Амир Хисматулин
Взлет и трагедия «ЧМЗ» (краткая история приватизации)
Мне давно хотелось написать книгу о приватизации Чусовского металлургического завода. Потому что в нашем городе никто, кроме меня, в полном объеме не знает, как это происходило. И вот – повод нашелся: 1 января 2022 года исполнилось 30 лет с перехода на свободные рыночные цены. Я назвал свою книгу «Взлёт и трагедия ЧМЗ». В моём понимании взлёт – это период с 1989 и до конца 1991 года, а трагедия – это весна, конкретно 11 марта 1995 года. Об этом периоде мы и поговорим, уважаемый читатель. Если Ваше чтение ограничивается 15-ти секундными роликами в tik-tok, и Вы готовы воскликнуть «Как много здесь буков», отложите брошюру. Значит, я написал её не для Вас. Откровенно говоря, я и сам не знаю, для кого её написал. Мне просто захотелось рассказать, как шла смена эпох в нашем городе. Как из коммунистов и комсомольцев, убежденных в том, что живем мы в самой лучшей стране, где нет эксплуатации человека человеком, а частная собственность на средства производства запрещена, и, слава богу, что это так, совсем небольшая группа людей взяла на себя ответственность за предстоящие перемены. Причём, будучи уверенной, что избрала правильный путь, и пошла по этому пути. Мы были коммунистами, готовыми с оружием в руках отстаивать свои идеалы, а за короткий срок стали рыночниками, поборниками частной собственности, прав человека, по сути – антикоммунистами и антисоветчиками. Ибо разрушали основы того и другого. Это не было «переобуванием на лету», это был результат постоянных раздумий о себе и товарищах, о городе и заводе, о стране и политике. Мы были романтиками, верили, что строим более справедливое, открытое к миру общество, где у каждого появится возможность реализовать свой талант.
КТО МЫ ТАКИЕ?
Мы – это поколение, родившееся через несколько лет после Отечественной войны. В каждой семье нас было минимум по 3-4 ребенка. Часть нашего поколения с ностальгией вспоминает именно это время. Потому что оно было самым лучшим за весь период коммунистического правления. Позади война, колоссальные жертвы на фронте и в тылу, уже в далёком прошлом «военный коммунизм» и коллективизация, вызвавшие голод, раскулачивание и репрессии. Мы не сидели в концлагерях ГУЛАГа, не гибли на передовой, не боялись быть разбуженными ночью сотрудниками НКВД-МВД по подозрению в измене родине или за политические анекдоты. Всё это произошло до нашего рождения и воспринималось нами как ошибки, перегибы в целом правильной политике КПСС. Мы росли не в роскоши, но и не бедствуя. Нас учили в первую очередь думать о родине, а уже потом о себе. Основополагающая в коммунистической идеологии идея интернационализма пронизывала всю нашу жизнь, начиная с детского возраста и завершая возрастом зрелым. Мы были «октябрятами» в начальной школе, пионерами после неё, затем комсомольцами, и в будущем, если повезет, могли стать коммунистами. Если нынешнему поколению хочется представить то наше время, ему достаточно найти в интернете жизнь в Северной Корее. Там, конечно, всё доведено до абсурда, но и мы в своей стране были близки к нему.
На гербе СССР мы видели земной шар с серпом и молотом, оплетенный колосьями пшеницы. Мы верили, что наш строй не только самый справедливый, но так же были убеждены, что подобный ему надо устанавливать во всем мире. Согласно коммунистической идеологии негры, арабы, китайцы, индийцы и индейцы, испанцы, итальянцы, латиноамериканцы, другие народы и все вновь открываемые племена должны были восприниматься нами исключительно как народы-братья, которым надо помогать в их революционной борьбе с буржуазным строем. Это сейчас с улыбкой вы можете воспринимать сказанное мной. А тогда – это была основа воспитания новой общности людей – советского человека. Не русского, татарина, украинца и тьмы других национальностей, а советского человека: homo sovetikus.
