Ана Хуан
Разрушительная игра
Глава 9
Бриджит
Что-то изменилось в вечер моего выпускного. Возможно, свою роль сыграла общая травма или добровольный рассказ Риса о прошлом, но наш давний антагонизм превратился в нечто иное – оно не давало мне спать по ночам и сводило с ума бабочек в животе.
Это была не совсем влюбленность. Скорее, влечение в сочетании с… Любопытством? Восхищением? В любом случае происходящее нервировало, потому что в списке моих потенциальных худших идей на второй строчке стояло «сбежать и оказаться похищенной». А «воспылать неплатоническими чувствами к телохранителю» – под номером один.
К счастью, из-за плотного графика в Нью-Йорке я едва успевала дышать, и мне было совершенно не до неуместных фантазий.
Мы с Рисом переехали на Манхэттен через три дня после выпускного, и мое лето наполнилось собраниями благотворительного совета, общественными мероприятиями и поисками жилья.
К августу я подписала договор об аренде чудесного таунхауса в Гринвич-Виллидж, сносила две пары каблуков и перезнакомилась со всем высшим светом, хотя с некоторыми предпочла бы не встречаться.
– Ускользает.
Рис оглядел окружающую толпу.
Мы пришли на открытие новой выставки, посвященной художникам Эльдорры, – обычно подобные события не привлекают внимания, но в списке гостей оказался звезда боевиков Нейт Рейнольдс, и собралась целая толпа папарацци.
– Что? – переспросила я, продолжая улыбаться и позировать перед камерами. Со временем выходы в свет стали утомительными. Еще чуть-чуть, и я бы умерла от скуки из-за бесконечных улыбок, приветствий и светских разговоров, но это было частью моих обязанностей, так что я улыбалась и махала. В буквальном смысле.
– Твоя улыбка. Она ускользает.
И правда. Я даже не заметила.
Я снова увеличила ослепительность улыбки и сдержала зевок. Господи, скорее бы домой. Впереди еще обед, два интервью, заседание совета Нью-Йоркского фонда спасения животных и несколько мелких дел, но потом… пижама и сладкий сон.
Я не ненавидела свою работу, но хотела бы заниматься чем-то более значимым, а не просто быть ходячим и говорящим манекеном.
Так все и шло. День за днем, месяц за месяцем – одно и то же. Осень перешла в зиму, потом в весну и лето, потом снова в осень.
Рис всегда был рядом – по-прежнему суровый и угрюмый, но умеривший свою деспотичность. Ну, по его меркам. По сравнению с нормальным человеком его гиперопека по-прежнему доходила до невротизма.
Перемена вызывала у меня противоречивые чувства. Я радовалась большей свободе, но больше не могла использовать свое раздражение в качестве щита, чтобы отгородиться от того, что потрескивало между нами.
А оно определенно было. Только я сомневалась, вижу ли это я одна или Рис тоже.
Но не спрашивала. Так безопаснее.
– Ты не думал заняться чем-то кроме телохранения? – спросила я однажды в тот редкий вечер, когда мы остались дома. У меня не было никаких планов, кроме свидания с телевизором и мороженым, и это не могло не радовать.
Наступил сентябрь – прошло почти два года с тех пор, как мы с Рисом впервые встретились, и больше года с моего переезда в Нью-Йорк. Я уже развесила сезонные украшения – в частности, осенний венок над камином, разложила подушки и пледы землистых тонов и пристроила мини-тыкву на журнальном столике.
Мы с Рисом смотрели дурацкую комедию из моих рекомендаций на «Нетфликсе». Он сидел, выпрямив спину, полностью одетый в рабочий костюм, а я свернулась калачиком на диване с банкой мороженого в руке.
– Телохранения?
– Если такого слова не существует, я введу его королевским указом.
Он ухмыльнулся:
– Еще бы. А ответ на твой вопрос – нет. В день, когда задумаюсь, я оставлю «телохранение».
Я закатила глаза:
– Наверное, приятно видеть все в черно-белых цветах.
Рис на мгновение задержал на мне взгляд, прежде чем отвести глаза.
– Поверь, – сказал он. – Не все.
