Меня привел в чувство дядя Грау. Он сказал, что, когда преобразованное в музыку визжание достигло нас обоих, первым отключился я, потом не вынес этой гармоники и мой дядя. Мы были в отключке около двух часов, за это время крикохряк успел высвободиться из нашей импровизированной сети, прибрать к рукам электрический набалдашник и смыться по направлению к своей лесному обиталищу.
Из этого небольшого происшествия стало ясно, что наш дом нужно оборудовать защитным колпаком, мало ли еще какой животинке захочется к нам в гости. Видимо, теперь ни я, ни дядя ложиться спать не будем, ибо смысла в этом особого нет, так как уже пришло время подъема, да и солнце самозабвенно проблескивает меж листьев окружающих наш дом дерев.
Я отчетливо помню все то видение, которое мне открылось в сверкающих безднах. От начала и до конца, оно захватило мой дух величавым великолепием… Ничего подобного ранее я не смел наблюдать, это был исключительный опыт, и он многое мне открыл.
Теперь свой взор я буду направлять в области черных темнот, что на космическом ночном небе, ибо знаю, что там зиждется самая живая и чистая жизнь из всего возможного разнообразия нашей современности. Это кристальное сознание, лежащее вне всего, парализует физические формы наблюдателя, а после высвобождает его дух в сферы невозможных красот, где существует только легчайший намек на присутствие такого понятия как Осознание.
Пленительно умилительно было думать, что я достиг того мира, где собрано все самое наилучшее и совершенное. Я немного ошибся, ибо совершенство лежит в «пустоте», в той самой всевозможности, что ежедневно кажет нам сновидения. Но та область, что сущь космос, очищена от какого-либо влияния вообще. Та всевозможность суть настоящая всевозможность в самой что ни на есть кристальной чистоте. И мы движемся к ней или она движется к нам!
Не умоляю заслуг нашего великолепного общества, нашей достославной и наилучшей из всех цивилизации, ибо все, что мы делаем, идет во благо всего разумеющего мира, но мне посчастливилось заглянуть за «ширмочку» и узреть яркое вневременное, всевозможное действо, поражающее своим феерическим калейдоскопом, сплошь состоящим из ощущений единства и вящих духовных картин.
Что ты сотворил со мной, о, Космос! Видимо, теперь мне нужно побыть одному и все обдумать. Мир стал еще более прекрасным, я истово благодарен за то величайшее, что мне удалось увидать.
«Крученые видимости заволакивались в черноты сетчатой вуали, что мягкой тканью покрывали мое существо. Я мог видеть сверкавшие полости громадин звезд, а также ветвеобразные галактические скопления, похожие на тончайшие, золотистые нити для тканого шедевра искусного мастера».
Пошел в ванную комнату освежиться водой и то, что предстало моим глазам в настенном зеркале, меня почти что выбило из колеи. Из гладкой стеклянной поверхности на меня смотрело иное лицо, свежей маской наложившееся на мое предыдущее.
Смутные очертания старого проглядывали ровно настолько, чтобы приводить разум в небольшое замешательство или дежавю. Почему дядя Грау ничего не сказал о такой «обнове»? Или подобное могу видеть только я?
Чуть позже, эксперимента ради устрою видеосвязь со своими друзьями Цезаррой и Мишелем. Мои приятели слывут в миру «острым глазом» и четко нацеленным вниманием, что немаловажно в их ответственной работе. Мне интересно посмотреть на их реакции.
Если они увидят подмену так, как вижу ее я, то мы обсудим происшедшее и, думаю, сможем набросать план действий для возвращения моей сгинувшей личины на свое законное место, а если разницы они не заметят, то чтож, я все оставлю как есть. Значит, то есть иллюзия и она действует только на мое восприятие. Чего попусту махать палками, так?
После небольшой уборки и завтрака, я сел за стол, где находилось мое средство связи, представляющее тонкую прозрачную пластину из алмазного стекла, которая водружена на малый металлический постамент для лучшей устойчивости и удобства в использовании.
Хоть мы, современные люди, умеем приводить в движения телепатические связи, все же используем их не так уж часто, потому что существуют не совсем приятные побочные эффекты, в виде головокружений или общей утомляемости. Данный алмазный аппарат действует на подобии нашего природного дара к телепатии, но в более простом, усовершенствованном и компактном виде. И без побочных эффектов!
