Амелия Борн
Тайная жизнь моего мужа
Я отдернула руку и попыталась подняться в постели. Оказалось, булыжники лежали не только у меня на глазах – невидимая тяжесть давила к земле все тело. Голова мучительно раскалывалась, отчего-то болели пальцы рук…
Сделав над собой усилие, я распахнула глаза. И тут же зажмурилась от неприятной, невыносимой рези.
– Купи наконец шторы, – взмолилась я, растирая глаза и делая новую попытку прозреть. – Как я вообще у тебя оказалась?
– А ты не помнишь? – насмешливо отреагировала Василиса.
– Помнила бы – не спрашивала, – буркнула в ответ, наконец с трудом проморгавшись.
Так и есть. Я в съемной квартире Васи. Но как я тут очутилась? Вспомнить не удавалось напрочь.
– Ну, ты позвонила мне ночью, – начала рассказ подруга. – Ревела белугой так громко, что я и слова разобрать не могла. Умоляла тебя забрать…
– Откуда?..
– Вот и я не понимала, откуда. С горем пополам нашла ориентир, приехала, а ты сидишь на тротуаре вся помятая, зареванная… не ожидала от тебя, Вероника!
– А моя машина? – спохватилась я, припоминая, что уехала от мужа именно на машине.
– Рядом стояла, не убежала, – усмехнулась Вася. – Потом заберешь ее. Мне пришлось такси вызвать, потому что я водить, как ты помнишь, не умею.
– Прости… – только и сумела выдавить из себя в ответ.
– Прощу, если расскажешь, что все это вообще было. И почему тебя не забрал Артем?
По сердцу снова будто ножом полоснули. Артем… Уйти от него оказалось проще, чем сейчас смириться с мыслью, что его в моей жизни больше не будет. Не будет родного дыхания рядом на подушке, букета роз при пробуждения, терпеливого сопровождения при походах по врачам и магазинам…
– Если бы я сама знала, что вчера было, – ответила, нервно сглотнув.
Я панически рылась в собственной памяти, пытаясь понять, что из тех картинок, что там мелькали – реальность, а что – лишь игра воображения?..
– Там, откуда ты меня забрала, не было рядом бара?
– Я не смотрела по сторонам. Ночь – не то время суток, когда тянет изучать окружающий пейзаж.
– Я что-нибудь говорила?
Подруга задумчиво поцокала языком, потом ответила:
– Дай-ка вспомнить… ты говорила столько всего интересного…
– Вася… – буквально взмолилась я.
– Ладно, – вздохнула та. – Ты повторяла имя Никита. Бормотала что-то о том, какая ты грязная и тебе надо отмыться…
От последних слов меня буквально холод прошиб. Перед внутренним взором так и встали ледяные глаза, пробирающие цепким взглядом буквально до костей – неужели их обладатель мне вовсе не привиделся? Господи…
– Ну? – поторопила меня подруга. – Объяснишь что-нибудь?
Я с отчаянием растерла лицо. Потом попросила:
– Может, сначала угостишь таблеткой от головной боли и кофе?
– Знала, что ты попросишь, – хмыкнула Вася в ответ. – Пошли на кухню.
В старой квартире было странно промозгло. Бросив взгляд за окно, я поняла причину – судя по нахмурившемуся небу, сегодня похолодало, а об отоплении еще и речи не шло.
Вася кинула мне под ноги тапочки:
– Надевай, а то ноги замерзнут.
Я послушно запустила стопы в смешные меховые тапочки с мордочками кошек и невольно улыбнулась – это так похоже на Васю…
Мне на плечи опустился теплый плед и от этого маленького жеста заботы на глазах проступили слезы.
– Спасибо, – произнесла сдавленно.
Передо мной оказалась чашка с кофе, таблетка и стакан воды. Василиса присела напротив и от насмешливости на ее лице не осталось и следа, когда она снова спросила:
– Ну, что случилось?
Я запила таблетку и втянула в себя аромат кофе, мысленно прикидывая, с чего начать. Рассказывать все в подробностях не хотелось – это было все равно что мазохистски смаковать то, что причиняло чудовищную боль.
