Аманда Квик
Тайное свидание
Глава 4
Гарри, прислонившись плечом к стене бального зала, задумчиво пил шампанское и смотрел, как его ветреная невеста кружится в объятиях очередного кавалера.
Августа в легком шелковом платье цвета темных кораллов выглядела великолепно, когда высокий рыжеволосый привлекательный джентльмен мчал ее по залу в бешеном темпе вальса. Безусловно, эта пара была самой красивой среди множества танцующих.
– Ты что-нибудь знаешь о Лавджое? – спросил Гарри у Питера, стоявшего рядом со скучной миной.
– Этот вопрос лучше задавать дамам, – лениво оглядывая переполненный зал, заметил приятель. – Насколько я понимаю, он пользуется особым вниманием у прекрасного пола.
– Это очевидно. Сегодня он уже перетанцевал со всеми более или менее привлекательными знатными дамами. И ни одна ему до сих пор не отказала.
Недовольно поморщившись, Питер быстро добавил:
– Вижу… даже Ангелочек.
Его взгляд скользнул по золотистой головке серьезной и скромной кузины Августы Клодии, танцевавшей с пожилым джентльменом.
– Мне безразлично, с кем он танцует, если это не Августа.
Питер насмешливо поднял бровь:
– И что ты намерен предпринять? Всем известно, что Августа Баллинджер особа своенравная и всегда поступает так, как ей хочется.
– Может быть, но поскольку мы с ней помолвлены, ей бы следовало вести себя более пристойно.
Питер ухмыльнулся:
– Значит, теперь, когда выбрал наконец невесту, ты намерен ее перевоспитывать в соответствии со своими требованиями? Это, наверное, будет очень непросто. Не забывай, что мисс Августа из нортумберлендских Баллинджеров, а те никогда не отличались особыми добродетелями. Родители Августы повергли все общество в шок своим побегом и тайным браком. Мне Салли рассказывала.
– Ну, это дела минувших дней…
– Что ж, а как ты отнесешься к событиям совсем недавнего прошлого? – спросил Питер, все более оживляясь. – Брат мисс Баллинджер два года назад был убит при весьма загадочных обстоятельствах.
– Его застрелил какой-то разбойник с большой дороги, когда он ехал домой из Лондона.
– Такова официальная версия. Дело замяли, однако, по мнению Салли, ходили слухи, что молодой человек был замешан в чем-то весьма сомнительном.
Гарри недовольно посмотрел на приятеля:
– Ты бы слушал поменьше сплетни. Каждый тебе скажет, что Ричард Баллинджер был весьма беспечный, рисковый юноша, в точности как его отец.
– Да, кстати, о его папаше… Ты, надеюсь, помнишь, какую репутацию заслужил старший Баллинджер своими бесконечными дуэлями из-за чрезмерной склонности его супруги к кокетству? Не боишься, что подобная проблема может возникнуть и у известной нам представительницы этого семейства? Кое-кто утверждает, что Августа копия своей матушки.
Гарри стиснул зубы, понимая, что Питер нарочно старается его поддеть.
– Баллинджер был просто беспечный болван. Из того, что рассказывал мне сэр Томас, я сделал вывод, что его брат не имел на свою жену абсолютно никакого влияния, потому она и вела себя столь безрассудно. Я же не намерен допускать, чтобы супруга втягивала меня в ситуации, которые мешали бы моим делам. Только последний идиот может позволить себе дуэль из-за женщины.
– А я-то считал, что в поединках ты большой мастер. Порой мне казалось, что в жилах у тебя лед, а не кровь, Гарри, и всегда завидовал твоему хладнокровию.
Наблюдая, как Лавджой обнимает Августу, Гарри нахмурился.
– Извини, но мне, видимо, придется вмешаться и самому пригласить на следующий танец свою невесту.
– Пригласи, а заодно прочти ей какую-нибудь занимательную лекцию о добродетели – этим весьма развлечешь ее. – Питер выпрямился, отделившись от стены. – А я, пожалуй, подкачу к Ангелочку. Ставлю пять к одному, что она мне откажет.
– А ты попробуй намекнуть на ее новую книгу, – предложил Гарри и поставил свой бокал на поднос.
