Фёдор Дьянкин засунул себе в рот пистолет. Он покусал холодный металл, потом высунул и посмотрел на дуло. К его комнате приближалась дочь. Он был наготове.
Замок в двери щёлкнул. Пистолет залез обратно в рот. В дверь просунулась голова Даши. Она прищурила выпуклые глаза и молча смотрела на отца.
Фёдор Дьянкин сжал глаза и приложил палец к курку. Он чувствовал прожигающий взгляд дочери. Вот-вот и курок спустится. В этот момент дверь захлопнулась.
Даша пошла на кухню. Посмотрела на часы, без двух минут двенадцать. Села за стол, взяла печенье из коробки «Юбилейное» и макнула в кружку с кофе. Она, чавкая, ела печенье и посматривала в окно. Потом уставилась на гущу, чтобы быстрее пролетело время. Она вела себя, как обычно, как будто ничего не происходило. Она ещё раз взглянула на часы – ровно двенадцать.
Надо запустить бельё, подумала Даша. В ванной взяла отцовские джинсы, сжала их в руке и кинула их обратно в корзину. Шесть лет пролетели мгновенно, вроде только вчера она запускала в первый раз отцовское бельё. До этого делала мама, Антонина Олеговна. Её не стало в автокатастрофе, когда они с мужем ехали со дня рождения Кирпича. Так отец называл своего лучшего друга Виктора Кирпичникова.
Антонина Олеговна села на пассажирское сиденье. Она боялась, что он поедет дальше пить с друзьями. Если Фёдор Дьянкин начинал пить, то не мог остановиться. И что в итоге? Нет мамы, но есть «этот» который сидит с пистолетом во рту. Поскорей бы уже.
За отцом некому было присматривать и ей пришлось отказаться от учёбы в юридическом факультете, она хотела стать судьей. Ещё в детстве она судила зайчика, за то, что он украл морковку. Все её мечты рухнули, теперь она работает в соседском гипермаркете и буро ненавидит свою работу. У неё были другие планы на жизнь, может сейчас всё изменится… Выстрел…
Даша взяла ведро и половую тряпку. Подумав с секунды кинула их обратно и не спеша поковыляла в комнату отца. Даша открыла дверь и увидела, как Фёдор Дьянкин смотрел в окно и держал в руке пистолет.
Даша подошла к нему и уставилась туда же. В окне была дырка от пули. Не отрывая взгляда от окна, она задала вопрос.
– А что дальше?
– Полагаю, – произнёс Фёдор Дьянкин обычным голосом, – пить чай. Ты ставила воду?
– Дружок, не стой. Присядь, – сказала Кристина, и тяжело вздохнув сняла с себя леопардовую куртку. Она полвечера простояла под холодным ветром и теперь хотелось домой, под плед и включить российский сериал.
От этого решения её отделяла мысль о дочери. Кристина вчера плакала оттого, что не может позволить купить дочери новое платье. Как она, слыша от своей малышки, что даже воспитатели в детском саду её подтрунивают. Сейчас ей нужно не для себя, для дочери. Она дала команду рукам, и куртка повисла на крючке.
Сзади стоял щупленький старичок, робко оглядывая комнату. Он прижимал к себе полпакета конфет “KitKat”. Кристина резко подошла к нему, одной рукой взяла пакетик и кинула их на тумбочку, другой обвила шею Петра Игнатовича и прижалась к нему. Старик не знал? куда девать руки, и опустил по швам. Кристина положила подбородок на его плечо и лизнула мочку уха. Потом сняла с него куртку и бросила на кровать.
– Я… я… – Пётр Игнатьевич отстранил Кристину от себя и посмотрел на её кожаные сапоги, – вы… вы… Прекрасны, я вот шёл сюда, конфеты купил – он показал на конфеты? рассыпанные у тумбочки – наверное. Чай. Давайте пить чай. Ааа?
Всё мужчины заводились от её ласк и никому не нужен был чай или алкоголь. И в постели всё заканчивалось быстро. Кристина могла приложить усилия, чтобы этот старичок с лысиной на голове про всё забыл, но ей вдруг стало всё равно. Тем более продрогла.