Я обрисовала ситуацию буквально в двух словах – как ехала к врачу и увидела мужа с ребенком, как Артем сказал, что это было приключение на один раз и я сбежала, а потом напилась в каком-то пафосном баре.
Про незнакомца, сама не понимая почему, я не упомянула. Возможно, просто хотелось убедить себя в том, что этого не было в реальности.
Ожидала, что подруга сейчас скажет о том, какой Артем козел, но Вася произнесла первым делом совсем иное:
– Ник… ну сколько можно себя мучить? Зря, что ли, ты целый год училась жить заново? Ну зачем ты снова поперлась к врачу?
Меня словно холодной водой окатили. Подобного осуждения я не ожидала. Тем более, что и до врача не доехала.
– У меня был план, – ответила сухо. – Если бы… все было безнадежно, я бы заморозила свои яйцеклетки… на всякий случай… вроде эко или… суррогатного материнства.
Вася только головой покачала. Я же уставилась в свою чашку с кофе, в которую беззащитно вцепилась, и едва слышно спросила:
– И это все, что ты можешь сказать?
– Не все, – вздохнула Василиса. – Но остальное тебе еще больше не понравится.
– Говори.
Она немного помедлила, потом с неожиданной горячностью произнесла:
– Вот дура ты, Ника, ей-богу!
Сжав челюсти, я молча ждала продолжения.
– Знаешь ведь прекрасно, как Артем тебя любит. Он даже через столько лет на тебя тааак смотрит! И если говорит, что это было по пьяни один раз – значит, так и есть. А что не рассказал ничего – так ведь знал, как тебя это ранит! И с бесплодностью твоей смирился, и по врачам с тобой таскался, кучу денег в это вгрохал…
Я резко встала, с шумом отодвинув стул.
– А с чем смирилась я ты вспомнить не хочешь? – поинтересовалась с горечью. – Спасибо за помощь, но мне, пожалуй, пора.
Подруга стремительно подскочила ближе, удержав меня за руку.
– Ника, ты не обижайся, я же просто как лучше для тебя хочу! Посмотри на меня! Посмотри, как я живу! Мне уже за тридцать перевалило, а ни угла своего, ни мужа, ни детей… Ничего у меня нет! А у тебя все было. Ну, кроме ребенка… Так стоит ли все рушить из-за одной измены? Мужика хорошего быстро подберут, а ты что делать дальше будешь?
Может, она действительно хотела, как лучше, но ее слова больно ранили. Обесценивали меня, как личность. Или я сама себя давно обесценила?..
– Жить буду… как-нибудь, – процедила сквозь зубы. – Я пойду, Вась.
И только оказавшись за порогом, я осознала пугающую реальность – идти-то мне было практически и некуда.
Глава 6
Осенний холод забирался под одежду, ледяными своими прикосновениями выстуживая душу. Я жадно вбирала в себя стылый воздух, пахнущий приближением дождя, и желала только одного – заиндеветь. Заморозить все внутри себя, чтобы ничего не чувствовать.
Слова, сказанные Васей, продолжали меня преследовать, когда шагала прочь от ее дома, сама не задумываясь, куда. Почему она сказала все это? Почему била еще больнее в тот момент, когда я так нуждалась в поддержке?
Остановившись на миг, я огляделась вокруг, пытаясь понять, где нахожусь. Похлопала себя по карманам, убеждаясь, что ключи от машины и телефон на месте. Оставалось еще вспомнить, где я оставила свою верную «Ауди».
Маршрут, по которому ехала накануне, остался в воспоминаниях лишь расплывчатой линией. Я плохо отдавала себе отчет в том, куда двигалась, и еще меньше – во всем, что было после.
Снова стало мерзко на душе. И с чего я вообще взяла, что тот факт, что мы с Артемом станем квитами, как-то облегчит мою боль? Нет, я ничуть себе не помогла – лишь упала так же низко, как мой муж.
Впрочем, наверно не было никакого толку искать смысл в собственных пьяных поступках. Оставалось лишь попытаться смириться с содеянным. Как и со всеми остальными неприятностями, что подкинула мне жизнь.
Я снова обвела взглядом окрестности. Надо попытаться вспомнить, как назывался тот бар.