Сердце необъяснимым образом пропустило удар, но я заставила себя не уточнять, что он имеет в виду. Вероятно, ничего особенного. Случайно брошенная фраза.
Вместо этого я сосредоточилась на фильме, стараясь не смотреть на мужчину, сидящего рядом.
Сработало. Вроде.
Я рассмеялась над какой-то репликой и заметила, что Рис искоса на меня поглядывает.
– Хороша, – сказал он.
– Что?
– Твоя настоящая улыбка.
Забудьте о пропущенном ударе. Мое сердце решило пропустить их десяток-другой.
Однако мне удалось скрыть эмоции, направив на него ложку.
– Это был комплимент.
– Как скажешь.
– Не увиливай. – Я с гордостью отметила, как ровно звучит мой голос, пока внутри все безумствует. Трепещет, прыгает, крутится. – Мы перешли рубеж. Первый комплимент Риса Ларсена для Бриджит фон Ашеберг, всего-то через два года. Надо это отметить.
Рис фыркнул, но его глаза светились весельем.
– Год и десять месяцев, – поправил он. – Если считать.
Значит, он считал.
Если мое сердце пропустит еще хоть одну песню, у него не останется плейлиста.
Плохо. Дело совсем плохо.
Что бы я ни испытывала к Рису, мне не следовало давать волю этому чувству. Пытаясь избавиться от все более тревожных реакций на собственного телохранителя, я согласилась на свидание с Луи, сыном французского посла в ООН, когда столкнулась с ним на мероприятии через месяц после нашего с Рисом киновечера.
Луи явился на свидание ровно в семь с букетом красных цветов и с очаровательной улыбкой, которая увяла, едва он увидел за моей спиной угрюмого телохранителя – Рис стоял так близко, что я чувствовал тепло его тела.
– Это тебе. – Луи вручил мне цветы, с тревогой поглядывая на Риса. – Прекрасно выглядишь.
Позади раздалось низкое рычание, и Луи сглотнул.
– Спасибо, очень красивые, – ответила я с любезной улыбкой. – Надо поставить их в воду, сейчас вернусь.
Моя улыбка исчезла, как только я повернулась спиной к Луи и посмотрела на Риса.
– Мистер Ларсен, пожалуйста, следуйте за мной. – Как только мы зашли на кухню, я прошипела: – Прекрати угрожать моим ухажерам пистолетом.
Я не видела произошедшего, но догадалась: скорее всего, Рис слегка отодвинул куртку, продемонстрировав оружие.
Луи – не первый, с кем я встречалась в Нью-Йорке, хотя в последний раз я ходила на свидание несколько месяцев назад. Рис упорно распугивал всех объектов моего романтического интереса, и половина местных мужчин боялись приглашать меня на свидание, опасаясь, что он их пристрелит.
Прежде меня это не беспокоило – мне было плевать на тех парней, – но теперь начало раздражать, поскольку я активно пыталась избавиться от странного влияния Риса.
Рис помрачнел:
– В его ботинках увеличители роста. Он заслуживает угроз.
Я поджала губы, но быстрый взгляд на ноги Луи подтвердил наблюдение Риса. Я думала, он выше. Ничего не имею против увеличителей роста, но восемь сантиметров – это как-то уже слишком.
Я не обратила внимания на увеличители роста, но, к сожалению, не могла не заметить полного отсутствия химии.
Мы ужинали в прекрасном французском ресторане, и я изо всех сил пыталась не уснуть, пока Луи болтал о лете в Сен-Тропе. Рис сидел за соседним столиком с таким мрачным видом, что его соседи решили переместиться.
К концу ужина Луи настолько переволновался из-за угрожающего присутствия телохранителя, что опрокинул бокал с вином и чуть не уронил поднос проходящего мимо официанта.
– Все в порядке, – заверила я, помогая жутко смущенному Луи убрать беспорядок, пока официант суетился над испачканной льняной скатертью. – Просто не повезло.
Я строго глянула на Риса, но не увидела ни намека на раскаяние.
– Конечно, – улыбнулся Луи, но ужас в его глазах никуда не делся.
Когда мы закончили уборку, он оставил официанту щедрые чаевые и вежливо пожелал мне спокойной ночи. На второе свидание Луи меня не пригласил.