– Валяй, – она надела куртку и вытащила сигарету. Села на кровать и закурила. Серый дым медленно начал подниматься к потолку.
Пётр Игнатьевич осмотрел комнату, кроме графина с водой и кружками ничего не увидел. Кристина послала его к администратору за кипятком. Он вышел.
Кристина легла и ударилось головой обо что-то. Она встала, потирая затылок, и посмотрела назад. Лежало куртка старика, из внутреннего кармана торчал уголок кошелька. Она машинально потянулась, потрогала кошелёк, он был тяжёлый. Ей стало стыдно за свои действия и она отдёрнула руку.
Неужели там столько много денег? Кристина ужаснулась от своих мыслей. Она вспомнила богатенького паренька, у которого выпало пачка денег, он мог не заметить потерю, но она вернула и была горда собой. Тут скромный старичок. Но ведь есть всегда одно “но”. Но ей тогда не нужны были деньги, а сейчас позарез. Не для себя, для дочери. Если, она вытащит пару купюр он не догадается. Скрипнула дверь вдалеке, оставалось полминуты, пока Пётр Игнатович зайдёт в комнату. Нужно решаться или перестать думать об этом.
***
Они сидели, молча на кровати, и пили чай. Время текло тихо, Кристина смотрела на часы каждую минуту. От скуки она открывала, то закрывала пачку сигарет. Пётр Игнатович держал обеими руками кружку и прежде чем отхлебнуть дул в чай. Он поставил кружку на тумбочку и усмехнулся.
– Я же сюда когда шёл, – он хихикнул по-детски, – ну, до этого ещё было дело, собирался, имею виду. Неделю не мог сюда прийти, а вот сюда пришёл, дома-то думал, всё по-другому будет, душевнее. А как-то оно не выходит. Пойду, наверное я.
– А больше-то ничего не надо? – Дрожащими руками она достала сигарету – захотели. Все бы вы душу забрали. А сам то чё припёрся, к жене иди.
Очень-то ей нравятся такие люди. У самих в кошельке сто рублей и горсть мелочи, а сами людей судят. Конечно, сейчас она будет его ожидания оправдывать. Твои ожидания тебе с ними жить. Она внезапно вспомнила про кошёлек. Наверное, он специально оставил куртку. Типа переступит через себя человек или нет. А потом посидеть поговорить по душам. Хм, какой.
– Не к кому идти, в том то и дело. Мне друг мой Женька Кузнецов рассказывал, что с вашей профессии можно посидеть поболтать. Ладно поковылял я, ещё надо внучку в садик вести сегодня. Хоть поспать чуть.
Он встал, потёр руки, надел куртку и пошёл к выходу. Кристина хотела крикнуть что-нибудь гадкое ему в спину, чтобы он тоже как она мучилась, но старичок вышел.
Тяжёлая дверь туго открылась и вошла она, в короткой кожаной куртке. Я сразу заметил её длинные ресницы, а от кругленьких щёчек я не мог отвести глаз. Всего минуту назад я сидел один в ГАИ перед сто первым кабинетом. Ждал, когда придёт человек, который меня сфотографирует и выдаст водительское удостоверение. И вот зашла она. Кажется, все затихли, перестали щёлкать степлерами и выглянули посмотреть на неё. Шаг её был лёгок и быстрый, что не заметил, как она оказалась у окошка.
Девушка пришла снять с учёта машину, которую продала парню. Тот, в свою очередь, обещал, что в ближайшую неделю оформит на себя, и уже месяц как тишина. Ей дали бумагу для заполнения. Она пошла за стол, который находился в двух метрах от моего стола.
Я старался не смотреть на неё. И попытался отвлечь себя книгой Харуки Мураками “Норвежский лес”. Но я не понимал прочитанного, всё посматривал на неё. Девушка так сильно наклонилась над столом, что её длинные волосы мешали ей писать. Тогда она встала и собрала их в шишку.