И коммунистам практически удалось вырастить и воспитать такого человека. Тех, кто были против, до войны сгноили в лагерях или расстреляли, дали возможность эмигрировать из страны, или, погрузив в эшелоны для перевозки скота, разместили в Сибири, в безжизненных степях Казахстана, таёжных просторах Урала. Советский человек стал безгласым в политике, критике советской власти и коммунистической идеологии. В 1968 году, когда страны Варшавского Договора (был такой военно-политический блок, противостоявший НАТО) ввели в августе войска в Чехословакию, меньше десятка человек из 240 миллионного Советского Союза вышли с протестом на Красную площадь. А когда в декабре 1979 года СССР в нарушение международного права ввёл свои войска в Афганистан, абсолютно дружественную нам страну, вообще никаких протестов не было. Стоило США в 1964 году начать военные действия против Северного Вьетнама, как там сразу пошли митинги, демонстрации, разного рода протесты. И они не смолками до самого конца вьетнамской войны. К нам в СССР потоком шёл груз «200», но ни одной демонстрации не было. Вот что значит воспитать в многонациональной стране безликого человека – homo sovetikus. А уж он-то знал скрытую суть коммунистической идеологии: думай одно, говори другое, делай третье. Ложь из основы пропагандистской риторики стала составляющей во всей внутренней и внешней политике.
Судите сами. КПСС по пути «строительства коммунизма» вела свою деятельность, опираясь на два лозунга. На этапе развитого социализма: «От каждого по способности, каждому – по труду». На этапе достижения коммунизма, а он планировался уже к 1980-му году (на здании по Трудовой, 13 во всю ширь висела растяжка «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!») лозунг был такой: «От каждого по способности – каждому по потребности!». Как вы это себе представляете, уважаемый читатель? За последние 25 лет в России сформировалась большая группа олигархов. До правления Владимира Путина долларовых миллиардеров было не больше 6-7, а сейчас их более 120. Казалось бы, уж для кого наступил «коммунизм», как не для них. Но, сами видите, потребности у них не ослабевают. Три минувших десятилетия показали, что коммунистическое воспитание ровным счетом ничего не дало, не приблизило бывших советских людей к заповедям Христа. Хватай больше, тащи (за бугор) дальше – вот это да, стало символом всей деятельности как высшего чиновничества, так и новой российской знати. О морали (кодексе строителя коммунизма) нечего и говорить.
Конец 80-х годов. Туалетную бумагу мы везем из Москвы, так называемые «колбасные поезда» идут в столицу (снабжавшуюся по первому разряду) со всех ближайших областей. По талонам, выдаваемым отделом торговли горисполкома, иногда можно купить, выстояв огромную очередь, 200 гр. колбасы на человека, 1 кг сахарного песку, 1 упаковку стирального порошка, 2 бутылки водки и так далее. Но при этом пропаганда, как газетная, так и телевизионная (кстати, роль её и сейчас неизменна), будто не замечает, что с каждым годом ассортимент товаров сокращается и в магазинах почти пустые прилавки. Было время, когда рядами стояли там маринованные арбузы в трехлитровых банках, «Завтрак туриста» и «Морская капуста» в банках металлических. Но «дорогой товарищ Л.И.Брежнев», а вслед за ним и все остальные генеральные секретари ЦК КПСС на пленумах партии или съездах предпочитали говорить о чём угодно, кроме острейших проблем. Так КПСС вырыла себе яму.
Мы, то самое поколение homo sovetikus, выросшее под пионерским кличем: «Будь готов!» с ответом: «Всегда готов!», считавшее, что ЦК КПСС – это самое святое место в нашей стране, да, пожалуй, и на Земле, стали понимать: не так мы живем!
Спасибо Михаилу Сергеевичу Горбачеву! Он дал народам свободу, а уж как они её распорядились – другое дело. Народ настолько устал ото лжи, лицемерия, неисполняемых обещаний, неспособности руководства страны видеть реальные проблемы и решать их, что однажды появление М.Горбачёва в мае 1985 года среди простых жителей Ленинграда, когда на предложение «Быть ближе к народу» он ответил: «Ну, куда еще ближе-то?!» уже воспринял как знак грядущих перемен.
Нынешнему поколению неведома сила того общественного подъема, которая возникла тогда. Будто плотину прорвало. Наконец открыто стали говорить о масштабах сталинских репрессий, публиковать документы, десятилетиями недоступные широкой общественности, а съезд народных депутатов СССР 1989 года в открытой трансляции слушала вся страна. Стало очевидно, что прежняя модель хозяйствования – плановая экономика – себя исчерпала. Всем захотелось свободы.
