Аманда Кайл Уильямс
Профиль незнакомца

– Мэр и начальник так глубоко сидят в моей заднице, что мне уже больно, – пожаловался он в ярости.

Когда в печати появится второе письмо, то, в котором речь шла про Дэвида? Раузер сказал мне, что он пытался привлечь к работе полицию Атланты, опубликовав в прессе второе письмо, но шеф Коннор и мэр наотрез отказались. По их словам, их всех съедят заживо, если полиция не сможет найти Дэвида после того, как им вручат набор улик.

Я взяла утреннюю газету, вытащила ее из пластикового конверта и развернула на столе.

Убийца Уишбоун ^[9] насмехается над полицией.

Это было на первой полосе. Газеты дали ему имя, нечто мерзкое, чтобы ему соответствовать.

Последним звуком, который она услышала сквозь собственное хныканье, был щелчок моего фотозатвора и тихий треск ее шеи. Так трещит сломанная пополам грудная куриная косточка…

Между лопаток у меня мгновенно пробежал холодок и пополз вниз по спине. Неудивительно, что Раузер психует. Теперь давление со стороны начальства только усилится. Ему придется работать с ними, предугадывая каждое движение преступника. Ведь на него посыплются все шишки, когда убийца нанесет новый удар. А он непременно его нанесет. Сейчас он, вероятно, представляет себя в мыслях и на устах всего города, всей страны. Слава – афродизиак для тех, кто ее ищет.

Напишет ли он снова, чтобы поиздеваться, показать свое превосходство? Этот тип обожает играть в игру, подумала я, но чем больше он в нее играет, тем выше вероятность, что он где-то облажается.

Я вытащила из ящика стола свежий блокнот и принялась составлять список.

1. Меры предосторожности, наблюдение, изучение распорядка дня… Жертва всегда дома одна.

2. Нападение в дневное время. Сознательный риск с целью заполучить жертву.

3. Локации: первая жертва – студенческое общежитие, три других – в собственном доме, первый этаж.

4. Метод подхода: обман. Жертва сама открывает дверь. Никаких свидетелей. Выбирает время суток с наименьшим количеством людей. Маскировка? Кто-то знакомый? Почтальон, ландшафтный дизайнер…

5. Различная социальная принадлежность жертв.

6. Разные половые и возрастные группы.

7. Отсутствие вещественных улик, дополнительные меры предосторожности – обстановка, уборка места убийства – тормозят следственные действия.

8. Общается с полицией. Мотивация неизвестна.

Примечание. Добиться доступа к фотографиям вскрытий, зарисовкам места преступления, видеозаписям, протоколам допросов и лабораторным отчетам со всех мест преступления.

Я была уверена, что полиция уже проверила все общие службы – электрическую и газовую компании, почту, кабельное телевидение, все, что могло неким образом связывать жертв.

Раузер уже задействовал команды детективов, временно сняв их со всех дел, которые не были приоритетом. Они уже проверили магазины фототоваров, фотоаппаратов и электроники? Если убийца фотографирует, он, вероятно, использует цифровую камеру, что-то маленькое и с высоким разрешением. Он распечатывает копии? Да, конечно. Ему понадобится свобода печатных копий. Принтеры для фотопечати, магазины электроники и фототоваров. Вероятно, он выстраивает кадры в некой значимой для него последовательности, мастурбирует, переживает заново, но зачем довольствоваться снимками, когда все, что ему нужно, – это приличный телефон с камерой для записи видео? Казалось бы, такая мелочь – и тем не менее один из головокружительных моментов озарения. Я поняла, что только что чуть-чуть приблизилась к пониманию внутренней жизни убийцы. И телефон – это так просто, так удобно… В поезде, в офисе…

Я задумалась об этом. И мне это не понравилось. Это давало убийце возможность подстегивать свои фантазии, держать их в заряженном состоянии. Он мог смотреть свои видео где угодно и когда угодно, без специального оборудования. Никто не посмотрит дважды на парня, который пялится в свой телефон. Половина жителей Атланты не отрывают глаз от своих мобильников, даже переходя улицу.

Энн Чемберс была убита в Таллахасси, Боб Шелби – в районе Джексонвилла. Имело смысл сверить даты их убийств с документацией авиакомпаний и пунктов аренды автомобилей. Кроме того, если убийца переехал из Флориды, должны остаться соответствующие записи. Проверить прокат автомобилей или автосалоны, почтовую и налоговую службы.