– И что это за книга?
– Что-то вроде путеводителя о полезных знаниях для юных леди – так, во всяком случае, говорил сэр Томас.
– О господи! – ошеломленно воскликнул Питер. – Неужели вся женская часть Лондона подалась в писатели?
– Похоже на то. Но не унывай: глядишь, и научишься у нее чему-нибудь полезному, – хмыкнул Гарри и отправился прокладывать себе путь сквозь плотную пеструю толпу гостей.
Его то и дело останавливал кто-то из знакомых, чтобы одарить многословными поздравлениями по поводу помолвки, но больше для того, чтобы уточнить, не врут ли газеты, в которых появилось сообщение об этом знаменательном событии. Гарри стало ясно, что высшее общество весьма заинтриговано его столь неожиданным выбором.
Леди Уиллоубай, внушительных размеров матрона в нежно-розовом платье, постучала веером по рукаву черного фрака Гарри, когда тот проходил мимо, и спросила:
– Значит, мисс Баллинджер оказалась самой достойной претенденткой в вашем списке, милорд? Никогда бы не подумала, что кто-то способен составить с ней супружескую пару. Однако вы всегда были себе на уме, верно, Грейстоун?
– Я полагаю, вы таким образом поздравляете меня с помолвкой? – холодно осведомился Гарри.
– Ну разумеется, сэр! Все просто счастливы поздравить вас. Мы ожидаем, что история с вашей помолвкой и браком доставит нам немало удовольствия в этом сезоне.
– Не думаю, мадам, что ваши надежды оправдаются, – едва ли не прошептал Гарри.
– Ну, милорд, не станете же вы отрицать, что сделали весьма оригинальный выбор! Вы и Августа Баллинджер все равно что небо и земля, день и ночь, но это даже интересно, не правда ли? Чрезвычайно интересно также, удастся ли вам прожить без дуэлей до того, как поведете ее к алтарю, и не станете ли просить сэра Томаса немедленно посадить племянницу на корабль и отправить куда-нибудь подальше от Лондона… Она из нортумберлендских Баллинджеров, знаете ли, а они, как известно, всегда причиняли окружающим массу хлопот.
– Моя невеста – настоящая леди, – очень спокойно проговорил Гарри, с холодным вниманием глядя толстухе в глаза и не позволяя эмоциям хотя бы в малейшей степени отразиться на его лице. – Очень надеюсь, что, говоря о ней, все будут помнить об этом. Вот как вы, например, мадам.
Леди Уиллоубай растерянно захлопала глазами и вдруг побагровела:
– Хм, разумеется, милорд. Я не имела в виду ничего такого… просто слегка подтрунивала над вами. Наша Августа чрезвычайно живая милая молодая леди, мы все ее любим и желаем ей только добра.
– Благодарю вас, непременно передам ей ваши пожелания.
Гарри с ледяной вежливостью поклонился и повернулся, намереваясь уйти, но ему еле удалось подавить стон. Без сомнения, чрезвычайно живое восприятие жизни уже принесло Августе репутацию беспечной и безответственной особы. И он намерен обуздать ее, пока она не попала в настоящую беду.
В конце концов ему удалось настигнуть свою невесту: в дальнем углу зала она болтала с Лавджоем. Словно почувствовав его приближение, Августа умолкла на полуслове и обернулась. При виде будущего супруга глаза ее подозрительно сверкнули, и она лениво и грациозно принялась обмахиваться веером, а потом произнесла светским тоном:
– Признаться, меня весь вечер мучило любопытство, когда же вы наконец покажетесь, милорд. Вы ведь знакомы с лордом Лавджоем?
– Да, встречались. – Гарри коротко кивнул джентльмену, как ни претило ему умиление, написанное на его физиономии.
– Мы посещаем одни и те же клубы. Верно, Грейстоун? – Лавджой повернулся к Августе, галантным жестом подхватил ее затянутую в перчатку руку и, поднося к губам, добавил: – Полагаю, я должен вручить вас будущему хозяину и повелителю, дорогая. Теперь-то я понимаю, что у меня нет шансов, и остается лишь надеяться, что где-то в глубине души у вас сохранится хотя бы легкое сожаление после того сокрушительного удара, который вы нанесли мне, приняв предложение Грейстоуна.