М.Горбачев пытался сохранить СССР под лозунгом «Социализм с человеческим лицом», но, как однажды метко выразился Виктор Черномырдин о переводе предприятий, производящих военную продукцию на гражданскую: «У нас что ни начни делать, в конце на конвейере все равно выходит автомат». Правящая элита, а там все сплошь ярые коммунисты, противники частной собственности на землю и средства производства, со страхом смотрела в будущее. Дескать, неужели пойдут прахом все «завоевания революции». Каким путем идти стране дальше спорили академики Бунич, Абалкин и другие, о практических результатах хозяйственной самостоятельности рассказывал строитель Травкин. На телевидении, в газетах, которые тогда издавались миллионными тиражами, развернулась дискуссия о том, как раскрыть потенциал народа. Стало понятно, что тот, кто ухватится за идею свободы и сумеет использовать её в интересах коллективов, обязательно добьется хороших результатов. Почему? Не только из-за смены настроений в высшем эшелоне власти, она сама не знала, каким путем идти дальше. А от того, что не мешала. И в этой ситуации повезло тем коллективам, в которых у руководства были современные экономисты, а управляли предприятиями руководители, не боящиеся перемен.
В Чусовом это были директор металлургического завода Ирек Насырович Губайдуллин и его заместитель по экономике и финансам Борис Викторович Гельфенбуйм. О роли И.Губайдуллина нам хорошо известно. Пусть и нет сейчас того завода, которым он руководил (более 30 цехов и 10 тысяч работающих), но есть социальная инфраструктура, которая была построена при нем и его активном участии, и она продолжает служить людям. А вот о Борисе Гельфенбуйме и его роли мне хочется рассказать подробнее, так как она до сих пор остается в тени.
Начнем с этапа «Взлета ЧМЗ». Его легко проследить, знакомясь с подшивками многотиражной заводской газеты «Чусовской металлург». Сейчас она уже не выходит. Боюсь, исчезнут и хранящиеся пока в «заводском музее» архивные подшивки. Они уникальны уже тем, что в них за шесть лет, с 1989 по 1995 годы подробно, в лицах и дискуссиях показан этап невиданных перемен в обществе на примере одного металлургического завода. В истории человечества нет примера бескровного слома одного общественного строя на другой, когда вновь рождающиеся общественные отношения пытаются нащупать правильные пути, зная, что аналогов подобному переходу нет и учиться не у кого. Это сейчас наш народ не так доверчив, хотя по-прежнему и промывают ему мозги телепропагандой. А тогда мы были единым, внеклассовым обществом. Если о чем-то писали «Правда» и «Известия» – то это было доведенной до нас свыше истиной. Нынешним поколениям, наверное, трудно понять, почему миллионы вкладчиков появились у таких «инвестиционных» компаний как «МММ», «Хопёр-инвест», «Русский Дом «Селенга», «Властилина» и многих других, названных позднее финансовыми пирамидами, где сотни тысяч людей потеряли свои сбережения, а то и квартиры. Причина проста: реклама впервые вторглась в обычную жизнь советского человека, она показывалась по телевидению, публиковалась в газетах – органах, которым люди до этого доверяли. Если пишут и говорят, что у компании есть лицензия, наш гражданин понимал это так: мои вклады находятся под защитой государства. А её не было.
Однако, вернусь к газете. «Металлург» 1989-1991 годов – показывает расцвет неслыханного прежде общественного подъема. Но, начиная с 1992 года и завершая 1995-м – это уже другое настроение, в котором настороженность: нас обманули, цены растут, инфляция ужасная, Б.Ельцин обещал положить голову на рельсы к осени 1992 года, если вырастут цены на хлеб, они выросли, на рельсы он не лег. И чем дальше – тем сложнее, опаснее социальная обстановка. Пошла задержка заработной платы, на забастовки выходят медики и учителя. Общий настрой к лету 1996 года: эксперимент не удался, надо снова возвращаться к коммунистической форме правления. Так было. И всё это детально отражено в «Чусовском металлурге». В городском архиве этой газеты нет.