Перед глазами мелькали какие-то разноцветные ошметки воспоминаний, но никак не удавалось ухватиться за самое нужное. От попыток вспомнить заболела голова, а руки сделались холодными на ветру, жадно облизывающем ледяным языком беззащитную кожу.
Взгляд наткнулся на небольшую кофейню с напитками на вынос. Я осознала, что так и не выпила толком кофе. Ноздри ощутили фантомный кофейный аромат с ореховым привкусом и я, сдаваясь перед этой чисто человеческой слабостью, шагнула к двери с заветной вывеской.
Я не знала, который сейчас час, но, судя по немногочисленным посетителям, было еще утро. Приблизившись к кассе, сделала заказ и, расплатившись через телефон, пять минут спустя снова вышла на улицу.
Горячий напиток сквозь бумажный стаканчик приятно грел руки. Сориентировавшись на местности, я зашагала в ту сторону, где, как помнила, был небольшой парк. Хотелось о многом подумать и быть при этом подальше от людей.
Я зашла в самый дальний уголок парка и присела на скамью. Легкий пиджак почти не грел, но, погруженная в свои мысли, я уже едва ощущала холод.
Пригубливая кофе, я размышляла. В первую очередь, стоило подумать, где мне теперь жить. Собственного жилья так и не приобрела, а возвращаться к матери…
Я поморщилась, как от неприятной боли. Она любила меня и я любила ее. Но сейчас общество мамы рисковало стать самым невыносимым на свете. Она обожала Артема. Она едва ли не возвела его в лик святых, неустанно повторяя, как мне повезло с мужем.
Наверно, ее мышление было объяснимо. Мой собственный отец, которого я никогда не знала, бросил маму, едва узнав о ее беременности. На этом фоне Артему было совсем нетрудно показаться ей идеальным.
Но ведь и мне самой казалось, что он таким и был. С самого детства не зная рядом надежного мужского плеча, я охотно позволила ему заботиться обо мне. Он олицетворял собой все то, чего мне так не хватало в жизни. Он готов был брать на себя ответственность, он не мешкал в сложных ситуациях, он… точно знал, чего хочет.
С самой первой нашей встречи.
Шесть лет назад
Я недоуменно смотрела на старый, едва ли не разваливавшийся на глазах рояль. Первое же прикосновение к инструменту показало – он безнадежно расстроен. Извлечь из него какие-то мало-мальски адекватные звуки просто не представлялось возможным.
Я растерянно почесала бровь. Меня пригласили в этот ресторан, чтобы обеспечить живую музыку на корпоративе какой-то фирмы. Но никто и не подумал предупредить о том, что играть тут было попросту не на чем.
И что мне теперь делать?.. Я пробежалась взглядом вокруг себя в поисках кого-то, к кому можно было обратиться с этой проблемой. Хотя сомневалась, что ее вообще возможно решить – вряд ли они держали при себе настройщика. Судя по всему, рояль вообще давно превратился в предмет мебели, который до сих пор не выкинули только по той простой причине, что было лень возиться с такой махиной.
Заметив среди сновавших по залу туда-сюда официантов, накрывавших на столы, администратора, я устремилась к ней. Как ни соблазнителен был гонорар за этот вечер, а мучать инструмент и себя смысла не было никакого. Вряд ли эта фирма, нанявшая меня, желала испортить своим сотрудникам корпоратив адской какофонией, способной попросту оглушить.
– Извините, – окликнула я женщину с бейджем, на котором красовалось «Татьяна, администратор».
– Да? – обернулась она ко мне с недовольным лицом.
– Я Вероника, приглашенная пианистка. К сожалению, на вашем рояле просто невозможно играть – инструмент расстроен…
– Так утешьте его! – фыркнула та в ответ. – Вам за что платят?
– Мне платят за игру, а не за пытки слушателей, – сухо ответила я.
– Ну а я что могу? – передернула она нетерпеливо плечами. – Мне позвонили, спросили, есть ли рояль. Я ответила, что да, а для чего он там нужен – дело не мое. Рояль есть? Есть. Делайте с ним, что хотите!
Я потрясенно смотрела на женщину. Это был первый раз, когда сталкивалась в своей жизни с таким вопиющим непрофессионализмом.