Привел данную штучку в работу и по общемировой сети ноосферы дал клич приятелям, желая с ними как можно скорее связаться. Ребята не заставили себя долго ждать и уже через несколько мгновений мы устроили мини-конференцию. Я спросил, видят ли они какие-то изменения в моем лице, ответ последовал отрицательный. Чуть улыбнувшись и немного приободрившись, я принялся рассказывать о происшествии с крикохряком, который произошел в моем доме несколько часов ранее.
Мой рассказ изрядно их рассмешил, да и я не удержался, приправляя все шуточными элементами, принялся смеяться, что есть мочи. Наступило желанное умиротворение. Подумал, может и не стоит входить в глухое одиночество, рассудить я все могу и на ходу, как, собственно, и поступал раньше. Нужно ли чаще общаться с людьми? С этим я приду в обыкновенную норму обыкновенного течения времени…
Но все же, друзьям не рассказал про обморочное состояние и последовавшие за этим пограничные видения. Подобные вещи оставляют себе, для уразумения, а уже после, при детальном рассмотрении и различном верчении сего, делятся с другими.
Поблагодарив друзей и распрощавшись с ними, сеанс связи подошел к концу. Я подошел к своей кровати и самозабвенно откинулся на ее мягкую поверхность, желая раствориться в пустотности, чтобы стать темной кручей в сверкающем пространстве инакости.
Не безумием ли мы дышим, ежедневно предаваясь самым различным делам, с утра, до вечера шествуя под улыбкой божественной природы, и ни на минуту не сомневаясь в укоренившемся понятии счастья? В старые времена такое состояние, каким придался сейчас я, называлось экзистенцией, и люди того времени страдали много больше, чем современное наше общество.
Мы научились извлекать из натурального простую радостную весть, и несем этот синий огонь уже на протяжении миллиона лет и конца тому не видно…
Тонкое светящееся, громом нарушающее окружающую нас тишину – это находит ощущение кристального потока из области стылого космоса, где рядятся спиралевидные точки света и вместе с пустотами красоты впадают в состояние любовного экстаза. Это слияние бесконечного с бесконечностью же.
Такое можно помыслить? К нам пришло чувство внутренней наполненности, элементы счастья распались на изначальное и конечное. Мы радуемся этому подарку, как дети радуются праздничным сюрпризам.
Родительская опека Космоса приводит существо в состояние покоя, мир плавно течет в венах животворного великолепия. Изломанные линии созвездий говорят с нами на языке далеких предков, прошлое незримо присутствует в нашем настоящем. Все, что когда-то приходило и продолжает приходить в этот мир, остается в нем до скончания веков. И только, когда последний лучик света перестанет гореть и все погрузится в непроглядную вечность, тогда придет Освобождение.
Мрачные зубья экзистенции глодали мои кости, пережевывая плотную материю по подобию обычной резиновой жвачки.
Пространство медленно покрывается пылью, смертоносные очищения души несут с собой благую весть. Скоро придет желанное забвение, а уже после всего, когда конечное вещество раскрутит собственную ось, настанут времена чистого сияния, где радость и любовь раскроют свои необъятные каверны течением новых миров.
Науёки, рубиниум, резариус, кадмон и зеркальная шкатулка. Эти вещи напоминают мне о недавних событиях, которые кажутся чем-то невероятно далеким.
Цезарра и Мишель, дядя Грау, мечтательный дом в глубинах изумрудных лесов – все это великолепие сладкой патокой разливается в мозгах, где свальные восторги дней превращаются в гормоны тихого удовольствия.
Мечтаю открыть ларец с Седьмой Печатью и вручить тот огонь всевозможности Маришеку, ибо знаю, что ему эта «бездна» нужнее, чем воздух.
Он сможет принять эту информацию, исключительно качественно ее переработать и превратить в сверкающее свечение истинного «Десятого Пространства», которое ярким пламенем облагородит нашу славную цивилизацию и водрузит весь мир в состояние Гармонии.
***
Гранитный куб, испещренный тысячью летающих мушек, погребенных в те легендарные времена, когда земноводные вышли из мутной водной глади, намечает свое присутствие на Земле красным крестом. На посаженном ветвистом образовании, что одиноко стоит рядом с кубом, висят розовые конфетки в тонкой металлической обертке. Весело они шелестят на мягком, бархатном ветру, приносимым со стороны зимнего солнцестояния, где низкие скальные барханы певуче осыпаются духом сонливости.