В конце 80-х, боясь полностью переходить на рыночные отношения, КПСС и правительство стали внедрять его элементы, в частности, аренду и бригадный подряд. Отдел труда и экономическая служба завода стали этим активно заниматься. Цель была одна: добиться большей производственной отдачи через стимулирование труда. Больше получал тот, кто лучше и качественнее работал. Делалось это через КТУ – коэффициент трудового участия, баллы, которые ежедневно ставились всем членам бригады в конце рабочей смены. Потом дело дошло до аренды, на которую переходили как отдельные участки, скажем, аглофабрика доменного цеха под руководством Юрия Львовича Фалалеева, так и цехи. Например, самый крупный – авторессорный. Перед этим в каждой бригаде проходили собрания, на которых людям разъяснялась суть новшества. Причем, подробно рассказывалось о том, какова доля прибыли, приносимый каждым производственным цехом в общий бюджет предприятия, и почему она не может быть полностью зачислена на его счет. В общем, упрощенная форма налогообложения, принятая в местном, краевом или федеральном бюджетах.
После публикации в газете «Чусовской металлург», гласного обсуждения в трудовых коллективах, включая все бригады, были приняты основополагающие документы организации арендаторов: Устав, Правила внутреннего трудового распорядка, Положение о демократических основах управления в организации арендаторов, Положение о долевой системе распределения заработной платы между членами организации арендаторов.
Когда стало ясно, что уже не только цеха, но и завод в целом может перейти на аренду, встал вопрос о выходе из производственного объединения «Уралчермет», в котором состояли старые уральские заводы, в том числе Чусовской. Металлурги захотели избавиться от посредника, от которого, в принципе, не было никакого толку. Вопросы капитальных ремонтов, реконструкции, строительства производственных или социальных объектов все равно решались в Москве, в министерстве чёрной металлургии, а «Уралчермет» был лишь прокладкой, куда трудоустраивали авторитетных, но вышедших «в тираж» людей. Чтобы удержаться «на плаву», сохранить свои доходные места они делали всё, чтобы конструкция, годами обслуживавшая их интересы, не рухнула. Пришлось бить в «набат»! В «Чусовском Металлурге» за подписями авторитетных работников завода было опубликовано обращение к министру черной металлургии С.В. Колпакову, а Борис Гельфенбуйм отправился в Москву, чтобы там, воспользовавшись современными веяниями, добиться самостоятельности предприятия. Находясь в составе «Уралчермета», ЧМЗ не был самостоятельным юридическим лицом. Все вопросы надо было решать исключительно через Свердловск.
Вот документ того времени – Открытое письмо министру черной металлургии С.В.Колпакову. То самое, что было напечатано в газете «Чусовской металлург»:
«С большим вниманием мы следили за ходом встреч М.С.Горбачева с трудящимися Украины и особенно по вопросам аренды. Никому не может быть отказано в аренде – такова позиция Генерального секретаря ЦК КПСС, и мы её поддерживаем. Однако, все ли члены Правительства СССР воспринимают её как выражение воли и политики партии?
Считаем, что нет! В течение длительного времени десятитысячный коллектив Чусовского металлургического завода борется за предоставление самостоятельности, статуса юридического лица и выход из искусственно созданного объединения «Уралчермет». Советом трудового коллектива принято не одно решение, копии которых направлены в Министерство черной металлургии СССР и ряд других органов. После длительных раздумий Вы, товарищ министр, с согласия заместителя председателя Совмина РСФСР тов. Горшкова Л.Н. приняли решение 20 февраля о выведении завода из состава объединения в самостоятельное предприятие с передачей его в аренду трудовому коллективу. В тот же день его содержание было доведено до сведения всех трудящихся завода. Но на следующий день произошла метаморфоза. В Москву прибыла делегация объединения «Уралчермет» во главе с генеральным директором тов. Фёдоровым А.И. и убедила министра в «ошибочности» принятого решения. Действительно, пример Чусовского металлургического завода мог послужить для коллективов других предприятий сигналом к открытой борьбе с бюрократией. 22 февраля ранее подписанный приказ был отменен и изъят.
И вместо принятия решения по существу, Вам принимается «решение» о заключении договора аренды с объединением «Уралчермет», с сохранением прежней структуры управления, возвращая всё на свои места.
Самостоятельность, аренда – вопросы жизни и дальнейшего существования не только завода, но и всего нашего региона. Как назвать действия министра, одной рукой подписывающего приказ о переводе на аренду и предоставлении самостоятельности, а другой – его отменяющего? Сколько будет существовать трехзвенная структура управления в чёрной металлургии: завод, обособленный аппарат объединения, министерство? Складывается впечатление, что некоторые руководящие работники ждут истечения срока пребывания М.С.Горбачёва на посту Генерального секретаря, чтобы потом всё вернуть на прежние круги.