– Вам стоило позаботиться о том, чтобы инструмент был в пригодном для игры виде. Вы этого не сделали. Объяснять, почему, будете теперь своему начальству…
Ответить на мои слова администратор не успела – рядом вдруг оказалась внушительная мужская фигура, для подобных габаритов подошедшая к нам удивительно незаметно.
– Что случилось? – поинтересовался мужчина, переводя взгляд с администратора на меня. На мне его глаза вдруг задержались, оглядывая так внимательно и так… интимно, словно это был не зрительный контакт, а узнавание на ощупь.
Я неожиданно вспыхнула и отвела взгляд. Татьяна, тем временем, не растерявшись, сказала:
– Артем Сергеевич! Вот, пианистка эта отказывается играть на вашем празднике! Мы ей дали прекрасный рояль…
– Да на нем невозможно играть! – горячо вмешалась я. – Он того гляди рухнет от первого же прикосновения!
– А вы играйте аккуратнее! – огрызнулась администратор.
– Я сам разберусь, – откликнулся мужчина. – Можете быть свободны, Татьяна.
Он говорил это администратору, но смотрел при этом на меня. И его темные глаза завораживающе смеялись, словно вовлекая меня в какую-то тайну на двоих.
– Давайте посмотрим, – предложил он, галантным жестом предлагая мне пройти вперед.
Я направилась к роялю, всей кожей ощущая позади себя его присутствие. Это было так странно… и одновременно волнующе.
– Пожалуйста, – махнула я рукой на рояль и, склонившись над ним, выжала из несчастного инструмента несколько звуков. Рояль неохотно заскрипел в ответ, и от этих надрывных стонов, ничем не напоминающих музыку, я ощутила себя так, словно пытаю несчастный инструмент.
– Да уж, – хмыкнул рядом тот, кого администратор назвала Артемом Сергеевичем. – Впрочем, могу вас утешить – люди приходят на корпоративы, чтобы напиться. И их вряд ли будет волновать, что вы играете и как.
Оскорбленная, я подалась назад. Видимо, прочтя реакцию на свои слова по моему лицу, Артем приглушенно, но от этого еще более будоражаще, рассмеялся.
– Я не сказал, что мне самому все равно, – заметил он, словно оправдываясь. – Я очень надеялся послушать вашу игру сегодня.
Он протянул мне руку:
– Я – Артем, глава той фирмы, что вас пригласила.
Немного смягчившись, я коротко пожала его руку, вздрогнув от прикосновения к горячей, чуть суховатой коже. И все же была вынуждена сказать:
– Очень приятно, Вероника. Но, к сожалению, с этим инструментом уже ничего невозможно исправить. Так что простите, но делать мне тут больше нечего.
Я отвернулась, испытывая странное сожаление от сказанного. Но прежде, чем успела распрощаться, мужская ладонь аккуратно накрыла мою.
– Ну почему же нечего делать? Вы можете остаться. И, надеюсь, не откажете в танце своему будущему мужу.
Его губы тронула легкая улыбка, но глаза были теперь поразительно серьезными…
Кто-то аккуратно коснулся моего плеча. Я испуганно вздрогнула, едва не выронив из рук стаканчик с остатками давно остывшего кофе.
Взгляд скользнул вбок, тут же уловив движение рядом. Мне на плечи опустилась какая-то ткань, укрывая от ветра и холода, которые до этого момента даже не замечала.
Знакомый запах парфюма с нотками вишни и миндаля проник в ноздри, и я буквально похолодела от осознания того, кто находится позади меня.
– Так и знал, что найду тебя здесь, – проговорил Артем, выходя из-за моей спины.
Я не посмотрела в его сторону, но почувствовала, как он присел рядом на скамейку. Не настолько близко, чтобы соприкасаться телами, но и не настолько далеко, чтобы не дотянуться рукой.
Первым прорывом было встать и уйти. Но невозможно было бесконечно бегать от всей этой ситуации. Даже если уже знала ее исход.
– Как?.. – только и спросила я.
Не нужно было уточнять – он понимал меня, казалось, даже без слов. И от осознания того, как мы были близки, внутри снова мучительно заныло.