Я не расстроилась. Но разозлилась на одну сероглазую занозу в заднице.
– Ты напугал Луи до полусмерти, – заявила я, когда мы с Рисом вернулись домой. Я не могла сдержать гнева. – В следующий раз постарайся не доводить моего спутника до такого состояния, когда он проливает напитки.
– Раз он такой пугливый, значит, тебя не достоин.
Рис оделся согласно дресс-коду ресторана, но галстук и смокинг не могли скрыть грубой, необузданной мужественности, исходившей от него мощными волнами.
– Ты был вооружен и смотрел на него таким взглядом, будто он убил твою собаку. Тут трудно не занервничать. – Я бросила на столик ключи и выскользнула из каблуков.
– У меня нет собаки.
– Это метафора. – Я распустила волосы и встряхнула пряди. – Продолжай в том же духе, и я превращусь в старую деву из исторических любовных романов. Ты распугал всех парней, встреченных мной за последний год.
Единственное, что не изменилось с нашей первой встречи, – мой отказ обращаться к нему как-либо, кроме мистера Ларсена, и его отказ называть меня как-либо, кроме принцессы.
Рис нахмурился еще сильнее:
– Я перестану их отпугивать, когда ты научишься разбираться в мужчинах. Неудивительно, что с личной жизнью у тебя полный провал. Ты упорно встречаешься исключительно с кретинами.
Я рассвирепела. Нет у меня провала с личной жизнью. Близко к тому, но пока нет.
– Кто бы говорил.
Он скрестил руки на груди:
– В смысле?
– В смысле я не видела, чтобы ты с кем-нибудь встречался с начала нашего сотрудничества. – Я скинула куртку, и его взгляд на мгновение соскользнул к моим обнаженным плечам, прежде чем вернуться к лицу. – Вряд ли ты достаточно компетентен, чтобы давать советы по поводу личной жизни.
– Я не встречаюсь. Тем не менее вполне могу распознать никчемных идиотов, когда их вижу.
Я умолкла, пораженная его признанием. Рис всегда был рядом в течение дня, но, когда я ложилась спать, его дежурство заканчивалось. Иногда он оставался дома, иногда нет. Я предполагала, что он… был занят в те ночи, когда отсутствовал.
Меня охватила странная смесь облегчения и недоверия. Недоверия, поскольку Рис был настолько великолепен, чтобы большинство женщин легко прощали ему неприветливость и угрюмость. Облегчения, потому что… Ну, я предпочитала не углубляться в причины.
– Ты почти два года соблюдаешь целибат?
Вопрос вырвался прежде, чем я успела подумать – и я сразу об этом пожалела.
Рис изогнул бровь, хмурый взгляд превратился в ухмылку.
– Интересуешься моей сексуальной жизнью, принцесса?
Щеки обожгло смущение – из-за моего неуместного вопроса и произнесенного им слова «секс».
– Ничего подобного.
– Я хоть и не учился в престижном колледже, но умею считывать подтекст. – В стальных глазах мелькнуло веселье. – Для протокола: свидания и секс – не одно и то же.
Да. Разумеется.
Облегчение сменилось неприятным чувством. Мысль о том, как он с кем-то «не встречается», нервировала сильнее, чем следовало.
– Понимаю, – ответила я. – Я тоже не всегда встречаюсь с сексуальными партнерами.
Что я несу? Я так давно не занималась сексом, что собственная вагина вполне могла засудить меня за пренебрежение, но я хотела… Доказать, что случайный секс мог быть не только у Риса? Задеть его?
Если последнее, то план сработал: ухмылка Риса исчезла, а в голосе появилась жесткость.
– И когда у тебя последний раз был секс без отношений?
Я вздернула подбородок, отказываясь отступать под тяжестью стального взгляда.
– Крайне неуместный вопрос.
– Ты спросила первая, – выдавил он. – Отвечай на вопрос, принцесса.
Дыши. В голове раздался голос дворцового секретаря по связям с общественностью Элин – она учила меня общаться с прессой. Ты не можешь контролировать их слова, но можешь контролировать свои. Не позволяй им видеть, как ты потеешь. Уклонись, верни себе преимущество и направь разговор в нужное русло. Ты принцесса. Ты никого не боишься. Элин была строгой, но хорошей, и я воспользовалась ее советом, пытаясь не попасться на удочку Риса.