– Я уверена, сэр, что вы очень скоро оправитесь от этого удара. – Августа высвободила руку и с улыбкой кивнула Лавджою, а когда барон растворился в толпе, повернулась к графу.
На щеках ее вспыхнул румянец, но в глазах явно читался вызов. Гарри вдруг подумал, что, кажется, догадывается о причине этого странного яркого румянца, пылавшего на ее щеках и сейчас, и во время тех двух кратких встреч, которые уже успели состояться после сообщения об их помолвке. Каждый раз, когда смотрела на него, Августа наверняка вспоминала их ночную встречу на ковре в библиотеке. Безусловно, мисс Баллинджер, несмотря на свои прогрессивные взгляды и свободомыслие, страшно смущали эти воспоминания. Гарри счел это добрым знаком: в конце концов, румянец смущения указывал на то, что дама все же имеет некоторые представления о добродетели.
– Вам не жарко, дорогая? – спросил Гарри с вежливой заботливостью.
Августа поспешила ответить, покачав головой:
– Нет-нет, я чувствую себя прекрасно, милорд. А теперь скажите: вы подошли ко мне, чтобы пригласить на танец? Или хотите прочитать мне очередную лекцию о том, как следует себя вести?
– Скорее последнее…
Гарри взял ее за руку и повел через открытые стеклянные двери в сад.
– Этого я и боялась. – Августа обмахивалась веером, пока они шли по террасе, потом со щелчком сложила его. – У меня было много времени подумать, милорд.
– Да, у меня тоже. – Гарри остановился возле скамьи. – Давайте присядем. Мне кажется, нам есть о чем поговорить.
– О господи! Я так и знала! Я была уверена, что этим все и закончится. – Она мрачно взглянула на него и грациозно присела на краешек скамьи. – Милорд, вам это не поможет. Мы либо примиримся с обстоятельствами, либо откажемся от вашей затеи.
– Что именно не поможет? Вы, надеюсь, не о помолвке?
Гарри поставил ногу на краешек скамьи и, облокотившись на колено, внимательно посмотрел в серьезное лицо Августы.
– Именно о ней. Я все время думаю о том, что произошло, и не могу отделаться от мысли, что вы совершаете страшную ошибку. Я хочу, чтобы вы поняли: вы оказали мне большую честь своим предложением, однако для нас обоих будет лучше, если я все-таки разорву помолвку, пусть и ценой скандала.
– Не думаю, что это хорошая идея, – возразил Гарри.
– Но, милорд, вы же сказали, что у вас было время все обдумать. Неужели непонятно, что союз между нами просто невозможен?
– Напротив: не просто возможен, а при незначительных усилиях над собой станет идеальным.
Августа возмущенно вскочила:
– Что вы хотите этим сказать, сэр? Может, надеетесь, что сумеете меня переделать в соответствии со своими представлениям о достойной добродетельной супруге?
– Не стоит говорить за меня, дорогая. – Гарри взял ее за руку и мягко заставил опять сесть на скамью. – Я всего лишь хотел сказать, что, по-моему, мы прекрасно уживемся.
– И кто же из нас должен работать над собой, милорд?
Гарри вздохнул и, задумчиво глядя куда-то поверх ее головы, заметил:
– Мы оба, без сомнения, должны немного измениться, как того требует любой брак.
– Ясно. Давайте тогда кое-что уточним. Вот, например, какие именно изменения вы хотели бы видеть во мне, сэр?
– Для начала было бы неплохо перестать вальсировать с Лавджоем и ему подобными. Что-то в нем мне не нравится… И сегодня к тому же я заметил, что он проявляет к вам повышенный интерес.
– Да как вы смеете, сэр? – вне себя от гнева, опять вскочила Августа. – Я буду танцевать с кем захочу, а вам следует уяснить, что никто никогда не станет диктовать мне, что и как делать. И мне очень жаль, если мое поведение кажется вам слишком вольным, сэр, хотя, должна вас заверить, это еще только цветочки…
– Вот как? Меня, разумеется, весьма встревожили ваши слова.