– Позвонил Василисе и узнал, что ты была у нее. Нетрудно было догадаться, что ты направишься в парк.
Он говорил это просто, без всякого чувства собственного превосходства и самолюбования.
– Даже я не знала, что пойду сюда, – усмехнулась я печально.
– Кстати, я пригнал твою машину, – сказал Артем все с тем же спокойствием.
Я уронила голову на руки и горько рассмеялась. Вот так было всегда – я успела только подумать, а он уже обо всем позаботился.
Это было такое привычное, такое приятное чувство, что хотелось заплакать. Как же сложно осознавать, что придется лишиться всего того, что было мне так дорого.
А может, Вася была права? Может, я была слишком категорична, может, рубила сгоряча?..
Мы оба молчали. Я пыталась взвесить все в голове, но присутствие Артема путало мысли. Снова, как в самую первую встречу, как всегда впоследствии, его нахождение рядом ощущалось слишком остро.
Я бессмысленным взглядом смотрела, как ветер гуляет среди пожухлой травы, лениво переваливая с места на место первые опавшие листья. Чувствовала себя при этом такой же умирающей, как тот самый лист, сорвавшийся с дерева в неизвестность.
– Ника… – проговорил наконец Артем. – Я знаю, что заслужил твое презрение. Но я… очень хочу, чтобы ты поняла меня.
Понять его?.. Разве он сам не сознавал, что невозможно понять и принять то, что он ударил по самому больному месту?
– Я ехала к врачу, – проговорила глухо в ответ. – Знаю, что ты был бы против, но я уже была готова на самые отчаянные меры. Думала, что, в крайнем случае, мы можем рискнуть и пойти на суррогатное материнство. Лишь бы… лишь бы у нас наконец появился долгожданный ребенок! Тема! Я же всю жизнь тебе отдала! За что ты так?..
Я заметила, как он сжал кулаки, выдавая тем самым свое отчаяние, которое никогда бы не признал вслух.
– Я не прошу понять мой поступок – ему нет оправдания. Прошу лишь понять, почему я тебе не признался.
Я подняла на него взгляд. Последнее, что мне было нужно – это выслушивать его оправдания. Но не слушать я почему-то не могла.
– Ника, я как тебя никого не любил, – выдавил он с видимым трудом. – Ты ведь знаешь… И страх потерять тебя буквально отключил мне мозги. Я знал, что ты подобного не простишь.
Он вдруг подался вперед. Аккуратно забрал из моих рук стаканчик с кофе, поставив его рядом. Накрыл ладонями мои и с молчаливой мольбой сжал.
– Не могу, не хочу верить, что все вот так закончится. Из-за какой-то одной ошибки! Не могу тебя отпустить…
Он сжал мои руки сильнее, почти причиняя боль. Впрочем, не столь сильную, как его слова.
– Мы же столько прошли вместе, – продолжал он говорить. – Неужели это ничего для тебя не стоило?..
Я резким движением выдернула свои руки и встала.
– Стоило, – откликнулась с горечью. – Это стоило мне всего – любимой работы, друзей, здоровья. А в ответ я не заслужила даже твоего доверия.
Стянув с себя плащ, я кинула его Артему. Но он отбросил его прочь, поднявшись следом за мной.
– Я тебя не отпущу, – повторил твердо.
Поразительно, но его настойчивость, когда-то меня покорившая, теперь пугала. Вероятно, потому, что стала отныне нежеланной.
– Урок номер раз, Орлов, – проговорила я устало. – Не все в этой жизни решаешь только ты.
И пока он переваривал это заявление, я быстрым шагом пошла прочь.
Глава 7
Машина обнаружилась на парковке с западной стороны парка. Я занырнула в салон, только теперь ощутив себя в безопасности, словно простой кусок железа мог отгородить меня ото всего плохого, оставшегося снаружи.
Артем на этот раз за мной не пошел. И это, наверно, было к лучшему.
То, что он отступил, то, что не стал давить, сейчас странным образом говорило в его пользу. Словно чувствовал – именно теперь его настойчивость может сделать только хуже.