Строки текста в книги стали линиями. Я погрузился в фантазию, где мы с девушкой зашли в кафе, я подарил ей цветы и мы долго говорили о философии, смысле жизни (не знаю, почему философия, я в этом ничего не понимаю, ох уж эти фантазии). Потом мы вышли из кафе, я открыл ей дверцу машины, она села и мы уехали кататься по городу…
– Сможешь здесь расписаться – на столе появился листок бумаги, а с краю кожаная куртка. Мама Мия, что делать? Я сидел как истукан и старался не смотреть на неё.
– Просто Зыков черкни, – пальцем она указала на чёрточку, где нужно расписаться.
– Подделка – вдруг вылетело из меня. Я побоялся, что меня могут привлечь за подделку подписи, тем более мне всё равно ничего не светило с ней.
– Не поняла!
– Ну как? – я говорил, смотря на бумагу – подпись моя, имею в виду, подделка. Ну как бы…
Тут дверь отворилась и она ускакала к мужчине, который вошёл. Тот улыбнулся и прислонив бумагу к стене расписался. Потом они стояли возле окошка, он ей что-то там рассказывал.
Я старался углубиться в книгу, чтобы не думать не о ней. Если в следующий раз появится такая возможность, обязательно рискну.
На вокзале открылась дверь, со свистом ворвался буран и растормошил двух сидящих, один из них поправил воротник на своем пальто. Вошли трое и все стихло. Они сложили чемоданы на полу. Федор сел растегнул балоневую куртку, вытащил телефон и в секунду погрузился в новую игру. Ангелина села рядом, огляделась, растегнула широкую пальо, достала телефон и ее палец затанцевал на экране. Сын их Витя стоял перед ними, смотря одним глазом, другой был прикрыт шапкой. Мокрыми от снега варешками он прикоснулся к маменой коленке. Ангелина вздрогнула через копроновые колготки хорошо чувствовалась влага. Она уставилась на Витю. Он смотрел в телефон и хотел разглядеть что такого интересного смотрит мама.
– здесь ничего для тебя интересного нет.
Витя жалобно выдохнул и пошел к отцу. Он залез на скамейку. Федор жестоко убивал врагов, пальцы его били со всей силой по экрану. Через минуту Вите надоело смотреть на войнушку, он слез со скамейки. Буря ворвалась привидя с собой новых пассажиров. С родителями не интересно, он с прищуром начал искать в комнате хоть что-то, чем можно занять свой живой детский ум. Кофемашинка, не то, магазин мелких товаров, не то, стенд, не то, а вот это то, бутылка возле мусорного бака. Он подбжал к маме и тронул ее мокрыми варешками. Ангелина вытерла колено.
– Не приставай, иди посиди.
– Мама там в сумке пистолет.
– Какой еще пистолет? Не время, – она глядела на него из-за телефона.
Витя подошел к отцу и начал теребить его ногу. Федор коротко отзывался на толчки «Ага», «Угу», «Сейчас». Что их ждать, пока сам не сделаешь. Зубами он снял варешки, подошёл к самой большому чемодану, растегнул его, и мамены вещи один за одним повалились на пол. Белая майка, розовая футболка. Он схватился за брительки и вытащил белый лифчик, который тоже оказался на полу.
Ангелина услышала возню, повернувшись, сначала, безвучно открывала рот, потом толкнула Федора и подбежав к сыну дала ему по жопе.
– Федя забери его. Перестань уже копаться в телефоне, что не смотришь за ним? Вечно за вами надо убирать.
Все посмотрели на них. Мужчина что сидевший в дальнем углу, привстал. Витя чуть не ревя от такой несправедливости пошел к отцу. Федор жалеющи погладил сына и посадил рядом с собой.
– …все на полу, – бубнила Ангелина, – лифчик то зачем ему…
– Лифчик? – спросил отец у сына, – растешь брат. Но пока тебе это рановато, – и он улыбнулся в кулак.
– Заткнулся бы лучше.
– Ладно ладно.