Сырой воздух подкрепляется холодным солнечным завыванием. Утрата произошла и теперь весь мир скорбит. Не понимаю, зачем так горбиться перед светлыми ликами и греть замерзшие руки у иллюзорных огней алтаря. Это ваше причастие к великому времени старой ипостаси? Вы смешны так же, как смешна вся эта молчаливая процессия перед каменной громадой куба.
В глубокой ночи кубическая глыба светится нежным теплым светом, напоминая далекое-прошлое шествие к пятиступенчатому дому, после того смутного, непонятного времени, проведенного в странном забытьи.
Имена стерлись окончательно, истлели на подобии того размеренного уклада жизни, что теплится в сочных телах физического мира.
Все понято и без слов. Каждый вечер ты собираешься прикладываться к постели, в надежде получить желанную толику отдыха, лишь немного напоминающего то спокойствие, которое приходит после окончания жизни в своем материальном воплощении.
Призрачное научное вместе с цветастым духовным готовит нам ложе для сна в чащобе дикой изначальной вечности, которая отдалена от нашего привычного непомерной стеной незнания. И мы можем только догадываться, куда приведет подобный опыт.
Еще никогда прежде солнечные Странники не заходили так далеко в своих путешествиях и нам всем отрадно знать, что их пространственные исследования окажут всему мирозданию неоценимую помощь в познании собственной души. Что же есть то громадное нечто, что так бесцеремонно ворвалось в наши размеренные жизни, кому воздарить награду за нарушение привычных основ?
***
«Зеленая ветка сама себя греет где-то на задах впереди всего классического толка. Толкователи всех мастей выскальзывают вперед. Не смотри на буквы как на родимое пятнышко, ибо оно сам себя в расчет пустит, а где будешь ты, сможешь ли ты остаться собой во тьме необычайной породы?
Творчество песцом выступает вперед. Все выступает вперед, даже небеса и воды мировые. Грингмуц певчей птицей распаляет себя. Глаза все еще не могут рассмотреть новые вспышки. Солнце выходит из тени.
Однажды ко мне пришел друг-вокруг и принес с собой короткое письмо, в котором было означено самоличное присутствие на неких похоронах. В этих землях на темном фоне теплеет весна, капель по окнам низких домов стекает вниз. Все оно вниз идет, бредет толки и высмаркивает сё обратно в ноздри.
– Посмотрите на это небо! Оно выпрашивает молочного сахарного рожка. – Однажды сказал мой друг, забирая у меня письмо.
– Но ему нельзя принимать сахар, это больше похоже на помешательство или кавардак апельсиновой корочки. – Отвечал я, глядя куда-то за горизонт серебристо-серых небес.
Корка, что находилась у меня в руках была яркого цвета, и поджарена со всех сторон. Кислотно-зеленый цвет на шапке. Рука возделась к земляным недрам. Она сама по себе от чего-то сделалась или превратилась в упругую фуксию. Нечего больше делать в данных кулуарах. В сновиденческой реальности тоже. Корявая ветка треснула на сильном ветру и упала в лужу».
***
– Ваше пальто, сэр! – Некий одноглазый человек подает мне свою одежду, а я смотрю на него как на пришельца. Оказываю неуважение.
Беру пальто. Надеваю. Выхожу в просторный двор, а на террасу выхлопывается дождь. Берет мои глаза и ярко их выбивает под короткими и жиденькими солнечными лучами. Небо теперь скрыто под плотным слоем облаков. Сюрреализм еще не начал ходу, успеть бы на поезд до моей деревни!
Селение находилось в двухстах крентелей от сего поместья. Хозяин выказывал все то время, пока я гостил у него, искреннее радушие и был очень любезен во многих началах. Показал моему интересу коллекцию холодного оружия, перевернулся на лестнице из темного бука аж несколько раз, своего помощника Роберта сделал моим временным едожуем (съедал то, что не смог доесть я).
Через мысленный мусор я выходил на утренние пробежки вокруг имения. Во время этого приятного для тела и души занятия рассматривал далекие горы и зеленые поля и на сколько мне позволял круг обзора – небо. Оно здесь иное, чем в Грингмуце. Поддернутое рассредоточенной лиловой дымкой и розоватыми облаками, что весело раскачивались и над головой, и над вершинами обширной горной цепи. Иногда эти воздушные облачка напоминали сахарную вату!
