, что глупости несла, за нож схватилась! Поедет теперь в Сибирь, будет время подумать… Вы так своему адвокату скажите: пусть не расследует, а надоумит ее на суде в ноги пасть да покаяться слезно, все снисхождение выйдет. А будет ее выгораживать, ее грех на него и ляжет!
"Ага… Уже бегу к Фиме! То-то он бы смеялся…"
– Ну и пролеты у вас, – заметила Белла, когда хозяйка остановилась, чтобы налить себе воды. – Пока дошла, дыхалка обрывается.
– А что же вы пешком пошли? – удивилась Евгения Михайловна. – Лифты, что ли, не работают? Или заняты, а подождать терпения не хватило? Я вот сроду на этакую верхотуру пешком не полезу, мне и на три этажа подняться -0 уже испытание. Правда, вы молоденькая будете, вам-то легче…
– А как вышло вчера, что вы проходили пешком мимо квартиры Макаровых и слышали их ссору? – спросила Белла. – И как вышло, что Инга задела вас дверью?..