В.ЗОРИН, горновой доменного цеха, А.РУССКИХ, вальцовщик стана «550», М.РЫБНИКОВА, осадитель ферросплавного цеха, зам. председателя совета трудового коллектива завода, В.ТЮРНИН, машинист крана, член совета трудового коллектива, В.ГУСЕВ, наладчик авторессорного цеха, А.ХИСМАТУЛИН, инженер, В.СТАРИКОВ, руководитель первого арендного коллектива на заводе, А.ФРАНЦУЗОВ, начальник юридического отдела завода».
Вот такое было письмо министру.
Зачем металлургам нужна была аренда?
Сегодняшним собственникам, руководителям и работникам предприятий, особенно в сфере промышленности, думаю, трудно понять ту меру ответственности, которая в советское время была возложена на хозяйствующие субъекты. Если бы их заботило только то, что есть сегодня – извлечение прибыли, это была бы не плановая, а рыночная экономика. А тогда промышленные и сельскохозяйственные предприятия, помимо производственных показателей отвечали за всё: за социальную сферу, культуру, медицину, образование, частично – за оснащение милиции, народную дружину, подсобные хозяйства, производство товаров народного потребления, не входящих в перечень своей основной продукции. Приемная директора завода была местом, где могли встретиться не только руководители цехов, пришедшие на очередное совещание, но и просители со всех тех сфер городской жизни, которые я перечислил. Государство превращало промышленные предприятия в дойных коров даже не с четырьмя, а с двадцатью сосками, к которым все стремились припасть. Это было несправедливо. Работали 10 тысяч, а дополнительно «кормилось» несчетное количество людей, не имеющих отношения ни горячему металлу, обжигавшему лицо, руки и все тело, ни к прямому воздействию вредных веществ в таких цехах как ферросплавный, дуплекс, доменный и ряде других.
Иного пути от всего навязываемого государством на плечи и бюджеты промышленных предприятий как аренда мы в то время не видели. Аренда позволяла тратить заработанное самим, направляя средства на повышение зарплаты, улучшение условий труда и расширение собственной социальной инфраструктуры. Просьбы, конечно, оставались, для этого была возможность, но реализация их осуществлялась бы только с согласия совета трудового коллектива.
Не хочется обижать заводской профсоюз, но за минувшие десятилетия он не выдвинул ни одного лидера из числа председателей профкома или его заместителей, способных выйти за рамки повседневности, встать в один строй с теми заводчанами, которые боролись за самостоятельность предприятия, начиная с аренды, а потом и переход в акционерное общество. В них всегда присутствовала настороженность, будто администрация завода своими действиями может навредить рабочим. Администрация взбаламучивала застойное болото, а профсоюзные лидеры всё боялись показать своё лицо. Не сохранилось ни одного документа, принятого профсоюзным комитетом завода с поддержкой инициатив по выходу из «Уралчермета», с обращением в свои вышестоящие органы, вплоть до ЦК отраслевого профсоюза и ВЦСПС о защите трудящихся завода от несправедливого распределения материальных благ, зарабатываемых металлургами, на основе решений, принятых на государственном уровне. Если в западном мире слова «профсоюзы» и «протест» располагаются рядом, то у нас они были и до сих пор остаются на разных полюсах существования. Единственный раз роль профсоюзного лидера проявилась в 1985 году, когда заместителю председателя профкома Григорию Даниловичу Черноморцеву надо было определиться: будет он ставить свою подпись под решением комиссии по трудовым спорам или нет. Я не стал бы сейчас рассказывать о той ситуации, но она достаточно ёмко характеризует профсоюз того времени, являвшимся еще одним инструментом коммунистической партии.