Но и без его физического присутствия здесь я все равно ощущала себя так, будто Артем незримо был рядом. Несмотря на то, что это была моя машина, некоторые мелкие детали неумолимо напоминали о муже – зарядка его айфона, едва уловимый аромат вишни с пассажирского сиденья, забытые им в бардачке солнечные очки…
На глаза снова навернулись слезы. И, словно вторя моему настроению, по крыше машины жалобно застучал давно назревавший дождь.
Я зло стерла зачатки слез с глаз. Не время раскисать. Время доказывать, что еще способна на что-то самостоятельно.
Только сейчас я поняла, что не задала мужу самых банальных вопросов – как долго это все продолжалось? Спал ли он с ней с тех пор? Как представлял теперь наши дальнейшие отношения в свете открывшейся многолетней лжи?..
Но спрашивать обо всем этом означало бы, что я допускаю мысль о том, чтобы его простить.
А я не знала, смогу ли. Я сейчас вообще ничего не знала, полностью сбитая с ног, потерянная и как никогда одинокая.
Счастливые моменты, привычные детали жизни переплетались с осознанием лжи и измены, разъедались невыносимой болью, как кислотой. Любовь и страх потери боролись внутри меня с недоверием, ощущением себя преданной. И все хорошее, что связывало нас столько лет, теперь было запачкано и отравлено простым фактом: меня обманывали. И если он лгал в чем-то одном, как я могу быть уверена, что от меня не было скрыто что-то еще?..
Я прикрыла глаза, борясь с удушливой болью. Мне не найти сейчас ответов на свои вопросы. Со всем, что случилось, нужно просто сжиться, переварить, переболеть. Сейчас я ничего не могу решать.
Но кое-то решить все же следовало незамедлительно. Например, где мне теперь жить?
Я вспомнила, что кое-какие собственные средства, заработанные еще тогда, когда я давала концерты, должны были остаться у меня на счету. Я никогда не откладывала деньги на черный день, предпочитая жить здесь и сейчас, но кое-что должна была все же сохранить.
Я открыла приложение своего банка и с облегчением убедилась, что небольшой запас средств у меня еще есть. На это вполне можно было снять скромное жилье и протянуть месяц-другой. Но если оставаться реалистом, то стоило признать – неизвестно, когда я снова смогу вернуться в профессию. Возможно, мне это не удастся вовсе. И тогда придется искать какие-то иные пути и другие способы заработать себе на жизнь. И один бог знал, на какой срок это все растянется. Следовательно, я вряд ли могла позволить себе траты на отдельное жилье.
Тяжело вздохнув, я была вынуждена признать – у меня нет другого выхода, кроме как попроситься обратно к матери.
– Только ничего не говори сейчас! – взмолилась я буквально с порога, предупреждающе выставив перед собой ладони, когда мама открыла мне дверь.
Я боялась, что она сходу приступит к нотациям, но этого не последовало. Пропустив меня в квартиру, мама лишь оглядела меня с ног до головы и поинтересовалась:
– Что с твоими волосами?
Я кинула взгляд на себя в зеркало – волосы были не самым ужасным из того, что предстало моим глазам. Да, прическа безнадежно растрепана, а макияж – размазан, но помимо этого имелся еще помятый и местами грязный костюм, прямо в котором накануне и уснула.
Я поморщилась при виде того, на что была похожа. И почему-то вспомнила глаза Артема – он смотрел на меня также, как всегда. Не замечая моего ужасного внешнего вида, он смотрел, казалось, прямо в душу. Его взгляд заставлял забыть о неопрятности и жалкости собственного облика.
Внутри снова шевельнулись сомнения, зароненные словами подруги. А будет ли кто-то еще смотреть на меня так, как Артем?..
Я отмахнулась от этой мысли. Я слишком уязвима сейчас, слишком ранена.
– Пора бы покраситься, цвет освежить, – продолжала, тем временем, мама.
Я стояла перед ней, разбитая и расхристанная, а ее волновало только то, что мои волосы поблекли. Впрочем, я была ей за это даже благодарна. Все лучше, чем говорить о том, почему я вообще приехала.
– Да… потом, – ответила ей рассеянно.
– Ты надолго?.. – поинтересовалась она в ответ и я, готовясь к неизбежным вопросам, сказала:
– Пока не знаю.