– Вы что, издеваетесь, Грейстоун? – В глазах Августы полыхнул гнев.
– Нет, дорогая, ничуть. Присядьте, пожалуйста, если вам не трудно…
– Очень трудно, и садиться не желаю! Я намерена немедленно вернуться в зал, отыскать свою кузину и отправиться домой. А еще собираюсь сообщить дядюшке, что незамедлительно разрываю нашу помолвку!
– Вы не поступите так, Августа.
– Почему это, скажите на милость?
Гарри взял ее за руку и еще более мягко, но одновременно и более настойчиво потянул и заставил сесть.
– Потому что я считаю вас в высшей степени порядочной леди, несмотря на вашу горячую, непокорную головку, а еще женщиной, которая ни при каких обстоятельствах не станет награждать мужчину знаками внимания, чтобы потом обмануть его надежды…
– Знаками внимания? – воскликнула Августа в недоумении. – О чем это вы?
Пора, решил Гарри, пора пустить в ход мягкие угрозы, а возможно, даже легкий шантаж!.. Августу необходимо немножко подтолкнуть в нужном направлении. Она – это совершенно очевидно – сопротивляется любому упоминанию о браке.
– По-моему, ответ вам хорошо известен. Или вы уже забыли о том, что произошло на ковре в моей библиотеке две ночи назад?
– Господи помилуй! – Августа так и застыла на скамье, не сводя с него глаз. – Милорд, вряд ли вы просто так упомянули об этом. Вы специально меня провоцируете. Вы что же, вообразили, будто из-за пары поцелуев я готова связать себя с вами узами брака?..
– Поцелуй поцелую рознь, а кроме того, мы не только целовались, Августа, и, я полагаю, вы прекрасно это помните.
– Да, возможно, я позволила лишнее…
Она покраснела и с отчаянием взглянула на него.
– Лишнее? Да вы были почти раздеты, когда нам пришлось остановиться! – напомнил ей Гарри с точно рассчитанной грубостью. – И если бы не пробили часы, мы могли бы действительно зайти чересчур далеко. Я знаю, что вы самолюбивы и заносчивы, однако вовсе не жестоки.
– Жестока? Я на этом и не настаиваю! По-моему, это вы использовали меня, сэр!
Гарри пожал плечами:
– Ну, я полагал, что не совершаю ничего предосудительного, раз уж мы помолвлены. Ваш дядюшка принял мое предложение, ну а вы сами пришли ко мне в столь поздний час. Что же я должен был подумать? Вот и предположил, что вы завлекали меня и были более чем щедры, расточая знаки внимания.
– Нельзя верить ни одному вашему слову! Вы просто все перевернули с ног на голову. Запомните, Грейстоун: никаких знаков внимания я вам не расточала!
– Вы себя недооцениваете, дорогая! – улыбнулся он загадочно. – Я-то как раз счел эти знаки внимания весьма многообещающими. Трудно забыть ощущения от того, как ваша прелестная грудь покоилась в моей ладони: нежная, полная, упругая. А вершину ее венчал розовый бутон, расцветавший под моими пальцами…
– Милорд! – в полном смятении воскликнула Августа.
– Неужели вы действительно думаете, что я могу забыть изящный изгиб ваших бедер? – продолжал Гарри, не обращая внимания на ее возмущение и решив проучить строптивицу. – Округлые, изумительной формы, как у греческой статуи… Я навечно сохраню в памяти, словно самую большую драгоценность, те восхитительные ощущения, которые испытал, когда вы великодушно позволили мне коснуться ваших прелестных бедер, моя радость.
– Но никто вам этого не позволял! – запротестовала Августа. – Вы сами делали то, что хотели, не спрашивая разрешения…
– Но вы ни звуком, ни жестом не попытались меня остановить. И сами целовали меня с жаром, даже, можно сказать, со страстью, разве нет?
– Нет, сэр, это не так! – едва ли не в панике выкрикнула Августа.