Сломать жертве шею – необычный выбор, особенно для серийного убийцы. Это требует определенного мастерства. Проверить студии боевых искусств, военные части, студентов-медиков… врачей?

И почему они открывают дверь? Ремонтник? Доставщик?

Проверяла ли полиция Атланты квитанции об аренде форменной одежды за несколько дней до убийств? Были ли споры между соседями, местные выборы, что-то еще, что могло вынудить сборщиков подписей стучать во все двери? Советы по зонированию, проверка права собственности на недвижимость. Почитать беседы детективов с соседями.

Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Во что я ввязалась? Это было слишком рискованно. В известном смысле мне нужно было срочно переосмыслить годы работы в Бюро, и сделать это на трезвую голову. Проблема заключалась не в том, чтобы вспомнить свое ремесло, а в том, что у меня были проблемы с коленным рефлексом, как у человека, который не может говорить по телефону, не закурив сигарету. Я провела годы в Бюро как активный, но функционирующий алкоголик. Я даже не знала, как думать об этом, что делать с эмоциями – без выпивки в конце дня. И все же я была на периферии этого расследования. Внезапно я поняла: я буду знать и подробно обсуждать с Раузером каждую сцену, оставленную после себя этим убийцей. И мое сердце будет и болеть, и радоваться каждому новому открытию. Я несколько раз повертела шеей, но напряжение не отпускало. Всего один глоток все исправит. Всего один. Я вновь была в гуще событий, вновь втянута в насилие. Черт тебя побери, Раузер.

Мне требовалось движение, физическая активность.

– Эй, Нил! – окликнула я из своего кабинета. Я видела, что Нил сидит за столом в главной комнате. Он даже не пошелохнулся. – Не хочешь сходить в «Южные сласти»?

Ноль реакции.

«Южные сласти», крошечная пекарня в Эйвондейл-Истейтс, выставляла в своих витринах такие соблазны, устоять перед которыми можно было лишь в том случае, если вы сделаны из железа.

– Я куплю тебе пирожное. Давай, Нил, нам обоим станет лучше. Поехали на Декалб-авеню, и мы будем там через пятнадцать минут.

Я обожала перекусывать вместе с Нилом, тут он занимал второе место после Раузера. Нил был любитель вкусно поесть. Да какой! И еще он курил много «травы».

Я увидела, как Нил пошевелился в кресле.

– Пирожок с вишней?

– Ты понял, – сказала я и взяла ключи. – Я имела в виду старый добрый шоколад или чизкейк со сладким картофелем.

Нил нахмурился.

– Чизкейк со сладким картофелем – это полный отстой. С тем же успехом можно просто намазать его арахисовым маслом. Чизкейк заслуживает более изысканных добавок.

– Хорошо, – сказала я. На прошлой неделе я видела, как Нил стоял у холодильника, обмакивая сырые хот-доги в горчицу, но решила не поднимать эту тему.

Глава 10

Комната «военного совета» была импровизированной, но хорошо организованной. Ее создали в пожарном порядке, как только базы данных ФБР установили связь между четырьмя убийствами. Характер ран, следы от инструментов, обстановка места преступления – все это слилось в один и тот же почерк, одного и того же убийцу, один и тот же нож. Этот человек не был авантюристом вроде Гэри Хилтона, или кем-то, кто, как Уэйн Уильямс, работал в строго определенных рамках – этнической или возрастной группы, – и, следовательно, потенциальных жертв можно было защитить. Этот тип был другим. Атланта никогда не видела ничего подобного.