Но комментариев не последовало. Вместо этого мама произнесла:
– Я тебе ванну наберу, помоешься.
И я с благодарностью кивнула. Мне было уже тридцать три года, но здесь, в старой квартире, где провела большую часть жизни, я снова чувствовала себя ребенком. И это было сейчас именно то, в чем я действительно нуждалась. Именно то, чего неосознанно искала.
Сбросив с себя грязную одежду, я нашла в шкафу старую футболку и шорты и с облегчением их на себя натянула. Словно сбросив костюм, бывший свидетелем моего кошмара, сбросила с себя и часть тяжелой ноши, давящей на душу.
Мой взгляд пробежался по знакомой обстановке и замер, наткнувшись на старое пианино. Влекомая тягой, над которой не властны были обстоятельства и долгие дни простоя, я подошла к инструменту и с любовью коснулась полированной черной крышки. На этом пианино я когда-то училась играть.
Приподняв крышку, я устроилась за инструментом и нерешительно занесла пальцы над клавишами. Руки дрожали, желая и одновременно боясь прикоснуться.
Сколько же лет я не играла! С тех самых пор, как…
Четыре года назад
Муж хмуро смотрел на то, как я упаковываю в чемодан свои вещи. Его неодобрение читалось во всей его позе, молчаливым упреком витало в воздухе.
Вздохнув, я положила в чемодан еще одну блузку и выпрямилась, посмотрев на Артема.
Мы были женаты вот уже полтора года. Полтора года, похожих на сказку, которую омрачало только одно – Артему не нравились мои отъезды на гастроли.
Он сам прекрасно зарабатывал. Дела его фирмы, занимавшейся строительством, шли хорошо. И, по мнению мужа, не было никакой нужды в том, чтобы я работала.
Но я просто не могла иначе. Я любила его, но мне было важно оставаться отдельной личностью. Было важно что-то из себя представлять, а не просто быть женой предпринимателя.
– Пожалуйста, не смотри на меня так, – попросила я, чувствуя себя словно бы виноватой в том, что хотела немного иного от жизни. – Я тоже буду безумно по тебе скучать.
Артем вздохнул и, подойдя ближе, привлек меня к себе. Словно бы нехотя, проворчал:
– Не понимаю, зачем тебе это. Я же могу дать тебе все…
Все, кроме чувства самодостаточности, – подумала я про себя.
– Мы это уже обсуждали, – произнесла как можно спокойнее. – Музыка – это часть меня…
– Так играй дома! Играй для меня одного…
Его руки, сомкнувшиеся у меня за спиной, стали словно обжигающими. Пальцы требовательно, настойчиво впились в кожу. Он скользнул поцелуем по моим губам – быстро, почти невесомо, словно дразня; коснулся губами уха, спустился к шее…
Мое дыхание стало прерывистым, тело – податливым воском в его руках. И как ему удавалось зажечь во мне желание так быстро и так остро?..
Руки Артема прижали меня к себе крепче, вдавливая в тело, поцелуи – стали более жадными, алчущими… Я беспомощно застонала, не в силах устоять перед этим напором.
– Ты моя, Ника… – бормотал он между поцелуями. – Я хочу тебя… хочу всегда… рядом…
А потом все прервалось так же внезапно, как началось. Артем отстранился и, растерянно проведя рукой по волосам, сказал:
– Ник, дело не только в том, что я скучаю. Я боюсь, что… твои гастроли… плохо влияют на наши попытки зачать ребенка.
Его слова попали по самому больному месту.
Мы не планировали детей нарочно – просто в какой-то момент отказались от защиты, предоставив все решать за нас природе и случаю. И тот факт, что вот уже больше года я не могла забеременеть, начинал вызывать серьезное беспокойство. Обычно мы избегали этой темы, но теперь, когда Артем высказал свои опасения вслух, мой собственный страх словно бы стал реальнее.
Заметив мое помертвевшее лицо, он взял мои руки в свои и легонько сжал. Проговорил, осторожно подбирая слова:
– Я не прошу тебя насовсем бросить музыку. Только на некоторое время, пока все не получится… Посвяти себя мне. Подари мне ребенка…
Эти слова пробирали до глубины души, делали меня беспомощной перед ним, заставляли испытывать чувство вины от того, что ничего не получилось само по себе.