Один… два… три…
Я выдохнула, расправила плечи и посмотрела на него сверху вниз, хоть он и возвышался надо мной на добрые двадцать сантиметров.
– Нет. Разговор окончен, – холодно заявила я. Пока он не зашел слишком далеко. – Спокойной ночи, мистер Ларсен.
Его глаза назвали меня трусихой. Мои велели ему не лезть не в свое дело.
В воздухе пульсировала тяжелая тишина. Ни один из нас не отводил взгляда. Было поздно, и я устала, но будь я проклята, если бы отступила первой.
Судя по упорному настрою Риса, он думал так же.
Мы могли простоять так целую вечность, если бы не резкая трель входящего вызова. Я подождала, пока телефон прозвонит трижды, прежде чем оторвать глаза от Риса и посмотреть на экран.
Раздражение быстро сменилось удивлением, а потом беспокойством. Звонил Николай. Мы с братом редко говорили по телефону, и в Эльдорре сейчас было пять утра. Он жаворонок, но не настолько.
Я ответила, по-прежнему чувствуя испепеляющий взгляд Риса:
– Ник, все в порядке?
Николай не стал бы звонить в такое время без крайней необходимости.
– Боюсь, что нет. – В его голосе прозвучала усталость. – Дедушка…
Внутри забурлила паника, и мне пришлось схватиться за столик, пока Николай объяснял ситуацию. Нет. Только не дедушка. Из родителей у меня остался только он, и если я его потеряю…
Рис бросился ко мне с потемневшим от тревоги лицом, но я покачала головой, и он замер. С каждым словом Николая тошнота подкатывала все сильнее.
Пятнадцать минут спустя я повесила трубку, оцепенев от шока.
– Что случилось?
Рис стоял в нескольких метрах от меня, но в его позе чувствовалось напряжение, словно он был готов убить человека на другом конце провода за причиненную мне боль.
Все мысли о глупом споре улетучились – вместо них пришло внезапное желание броситься в его сильные объятия и позволить унести меня прочь.
Но, разумеется, я не могла так поступить.
– Я… Беда с дедушкой. – Я сглотнула слезы, грозившие потечь по щекам. Плакать – ужасное нарушение этикета. Члены королевской семьи не плачут на глазах у других людей. Но сейчас я была не принцессой. А просто внучкой, которая до смерти боялась потерять вырастившего ее человека. – Он потерял сознание, его отвезли в больницу, и я… – Я посмотрела на Риса, и грудь сдавило так сильно, что стало трудно дышать. – Не знаю, выживет ли он.
Глава 10
Рис
Бриджит хотела сразу выезжать в Эльдорру, но я заставил ее сперва немного поспать. Позади был долгий день, и если я умел нормально функционировать даже при отсутствии сна, то Бриджит становилась… раздражительной.
Она уверяла, что нет, но это правда. Уж я-то знал. Мне часто доставалось из-за ее раздражительности. Кроме того, в одиннадцать вечера мы почти не могли повлиять на ситуацию.
Пока она спала или пыталась заснуть, я собрал все необходимое, забронировал перелет и провалился на несколько часов в сон, а затем проснулся, чтобы принести кофе и завтрак из ближайшего кафе.
Мы вышли из дома, едва солнце показалось из-за горизонта, и молча поехали в аэропорт Тетерборо. К тому моменту, когда мы сели в чартерный самолет, Бриджит буквально кипела от беспокойства.
– Спасибо, что все устроил. – Она теребила цепочку на шее и покачала головой, когда стюардесса предложила стакан сока. – Ты не обязан…
– Пустяки. Это всего лишь звонок.
Ничто не смущало меня сильнее открытой благодарности. В идеальном мире люди бы молча принимали хорошие поступки и больше никогда о них не вспоминали. Это избавило бы от многих неловкостей.
– Не только звонок. Ты собрал вещи, приготовил завтрак и… был рядом.
– Быть рядом – моя работа, принцесса.
На ее лице промелькнула боль, и я почувствовал себя величайшим в мире ослом. Молодец, Ларсен, добивай человека в тяжелый момент.
