Ана Князева
Предатель. Вернуть любовь
Глава 15
Оказывается, я еще сильнее, чем я думала.
Еще одна неделя в ненавистном городе.
Еще одна неделя борьбы.
С собой, со своими мыслями, с любой, даже самой крохотной вероятностью встретить кого-то из бывших знакомых.
Я напоминаю себе жалкую тень. Робота, который живет по строго прописанному сценарию. Ничего не чувствует и ничего не ждет.
Я езжу по делам, готовлюсь к переезду в столицу, решаю вопросы с университетом. И по-прежнему ни с кем не общаюсь. Даже с Катей не вижусь, хоть и живу у нее дома. Потому что у нее у самой аврал на работе – смена руководства, постоянные проверки, она почти не бывает дома. Приползает под утро и сразу же валится спать. И так по кругу.
Я и рада. Не хочу ничего обсуждать. Хватит бесконечного самоанализа. Хорошо хоть Егор отстал. И любовница его больше не приезжает. Победила меня и празднует с ним. Но даже у этих двоих не все так гладко. Если верить слухам, у Булатова тоже не ладится с делами. Какие-то разборки с бывшими партнерами, споры по тендеру – я не вникала. Каждый раз, когда кто-то рядом ненароком пытался завязать разговор о бывшем муже, обрубала на корню.
Не хочу!
Точка.
Он для меня не существует.
Ничего, что связано с этим человеком.
Я отпустила.
Ушла и забыла. Вычеркнула из своей жизни так же, как он забыл наших детей.
Предатель, который стал убийцей моих мальчишек для меня теперь мертв. Навсегда.
И вот, наконец, я в аэропорту. Получаю билет, сверяюсь с расписанием рейсов на табло и растерянно смотрю по сторонам.
Кати не видно.
Видимо снова задержали на работе.
Вздыхаю.
Сверяюсь с часами и пишу сообщение подруге: “Регистрация через двадцать минут. Я наберу, как буду в самолете. Держись там! Люблю”.
Нажимаю на кнопку “отправить” и, заметив свободный угол, отхожу подальше от толпы.
Вид на посадочную полосу завораживает.
Огромные махины-самолеты разных фирм и авиакомпаний, оригинальные и особенные по-своему – одно из величайших творений человечества.
Смотрю на плавные изгибы, мощные крылья и закругленные носы с глазками-окнами, и снова знакомый трепет в груди.
Я всегда любила летать.
Путешествия (пускай и на самые маленькие дистанции) – моя страсть из детства. Конечно, бабушка не могла позволить себе дальних поездок, но даже лето в деревне с ней было особенным. Ранний подъем, чтобы успеть на первый автобус, шум старенького двигателя, бескрайнее полотно дороги, сливающееся с горизонтом. Я всегда просила билеты в первом ряду, поближе к водителю, чтобы смотреть на все его глазами и, не дай бог, пропустить что-то интересное.
А потом было взросление, жизнь без бабушки, первый перелет – в гости к маме. Егор…
Первое настоящее путешествие заграницу…
Беременность.
Предательство.
Развод…
И черная дыра.
Но даже сейчас я не удержалась и доплатила за место у окна.
Есть вещи, которые не должны меняться. Пусть и у меня будет хоть что-то похожее на стабильность.
Делаю глубокий вдох и тут же отвлекаюсь на оживший телефон. Катя.
“Удачи, подруга. Позвони, как будешь в Москве. Жду!”
Быстро набираю ответ и, окончательно собравшись с духом, звоню бывшей свекрови.
– Лидия Петровна, здравствуйте. Не отвлекаю?
– Ну, что ты, разве можно? Я всегда рада твоим звонкам, – ласково и нежно. – Как ты? Совсем о нас забыла. Как вернулись от Князевых, ни разу нас не навестила…
– Да, простите, – прикрываю веки. Воспоминания об этом вечере обжигают кислотой. – Решала вопросы с поступлением, забегалась… Лидия Петровна, – запинаюсь. Очень сложно подбирать слова. Тем более так, холодно, по телефону… Ненавижу себя за это.
– Что случилось? – слышу, как она напрягается. – Анечка, не пугай. У тебя все хорошо?
Сердце сжимается каменной глыбой. Выдавливаю:
– Все в порядке, просто… Я хотела попрощаться. Знаю, что это очень некрасиво с моей стороны, вот так вот, в последний момент, но… Я не могла по-другому. Простите, пожалуйста.
– Но… Как же? – теряется, голос постепенно сходит на “нет” и тут же взлетает до суетливого тараторенья: – Когда у тебя вылет? Мы сейчас же приедем. Ты еще у подруги?