Ангелина собрала вещи и села рядом с сыном, поправила шапку, растегнула куртку. Федор понял что сын больше никому не навредит, достал телефон. Витя смотрел на бутылку, долго не смог сидеть в одном положение, встал, подошел к сумке, открыл, тут объявили их поезд.
Из вокзала вышли трое ругаясь. Ангелина возмущалась на Федора, что он опять не сммотреть за сыном, а он катил сумки, и старался не слушать её.
Недавно я бросила курить и в этом мне помог сын. Обычно матери помогают детям, а тут обратное. Месяц уже не курю, осталась привычка выходить во двор стоянки кафе в курилку. Как раз когда я вышла, не спеша парковался длинный грузовик. Раньше, когда только устроилась на работу в кафе, я думала, что дальнобойщики крутые парни, как же они управляются с этими монстрами. Работаю уборщицей два года и ничего хорошего от этих свиней не видела. В туалете постоянно бардак, лужи, по-видимому они моются так, и всё время воруют мыло и туалетную бумагу. Говорила заведующий, ей пока не до этого у неё посерьёзней проблемы. Она нас всех подозревает в воровстве, думает, наверное, что мы после её ухода встаём в цепочку и передаём коробку за коробкой и грузим в кузов. Потом смеясь над ней, уезжаем.
У Серёги, нашего повара, жена изменяла с директором своей фирмы. Ходит, рассказывает, какой он несчастный всем подряд, как даже застукал их и в какой позе. Рассказывает и улыбается, по-видимому его это забавляет. А потом смотрю, стоят за углом общаются, Серёга потом целый день ходил, блистал зубами. Что ещё мужикам-то надо. Хотя это не моё дело, это я так, говорю, рассказать некому, надо переходить к главному, то что накопилось, но не могу.
Сынок! Я его сильно люблю, и эта… я неподвластна моему внутреннему. Эти слова рождаются из внутри меня. Я знаю, что так делать нельзя.
У меня есть одна подруга, мы уже больше полугода не общаемся. Во всём виноваты деньги. Я ей заняла девять тысяч и всё, и за место здрасте у неё нелепые отговорки. Я совсем одна со своими переживаниями, а на работе если скажу начнут трепаться. Бабе Любе рассказала о сыне, о своей проблеме, она докурила, затушила и, посмотрев на меня, сказала "Дрянь, твой сын. Да они все такие мальчики…" и начала рассказывать про своего сына, то что я бы даже постеснялась говорить. Как иногда людям легко дается, так просто взять и рассказать всё, что на душе накопилась. А я вот не могу, и поэтому взяла ручку, пыльный блокнот, который наполовину исписан рецептами. Я бы может, купила бы тетрадь, но уже вечер, уснуть не могу, много переживаний . Это мне сын посоветовал начать писать свои переживания на бумаге, он вообще у меня умный, всякие вещи там читает. Недавно хотел бросить работу и открыть бизнес, я его отговорила, он у меня поваром работает, только в другой кафешки. Ведь у него кредит на машину, а он собрался развозить обеды, да, тьфу, стыдно, как прислуга. Вроде послушал и перестал думать об этом бизнесе. Ещё в его комнате висит плакат написанный зелёным фломастером «Думай о своём деле». Вот такой он у меня.
Рим неделю ходил около меня и хотел что-то сказать. Я молчала, ждала. И дождалась. Подходит ко мне и говорит, что давай мама сделай плов, а я возьму бутылочку, нам надо серьёзно поговорить. Что можно ждать от двадцатидвухлетнего мальчугана, так пытается быть взрослым.