Я стояла у двери, никем не замечаемая, если не считать редких кивков от знакомых. Раузер говорил по телефону, стоя спиной ко мне. Длинный стол перед ним был завален бумагами. Огромная доска объявлений увешана снимками с мест преступления и фотографиями вскрытий – все фото пронумерованы и датированы. На картах Джорджии и Флориды канцелярскими кнопками отмечены места убийств. Еще одна доска была посвящена зацепкам, свидетелям, допросам, отчетам детективов. Третья доска для жертв – для их прижизненных фото. Алиша Ричардсон стоит возле уличного гриля с металлической лопаткой в руке и застенчиво улыбается в камеру. Боб Шелби сидит, закинув ноги на журнальный столик с пивом в руке, в шортах, без рубашки, загорелый. Лэй Кото с сыном Тимом; у мальчика в руках спортивный кубок за успехи в плавании. Они были здесь все – смеялись, играли, дышали. Мы в Бюро также вывешивали семейные фотографии. Это было призвано напомнить всем, что эти люди не всегда были жертвами, что это были реальные люди, которые оставили после себя дочерей и друзей, убитых горем родителей, возлюбленных, ошеломленных мужей, наполовину посаженные сады, наполовину написанные бумаги, продукты в сумке, обед на плите, полноценную жизнь. По словам Раузера, он практически жил в этой комнате – хотел пропитать себя информацией. Возможно, через какое-то время, путем осмоса, она обретет для него смысл.

Сегодня в отделе царила атмосфера осады. Давление исходило из самых высоких офисов в нашей местной администрации. Детективы с уже колоссальным грузом дел торопливо сновали туда-сюда мимо меня, пили кофе из пластиковых стаканчиков, распечатывали отчеты, стучали по клавиатуре, перебрасывались идеями. Один из них повесил над досками объявлений надпись «УБИЙСТВА УИШБОУНА», и на мгновение в комнате воцарилось молчание. Суровая реальность внезапно ворвалась в странное, тревожное ощущение творящейся на глазах истории, ужасной кровавой легенды, все еще находящейся в стадии формирования.

– Господи, – пробормотал Раузер.

Я вытащила из-за стола для совещаний стул и, сев рядом, сказала:

– Ну что, приступим к работе?

Раузер уставился на меня. Затем отодвинул стул и встал.

– Внимание, народ, – сказал он, и движение прекратилось. Пара детективов оставили свои кабинки и заглянули внутрь. – Для тех из вас, кто не в курсе: это Кей Стрит. Она опытный криминалист, специалист по интерпретации вещественных доказательств. Кей входит в нашу оперативную группу в качестве консультанта, так что никаких грубостей, полная прозрачность – и, пожалуйста, народ, делитесь с ней пончиками.

С этими словами он снова сел, и мы принялись за работу. Весь день я провела в комнате «военного совета» Раузера, и мои заметки быстро заполнили пару блокнотов – страницы, испещренные плохими иллюстрациями, жирными вопросительными знаками и практически неразборчивым потоком сознания. Так я работала всегда. Разберусь со всем этим позже. Главное не редактировать. Пока. Просто продолжать в том же духе, заложить основу для осмысленной оценки. Инстинкт и умения, как однажды сказал мне инструктор в Куантико, – нельзя доверять одному без другого.

– Я ищу допросы старших полицейских или медиков «скорой помощи», – сказала я Раузеру, перебирая горы бумаг на столе для совещаний. Я начинала страдать от недосыпания. Я не могла себе представить, как Раузер вообще держится на ногах.

– Я передал тебе их отчеты. Джексонвилл не давал интервью.

Я указала на одно фото с места преступления, прикрепленное к доске. Журнальный столик был перевернут набок рядом с телом. Боб Шелби. Я взглянула на доску и рассмотрела его при жизни: пиво, бейсболка, тот же диван, тот же кофейный столик в комнате, только отодвинут на несколько футов от дивана. В самой комнате все было вверх дном. Судя по отпечаткам на ковре, мебель была сдвинута с места. На полу валялись остатки ужина из фастфуда. Кровавые следы вели от места, где жертва лежала лицом вниз возле лужи крови, к входной двери, а затем в заднюю часть дома. Жертва была полностью голой. Верхняя и внутренняя часть плеч сплошь в синяках. Колотые и резаные раны на бледно-белой коже поясницы и ягодиц, бедер. И следы укусов.

– Если б тебе пришлось реконструировать эту сцену, что бы ты сказал? – спросила я.

– Парень обожал фастфуд из «Тако Белл»?

– Не смешно.

Раузеру не нужно было долго об этом думать. Он уже просмотрел снимки тысячу раз, перечитал массу файлов и сделал собственные четкие выводы.