Гарри изумленно вскинул брови:
– Так значит, вы ничего не чувствовали, когда целовали меня? Я страшно огорчен и разочарован… Как же вы сумели так много мне позволить, хотя сами ничего не почувствовали? Для меня, например, те мгновения были исполнены страсти, и я никогда не забуду.
– Я не говорю, что ничего не чувствовала… Просто… в общем, то, что вам показалось, было не совсем искренним… Я оказалась застигнутой врасплох. Милорд, вы все неправильно поняли! Право, не стоит придавать случившемуся такого уж большого значения.
– Могу ли я это понимать так, что для вас не исключение подобные полуночные встречи и вы не воспринимаете столь интимные отношения серьезно?
– Да о чем вы? – совершенно растерялась Августа, понимая, что сама загнала себя в угол. – Вы определенно стараетесь заставить меня почувствовать свою вину за то, что мы слишком увлеклись тогда и у вас не осталось иного выхода, кроме помолвки…
– А мне кажется, что в ту ночь были даны кое-какие обещания, – возразил Гарри.
– Неправда!
– Позвольте не согласиться. Мне кажется, позволив такие вольности, какие допустимы лишь с мужем или с женихом, вы все-таки дали мне определенные обещания, Что же я должен был подумать, когда вы каждым своим движением давали понять, что с радостью примете меня как в роли любовника, так и мужа?
– Ничего такого я не делала… – совсем сникла Августа.
– Помилуйте, мисс Баллинджер! Не могу заставить себя поверить, что вы просто развлекались со мной в ту ночь. И вы также не сможете убедить меня, что пали столь низко и просто по привычке кокетничали. Вы безрассудны и смелы от природы, однако я отказываюсь думать, что вы бессердечны, жестоки или же совершенно равнодушны к своей чести!
– Разумеется, нет! – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Для нас, нортумберлендских Баллинджеров, честь превыше всего. Мы пойдем во имя ее даже на смерть.
– В таком случае наша помолвка остается в силе. Теперь мы с вами достаточно серьезно связаны, поскольку зашли слишком далеко, чтобы поворачивать назад.
Послышался резкий щелчок, потом треск, и Августа посмотрела на то, что осталось от ее веера. Она так сильно стиснула его, что хрупкие пластинки не выдержали.
– Тьфу ты! – вырвалось у нее.
Гарри улыбнулся и, протянув руку, приподнял ее лицо за подбородок. Длинные ресницы взметнулись, и на него посмотрели встревоженные глаза. Наклонившись, он легким поцелуем коснулся чуть приоткрытых губ:
– Верьте мне, Августа: мы с вами непременно будем счастливы.
– А вот я в этом совсем не уверена, милорд: мне по-прежнему кажется, что мы совершаем большую ошибку.
– Никакой ошибки! – Гарри прислушался к звукам, донесшимся из открытых окон. – Не окажете ли мне честь потанцевать со мной, дорогая? Вальс…
– Пожалуй, – пробормотала Августа, неловко поднимаясь со скамьи. – Не вижу для себя выбора при сложившихся обстоятельствах. Если я откажусь, вы, конечно же, скажете, что это против правил приличия хотя бы потому, что мы помолвлены.
– Вы хорошо меня изучили, – прошептал Гарри, предлагая ей руку. – Я просто помешан на правилах приличия…
Он не мог не заметить, что Августа все еще напряжена и упрямо стискивает зубы, ступив с ним на залитый светом паркет бального зала.
Значительно позже тем же вечером Гарри вышел из своей кареты на Сент-Джеймс-стрит и поднялся по ступеням крыльца одного весьма солидного заведения.
Дверь перед ним немедленно распахнулась, и он оказался в той исключительно располагающей атмосфере дружелюбия, которую может создать только отличный клуб для джентльменов.
Трудно найти обстановку более приятную, чем здесь, размышлял Гарри, усаживаясь у камина и наливая себе бренди. Неудивительно, что Августа решила развлечь Салли и ее подруг неким подражанием клубу «Сент-Джеймс». Этот заведение было бастионом, укрытием от внешнего мира, убежищем, чуть ли не домом родным. Здесь каждый имел возможность побыть в одиночестве или подыскать себе подходящую компанию.