Ноги все истоптала, пока нашла хорошую говядину. Потом полдня прыгала над пловом, попыталась сделать, как его папаша делал с огромными кусками мяса. А он даже слово не сказал, наверное, думал о своей… воздержусь. Как раз шло закрытие Олимпийских игр, мы чокнулись, уже было выпито полбутылки и вот он наконец признался, что влюблён в одну девушку и они решили (эти дети решили. Как?) жить вместе. Она там наверное тож
Сбилась, приходила соседка за солью, пьяненькая, довольная, с каким-то мужиком познакомилась. А зачем им соль? Странные. Ладно так на чём я там остановилась? Вспомнила. Мы сидели за столом молча, он собирался с мыслями, а я ждала. По телевизору шло закрытие Олимпийских игр. Как только по телевизору показывают, что-нибудь про спорт, вспоминаю, как я ходила на эстафетный бег. Я как раз бежала последний, нас было четверо, мы отставали. Я быстро получила палку и в самом конце обогнала Муратову с четвёртой школы и вырвала победу.
Потом я начала говорить про то, что никогда бы не подумала, что буду выпивать с родным сыном. Он застенчиво улыбнулся и опять начал ковырять плов. Рим сидел как воздушный шарик, а мне нужен был воздух, который он прятал. Боже какая же я, когда же он начнёт мне доверять? Хотя, наверное, я сама изначально всё испортила. Я его не воспитывала, он сам, как-то вырос. Когда мы разошлись с его папашей, моя мама восседала на меня. Всё говорила, что я изначально не правильный выбор сделала. Вот если бы я тогда выбрала Нургалина, тогда всё было в порядке. Он из богатой семьи. Сейчас где-нибудь жила бы припеваючи. Но нет встретилась с его папашей, а когда хотела с ним развестись так Рим ревел, так что я кое-как остановила его. Не любила я этого Нургалима. До сих пор не забуду, как мама меня не отпустила в институт иностранных языков. Я так хорошо знала английский, меня учительница возила на олимпиаду, я как-то помню, стояла общалась с мальчиком из Америки. Сейчас когда уже прошло много лет, я помню лишь пару слов. Даже учительница моя по английскому приходила к ней, и если она согласилась, как моя судьба тогда сложилась? Я не знаю. Сейчас когда вспоминаю, так злость берёт. Я это так, просто пишу, что приходит мне в голову, красиво это или нет, но я пишу.
И вот он мне заявляет.
– Мам, помнишь, я тебе говорил про Алию?
Он ещё что-то говорит, вижу, как его губы шевелятся. Такое ощущение, будто падаю в глубокую яму. Цепляясь за скалы, раздираю руки, лечу, лечу, лечу. Ему ещё всего двадцать два, а он должен уйти к ней. Да кто она такая? Чтобы всё рушить. И ещё в самом конце он добавляет, что у неё есть сын, и как бы намекает, что я бабушка и они будут привозить мне его на выходные, ведь я же люблю детей. Очень! Я стараюсь делать вид, что рада за него, не хочу его отговаривать, надеюсь, что это продлиться недолго. И через неделю он вернётся. Ему позвонили, он встал и ушел, а я полетела дальше, в пропасть.
Походу звонит ОНА, которая хочет забрать моего сына. Тогда я не думала, о том, что будет дальше. Что-то сдавило мне глотку ничего больше не лезло, долго смотрела на рюмку, не могу и не хочу больше пить. Хочется плакать, огромный камень обиды упёрся во что-то и не может вылезти. Нет, я не могла тогда плакать, он подумал бы что я плачу от радости. Нет, такого не допущу.
Он отпрашивается, а я ему говорю. Да не стесняйся иди. Иди… Иди куда хочешь. Делай что хочешь. Мама здесь одна приберётся. Иди…
Не проходит минуты, он надевает кроссовки и накидывает куртку, которую мы вместе покупали. Открывает дверь и уходит. По телевизору что-то говорят, я не могу из слов сложить предложения. Мне очень плохо. Приходит осознание, что завтра на работу, иду ложусь не хочу ни мыться ни убираться со стола, передо мной пелена, она такая ужасная, мрачная. Как будто я сижу в яме, а сын карабкается вверх от меня, а там наверху чья-то рука тянется к нему. На соседней стене лестница стоит, мне не понятно, почему Рим карабкается, если есть лестница? Я пытаюсь наступить на лестницу, слышу звонкий смех и сажусь обратно. Пусть идёт, ещё вернется.