На этом моменте моя защитная оболочка дает трещину. Я слышу ее фантомный хруст. И внутренности сжимаются от острой боли. Режим автопилота, на котором я держалась всю прошлую неделю выключается как по щелчку.
Меня сковывает ужас и полнейшая дезориентация.
Это точно моя жизнь? Как я до такого докатилась?
– Я в аэропорту, – почти шепотом. – Регистрация уже началась…
– А перед вылетом? Мы успеем хотя бы обнять тебя напоследок? – не сдается женщина.
И от этого только хуже. Как тупым ножом по коже. Вспарывает, разъедает ржавчиной. Больно. До скрежета в зубах. До ядовитой рези.
Жмурюсь изо всех сил, только бы не заплакать сейчас.
Нельзя.
Не веря.
С шумом втягиваю в себя воздух, подкармливая агонию новой порцией горючего. Прислоняюсь к стене, потому что ноги устали, и я уже отказываюсь им доверять.
Что делать? Как объяснить и не задеть одновременно? Не сболтнуть лишнего?
У дяди Сережи и так проблемы со здоровьем, ему нельзя волноваться. Да и Лидия Петровна не железная. Сказать ей, что я говорила с беременной любовницей ее сына – после всего, что мы пережили, после того, как они выставили его за порог и чуть ли не официально отказались от единственного сына. Нет, я не в праве…
Не хочу уподобляться тем, кто разрушил мою жизнь и рушить чью-то в ответ. Не могу.
– Но ты не хочешь, – понимает меня без слов. На несколько секунд в трубке висит тишина. Гнетущее молчание, после которого она со вздохом произносит: – Хорошо. Я все понимаю, – еще один вздох, как будто бы плачет. Очередной надрез на моем израненном сердце. – Я желаю, чтобы у тебя все обязательно получилось. Все, что ты запланировала, о чем мечтаешь. Пусть все получится. Встань на ноги, начни все с чистого листа. Будь счастлива, моя птичка. Это все, о чем я мечтаю… И не забывай нас. Мы с отцом любим тебя. И всегда ждем.
– Знаю, – первая капля все-таки сползает по моей щеке. – Я тоже вас очень сильно люблю. Берегите себя.
– И ты, милая. И ты…
Я плотно закрываю дверь в свое прошлое, запираю на кодовый замок, а ключ выбрасываю в бушующее море, чтобы больше никогда, ни при каких обстоятельствах туда не заглядывать. Последняя ниточка, связывающая меня с этим местом, безжалостно обрублена и сожжена. Больше меня здесь ничего не держит.
Врубив свой любимый режим автопилота, я благополучно прохожу регистрацию, сдачу багажа и досмотр.
На автопилоте поднимаюсь по трапу и занимаю свое любимое место. Набираю Кате короткое послание и выключаю телефон.
На автопилоте долетаю до Москвы и выполняю все те же действия в обратном порядке, выхожу из здания Шереметьево.
Тумблер переключается, стоит увидеть маму. Моя красивая, женственная, всегда утонченная мамочка замечает меня сразу же. Машет из толпы и, кивнув стоящему рядом мужчине, бежит мне навстречу.
И я забываюсь. Отпустив ручку чемодана, делаю шаг вперед и, ныряю в самые любимые, нежные и долгожданные объятия. Прижимаюсь всем своим разбитым телом, как птица, у которой с корнем вырвали крылья и впервые за все это время даю волю слезам.
Меня будто сносит мощной волной. Накрывает с головой и сметает за собой все – и защитную броню, и стержень внутри, и задатки сильной уверенной в себе личности. Всё, на чем я держалась все эти дни…
Я рыдаю взахлеб, раздавленная и униженная. Птица без гнезда. Без надежд на будущее. Обреченная на одиночество, но с бесконечной вереницей возможностей.
Я здесь, в Москве. И это – моя новая жизнь.
Глава 16
Пять лет спустя
Анна
– Анна Алексеевна, к вам госпожа Кадер с дочерью, – оторвавшись от работы, встречаюсь глазами с Кариной, своей новой помощницей.
– Да, пускай заходят, – произношу с улыбкой и встаю.
Рания Кадер – моя клиентка, одна из тех, чье дело я сейчас веду. Точнее… вела до вчерашнего дня, ведь мы выиграли. Я накопала на семью ее покойного мужа столько компромата, что судья просто не могла принять другое решение. Ранию восстановили в родительских правах и назначили единоличным опекуном ее трехлетней малышки, которую сторона мужа варварски у нее забрала.