– Я подумаю об этом, ладно? А теперь мне надо срочно ехать в аэропорт…
Это были мои последние гастроли.
К музыке я больше так и не вернулась.
– Никааа, ванна готова!
Голос мамы вернул меня к реальности. Вздрогнув, я нечаянно задела застывшие в ожидании прикосновения клавиши, и пианино откликнулось на мое движение глубоким, просящим звуком.
Но я тут же отдернула пальцы. Я была еще не готова снова попытаться играть. Была не готова к тому, что может вдруг оказаться, что я играю уже не так, как раньше. Что из вполне состоявшейся пианистки превратилась в посредственность.
– Иду, – крикнула в ответ.
Расслабляющая ванна сейчас казалась мне просто пределом мечтаний.
Для всего остального еще будет время. Тогда, когда я смогу это выдержать.
Глава 8
Следующие три дня прошли в бессмысленном, но совершенно необходимом мне сейчас безделье. Я ела мамину стряпню, смотрела кино и различные ролики на Ютубе, читала книги и просто пыталась… дышать. Пыталась уговорить себя, что жизнь продолжается. Что возможно существовать и без всего того, что казалось неотъемлемой частью меня.
За это время я выбралась из дома только раз – чтобы забрать свою машину со стоянки у парка. Ехать тогда на ней к матери я не рискнула – один бог ведал, сколько алкоголя было в моей крови после той ночи отчаяния.
Артем писал мне каждый день. Не спрашивал банальных вещей, вроде того, как я себя чувствую – понимал это наверняка и так. Все его сообщения говорили лишь о том, как он любит. Как отчаянно без меня не может.
Но попыток увидеться он больше не предпринимал, хотя наверняка прекрасно знал, где я. И мне сложно было понять, что я чувствую по этому поводу – разочарование или облегчение.
Конечно, я скучала по нему. Но скучала по тому человеку, каким знала его прежде. Каким, быть может, только воображала его себе. Скучала по тому Артему, который окружал меня заботой и любовью. Который не предавал…
Но его больше не было. Образ идеального мужчины треснул, обнажив неприглядную суть. И я понятия не имела, смогу ли жить дальше с этим незнакомцем.
– Кушать будешь? – поинтересовалась мама, приоткрывая дверь в комнату, где я засела, словно раненное животное – в своей норе, чтобы тайком от всех зализать раны.
– Ты меня и так уже закормила, – улыбнулась я слабо в ответ.
Мама оглядела меня критически и вместе с тем – с каким-то затаенным сожалением. Вздохнув, произнесла:
– Ты бы хоть погулять вышла, воздухом подышала. Или, может, давай в магазин съездим? Тебе ведь и надеть-то нечего – в старых вещах выйти на улицу стыдно…
Я рассеянно оглядела порядком поношенные шорты и футболку, рисунок на которой выцвел до полного непонимания того, что там было прежде. Покачала головой:
– Нет. Я скоро съезжу за своими вещами, привезу необходимое.
Мама кивнула и, немного помявшись на месте, все же сказала:
– Ты просила, конечно, это не обсуждать, но…
Я закусила губу, чтобы не застонать вслух.
– Не буду я тебя жизни учить – ты не маленькая, – продолжала она. – Не знаю, что там у вас такое стряслось и все же подумай – а стоит ли это того, чтобы потерять все…
Под этим «все» мама, конечно, имела в виду не только наши с Артемом отношения, но и мою в целом безбедную жизнь. Вот только деньги были совсем не тем, что я ценила в этом браке. Но мама, вынужденная всю жизнь тяжело работать, смотрела на вещи куда прагматичнее. Для того, чтобы считаться в ее глазах хорошим мужем, Артему было достаточно прилично зарабатывать.
Растерев руками лицо, чтобы немного прийти в себя, я открыла на телефоне календарь – был вторник. Насколько помнила, именно в этот день Артем проводил совещания, а значит, ни по какой причине дома его быть не могло. Следовательно, сейчас было самое подходящее время, чтобы забрать наконец из квартиры свои вещи, не рискуя при этом столкнуться с мужем.