Есть хотелось ежечасно и кормили меня самой отборной едой. Жареные червячковые крылышки, песочные торты с легким желтковым кремом, чайное желе с кусочками персика и клубники. И это только одно блюдо! Можете себе представить, что происходило на столах в часы приемных обеда и ужина?
Дерево под тарелками со съестным опасно кренилось в бок и вниз грозя разломиться надвое. А когда это все-таки происходило, хозяин посмеивался в маленький кулачок и велел обслуге все убрать и накрыть новый стол взамен ушедшему в небытие.
Первое время треклятое «Десятое Пространство» никак себя не проявляло, по крайней мере мне так казалось. Но через четыре дня мои очки начали замечать некие воздушные верчения с радужными сполохами. И тут-то я понял, что птичка сыграла с моим восприятием шутку. Ха-ха-ха! Дуремар, дуредум, дурепар. Все они это – я!
Милая «десяточка» взяла мое сознание на абордаж. Можно ли в то вообще поверить? Оно являло взору несуществующие картины, самым наглым и сладким образом обманывая мозг. Реальность из восхитительной и связной картины превратилось в суповой набор из различных смысловых клише и более того: художественное творчество видоизменилось до неузнаваемости.
Холсты и краски стали пятачками с фиолетовыми глазами, листы с машинопишущими транспарантами трансформировались в лазурный ландшафт, являя собой кусочки свежего моря. Лагуна. Оранж. Высота Стекла. Башня под боком. Что все эти образы из себя представляют? Мне и величавого Грингмуца хватает с лихвой!
Ах, приходится возвращаться в имение добролицего хозяина ни с чем. Ни одну желтую птицу не удалось поймать. Пробежку из-за нахвата «десятки» пришлось остановить. На прощание горы махали мне розовыми облаками, я тоже рукой выписывал размашистые пятаки.
Ну да что это я в воспоминания пустился? Поезд ждать не будет! Хоть дождичек уже накрапывал совсем не мелко, а очень даже упругой стенкой, пришлось расправить долгоперый зонт в белый горошек, что мне выдал Роберт. Спасибо ему!
Путь пробивался меж цветочных лугов, и запах от них шел отменный, пряный, теплый и уютный. На несколько секунд мне пришла в голову такая мысль: «А не остаться ли возле имения? Поселюсь в одном из пасечных домиков, буду вкушать дивный аромат молочных травок да поглядывать на далекую гористую местность…». Но я отринул сё от себя, отмахнулся от сладкой грезы и пошлепал дальше, на станцию, где скоро должен подойти мой поезд.
Зонтик, выданный родовым имением, хорошо спас мое толстое-тонкое тело, лишь ноги оказались по щиколотку в рыжей грязи, но это ничего, совсем ничего. Тепло в теле и ежечасные приемы пищи сделали из меня доброго, очень позитивного человека, я даже позабыл свои обыкновенные склочные привычки перебивать собеседников и высмаркиваться посреди священной вечери. Единственное что меня чуть-чуть тревожит, как бы «десяточка» не взялась за плоское причинное место, пока я вострю уши на благожеланный вокзал!
Эти радужные чертенята так и норовят прибрать в свои сюрреалистические ноздри мой кроткий дух! А ведь я только начал жить, но уже вижу конец… Как это печально, как это похоже на сон или фантазию воспаленного ума. Если бы можно было выйти за рамку и посмотреть, кто же занимается написыванием моего пути.
А вот и вокзал виднеется в близком далёко, осталось совсем немного! Благодарен имению, приютившему бумажного человечка, все отказывались, а он прыг-скок и уже возле сердца накрывает полный стол восхитительной еды. Знает же стервец как взять меня за жабры!
О, вокзал, уже вижу его металлические навершия и пустынный перрон, на котором я бывал около десяти раз. Мое десять не то «десять» оккультистов или самоучек магунов, моя Десятка с большой буквы! Это число равно пяти по двум или двум по пяти, это моя отрада духовная, это отлет в иное измерение!
Вы знали, что Демьен, мара которого в серебристом медальоне болтается у меня на груди, высыпался на два тела вперед в черную коловерть космоса? Он потерял свою сущность, а я ее отыскал и прибрал к себе, как трофей или игрушку, у чьей гортани не хватает связок, чтобы сказать Слово.