Дверь кабинета приоткрывается и на пороге возникает счастливая чета. Малышка Фарах в красивом белом полушубке, с собранными в смешные хвостики волосами и, робко улыбаясь, смотрит на меня огромными черными глазами. В одной руке у нее зажат плюшевый медвежонок – игрушка, которую я подарила ей в нашу первую встречу, в другой – очаровательный букет полевых цветов. Такой же маленький и красивый, как она сама.
– Рания, как хорошо, что вы зашли, – обнимаю женщину. – Я как раз изучала постановление по вашему делу. Фарах, солнышко, – поворачиваюсь к девочке и опускаюсь перед ней на корточки. – Я очень рада тебя видеть. Ты такая красивая! Похожа на настоящую снегурочку.
– Мама купила для меня, – произносит с гордостью. – Мне тоже нлавится. А это тебе, – протягивает мне цветы. – Я сама выбилала.
– Прямо-таки сама? – делаю максимально удивленное лицо.
– Да!
– Тогда я просто не могу не взять. Они очень-очень красивые. Спасибо тебе, милая, – целую ее в обе щечки, с упоением вдыхая аромат детского шампуня и пряников, которыми она пахнет. Сладкая, вкусная девочка. Мечта, а не ребенок.
– Мы все цветочные обегали, пока не нашли то, что ей понравится, – объяснят Рания, раздеваясь. – Я и не знала, что моя дочь такая привереда.
Женщина смеется, не отрывая от малышки влюбленного взгляда. Нежного, искрящегося. Теперь еще и немного уверенного.
Когда мы впервые встретились, Рания была на грани. Она напомнила мне раненную тигрицу, у которой забрали ребенка. Плакала без остановки, металась из стороны в сторону, не доверяла никому. Влиятельная семья так ее запугала, что бедняжка не знала уже, куда податься. А потом появилась я. Случайно.
В тот день, почти полгода назад, я задержалась в суде и ужасно опаздывала на день рождения матери, плюс в тот же день у меня сломалась машина, а Юра уехал на важную встречу с клиентом и не отвечал на звонки. Да и такси как назло не приезжало. Я была в бешенстве и решила поехать на метро. Написала маме целый абзац извинений и спустилась под землю. А через полчаса я уже сидела рядом с заплаканной Ранией и слушала ее душещипательный рассказ о жизни.
Я поняла, что должна ей помочь. Мы обменялись номерами и разошлись каждая в своем направлении. Я уехала к маме, но весь вечер думала только о своей новой подопечной. Что-то знакомое было в ее отчаянии, слишком родное, чтобы так просто забыть.
Я узнала в ней себя…
Ту Аню, что несколько лет назад сбежала из родного города, отказавшись от всего, что когда-то любила. Потеряв всю себя…
И если моих детей вернуть было невозможно, то дочь Рании еще можно было спасти.
И я позвонила.
Спряталась в одной из многочисленных комнат для гостей. подальше от шумного праздника, и набрала ее номер.
Как оказалось – не зря.
Рании было совсем некуда идти. Бывшие родственники выставили ее из дома и даже не дали возможности собрать вещи. У нее ничего не было. Только телефон, на котором уже почти не оставалось заряда.
Конечно же я не могла ее так оставить.
– Анна, милая ты тут? – Рания осторожно дотрагивается до моего плеча. – Если мы не вовремя, ты так и скажи. Я не хочу отрывать тебя от работы.
– Нет-нет. Все в порядке, честно. Я уже давно все закончила, – и снова переключаю внимание на Фарах. Помогаю ей раздеться, аккуратно складываю верхнюю одежду на край стола. – Вот так. Ты не замерзла? – растираю маленькую спинку, прижимаю к себе и сажусь на диван для посетителей. – Давай попросим Карину, чтобы приготовила для тебя горячий шоколад?
– С зефилками? – глаза малышки так и загораются от счастья.
– Да, с самыми вкусными розовыми зефирками.
– И маме тоже?
– И маме, и мне. Каждой по большой порции шоколада.
– А можно я поплошу? – она спрыгивает с моих коленей и, не дожидаясь ответа, выбегает в приемную.
– Вот стрекоза, – смеется Рания. – Знает ведь, что ты ей ничего не скажешь. Иногда мне кажется, что я совсем ее разбаловала, а потом я вспоминаю, что я чуть ее не потеряла и всего кажется недостаточным… Анна, я просто не знаю, как тебя отблагодарить. Ты столько всего для нас сделала… Я обязана тебе жизнью!