Если бы я и она не были теми, кем мы были, я попытался бы извиниться, но в нынешнем положении я, вероятно, только сделаю хуже. Красивые слова – не мой конек, особенно с Бриджит. Когда я с ней говорил, все выходило неправильно.
Я сменил тему:
– Похоже, тебе не помешало бы поспать еще.
Она скривилась:
– Я выгляжу настолько ужасно, да?
Именно поэтому мне следует держать рот на замке. Я провел рукой по лицу, смущенный и раздраженный собой.
– Я имел в виду другое.
– Все нормально. Знаю, я выгляжу ужасно, – сказала Бриджит. – Элин, наша секретарь по связям с общественностью, устроила бы мне взбучку, если бы увидела в таком состоянии.
Я фыркнул:
– Принцесса, ты не сможешь выглядеть ужасно, как ни старайся.
Еще более уставшая, чем обычно, с лиловыми кругами под глазами и потускневшей кожей, она все равно затмевала прочих женщин.
Брови Бриджит взлетели вверх.
– Еще один комплимент, мистер Ларсен? Второй за два года. Осторожнее, или я подумаю, что тебе нравлюсь.
– Понимай, как хочешь, – протянул я. – Но ты понравишься мне в тот день, когда я понравлюсь тебе.
Бриджит искренне улыбнулась, и я почти улыбнулся в ответ. Вопреки сказанному теперь мы прекрасно ладили, за исключением редких ссор. Поначалу пришлось нелегко, но мы приспособились и научились находить компромисс… Не считая моментов, когда дело касалось ее свиданий.
Ни один из ублюдков не стоил времени Бриджит, и им еще повезло, что я не выколол им глаза, если учесть, как они на нее пялились.
Если бы я не ходил с ней на свидания, они бы точно попытались что-нибудь сделать, и от этой мысли закипала кровь.
Я заметил, что Бриджит то и дело поглядывает на бортовой телефон, и наконец сказал:
– Лучше бы он не звонил.
Принц Николай обещал сообщать о любых изменениях. Их пока не было, но в такой ситуации отсутствие новостей – хорошие новости.
Она вздохнула.
– Знаю. Просто схожу с ума от неведения. Мне следовало быть там. Следовало вернуться после выпуска, а не настаивать на жизни в США. – Ее глаза наполнились виной. – Вдруг я больше никогда его не увижу? Что, если он…
– Не думай так. Мы скоро приедем.
До Атенберга было семь часов полета. За семь часов могло произойти многое, но я держал эту мысль при себе.
– Он нас вырастил, понимаешь. – Бриджит с отсутствующим видом смотрела в окно. – После смерти отца дедушка изо всех сил старался исполнить для нас с Ником роль родителя. Он король, и у него всегда полно забот, но он уделял нам время при малейшей возможности. Завтракал с нами каждое утро, когда был дома, и посещал все школьные мероприятия, даже самые маленькие, глупые и неважные. – Ее губы тронула легкая улыбка. – Однажды он перенес встречу с премьер-министром Японии, чтобы посмотреть, как я исполняю роль Подсолнуха Номер Три в спектакле пятого класса. Я была ужасной актрисой, и даже королевского статуса оказалось недостаточно, чтобы получить роль с репликами.
Уголки моих губ поползли вверх – я представил маленькую Бриджит в наряде подсолнуха.
– Устроила международный скандал в десять лет. Почему я не удивлен?
Она посмотрела на меня с деланым оскорблением.
– Для протокола: мне было одиннадцать, и премьер-министр отнесся с пониманием. Он сам дедушка. – Ее улыбка померкла. – Не представляю, что буду делать, если с ним что-нибудь случится, – прошептала она.
Речь шла не о премьер-министре.
– Все всегда как-нибудь решается.
Не совсем правда, но других слов я подобрать не смог.
Из меня, правда, дерьмовый утешитель. Именно поэтому я стал телохранителем, а не медсестрой.
– Ты прав. Конечно. – Бриджит глубоко вздохнула. – Прости. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я так себя не веду. – Она покрутила на пальце кольцо. – Хватит обо мне. Расскажи о себе что-нибудь, чего я не знаю.
Перевод? Отвлеки меня от того, что мой дедушка, возможно, умирает.