Люблю это! Не подумайте, я не садист и не урод, просто мне нравится рыться в рассредоточенном пространстве темноты, там много интересного можно найти. Временами даже выплывают целые системы живительных организмов, а иногда цивилизации и планеты с остаточным звездным шлейфом! Одним словом – красота!
Взошел на перрон, билет у меня уже есть, стою под металлической крышей и жду. Жду своего момента. Время гибким ужом огибает мою бумажную сущность. В эти моменты я ощущаю себя книгой, которую прямо сейчас читают и каждую страницу которой перелистывают смоченным в вязкой слюне пальцем. Бррр.
***
Сновиденческая реальность оказывается серебряным пухом снежного вечера. Холодный свет вышки с прожектором подсвечивает волнистую крышу двухэтажного кирпичного строения, что темным прямоугольником высится над всем окружающим ландшафтом.
Крупные снежинки причудливой кристаллической пленкой оседают на стылой земле. Их плоская структура, на свету, придает им блистающее сказочное свечение, что так кстати к подобному времени, наполняющим дух истовым волшебством. Я смотрел на снегопад, прожектор и крышу и меня на самом деле засасывало в эти формации, я начал ощущать всенарастающее успокоение.
Представлять себя падающим снегом, ледяным свечением фонаря, волнообразной крышей и воспарять в темно-синие небесные глади, где за разреженным воздухом следует покой вечного черного космоса. Я был блистающими снежинками, был этим мертвым серебряным свечением и был обыкновенным простецким покрывалом, что уютно укрывал землю. В это забвенное время меня как человека не существовало. Данное созерцание открыло божественное успокоение вне привычной формы, и я рад тому, что успел почувствовать.
Запись под мизерные звуки окружающего мира, наполнение пустых белых страниц красивыми буквами и стройным осмысленным рядом. Серебряная ручка с красными чернилами при мне, и я пишу, забывая обо всем.
Это радость, отрада сумеречного времени, что такой невесомой сладостью венчает влюбленные сердца светящейся нитью благословения. Между цветочной плавностью суточного времени и хода планет, раскрывается весть о скором изменении иллюзорного восприятия. «Десятое Пространство» выступает в роли гласа освобождения от гнета застарелых функций разума, и мы радостно приветствуем данное начинание.
На самом деле бежать не представлялось возможным, я, Демьен как темный глашатай испитой чаши Грааля бреду в заснеженных пейзажах забытья. Живая материя вокруг меня или мертвая, уже значения не имеет – ибо все одинаково закручено в спиральную нематоду галактической славности. Я потерял свою сущь вместе со всем ее багажом, а превратившись в черную космическую полость вновь обрел сознательное бытие.
Не перевертышем нам зреть дано, но острым взглядом в бесконечность собственной вселенной, которая зачала крохотную точку в сердцевине изначального – внутри нашей души, и по мере своего роста также возрастала и вселенная, становясь чистой радостью для фантастического мира «грез».
И это самая настоящая реальность из всех, именно та, которая происходит из членений свободного воображения с красочной идейностью. Я рад, что помог Страннику отыскать последнюю частицу. Путь открыт!
Под летоисчислением охряных пород, в природном островке дивной роскоши раскинулось богатое поместье Ареа. Известие о пришествии головокружительных особ из прошлого и будущего напомнили жителям близлежащих цветников, кто и что является здесь материей волшебного толка.
Зеркальное пиршество, которое вот-вот нагрянет исполинским громом, навевает полупрозрачный дух сладости и некоторой влажности, похожей на близкое присутствие морской воды. Данный рассказ ведет Мастер Ана, дух исключительно славный и добрый, а посему все желающие взглянуть на островок всевозможности могут с комфортом занимать места. Добро!
Пятьсот лет назад, среди свежего воздуха цветочных лугов и громад горных цепей в скальной породе была вырезана область, которая послужила для нулевого этажа будущей сказки. Особняк Ареа тут как тут и уже стремится усладить взоры страждущих.
Сейчас, данный цокольный этаж представляет собой большую просторную залу с панорамными стеклами, где во всем великолепии просматривается красота нижнего зеленого сада, состоящего из резного куста, цветов и плодовых дерев.
Все это вместе образует полуокружности и другие витиеватые фигуры, что так цепляют искушенный взгляд и оторваться от созерцания кажется поистине невозможным!
