Ана Гратесс
Эвкалипт
Свет Времени
Всеобщность – звонкая роса. Это есть желательный глагол, что бдит на страже красоты восхода солнца. И через крепкое повествование слеза не упадет за просто так на бледную кожу.
Туман окончательно рассеялся, явив наконец Землю со всем ее зелено-желто-голубым пиршеством. Писательские токи вместе с понятными вращениями слова сочиняют натуральное преступление против глупости и полуторогодовалой, седьмой печати бывшего божества, имя которому Аристократ.
Оно напевало видимое, гармония плыла вместе с нею. Час за часом с ней дружно шли некие сущи, и на пригорке, близ Горы и стола из сна, они показали свой лик. То высились бумажные стопы из тонкого волокна, с темнеющими на свету буквами: «Анаро Роза Грамина О-семь». На каждой плоскости были начертаны эти слова. Ты веришь мне, сознающий? Если да, то вперед!
Диалоги все так же восходили и ввысь, и вверх, дна не существовало в земном же присутствии. Ибо Земля сама по себе есть Время, неумолимое движение которого размазывает внешнюю реальность на миражи и сказку.
Глагол – деятельный. Глагол этот рассредоточен везде. Глагол намазывает губы Оно красной помадой, а завершает розовой: этакий штрих для звездного возмущения, с которым во внешние слои будет отправляться все больше и больше света. Так, мы сможем рассмотреть страстные ниточки более подробно.
Глаз мылится пеной дней, растягивает слова мудрости на многие тома, складывает эти плоские книжечки в заботливые рты, где умирает каждая гениальность при каждом испражнении каждой мысли. Третий по счету перцовый напиток, еловая мазь на носу, Вершина Горы оказалась под ребрами и стучит она самозабвенно, гулью возвышая красное величие напомаженных губ.
Перчатки надело Оно на тонкую шарообразную голову и стало ясно, что голоса из внешнего мира лишь стрекот атласных ленточек. Желтые птицы несмолкаемо галдят, деревяшки прыгают, ближние поселения – все больше походят на неумолимое подобие той мелодии, что наблюдало и слышало Оно в странствии своем по Млечному Пути. Старик, превратившийся в пыль, в желудке тихо грохочет.
Тонкие птички измерили звуковые волны, записали деятельное на кофейных листочках и в окончании короткой смены передали полученные данные Середине.
Долго смотрели глаза, устланные лиловыми вуалями. Громко изумруды Эвкалипта трещали в закоулках неизвестного. Сильно руки пластинчатые сжимали темные листья. Древними знаками казались птичьи письмена Оному-расчудесному.
Звуки окружения так же, как и вкус вертящегося мира вместе с реальностью миражной – все это превращалось в свежий аромат художества, который с любовью пособит в будущем претворению изящества Природы и отправит сие прямо в хрусталик глаза дорогого наблюдателя. Легко!
Дородные приключения превратности долгой песенки через животное начало помещается в простецкой коробке из сладкого миндаля.
Не миндальничать, ни перечить вкусный кофе, не глотать еловую мазь – вещание гармоники все еще продолжается. Светлая сторона временных петель находится у Оно на ожерелье, причудливо перемежается она с камнями цвета лазурной зелени. Эти камушки есть подарок Млечного Пути, которое Оно нашло у себя в сундучке, прибыв обратно на Землю.
Праздник намечается громкий, будут приглашены гости местных селений и желторотые птички. Кажется темнотой то, что должно касаться раскрашенных губ в нежных ночах, под сенью прелестной любви.
Свет разделывает жертвенный алтарь, тот будет стоять в середине всего празднества. То будет красное Время, Светлое Время. То бросит все вдохновение на жернова огненные и затопит в масляном супе идей.
Время, подгоняемое языками возвышения, играет сейчас в петлях, журчит водой в носу, длинную глотку втискивает в нежные плоти небес. Оно говорит себе: «Ты поможешь мне принять Вершину в своем сердце, в собственных легких, о, Небо?» Ответом послужит гудение электрических разрядов, что будет прямо означать – близится грозовой фронт.
Веселеет алтарь срединный, заимствует он у воздуха его исключительную пластичность. Смех разносится в настоящем флюиде морей: то гости прибывают со всех сторон – и юга, и севера, и запада с востоком. Ученые по святости Горы прихлопывают в ожидании чуда.
– Раскроши эту зелень сатурнианскую у подножия Эвкалипта, пускай гости нежатся в лучах всевосходящего знания! – Восклицало Оно, прицеливаясь словесами в самую темную тучу подплывающей грозовой молвы.
– Будет создано, сделано, размочено и уничтожено, ваше смешное величество! – Отвечали всамделишные Грозы, у которых под бочком сверкали иссиня-пурпурные облака.