– Например?
– Ну… – Она задумалась. – Твоя любимая пицца.
Она не задавала этого вопроса во время моего импровизированного интервью за ужином в честь ее выпускного.
– Я не ем пиццу. – Я ухмыльнулся, увидев шок на ее лице. – Шучу. Не будь такой доверчивой, принцесса.
– За два года я ни разу не видела, чтобы ты съел хоть кусочек. Все возможно, – возразила она, защищаясь.
Моя улыбка стала чуть шире.
– Не самая любимая еда, но предпочитаю пеперони. Я за простоту.
– Оно и видно.
Бриджит скользнула взглядом по моей простой черной футболке, брюкам и ботинкам. Некоторые клиенты требовали парадный вид – костюм, галстук, наушник, полный комплект, – но Бриджит не хотела, чтобы я выделялся, отсюда и повседневный стиль.
В ее внимании не было сексуального подтекста, но я все равно почувствовал напряжение в паху, когда ее взгляд скользнул с моих плеч на живот и бедра. Количество спонтанных эрекций, возникающих рядом с ней, начинало меня смущать, учитывая, что я взрослый мужчина, а не переполненный гормонами школьник.
Но таких потрясающих девушек, как Бриджит, встречаешь всего раз в жизни, к тому же она была яркой личностью. И хорошей – ну, когда не сводила меня с ума своей твердолобостью.
Когда я взялся работать на Бриджит, то ожидал встретить избалованную и заносчивую принцессу, но она оказалась умной, доброй и практичной, а за спокойным фасадом сиял такой огонь, что мне хотелось снять с нее все маски, пока она не откроется мне и мне одному.
Взгляд Бриджит задержался у меня ниже пояса. Член набух еще сильнее, и я вцепился в подлокотники побелевшими пальцами. Какой бред. Она переживает из-за умирающего дедушки, а я мечтаю оттрахать ее во всех позах посреди чертового самолета.
У меня серьезные проблемы. И синие яйца – наименьшая из них.
– Хватит так на меня смотреть, принцесса, – убийственно мягко произнес я. – Если только ты не планируешь что-нибудь сделать.
Пожалуй, я произнес самую неуместную и непрофессиональную фразу за все время нашего с ней сотрудничества, но я балансировал на грани безумия.
Несмотря на вчерашние намеки, я не прикасался к женщинам с тех пор, как устроился на эту работу. Не сказать, чтобы я не хотел. Я ходил в бары, флиртовал и получал массу предложений, но совершенно ничего не чувствовал. Ни искры, ни похоти, ни желания. Я бы уже начал беспокоиться о своем мальчике, если бы не реакции на Бриджит.
Теперь единственной женщиной, из-за которой твердел мой член, была моя клиентка.
Я самый невезучий человек на свете.
Бриджит вскинула голову, широко раскрыв глаза.
– Я не… я не…
– Задавай следующий вопрос.
– Что?
– Ты вроде хотела больше обо мне узнать. Задавай следующий вопрос, – процедил я сквозь зубы. Что угодно, только бы отвлечься от нестерпимого желания задрать твою юбку и выяснить, насколько сильно ты из-за меня промокла.
Тут сомнений не возникало. Несмотря на нынешний период долгого воздержания, я обладал достаточным опытом в общении с противоположным полом и видел признаки женского возбуждения за километр.
Расширенные зрачки, раскрасневшиеся щеки, прерывистое дыхание.
Да, да и, черт возьми, да.
– Ой… гм… – Бриджит откашлялась. Я еще никогда не видел ее такой смущенной. – Расскажи мне… Расскажи о своей семье.
Мое либидо словно окатили ведром холодной воды.
Я напрягся, и страсть улетучилась, пока я раздумывал над ответом.
Разумеется, она спросила именно о том, что я обсуждать ненавижу.
– Рассказывать особо нечего, – наконец заговорил я. – Братьев или сестер нет. Мать умерла, когда я был ребенком. Отца никогда не знал. Бабушки и дедушки тоже умерли.
Возможно, последнюю часть стоило опустить, учитывая состояние ее деда, но Бриджит не смутилась. В ее глазах блеснуло сочувствие.
– Что случилось?
С кем именно, уточнять не требовалось. Дражайшая матушка.