Самое реальное в этот момент просто ждать. Он одумается. Женщины теперь такие, сейчас хотят, а завтра нет. Он вернётся ведь ему ещё двадцать два. Да я буду ждать, и с этими мыслями погрузилась в сон. Просыпаюсь оттого, что замок в двери поворачивается. Это пришёл он, снимает куртку, и идёт к себе в комнату.
Уснула. Зазвенел будильник. Как будто смачно плюнули в лицо. Единственный раз в жизни хочу пойти на работу, лишь бы не быть дома. Иду ставить чайник и не пью кофе, просто забываю.
Всю смену отрабатываю как на иголках ничего не вижу, ничего не слышу всё прошло как на автомате. Всё с головы не проходит наш разговор с сыном. Страшно одно, если буду что-то делать, он поймёт он умный и характер как у меня, потом обидиться и будет с ней назло жить, даже если это дрянь будет с другими мужиками крутить. Ему будет легче жить с ней, чем с такой, как я. Лучшие что могу сделать – ждать.
Сижу у себя в коморки и тут подходит ко мне Аня, на холодном цехе работает. Так медленно работает, ужас. Ещё медленнее тянутся её слова. Вот она говорит мне, что сегодня своя не своя раньше шутила, а сейчс видимо что-то стряслось. Я думаю рассказывать ей или нет. Хорошо что её позвали и она юркнула в дверь. Эта по любому растреплет, хух, бог уберег.
Когда зашла домой, смотрю, лежит улыбается с телефоном в руке. Только посмотрел на меня и дальше уткнулся в свой маленький мир. Наверное, с ней. Ну и пусть. Плевать.
Лежу, смотрю в потолок. Почему-то перед глазами шестимесячный Рим в кроватки. Маленькими ручонками тянется за погремушкой, потом быстро тянет её в рот, изучает. Почему такие моменты быстро пролетают? Не знаю сколько прошло, подходит Рим и спрашивает, что будет на ужин. Сказала, что со вчера плов остался, его ешь. Он говорит, что это уже кушал. Я не сдерживаюсь и выбрасываю горячие слова наружу.
– Пожалуйста, не приводи её, ребёнка можешь оставлять хоть насколько, только пусть она не приходит. Пожалуйста.
Я лежу дальше смотрю в потолок. А он даже не знает, что сказать. Стоит надо мной, специально не смотрю на него, делаю обиженный вид, пусть видит как мне плохо. Помолчав, ушёл. Да, ушёл даже слова не сказал. От этого ещё хреновее.
Может он специально ничего не стал говорить, может, там действительно всё несерьёзно. Рим не хочет за неё бороться, не всё потеряно. Ладно надо идти готовить. Кто его ещё накормит?
Через два дня он привёз детское кресло. Они его вместе выбирали для её сына, который внезапно стал его, оказывается, пацану всего два года. Скоро переезжают, ищут квартиру, показывал фотки квартир. Ничего у них губа-то. Наверное, у этой фифы шикарные запросы. Ничего не сказала, пусть сами вошкаются.
Завтра выходной, попросила его свозить в магазин, надо затариться, а то потом придётся его отпрашивать у его возлюбленной. Мы поехали в “Монетку” всегда там закупаюсь. Рядом как раз есть рыбный, приготовлю ему, как он любит селёдочки с картошечкой. Выбрала самую жирную селёдку.
Иду с двумя полными пакетами. Он сидит в машине, уткнулся в свой телефон, аж наизнанку выворачивает. Ну ладно, так уж и быть, подхожу к окну, стучу, он аж подпрыгивает, и ещё обиженно говорит, что я его не позвала. Едем домой, он всё не может оторваться от телефона, я как заорала, чтобы он бросил свои переписки, для меня не свойственноорать, вынудел. Впереди две девчонки идут в мини-юбке. Рим посмотрел на них, потом когда проехали в зеркала заднего вида посмотрел. Нет ещё не всё потеряно. Всё будет хорошо.