Все они скопом, с живостью бросились спускаться с вершины Горы к плоскому предгорью, чтобы растрещать зеленое сукно на множество мелких частичек. Смазана горловина помадки, дворцовая красота отобразилась на лакированных туфельках Оно. Вся одежда пришедшего гостя пестрила мощью старого, дряхлеющего истукана – Осы, что туманным гласом в будущем породит целую сеть Временных шпажек, которых в свою очередь проглотит известная музыкальная гармоника Млека.
Что есть звучание и волны света в пространстве рассеянного времени? Не то же, что и кружка с перцовым кофе, и не то же, что и еловая мазь, принимаемая натощак как средство от повышенного давления. То-то же.
Только среди драгоценных особ красота и феерия показывают свои улыбки. Дремота тут никому не указ и не может она разделывать местные токи на далекое претворение чего-то уродливого. Так-то же.
Время настраивает гармоничность, а гости уже шелестят шелковыми платьями. Все блестит, а вместе с этим вечереет небо: на нем пыль зелени сатурна гложет саму себя. Электрический разряд бьет точно в срединный алтарь.
Теперь мир опустился на колено, распахнул напомаженную рубашку Оно:
– Туфлей вам точно больше не наливать, ваше смешное величество!
Эксперимент удался, Время повернулось светлой стороной, обогнув перед этим вершину Горы. И теперь то не Гора, не привычная глазу возвышенность, а полый сосуд, в котором ворочаются величавые внутренности Эвкалипта.
Питие само собой расплескивалось мимо ртов людских. Гремела натура бесподобным плющом, наматывая круги вокруг драгоценных пальцев Оно.
Небеса воспевали:
– Хорошо Оно, деятельно Оно, лучезарно Оно! Да здравствует алтарь с рвением и Временем светлым! Поручаю дальнейшее сказание легендарной крови Космоса!
Из светящихся недр Млека вышла формация потаенного чуда и принялась разносчиво слагать словосочетания:
– Сиятельству принадлежит большая часть суши и кое-какая чувственность розово-персиковых закатов. Туда же и юго-восточную сторону небес запишите. Сущам более материального воплощения даруется славность водная и планетарная.
А Человеко-пятикнижие размалевывает перед всеми нами труд художественного ростка Эвкалипта, ибо именно так зеленое царство будет разделено поровну между его сиятельством Оно и всей остальной натурой физического мира. А теперь прошу вас замять бока близко стоящего к вам друга и встать возле алтаря: там нас всех ждет незабываемое представление!
Испещренное светом существо встало вокруг алтарной стяжки и принялось голосить:
– Приди! Приди! Приди!
Тут же вся натура разделилась на воду и песок, закружилась перед действом, внушая трепет самой себе и тому, чему было суждено выбраться на Свет.
Время в данных плоскостях стало подобно утреннему приему пищи и возвращение данного ритуала предвосхитило разлагание остаточных энергий для тех, кто посмел уйти с сего праздника.
Сущность Оно выше всех встала в позу, разнесла свои ноздри до самого неба, до самого края земли. Трещало все и даже воздух сделался подобным трещотке и зелени кофейных зерен. Первая сущность Эвкалипто-Горы начала появляться с красных корней, и толпа, окружавшая алтарное действо, стала сокрушаться в дивных экстазах неуемного, дикого удовольствия.
Оно включило запись космической музыки Млека и Эвкалипто-Гора задвигалась к свету еще быстрее. Все проворнее ее корни оплетали воздушный рев окружающего сборища и вместе с этим вокруг делалось все светлее.
Когда светом затопило вообще Все, а зелено-красное действо уже полностью освободилось от давления земли, то было решено тут же запечатать образовавшуюся дыру пришедшими на празднество гостями. Никто не стал возражать, и Оно, силой грозовых туч, затолкало временное ребячество в размягченную горячим дыханием физику магического созвездия.
Прелесть навестила сердечную мышцу Эвкалипта и тут же разделала свою клетку, состоящую из драгоценных металлов, впуская Оно погреть крылышки, да испить перцового кофеину для подзарядки.
– Твоя смелость привела мою сущь к живительным токам. Благодарствую сию натуру космическую, песню небесную! Свет Времени с новой Эвкалипто-Горой навестит нас через столетие вперед. А теперь поцелуй мои руки и расправь свои. Я их приколочу к золотистым ветвям белого света!
– Да будет по твоему, сия, да будет гореть вечным огнем пламя драгоценной молвы, гости не зря пожертвовали своей плотью – все это ради красоты Эвкалипто-Горы! – губы Оно растрепались по швам и хлынула священная кровь, окропляя внешние мудрости старого мира, предваряя тем самым приход новой гармонии.