– Боб Шелби, – сказал он. – Шестьдесят четыре года. Не так много оборонительных ран. Ушиб задней части черепа. Часть еды и мебели перевернута, синяки на верхней части рук. Следы веревки вокруг запястий. Лужа крови на полу. Брызги крови на мебели и ковре. Убийца избил его до потери сознания, нанес ему, пока он еще дышал, около двадцати ножевых ударов, и еще тридцать три после того, как он уже был мертв. Перерезал ему горло, затем наступил ногой в кровь и оставил нам отпечаток десятого размера.

– Первым, кто его обнаружил, был мужчина? – спросила я. Раузер кивнул. – Известно, что он сделал по прибытии?

– Он следовал протоколу: уведомил диспетчеров, оцепил место происшествия.

– Он наступил на кровь? Вам известно, какой размер обуви он носит и какого типа? Вы знаете, двигали ли врачи «скорой помощи» мебель? Случайно не они ли опрокинули еду? – Я ручкой указала на детали на одном из фото. – Тело вот здесь, возле дивана. Вопрос: это медики отодвинули стол, чтобы добраться до него, или так его оставил убийца? Вы знаете, какого размера обувь была у них на ногах и какого типа? Кроме того, на руках это могут быть терапевтические кровоподтеки. Могут быть также посмертные. Нужно уточнить у судмедэксперта.

– Что-то не так? – спросил Раузер.

– Видишь ли, если преступник напал внезапно – а судя по удару тупым предметом, похоже, так и было, – то никакой борьбы не было. Шелби упал и был не в состоянии дать отпор. Но это не имеет смысла. Так что без опроса тех, кто первыми увидели жертву, мы не знаем, реконструируем ли мы взаимодействие жертвы и преступника – или на самом деле просто анализируем то, как старший детектив и медики наследили на месте преступления. И по этой причине у нас нет даже самого вшивого шанса быть уверенными, что убийца носит десятый размер.

Раузер вздохнул и сделал пометку.

– Это был не наш случай, – напомнил он мне.

– А где отчеты по убийствам в Атланте? Я не видела ничего, кроме письменных отчетов от первых респондентов, а это основное. Ты сам знаешь. Эти люди не будут тратить время, если их не заставить.

– Мы свяжемся с полицейскими и медиками, которые прибыли на место убийств Кото и Ричардсона.

– Вспомни Локарда, – сказала я ему. Принцип обмена Локарда гласит, что каждый, кто входит на место преступления, одновременно что-то уносит оттуда с собой и что-то там оставляет. Это был один из основополагающих принципов осмотра места преступления. – Мне неприятно это говорить, но преступник лучше понимает принцип Локарда, нежели все полицейское управление Атланты. Он – специалист высшей квалификации, Раузер. Изучая место убийства, следует помнить об этом. Ваши люди должны знать, какие улики собирать, и поэтому очень важен подробный опрос каждого, кто побывал на месте преступления.

Раузер кивнул.

– Согласен, – сказал он с той беспокойной, бьющей ключом энергией, которая была заразительной и в то же время слегка настораживала. Во время таких случаев, как эти, он был вечно на взводе, почти не спал и фонтанировал идеями. Но он дорого платил за эти свои маниакальные эпизоды. В течение следующих нескольких дней или недель, или всякий раз, когда проект больше не нуждался в нем, он достигал дна, такого изнурительного минимума, что даже просто встать с постели было выше его сил. Раузер называл это «гриппом», и я видела, как эти настроения превращали его в сущую развалину. Я называла это гипоманией, но мое мнение о его психическом здоровье его не интересовало.

Из участка я позвонила Нилу и сообщила информацию о жертвах – дату рождения, социальные сети, полные имена. Когда дело касалось всего, что хоть немного напоминало шпионаж, у Нила был не глаз, а алмаз. Нам нужно было подробно изучить жизнь каждого из этих четверых, составить профиль каждого из них столь же тщательно, как и убийцы, и провести всестороннюю оценку рисков. Если мы поймем жертву, то поймем и убийцу. Он что-то получает от них. Что именно? Какую потребность он удовлетворяет? Что его поведение говорит о мотиве? Что он разыгрывает и как его поведение соотносится с физическими элементами его преступлений? В какой момент его жертвы первые подверглись риску? Один только ответ на этот вопрос решит сотню других: на что убийца готов, чтобы заполучить своих жертв, о местах преступления, триггерах и мотивах.