Порезала селёдку, утрамбовала в банку, закидала лучком и налила нерафинированного масла. Вода с картошкой закипела, посолила. Тут слышу, что Рим одевается. Подхожу к нему, он мне говорит, что уезжает и, наверное, его не будет ночью. Если бы не подошла, наверное, вообще ничего не сказал .
Прошёл, наверное, месяц, как он съехал, иду домой после работы, как уже три дня не созванивались, хотя обещал. А я и не хочу. Последний разговор продолжался тридцать одну секунду. Узнали как у друг друга дела и повисло молчание. Сколько лет прожили, а общих тем нет. Да и о чём мне с мальчиком говорить? о машинках? Когда он мне сообщил, что переедет – это было самое длинное с ним общение. Я подумала, когда же Рим встал взрослым. Когда научился принимать решение или…
Зашла домой и долго смотрела на замок. Если оставить ключ в замке, тот, кто придёт не сможет открыть с ключа. Я всё время вытаскиваю ключ, конечно, неудобно всё время ищу, но что сделаешь? У моего сына должен быть дом, в который он сможет прийти. На столько на сколько хочет. Наверное, с получаса смотрела на ключ. Просто смотрела, думая, что всё обратно вернётся на круги своя.
***
Помню, как сама ходила беременной. Вообще, с Римом проходила хорошо, одно только под конец ноги стали отекать. Пару лет тому назад, разговор с сыном был о том, что Алия не может родить, типа они все перепробовали и всё равно ничего не получается. Я думаю, так, если женщина хочет, она рожает, тем более она такая здоровая лошадь. Нет здесь что-то не так. Как только я ему высказала своё мнение, он больше не говорил со мной на эту тему. Мы с Алией поговорили на моём дне рождении. Не знаю, как получилось. Честно не хотела заводить такие разговоры. Она положила свою руку на мою, и её тепло обожгло меня. Стало не по себе. И она рассказала, что три раза скинула. Мне стало стыдно и ещё она много чего рассказала, например, как плакала. Только привыкнешь, а он вот и все и нет. Мы тогда с ней хорошо выпили, так долго разговаривали. Я рассказывала как Рим рос, какой он был, как мы жили в деревни. Она сказала спасибо, за такого сына. Мне стало хорошо, уютно. Он, как то сам вырос, я его не воспитывала, но всё равно приятно слышать про своего сына такие хорошие слова. А сын ходил по квартире и ругал меня, что я не звала его починить раковину, ещё у меня тек шланг на стиральной машине, там у меня стояло вёдрышко из-под майонеза. Он сказал, что завтра приедет с инструментами, а мне как-то всё равно. Мы сидели общались с ней обо всём, как подружки. Тот день я не забуду. Я пришла к ним домой. Их вчера только забрали с роддома, и вот они дома. Я встала возле порога дома, было тихо, Дианочка – крошечка спала. Мне было страшно быть бабушкой. Дрожащими руками я расстегнула свои зимние ботинки, я всё делала медленно, на пороге стояла Алия и смотрела на меня, а я копошилась. Мне казалось здесь везде невидимые стены, которые не пускают меня. Я вроде хочу увидеть внучку, но что-то мешает. Пошла сначала руки помыла. А сын говорит, мне куртку-то сними. Забыла, покраснела, как девочка. В зале лежал запеленованный комочек, маленькое существо, и мама Алии сказала, что она похожа на меня. На меня, не на кого-нибудь, а на меня, это было чудесно, я сдерживала себя как могла, поджимая губы, посмотрела на сына, он кивнул. Наверное, я себя плохо знаю, но ничего своего не увидела. Тем более лицо опухшие было. Я не стала ждать, когда проснётся внучка, выбежала на улицу. Сын хотел меня подвезти, но мне нужен был холодный воздух. Когда дошла домой, я была зарёванная. Не знаю, что на меня снизошло, я решила оставить всё позади. За шесть лет в первый раз оставила ключи в замке. Сейчас я допишу и лягу спать. Завтра на работу, на смену, бабушка должна работать, зарабатывать и помогать.