С 1983 по 1985 год завод работал неустойчиво, в связи с чем, за невыполнение отдельных показателей руководство «Уралчермета» неоднократно лишало месячных производственных премий управленческий персонал предприятия. Тогда было принято премировать работников парткома, профкома и комитета комсомола на таких же условиях, как и заводоуправление. В общем, минимум человек 400 длительное время недополучали премии в то время, как в цехах они выплачивались. Наверное, и дальше происходила бы эта вакханалия, но в отдел организации труда на должность заместителя из авторессорного цеха был приглашен Борис Викторович Гельфенбуйм. Он и стал тем единственным человеком, который обратил внимание на несоответствие положений об оплате труда, принятых на уровне объединения «Союзметаллургпром» и НПО «Уралчермет». Оказывается, «Уралчермет» не имел права ограничивать выплату премиальных на основе им установленных рамок. Что значит заместитель начальника отдела? Это такой же чиновник, как, скажем, специалист в налоговой, таможенной и прочей службе, обязанный строго следовать букве и духу предписаний, принятых свыше. Правом на самодеятельность, а уж тем более какие-то возражения он не обладает. Будем много «умничать», попрощается с работой.
Я работал в отделе труда инженером. Борис Викторович пригласил меня к себе и показал на несоответствие в двух нормативных документах. Этого оказалось достаточно для того, чтобы во мне загорелось желание отстаивать не только свои права, но и права моих коллег по заводоуправлению. К тому времени невыплаченная премия уже превысила объем заработной платы за месяц, и получить её, конечно, хотелось. Зарплата инженера того времени хотя и была терпимой, но без премии содержать семью из четырех человек было непросто. Стал писать заявления с просьбой изменить положение об оплате труда в «Уралчермет», «Союзметаллургпром», министерство черной металлургии. В конце концов, в действующее положение внесли изменения, и дискриминирующий нас пункт был убран. Но возвращать премию никто не собирался. Тогда я обратился в Чусовской городской суд, который вынес решение о предоставлении ему заключения заводской комиссии по трудовым спорам. Со стороны руководства «Уралчермета» на директора завода И.Губайдуллина стало оказываться давление с требованием уволить меня как бузотера. Ирек Насырович пригласил меня к себе и говорит: «Амир Михайлович, может, и правда прекратить это дело. А то давят на меня и давят, говорят, что это я стою за твоей спиной». «Ирек Насырович, – ответил я ему, – отступать я не собираюсь. Работаю я добросовестно, у меня семья, её надо содержать. Давайте сделаем так. Деньги через суд я все равно выбью. Но Вы получайте их последним, когда ведомость уже надо будет закрывать». На том и порешили.
Я представил в профсоюзный комитет переписку с вышестоящими структурами, приказ о внесении изменений в положение об оплате труда и заявление о выплате незаконно удержанной премии. Комиссия по трудовым спорам приняла положительное решение. Г.Черномырдину оставалось его только подписать. Я отнес решение в суд, суд, основываясь на том, что решение комиссии по трудовым спорам обладает юридической силой, выдал мне на руки исполнительный лист, который я передал директору завода. На основании исполнительного листа работникам заводоуправления, а так же общественных организаций была выплачена премия, частично удержанная с 1983 по 1985-й годы. А ведь будь у нас не пугливый, не карманный профсоюз, не я, а именно он должен был встать на защиту работников завода. Но если директор действительно последним получил причитавшуюся ему премию, то партком, профком и комсомол не заставили себя упрашивать подойти к кассе завода.
В ноябре 1989 года, выступая на общезаводской профсоюзной конференции с большим докладом о работе предприятия в текущем году и шагах, предпринимаемых для перехода на аренду, И.Губайдуллин высказал не столько упрёк в отсутствии поддержки со стороны профсоюза, сколько подсказал, в каком направлении двигаться бы ему. Чтобы давление «снизу» на власть несло более ощутимые результаты. Со стороны И.Губайдуллина, убежденного коммуниста, привыкшего исполнять директивы ЦК КПСС и местных органов власти, даже сегодня это выступление в рамках профсоюзной конференции, в принципе, среднего для страны предприятия выглядит революционным. Приведу несколько выдержек из его выступления.
«…Несколько слов хотелось бы сказать о делах чисто профсоюзных, а именно – о защитной роли наших профсоюзов. К сожалению, защитная эта роль профсоюзами в широком смысле осуществляется весьма слабо. И. как правило, в узком диапазоне – при нарушении грубых закона администрацией по отношению к трудящимся. А если посмотреть более пристально, наши профсоюзы не защищают трудящихся от произвола, от несправедливых законов. Возьмем, к примеру, заработную плату. Трудящимся выплачивается чуть более половины того, что они зарабатывают. Остальная часть зарплаты возвращается в виде общественных благ, но, во-первых, непропорционально к заработку, и, во-вторых, несправедливо. Возьмем хотя бы ту часть, которая находится под непосредственным контролем профсоюза – отчисления на социальное страхование. Производятся они независимо от согласия или несогласия трудящегося, то есть, изымаются принудительно. А возвращаются далеко не каждому.