– Рания… Рания, ну ты чего, – я подхожу и обнимаю ее за плечи. – Нашла из-за чего плакать. Все же хорошо. Ты замечательная, прекрасная мама. Сильная и стойкая женщина. Ты ведь столько всего пережила, какие ужасы преодолела. Не каждая женщина на такое способна. Так что не смей себя принижать!
– Но я бы не справилась без твоей помощи. Если бы не ты… Ты же приютила меня, помогла с работой, жильем. Ты взяла мое дело, зная, что я не смогу тебе заплатить. Анна, ты ангел! Наш с Фарах ангел. Как хорошо, что Всевышний послал мне тебя!
Тут уже не выдерживаю я.
Сильная безэмоциональная оболочка, не выдержав такой порции счастья, разлетается в разные стороны, и я, впервые за пять лет, впервые после той истерики в аэропорту, чувствую, как мои глаза наполняются слезами в присутствии кого-то. Горячая соленая жидкость обжигает слизистую, дыхание схватывает, будто кто-то невидимый сжимает мне горло. И я чувствую, как одинокая капля медленно сползает по щеке.
Задыхаясь, велю себе сдержаться.
Нельзя… Нельзя плакать. Нельзя поддаваться!
– Мы обе молодцы, Рания. И давай больше не будем возвращаться к этой теме. Договорились?
И, дождавшись, когда она улыбнется, меняю тему разговора:
– А что это за коробка? Только не говори, что ты снова решила побаловать нас своей волшебной выпечкой.
– Простая благодарность друзьям. Я же могу угостить вас сладким? Тем более, – Рания открывает коробку, под которой оказывается настоящее произведение кондитерского искусства – пирожные в формы снежинок, с белым кремом и украшенные свежими ягодами, – я недавно освоила новый рецепт.
– Рания, ты волшебница! Хочешь сказать, что испекла их впервые?
– Ну да. Клиентка попросила придумать что-нибудь оригинальное, плюс в тот день пошел первый снег. Я подумала, а чем это не знак? И сделала сразу две порции. Юрий ведь тоже здесь? Я бы хотела отблагодарить и его.
– Конечно, – улыбаюсь. – Я позову его. Заодно посмотрю, где там наша стрекозочка.
Но не успеваю я подойти к двери, как на пороге возникает Князев собственной персоной. Мы буквально сталкиваемся с ним, он едва успевает выставить ладонь, чтобы предотвратить это. Осторожно обвивает мою талию рукой, продолжая придерживать на груди Фарах.
Наши взгляды встречаются. Мой – немного ошарашенный и его – всегда умиротворенно-спокойный.
Сердце пропускает удар.
Что-то странное происходит внутри. Нечто такое, чего раньше не было и чему я не могу подобрать логического объяснения.
Мне приятно смотреть на него. Приятно, что он рядом, но… одновременно с этим безумно, умопомрачительно неловко. Словно я делаю что-то плохое, запретное. То, что не должна бы…
Раньше такого не было.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем ко мне возвращается осознание реальности. Сердце застывает испуганной птицей, и я, сделав над собой усилие, отхожу в сторону, пропуская его вперед.
– Мы как раз собирались за вами, – произношу внезапно хрипло. – Рания приготовила нам очередной сюрприз.
– Это меньшее, что я могла, – они обмениваются рукопожатиями. – Вы вернули мне смысл жизни. Вы оба, – взгляд черных глаз скользит по нашим лицам, чуть задерживается на мне. – Спасибо вам.
И пока Князев отмахивается от очередной порции благодарностей, параллельно развлекая Фарах, я изо всех сил стараюсь не замечать того, как же легко он обходится с малышкой. Как гармонично они смотрятся вместе.
И как странно на меня смотрит Рания.
Глава 17
– Очаровательный ребенок. Никогда не встречал таких, – признается Юра, провожая мать и дочь долгим задумчивым взглядом.
Умиротворенное и немного мечтательное выражение его лица не идет ни в какое сравнение с тем Князевым, какого я привыкла видеть каждый день на работе. Жесткий, волевой, решительный. Он никогда не улыбается просто так, не показывает эмоций и уж точно не разбрасывается комплиментами. Адвокат по уголовным делам Юрий Владимирович Князев – глава юридического холдинга, гроза всех конкурентов и мечта сотен (если не тысяч) женщин только что с умилением играл с маленькой девочкой, кормил ее пирожными и крепко обнимал на прощание! Это точно не сон?
– А разве она не первая? – вопрос срывается раньше, чем я успеваю подумать. Щеки предательски вспыхивают, и я быстро перевожу взгляд на удаляющееся такси. Только бы не спалиться! Только бы не понял, что я глазела на него, как… Господи, я даже думать не хочу, как это было!