– Передозировка, – коротко ответил я. – Кокаин. Мне было одиннадцать, и я нашел ее, когда вернулся из школы. Сидела перед телевизором, шло ее любимое ток-шоу. На журнальном столике осталась недоеденная тарелка макарон. Я думал, она уснула – иногда она так делала, когда смотрела телевизор, – но когда подошел ближе… – Я тяжело сглотнул. – Ее глаза были широко раскрыты. И ничего не видели. Я понял: она ушла.
Бриджит затаила дыхание. Моя история всегда вызывала сочувствие у слушателей, и поэтому я ненавидел ее рассказывать. Я не хотел ничьего сочувствия.
– Знаешь, что забавно? Я взял тарелку с макаронами и вымыл, будто мать проснется и накричит на меня, если я этого не сделаю. Потом помыл остальную посуду в раковине. Выключил телевизор. Вытер журнальный столик. И только после набрал 911. – Я мрачно усмехнулся, а Бриджит посмотрела на меня с невыносимой лаской. – Она уже умерла, но мне казалось, она не будет мертва по-настоящему, пока не приедет «Скорая» и не объявит официально. Детская логика.
Это была самая длинная фраза, сказанная мной о матери более чем за двадцать лет.
– Мне очень жаль, – тихо проговорила Бриджит. – Потеря родителя никогда не дается легко.
Она знала об этом лучше всех. Бриджит потеряла обоих родителей, и одного из них никогда не видела. Точно так же, как я – правда, была вероятность, что мой отец еще жив, а вот ее мать умерла при родах.
– Не жалей меня, принцесса. – Я крутил в пальцах стакан, желая, чтобы в нем было что-нибудь покрепче воды. Я не пил алкоголь, но иногда хотелось. – Моя мать была сукой.
Глаза Бриджит изумленно расширились. Мало кто рассказывает о смерти матери, а потом без колебаний называет эту мать сукой.
Но если кто и заслуживает подобного титула, так это Дейдре Ларсен.
– Тем не менее она была моей матерью, – продолжил я. – Единственным оставшимся родственником. Я понятия не имел, кто мой отец – в любом случае он явно не желал иметь со мной ничего общего. Поэтому да, мне было грустно из-за ее смерти, но я не отчаивался.
Черт, да я испытал облегчение. Звучит безумно и ненормально, но жизнь с моей матерью была кошмаром. Я несколько раз подумывал о побеге, но меня каждый раз удерживало ошибочное чувство преданности.
Хоть Дейдре и превратилась в жестокую алкоголичку и наркоманку, у нас с ней не было никого в мире, кроме друг друга. Наверное, это кое-что значило.
Бриджит наклонилась вперед и сжала мою руку. Я напрягся, словно меня неожиданно ударило током, но сохранил стоическое выражение лица.
– Твой отец даже не представляет, как много теряет.
В ее голосе прозвучала искренность, и у меня сжалось сердце.
Я смотрел вниз, на контраст ее мягкой, теплой ладони с моей грубой, мозолистой рукой.
Чистота и кровавые следы. Невинность и тьма.
Два мира, которым никогда не следовало соприкасаться.
Я выдернул руку и резко встал.
– Мне нужно пойти… заняться документами.
Ложь. Я подготовил все документы для срочной поездки в Эльдорру еще вчера вечером, и мне не хотелось оставлять Бриджит одну, но я должен был уйти от нее и перегруппироваться.
– Хорошо.
Похоже, ее поразила внезапная смена настроения, но больше ничего сказать она не успела – я отошел и опустился на сиденье за ее спиной, чтобы не смотреть ей в лицо.
В голове беспорядочно роились мысли, член снова затвердел, а от моего профессионализма не осталось и следа.
Я провел рукой по лицу, молча проклиная себя, Кристиана, предыдущего телохранителя Бриджит – за то, что завел гребаного ребенка и оставил пост – и всех, кто спровоцировал бредовую ситуацию, в которой я оказался. А именно – возжелал того, кого хотеть не должен и никогда не смогу получить.
Я взялся за эту работу, полагая, что у меня одна задача, но теперь стало ясно: их две.
Первая – защитить Бриджит.
Вторая – перед ней устоять.