Краем глаза я заметила движение. По коридору к комнате «военного совета» тяжело шагал Джефферсон Коннор, двадцать четвертый начальник полиции Атланты. Коннор был в форме – он всегда облачался в нее, идя на пресс-конференции. Интересно, задалась я вопросом, не потому ли у него такое кислое выражение лица. Возможно, причиной тому был бюджет в двести миллионов долларов или двадцать четыре сотни сотрудников, которыми он руководил. Возможно – серийный преступник, работавший на вверенной ему территории. Я никогда не была знакома с ним лично, но видела, как он спокойно отвечал на любые вопросы, от расследования убийств до коррупции внутри отдела. Раузер много рассказывал о нем. Они были друзьями и напарниками в округе Колумбия, когда только начинали работать в полиции. У обоих за плечами было по двадцать с лишним лет работы в правоохранительных органах. Коннор с самого начала хотел подняться по служебной лестнице. Раузер, наоборот, отказался от продвижения по службе, чтобы заниматься любимым делом. Раузер приехал в Атланту, а Коннор отправился в Лос-Анджелес. Там он дослужился до начальника управления, создал должности по связям с общественностью, основал для этого специальный отдел и, благодаря сотрудничеству с местным сообществом, резко сократил количество убийств на вверенной ему территории. Ажиотаж, окружавший приезд шефа в Атланту, не имел себе равных: когда он вышел из здания аэропорта Хартсфилд-Джексон, репортеры налетели на него, как будто перед ними была рок-звезда, а мэр сиял улыбкой на их первой совместной пресс-конференции.

Это был крупный тип, ростом шесть футов четыре дюйма, широкоплечий, с круглым носом с прожилками и румяным лицом человека, который провел долгое время не то на солнце, не то в баре. За шефом Коннором следовала Джин Баском, официальный представитель полиции Атланты по связям с общественностью. Баском проводила ежедневные брифинги для прессы, озвучивала отчеты о проделанной работе, сглаживала косяки, и, по словам Раузера, выступала в роли всеобщей девочки для битья. Баском не только терпела ежедневные нападки со стороны прессы, но и отвечала на звонки от семей жертв и держала ответ перед начальником и мэром за любые публичные оплошности. Я с трудом представляла себе, что могло бы привлечь кого-то в такой должности.

Шеф Коннор толкнул дверь, кивнул сбившимся в комнате детективам, на мгновение остановил свой взгляд на мне и наконец сказал Раузеру:

– Поговорим перед пресс-конференцией, лейтенант. Вы тоже должны там быть. Им нравится видеть нас всех в очереди. Это похоже на стрельбу по мишеням. – Он вновь кивнул в сторону комнаты. – У тебя около двух минут, Аарон.

Раузер посмотрел на свою команду.

– Послушайте. Стрит набросала психологический портрет. Просьба слушать внимательно и делать пометки, а потом я хочу, чтобы вы вернулись туда. Томас, – обратился он к одной из двух женщин-детективов в оперативной группе, – вернитесь в район, где живет Лэй Кото, еще раз поговорите с соседями. Продолжайте разговаривать с людьми и ходить до тех пор, пока что-нибудь не прояснится. На улице могла долго стоять машина, или мотоцикл, или велосипед. Его наверняка видел какой-то сосед, какой-нибудь уличный пацан или любопытная старушка. Возможно, они этого даже не знают. Возможно, им просто нужно задать наводящий вопрос, чтобы оживить их воспоминания. Я хочу знать всех, кто побывал в этом районе за две недели до того, как эта женщина была убита. Стивенс, убедись, что мы получили все отчеты из округа Кобб, когда была убита Алиша Ричардсон. Отыщите их всех. Соседей, разносчиков газет, почтальонов, коммунальщиков, первых свидетелей, кого угодно. Между убийствами Ричардсон и Кото прошло пять лет, так что вам нужно отыскать всех и вновь допросить их. Бевинс, свяжись со всеми управлениями полиции на юго-востоке, а потом прошерсти и другие штаты. Возможно, прошло не пять лет. Возможно, жертв больше. Возможно, у нас есть место преступления, где все не так чисто. Уильямс, Балаки, если вам будет нужно обойти все лифты в городе, пока вы не выясните, где охотится этот урод, обойдите их, потому что единственное, что нам сейчас известно о Дэвиде, это то, что мы ни хрена не знаем. Если у вас возникнет хоть малейшее представление о том, о каком здании пишет этот ублюдок – мне наплевать, даже если это просто ощущение, – потребуйте записи с камер наблюдения. Нам терять нечего.