В таком клубе можно было расслабиться и отдохнуть в обществе друзей, испытать судьбу за игральным столом или же с кем-то приватно побеседовать. Сам Гарри за последние несколько лет, пожалуй, довольно часто прибегал к конфиденциальности.
Несмотря на то что во время войны почти не покидал континент, во время редких посещений Лондона он старался непременно заглянуть в свои любимые клубы. И если не имел возможности лично передать туда чек, то не забывал проверить, сделано ли это и состоят ли его агенты в членах какого-нибудь респектабельного заведения, где всегда можно было получить секретные сведения.
Именно здесь, например, ему когда-то удалось узнать, по чьей вине погиб один из лучших агентов британской разведки. Прошло совсем немного времени, и с убийцей произошел несчастный случай, который организовал граф Грейстоун.
В другом, не менее знаменитом заведении на той же Сент-Джеймс-стрит Гарри договорился о покупке дневника одной известной куртизанки. Ему сообщили, что эта дама любила поразвлечься с французскими шпионами, этими презренными эмигрантами, которых в Лондоне во время войны было предостаточно.
Во время дешифровки простейшего кода, с помощью которого дама записывала свои воспоминания, Гарри впервые наткнулся на кличку Паук, однако куртизанка погибла прежде, чем он успел с ней встретиться. Заплаканная служанка рассказывала, что один из любовников ударил ее хозяйку ножом в приступе необузданной ревности. И разумеется, бедная женщина понятия не имела, кто именно, поскольку любовников у дамы было немало.
Загадочная кличка Паук преследовала Гарри на протяжении всей его работы на благо короны. Люди погибали в темных аллеях, едва успев произнести это слово. В перехваченных письмах французских агентов в заслугу Пауку ставились провалы лучших британских агентов. Не раз перехватывались записи о передвижении войск, военные карты, которые, видимо, предназначались для передачи таинственному Пауку.
И до сих пор имя того, кто скрывался под этой кличкой и кого Гарри с давних пор привык считать своим личным врагом и противником в великой «шахматной игре», оставалось нераскрытым. К несчастью, все это время сам Гарри не имел возможности заняться разгадыванием тайны Паука: очень много было других головоломок.
С самого начала интуиция подсказывала, что Паук скорее всего англичанин, и Гарри ужасно раздражал тот факт, что предателю удалось уйти от правосудия. Из-за Паука погибло много отличных агентов и просто честных солдат.
– Пытаетесь угадать свое будущее по языкам пламени, Грейстоун? Сомневаюсь, что вы прочли в камине хоть какой-нибудь ответ.
Гарри поднял голову: манерно-медлительный голос Лавджоя нарушил его спокойные раздумья.
– Я так и думал, что рано или поздно вы явитесь сюда, Лавджой. Мне как раз нужно с вами поговорить.
– Вот как? – Лавджой налил себе бренди и, небрежно прислонившись к каминной доске, слегка взболтал золотистую жидкость в бокале: его зеленые глаза вспыхнули недобрым огнем. – Сначала позвольте поздравить вас с помолвкой.
– Благодарю вас.
Гарри ждал продолжения.
– Мисс Баллинджер, как мне кажется, вовсе не принадлежит к вашему типу женщин. Боюсь, она унаследовала все фамильные качества – и беспечность, и склонность к проказам. Это будет весьма странный брак, если вы позволите высказать мое личное мнение…
– Не позволю. Лучше держите свое мнение при себе. – Гарри холодно улыбнулся. – Кроме того, запрещаю вам танцевать с моей невестой вальсы.
Лавджой побледнел от гнева и процедил сквозь зубы:
– Мисс Баллинджер очень любит танцевать и утверждает, что я прекрасный партнер.
Гарри медленно проговорил, глядя в огонь:
– Будет лучше для всех, если вы подыщете себе другую леди для демонстрации своих способностей к танцам.
– А если нет? – усмехнулся Лавджой.
Гарри глубоко вздохнул и встал, с сожалением покидая удобное кресло.
– В таком случае мне придется принять определенные меры, чтобы оградить невесту от вашего назойливого внимания.
– И вы действительно думаете, что вам это удастся?