А далее, за зеленым садом, из-под глубин достопамятных времен высеялись дикие цветочные луга, представляющие собой мягко очерченные дуги. На дальнем плане высятся древние горные образования, чьи снежные шапки навевают сентиментальные воспоминания о когда-то популярной забаве, заключавшейся в быстром подъеме на острые пики за самый возможный короткий промежуток времени.
Зала выполнена в едином староперчаточном стиле, с темно коричневыми шелковыми стенами, маренными деревянными полами, деревянными же предметами интерьера и всюду золочеными штрихами, не обходящими ни одну грань, где касается рука человека.
На верхний этаж ведет классическая лестница из темного эбена. Я сижу за большим столом, имеющим вид вытянутого старого пергамента. За этим столом мы обычно принимаем гостей, так как он очень вместителен, имеет довольно внушительный вид, что, конечно же, нам на руку, ибо мы любим производить изумительное впечатление на изумительных особ!
Утренний восход знаменует собой вечную красоту величественного космоса, что таким ласкающим приходом каждое утро дарит нам тихий душевный подъем.
Всю красоту восхода я могу наблюдать сидя за столом в той обширной карамельной зале, где через стекла панорамного окна в помещение проникают дивные лучи, оседая на полу и предметах мягким светом уюта.
Чарующее тепло разливается по телу, когда я сознаю, что все окружающее пространство принадлежит мне и моим близким. Наконец, нам выпал «счастливый билет» и дальнейшая плодотворная работа над «всем тем и этим» истинно приблизила сказочный конгломерат к своей реализации.
Фанфары звучат, удовлетворение растекается во мне плиткой шоколада, чья горькая сладость возносит дух над материей.
На столе, еще до моего прихода, были предусмотрительно расставлены тарелки с утренними яствами и выглядит то бесподобно восхитительно! Спасибо Роберту за утонченность вкуса, ему я доверяю как себе. Искусно и творчески разложенная еда напоминала фрески богатого периода в искусстве начала XXI столетия старо-новой ипостаси.
Художническое воображение и богатая чувственность открывает мелодичную симфонию гармонических вкусов и цветов, все это показывает собой чистейшую гениальность и емкое просвещение. Ни что не сможет по важности соперничать с темой жизни и космоса в ней – это краеугольные камни нашего времени, мы просыпаемся ради того, чтобы узреть блистающий красным золотом диск Солнца. Красота внешняя плавно перетекает в красоту внутреннюю.
Завтрак происходил под звуки фортепианной музыки. Мое сердце трепещет от музыкальных консонансов, наполняясь благодарностью к этой реальности, за находку мыслителя, который создал сей великолепный инструмент, подарив миру чарующую красоту гармонии. Семерка!
Опыт тысячелетий показывает, что вящее предзнамение рождения будущего гения, явило в небесах яркую звезду. И перед тем, как вогнать ножи в спины, грубо расталкивая зевак, предвосхищая тем образом появление миссии, не стоит ли сперва очистить собственную душу? Ведь веяние внутренних эманаций влияет на восприятие куда больше, чем внешняя среда. Мы берем верх или низ?
Самостоятельной волной пробиваясь к скалам, живое прибавляет в весе, отказываясь от материальной оболочки, раскачивая сущность исключительно на тонких планах. Но это такой же путь к отчаянному отрицанию части себя же. К чему все эти игры и нескончаемые возлияния, ведь ты знаешь, что сё приведет лишь к одной из огромного множества чаш многогранных же весов. Половинчатая звезда не будет светить ярко, потому что звезда, имеющая целое тело, обязательно затмит свою подружку.
Когда на свет появляется гений, весь мир трубит да трепещет, радуется, иль страшится. И без того и без другого можно обойтись, просто расправив крылья и воспарив надо всем, имеющим самый обычный толк торгующих пересудов. Что уж говорить о звезде, которая горит ярче солнца!
Когда я появлялся на свет божий, то зима в одно мгновение сошла с земли, и благоухающая свежая зелень покрыла стылое место. Радужный, переливчатый свет лился с небесного острова, который пал ниц перед истинным чудом. Я ощущал себя падающим островом и всем миром сразу, да хоть микро-песчинкой!
Все истинно млело и распадалось на основы и кислый клейстер, туманы неведения долгое время покрывали действительность. Бессчетные сезоны люд отходит от сего, но одним утром была подана радостная весть о восхождении нового Мастера. Он был готов к венчанию с Весной.
Великому нужно время, чтобы все осознать, перекрутить и выйти во все возможные окна, чтобы испробовать на вкус великую всевозможность дарованную ему по праву рождения.