После этого он оставил нас, а сам зашагал по коридору. Из комнаты «военного совета» нам была видна Джин Баском, сидевшая на виниловом стуле в крошечном кабинете Раузера. Шеф Коннор восседал в кресле Раузера.

– Да, лейтенанту не позавидуешь, – сказал детектив Энди Балаки. У него был протяжный южный акцент и кепка с логотипом «Брэйвз». – Что-то мне все это не нравится.

Я прочистила горло и обратилась к собравшимся:

– Семья этого человека, его друзья и, возможно, его коллеги наверняка заметили склонность к чрезмерной критике, капризности и, возможно, даже к словесным оскорблениям. – Никто даже не удосужился поднять глаз. Все продолжали делать то, чем они занимались. Я была тут посторонней, что бы ни сказал им Раузер. – Ладно, послушайте, – сказала я громче. – Я хочу, как и вы, чтобы этот сукин сын убрался с улиц. – Несколько голов повернулись в мою сторону. – Я не собираюсь мешать вам. Я не хочу руководить вашим расследованием. Я здесь, чтобы помогать, а не мешать. Когда-то я делала то же, что и вы. У меня есть опыт работы в правоохранительных органах. Я знаю, как много вы вкалываете. – Еще несколько детективов обратили на меня внимание. – Его места преступления и его письма, им есть что рассказать. Он умелый, этот тип, и осторожен в проявлении своего темперамента. Он не хочет, чтобы его застукали, когда он не владеет собой.

– А как насчет его личной жизни? – поинтересовалась детектив Томас. Она была в джинсах, кроссовках и толстовке армейского зеленого цвета. – Мы ищем кого-то женатого, разведенного, гея, гетеросексуала?

– Он никогда не был женат, – ответила я. – Интимные отношения чреваты препятствиями. Они не длятся долго. Он заводит знакомства и сексуально активен, но это лишь внешне. Он натурал, но его ориентация не имеет ничего общего с выбором жертвы.

Теперь я завладела их вниманием. Один за другим двенадцать детективов, приписанных к этой оперативной группе, вернулись к столу. Первым заговорил детектив Брит Уильямс, хорошо одетый и красивый, с очень смуглой кожей.

– Убийства Кото и Ричардс, и оба случая во Флориде произошли днем. Поэтому мы предполагаем, что он работает в ночную смену.

– Для слежки за жертвой, планирования и осуществления фантазий ему нужны и дневные, и вечерние часы. Поэтому самые важные вещи в его работе – мобильность и свобода. Он может иметь мобильную профессию – например, продажи, строительство, вождение автомобиля, – однако я склонна полагать, что с куда большей вероятностью он располагает этой свободой, поскольку занимает руководящую должность. Он образован, и ему крайне важно, каким его видит мир. Очевидно, у него есть знания о сборе улик и криминалистике, поскольку его сцены безупречны. Насколько хорошо он подкован? Трудно сказать, но, по крайней мере, он наверняка подписан на профессиональные журналы в этой области. Так что нам могут быть полезны списки рассылок таких публикаций и трафик на этих веб-сайтах.

Уильямс кивнул и сделал пометку. Детектив Энди Балаки нахмурился.

– А как насчет блогов? Ведь он явно любитель прихвастнуть. Все эти письма… мол, посмотрите, какой я умный.

– Да, – согласилась я. – Такова цель писем, и есть весьма большая вероятность, что он ведет блог или, по крайней мере, регулярно посещает посвященные ему сайты. А их, по словам моего компьютерщика, уже десятки. А поскольку теперь у него есть имя – Уишбоун, – эти веб-сайты будут множиться. Для него это часть острых ощущений. Он захочет знать все, что говорят правоохранительные органы, и все, что говорят профайлеры, поэтому будет внимательно следить за новостями. Проверьте заодно и детские организации. Он может быть в числе жертвователей, так как явно пережил жестокое обращение в детстве. Сравните эти списки со списками рассылки профессиональных журналов, это может вам что-то дать. – Я на миг умолкла и посмотрела на каждое лицо в комнате. – Убийства становятся более частыми, а периоды охлаждения короче. Я бы не стала называть это необычной закономерностью в активные годы серийного убийцы, но она крайне опасна.