– Вне всякого сомнения! – заявил Гарри, взял бокал с недопитым бренди и, одним глотком осушив его, не говоря ни слова, направился к дверям.
Вот вам и поспешные заявления относительно того, что не станет драться на дуэли из-за женщины! Гарри осознал, что едва не вызвал Лавджоя на дуэль. Если бы тот не внял предупреждению, все, вполне возможно, закончилось бы дурацкой мелодрамой с поединком на пистолетах ранним утром.
Это же надо: помолвлен всего двое суток, а невеста уже ухитрилась доставить ему немало волнений, нарушив его спокойную, размеренную жизнь. Вот уж действительно остается только гадать, что его ждет после свадьбы!
Августа, поджав ноги, сидела в синем кресле у окна библиотеки, хмуро уставившись в лежавший на коленях роман, но как ни пыталась сосредоточиться и прочитать хоти бы страницу, не успевала одолеть и один абзац, как тут же мысли уходили в сторону и приходилось начинать сначала.
В последнее время она не могла думать ни о чем, кроме их отношений с Гарри, и просто не понимала, каким образом стремительно развернувшиеся события привели ее к такой ситуации.
И самое главное, она никак не могла разобраться в собственных чувствах! С тех пор как она оказалась на ковре в библиотеке Гарри, совершенно ошеломленная взрывом первой страсти, она постоянно пребывала в каком-то смятении. Каждый раз, стоило закрыть глаза, она вновь ощущала волнующий вкус его поцелуев, а воспоминания о том, как он касался ее тела, бросали в жар и вызывали головокружение.
И он по-прежнему убеждал ее, что они непременно должны пожениться.
Дверь в библиотеку приоткрылась, и Августа с облегчением оторвалась от книги.
– Ах вот ты где! – с улыбкой вошла в комнату Клодия. – Что ты читаешь? Очередной роман, наверное?
– Это «Собиратель древностей». – Августа закрыла книгу. – Очень увлекательно, масса всяких приключений, потерявшийся наследник и сколько душе угодно хитроумных побегов.
– Да-да, новый «Уэверли».
– Мне следовало бы догадаться. Что, пытаешься определить, кто автор?
– Без сомнения, Вальтер Скотт. Я просто уверена.
– Как и большинство читателей, очевидно. Могу поспорить, он хранит свое авторство в тайне только для того, чтобы книги лучше распродавались.
– Я так не думаю. Они весьма популярны и очень нравятся публике. Их покупают по той же причине, что и эпические поэмы Байрона. Их очень интересно читать. Хочется быстрее переворачивать страницы, чтобы узнать поскорее, что будет дальше.
Клодия посмотрела на нее с легким упреком:
– А тебе не кажется, что теперь, когда стала невестой, стоило бы почитать что-нибудь более возвышенное? Одна из маминых книг больше подошла бы молодой леди, которая собирается замуж за столь серьезного, прекрасно образованного человека. Ты же не захочешь разочаровать графа своим легкомыслием?
– Грейстоуну, на мой взгляд, совсем не повредит общение со столь легкомысленной особой! – проворчала Августа. – Он порой кажется таким занудой! Весь словно зашнурованный! Если хочешь знать, он уже запретил мне танцевать с Лавджоем!
– Неужели? – Клодия села напротив кузины и налила себе чашку чаю из чайника, стоявшего на краешке стола.
– Да, причем в приказном порядке.
Клодия задумалась:
– Что ж, возможно, он и прав. Лавджой такой легкомысленный! Может, я говорю лишнее, но уверена, что он не в состоянии будет удержаться от соблазна, оказавшись в обществе дамы, позволившей ему слишком много вольностей.
Августа воздела очи к небесам, умоляя Господа дать ей терпение.
– С Лавджоем очень легко общаться, так что ничего подобного не произойдет. К тому же он настоящий джентльмен. – Прикусив губку и немного помолчав, она спросила: – Клодия, ты не очень рассердишься, если я задам тебе один не слишком деликатный вопрос? Я бы хотела посоветоваться с тобой относительно некоторых правил приличия… Я уверена, что именно ты дашь мне самый лучший совет.