Взять хотя бы курортное лечение. Очень многие, особенно рабочие, за свою трудовую и вообще жизнь не бывают на курортах, а вычеты из их зарплаты идут. То же самое и со здравоохранением. В то же время люди усиленно, и подчеркну, по своей воле теряющие свое здоровье, пользуются бесплатными благами за их счёт.
Не выдерживает критики жилищное законодательство, где из-за громадного нагромождения исключений, наследственных, прописочных и других прав, практически не соблюдается основной принцип – общественные блага по труду, его количеству и качеству. Кроме того, и материальная сторона здесь совершенно несправедлива, поскольку государственное жилье в значительной степени содержится за счет средств соцкультбыта, например, по нашему заводу. Мы тратим средства коллектива на содержание жилья более чем 600 тысяч рублей. В создании этих средств участвуют все, а пользуются квартирами только те, кто их получил». Серьезный упрек высказал И.Губайдуллин в адрес областного комитета профсоюза в связи с его безынициативностью, приведя примеры несправедливого и неравного распределения «Уралчерметом» прибыли, когда низкорентабельным предприятиям, входящим в НПО, достается даже больше, чем тем, кто работает лучше. «Есть у уральских металлургов обида и на Центральный комитет профсоюза. Своими средствами, рабочей силой мы освободили площадку, для чего построили жилые дома, столовые, административные здания в городе Сочи. А начать строительство на ней можем, нет даже минимальной помощи со стороны ЦК и Минчермета. Наоборот, на уже готовое просматриваются варианты передачи площадки днепропетровским заводам (забота тов. Костюкова) или Липецку (забота тов. Колпакова). Сейчас в Верховном Совете заседают депутаты от ВЦСПС. Среди многих обсуждается вопрос о собственности. К сожалению, существенного влияния на человека эти законы не окажут…У людей не должно быть чувства безнадежности. Мы должны быть уверены, что наш труд обогащает нас, наше общество, стабилизирует экономику страны». Далее он призвал профсоюзных лидеров активнее подключаться к решению вопросов, связанных с переходом на аренду. Кстати, то, что было подготовлено и построено в Сочи, действительно потом куда-то «уплыло», наш завод об этом даже не известили.
«Путь к сердцу солдата лежит через его желудок», – говорил Наполеон. Думаю, не он один так говорил. Смысл поговорки понятен. Так было и с арендой. В 1991 году, уже будучи организацией арендаторов, завод приобрел по бартеру в Японии оборудование для мебельного производства в цехе товаров народного потребления, но и крупную партию бытовой техники: швейные машинки, телевизоры «Hitachi», видеомагнитофоны, музыкальные центры. Это стало невероятным событием, вызвавшим зависть во всём городе. Всем, конечно, не могло хватить. Поэтому распределяли по справедливости: один товар разыгрывался среди четырех работников завода. Чтобы уж без обид, повезет так повезет, а коли нет – может, перепадет что-то в другой раз. По швейным машинкам было сделано исключение: их разыгрывали только среди многодетных работников предприятия. Тысячи работников завода по доступной цене тогда смогли приобрести товары, о которых даже мечтать не могли. А уж про видеомагнитофоны и говорить нечего. Если они и могли быть тогда у кого-то из чусовлян, то исключительно у единиц. Тогда этот шаг люди восприняли как реальную пользу для себя от аренды. Уже 30 лет отделяют нас от этого события. Уверен, новым поколениям даже трудно понять то состояние советского человека, которому в результате розыгрыша достался качественный японский товар, купить который в открытой торговле он просто не мог. Как купить телефон, микроволновку, хорошую одежду и обувь, тысячи других товаров, которыми давно и свободно пользовался весь остальной мир кроме социалистического. Зато у нас, как утверждали обычно пропагандисты, была особая духовность. Наш народ легко с ней расстался в декабре 1991 года, даже не всплакнув, когда флаг СССР медленно спускался с флагштока на здании Верховного Совета страны.