– Да, – протягивает после короткой паузы, и я чувствую, как он улыбается. – Ты как всегда права, – Юра толкает стеклянную дверь бизнес-центра, пропуская меня вперед. – Какие планы на вечер? Может отпразднуем твою очередную фееричную победу? Я угощаю.
– Нет уж, – я непреклонна. – Спасибо конечно, но прошлого раза было достаточно.
Когда он отвел меня в дорогущий элитный ресторан, а там все знакомые его бывшей жены. На меня весь вечер смотрели, как на врага народа. Как будто это я виновата, что они развелись. Тем более, что у меня никогда не было к нему чувств. Ничего, кроме уважения и восхищения. Но кого это волнует? Слухи о том, что я получила место через постель с каждым разом все безумнее, а шушуканье коллег невыносимее. Иногда так и хочется плюнуть на все и уволиться к чертовой матери. Подальше от этого цирка. Но я не могу. Каждый раз стоит только взять в руки бумагу, я вспоминаю свой первый день здесь. Взгляд Князева, его вера в меня, ощущение сильного надежного плеча рядом. И… не могу! Я так привыкла работать с ним, видеть его, обращаться за советами, что уже не представляю другой жизни.
Пусть говорят. Пусть. Главное – мы оба знаем правду, а на остальных мне плевать.
– Да уж, это было ужасно. Но впредь я таких ошибок не совершу. Обещаю, – мы заходим в лифт, и в замкнутом пространстве я уже не могу игнорировать его. Тем более, что он вмиг его заполняет.
Подняв голову, встречаюсь с мужчиной глазами.
Несколько секунд ничего не происходит. Юра молчит, а я не знаю, что ему сказать. Только кабина тихо гудит, поднимая нас все выше, отрывая ото всех.
Воздух постепенно накаляется, оседает на плечи тяжелой пеленой. Легкие горят.
Никогда еще не испытывала ничего подобного.
Что со мной происходит?
Что?
И почему сейчас?
– Ань…
Его голос вибрацией проносится по моему телу, сердце предательски замирает, останавливая вместе с собой весь кровоток.
Нет, Юра, нет… Пожалуйста, не делай этого… Ты единственный, кому я доверяю… Мой друг… Я не хочу потерять и тебя…
Я не слепая и вижу, как он на меня смотрит последние несколько месяцев.
Иначе.
Не так, как раньше…
С тех пор, как мы были в том пресловутом ресторане, как я ушла, с трудом скрывая слезы и, как он обнимал меня в машине, успокаивая и шепча слова сожаления.
Тогда же он впервые меня поцеловал…
Набросился, как изголодавшийся зверь. Нетерпеливый и жадный. Словно ждал этого момента всю свою жизнь.
Каскад новых ощущений накрыл меня с головой. Температура тела разом подскочила, пульс взлетел до запредельной скорости, и сердце почти больно ударилось о грудную клетку. Страсть Князева была подобна удару током. И я невольно вцепилась в него, обхватила голову руками и замерла. Главное пережить…
Едва он отпустил мои губы, мозг моментально включился. Я отстранилась, насколько позволяло пространство машины и прошептала чуть слышно:
– Юра, не надо. Я… я не смогу дать тебе то, что ты хочешь. Пожалуйста, отвези меня домой.
Тогда он не сказал ничего. Видимо сам еще не до конца оправился от поцелуя, а когда возле моего подъезда попытался заговорить, я отказалась его слушать. Убежала, сверкая пятками, как самая последняя трусиха. И проплакала всю ночь в подушку.
В ту ночь я окончательно поняла, что влюбилась, хоть и отказалась в этом признаваться даже самой себе.
И до сих пор не хочу признаваться!
Не хочу снова проходить через это.
Нырять в любовный омут с головой.
Растворяться в другом человеке…
Зачем?
Чтобы снова обжечься?
Наступить на одни и те же грабли?
Я не хочу!
Собираюсь перебить его, но тут раздается спасительная трель, и створки лифта расходятся, выпуская меня из плена.
– Извини, мне надо еще кое-что доделать, – бросаю быстро и, завидев в коридоре Карину, тут же окликаю ее. Ты, моя дорогая, сегодня мой спасательный круг. Не подведи меня, ладно?
Глупо ли я себя веду? Скорее всего, да.
По-детски? Возможно.
Но лучше я буду наивным одиноким ребенком, чем позволю тупой влюбленности все испортить.
Никогда больше я не полюблю! Никогда!
Но, Боже, кого я обманываю?..