Клодия выпрямила свою и так безупречно прямую спину и строго посмотрела на кузину:
– Тебя что-то тревожит?
Августа вдруг пожалела, что затеяла этот разговор, но теперь было уже слишком поздно, поэтому заговорила о том, что так сильно тревожило ее после вчерашнего бала.
– Как ты полагаешь, джентльмен действительно имеет право считать, что дама дала ему определенные обещания, если позволила ее поцеловать?
Клодия нахмурилась, тщательно обдумывая заданный вопрос, потом сказала:
– Совершенно очевидно, что леди не должна позволять подобных вольностей никому, кроме мужа иди жениха. Мама очень ясно выразила эту мысль в своей книге «Советы юным леди».
– Да, я помню, – нетерпеливо проговорила Августа. – Но давай смотреть на вещи реально: все бывает. Иногда парочки целуются украдкой где-нибудь в саду, и все об этом знают, но до тех пор, пока они сами хранят свои отношения в тайне, никто не считает, что им следует объявлять всему свету о своей помолвке.
– Я надеюсь, ты говоришь об этом чисто гипотетически? – спросила Клодия, вдруг проницательно посмотрев на кузину.
– Абсолютно гипотетически. – Августа беспечно помахала в воздухе рукой. – Этот вопрос возник в результате обсуждения данной темы с некоторыми моими… хм… подругами из «Помпеи», но мы тщетно пытались прийти к единому мнению.
– Без сомнения, было бы лучше, если бы ты воздержалась от подобных дискуссий, вот что я думаю.
Августа стиснула зубы:
– Да, ты права, но все же что ты думаешь по этому поводу?
– Ну, я полагаю, что это все-таки предосудительно – позволять мужчине такие вольности, хотя поцелуй не выходит за грань приличий. Можно, конечно, пожелать данной леди вести себя более осмотрительно, тем не менее обвинять ее за один украденный поцелуй я бы не стала.
– Вот и я того же мнения! – с готовностью подхватила Августа. – И разумеется, замешанный во все это джентльмен не имеет ни малейшего права считать, что данная леди дала ему обещание выйти за него замуж только потому, что он проявил некоторую наглость и украл у нее поцелуй.
– Ну…
– Господь свидетель, я бродила по саду во время прошлого бала и видела немало леди и джентльменов, которые целовались. И никто из них почему-то не бросался потом в зал и не объявлял во всеуслышание о своей помолвке.
Клодия медленно покачала головой:
– Нет, я не думаю, что поцелуй дает джентльмену право считать даму чуть ли не своей собственностью.
Августа улыбнулась, удовлетворенная и успокоенная:
– Вот-вот! Это в точности соответствует моим собственным умозаключениям. И я так рада, что наши мнения совпадают!
– Но, разумеется, – рассудительно продолжала Клодия, – если было что-то еще помимо поцелуя… то обстоятельства приобретают совсем иную окраску.
– Неужели? – растерянно спросила Августа.
– Да, совершенно определенно. – Клодия отпила чаю, обдумывая тонкости гипотетической ситуации. – Совершенно определенно! Если указанная дама ответила на подобные ухаживания со стороны джентльмена и проявила хотя бы какой-то намек на страсть, то есть позволила ему, например, гораздо большую близость или же каким-либо образом поощрила его… тогда, конечно, было бы только справедливо, если бы указанный джентльмен счел, что указанная дама ответила на его чувства, и у него были бы все основания полагать, что она уже самим своим поведением дала согласие на… более близкие отношения.
– Понятно.
Августа мрачно уставилась на лежавшую у нее на коленях книгу, и перед ее мысленным взором вдруг промелькнула во всех деталях сцена на ковре в библиотеке, когда она лежала в объятиях Грейстоуна. Она почувствовала, как горят щеки, и могла лишь молиться про себя, чтобы кузина ничего не заметила и ничего не сказала по этому поводу.
– А что, если указанный джентльмен проявил чрезмерно большую пылкость в своих ухаживаниях? – осторожно проговорила она наконец. – Что, если он с помощью обманчивых и льстивых уговоров подтолкнул даму к подобному поведению и она, сама того не желая, позволила ему больше, чем хотела бы?