Я был назван Мастер Ана. В свои тринадцать моя сущь могла выдавать живописные полотна о точном строении космических тел, и ученые все удивлялись, как без особого инструментария возможна такая точная информативность. А у меня был свой собственный инструментарий, но о нем я в те времена мало рассказывал, потому что не хотел, чтобы во мне еще больше копались.
Какого это, ощущать себя подопытной золотой мышью, и несмотря на то, что ты из себя весь такой великий, уникальный и гениально-ужасный, а с тобой обращаются как с диковинной игрушкой и конца тому не видно?
Потому, было решено некоторые вещи скрывать от общественности, а на виду заниматься привычными делами, отвлекая подобной праздностью всех желающих поживиться. Но внутри махины производились великолепные цветники самой наилучшей славности! Тонкие порции алмазной крошки да бестелесное знамя воспаряющей к жизни звезды.
Мое поместье, Ареа, моя дивная крепость. Я бесконечно обожаю и люблю весь этот дом со всем его волшебным окружением. Это моя золотая отрада и вскоре моей суще предстоит оставить это место, ибо время подходит к черте, за которой либо произойдет искрящееся разветвление мировой истории, либо все погрузится в непроглядные ночи и небытие захватит эту исключительно живую формацию в смертоносные лапы пустоты.
Мы подошли к порогу, где весь наш мир суть медленно падающий остров, который пока еще в состоянии парить над темными водами океана извечного забытья. Я выступаю в роли подпорки, подошвы, меня одинаково лижут обе ипостаси: и наш мир, и мир глубоких чернот.
Первое время от осознания сего меня мутило, и я придавался плаксивым стенаниям, детским проклятиям в духе «почему именно я? Почему я должен спасать этот мир?» Но потом моя сущь свыклась с тем и приняла это как божественную данность, как сказочный дар, который раскроет все мои исключительные способности и принесет этой реальности новый, блистающий Мир!
Мастер Ана. Большой портрет висит на стене главного зала и радует глаз всех присутствующих. Гости давно расселись за столом, поедая жгучим взором диковинные яства, которые с утонченным вкусом расставлены на поверхности лакированного дерева. Кружевные кремовые салфетки, приборы из золоченного серебра и головокружительный аромат только что приготовленных гурманских изысков.
Гипнотическую, колдовскую музыку со страстью взыгрывал допотопный оркестр, подгоняемый ветрами безумного космического шепота. Именно так: с истеричностью ветра, сносимого снега, которые по ледяному своему обыкновению покоятся на белых шапках молодого горного образования.
Скала, что однажды сослужила доброе время в мирском потоке творческого созидания, теперь, иссеченная в конечную форму, изумляет красотой колдовского искусства. Мы смотрели на зеленый сад, но видели не цветы и плодовые древа, а монструозный образ гипно-скульптуры.
Иссиня-черное изваяние являло облик древней космической прелести. И он, со всей своей наглой настойчивостью, не отпускал нашего внимания долгие часы и минуты. Время распотрошило свое тело, оставив нам в задаток простые истины. Данный космосом лик и внутреннее его убранство являет забвение всей заплесневелой обыденности!
Пускай люди говорят, что это исчадие адских прерий, а мне нравится сей исполинский размах и красота нездешней природы. Этот образ пришел ко мне из глубокого сна, когда вечорая слабость физического перетекает в бодрую потусторонность.
Ревущие небеса с огненной пеной земли открыли мне картину воистину божественной природы Первоначала. Тогда я понял, что нахожусь в зачинании нашего Мира. Черно-серые, коричнево-красные, желто-оранжевые – это те цвета, которые преобладали в то достопамятное время. Голубое, зеленое, невесомо нежное – отстоит от сего на многие миллиарды и миллионы лет.
Мне стало хорошо на душе. Из этого ощущения я воссоздал ту пугающую скульптуру, в своем видении олицетворяющую первоначало любви. Ведь все мироздание состоит из этой великой субстанции, разве не так? Все окружающее, из покон веков, стремится к соединению, слиянию, желанию достичь княжеской обители первородной славности.
Быть падающим островом, желающим слиться с безднами темного океана, отрадно и тяжело. С одной стороны оно сулит вечный покой, с другой означает, что никогда более голубая лазурь небесной обители, поддернутая розоватыми облаками, не воссияет над головой.