Амалия Март
Стрелец тебе в Юпитер
Глава 6.
Звуки клавиш тревожат пространство опен-спейса уже второй час. После утреннего приключения с бешенным котом и съеденной рыбкой всем нужно наверстать отложенную работу. Арсений печатает в поте лица, которое мне не видно, когда Ксю, как сегодня, наводит Вавилон на башке. Но мне и не надо. Кажется, за годы нашей холодной войны я изучила все его повадки.
Наклон головы, когда он задумался, напряжение плеч, когда сосредоточен, взгляд, когда хочет сожрать мою печень с острым соусом. И то самое бесячее выражение лица, словно ничто не существует, только он, его мысль и ноутбук.
Уверена, сейчас он именно в том состоянии.
Я незаметно выглядываю из-за своего экрана, будто бы что-то ищу в бардаке на краю стола. Так Ксюха не закрывает обзор. И кидаю взгляд на Шереметьева.
За пару часов я успела забыть, что в офисе поселился кот. А вот Арсению это не грозит. Сёма безраздельно пользуется пространством, которое ему любезно предоставили. Разложился всей своей криво просушенной шерсткой на столе, прямо перед клавиатурой, явно мешая работать. Но Арсению словно бы все ни по чем. Одной рукой он продолжает набирать текст, а второй поглаживает слишком уж наглое существо перед собой.
Если бы он хоть на четверть относился так же к людям…
Я громко фыркаю, понимая абсурдность собственных измышлений. Скорее рак-альбинос на Висячей скале свистнет, чем Шереметьев полюбит меня людей.
На мое неуместное фырканье тут же реагирует Ксюха. Палит мой взгляд на Арсения и подозрительно прищуривается. Вот сейчас понадумает себе всякого, а мне потом эти сплетни ближайший год разгребай. Я закатываю глаза, как бы намекая, что картинка у нее за спиной – атас и возвращаюсь к работе.
Я тоже не пинала Плутон все это время, составила прогнозы на завтра и теперь пора обдумать новый план по порабощению ума Шереметьева. Это сложно. Очень сложно. Потому что, если верить гороскопу (а я ему верю, как себе), завтра Стрельцов ожидают непредвиденные траты. И я в душе не чаю, как это организовать без вандализма или мелкого хулиганства.
Свитер что ли ему подпортить? Тот самый, который защищает мой мокрый зад от простуды?
Но это совершенно бесчестно.
Арсений вроде как… спас положение. А я и так отсидела хороший трикотаж своей мокрой точкой. Честно говоря, я всерьез обдумываю взять его домой и постирать, после всего, что бедный свитерок сегодня от меня натерпелся.
Так что плана все еще нет. Зато есть работа над статьей, которую я еще не начинала.
А пора.
«Занят сейчас?» – пишу в чат Арсению.
А: «Ага» – отвечает мгновенно. Ты посмотри, оторвался от кота. – «Занимаюсь чем-то исключительно приятным, интересным, но бесполезным» – копирует часть моего же сообщения с прогнозом.
Ну не жук ли? Все еще не верит!
«Когда нагладишь кота, может быть, займемся статьей?»
А: «Я уже начал»
Трижды жук.
«Мне нужна от тебя информация»
А: «Прости, я не умею гадать по млечному пути»
«Ха-ха»
«А складывать буквы в слова умеешь?»
По экрану бодро пляшут три точки. Но я не даю разгуляться его остроумию.
«Мне нужны от тебя даты самых знаковых экономических событий. Набросаешь?»
Три точки снова пляшут по диалогу, томительно растягивая секунды. Он что там поэму написывает мне в ответ? Снова выглядываю из-за монитора, но Арсения по-прежнему закрывает буйная шевелюра Ксюхи. Вижу только кусочек острого, почти эльфийского уха и довольно коротко выстриженный русый затылок. Какая удивительно правильная форма черепа для такого нехорошего человека.
Чат пиликает входящим.
«Ок»
И всё?
Все эти долгие прыгающие точки вели к двум скудным буквам? Не вер-рю. Накатал колкий ответ и стер, как пить дать. Вопрос только почему?
Боже, с этой работой и Шереметьевым на закуску я стала параноиком.
Возвращаюсь к статье, накидываю введение.
Так:
«Могут ли звезды влиять на ваши инвестиции?» – печатаю то единственное, что придумала. Неплохо. Но что дальше?
Постукиваю карандашом по столу, прикидывая идеи. Как же все это непросто. Почему же остальным дается легче?
«Инвестиции – это…» – начинаю я. Что же такое инвестиции, действительно?
Лезу в Гугл, чтобы уже через минуту с громким стоном уронить лицо в стол. Ресурсы, финансовые проекты, материальные, нематериальные, инвесторы и иже с ним. Убейте меня кто-нибудь. Не понимаю, как этим можно всерьез интересоваться?
Это какой-то очень специфический склад ума должен быть. С полной тригонометрией головного мозга. Как у Арсения, да.
– Я отправил инфу тебе на почту, – возле стола материализуется Шереметьев. Помянешь черта…
– Что? – выпрямляюсь, отфыркиваясь от волос.
– Даты, события. Подробности погуглить сама додумаешься?
– Нет, у меня лапки, – огрызаюсь в ответ. – Ой, прости, это у тебя лапки! – киваю на кота, который трется у него в ногах. Сёма – предатель, изменщик и саботажник. Я все запомнила! – Заберешь его домой? – прощупываю почву.
Сестрица будет недовольна, если я непонятно кому отдам ее питомца. Она всегда очень тщательно проверяет тех, кто приходит к ней за котами.
– Взял бы, но у меня дома собака… – Арсений переводит тяжелый взгляд на Сёму и озабоченно сводит брови.
Итак, в копилку знаний: у него есть собака. Это мне на руку.
– Я могу забрать, – непринужденно веду к нужному мне решению.
– Правда? – недоверчиво переспрашивает он.
– Да, а что? – смотрю на него с вызовом.
– Не знал, что ты любишь животных, – прислоняется бедром к столешнице, словно этот разговор начинает его действительно интересовать.
Я не прям помешанная, но серьезно… кто может не любить животных? Лупоглазые рыбки не в счет!
– У сестры небольшой питомник. Одним больше, одним меньше… – поясняю ему.
– Питомник?
Черт. Он сейчас сложит два плюс два. Ну зачем сказала правду? Что за патологическая честность?
– Она с детства тащит домой всех побитых жизнью зверей. Как этот, – киваю на подбитого летчика с облезлым хвостом. – Добрая душа.
– У вас точно одни родители? – усмехается, гад!
– У тебя они вообще есть? – взрываюсь я. Но тут же жалею о вылетевших изо рта словах, Арсений меняется в лице и становится бледно-каменным, как изваяние. – Тебя явно не учили, как разговаривать с девушками, – добавляю тише.
– Не учили, – безжизненно бросает Шереметьев, отталкивается от стола и выходит в коридор. Кот, как мне кажется, бросает на меня уничижительный взгляд и семенит следом.
Черт.
Теперь я тут злодей.
Ну и как это вышло?
Вечер подкрадывается незаметно.
И не удивительно. Вы когда-нибудь пытались разобраться в дебрях экономических кризисов и дефолтов с нуля?
Лучше даже не начинать.
Я ни черта не понимаю.
Снимаю очки и зажимаю глаза пальцами. Мне больно. Больше, конечно, от собственной неспособности разобраться в темном лесу терминологии и скучных дат, но и глаза к концу дня можно выносить на блюдечке. Господи, зачем я все это затеяла?
– Остаешься? – спрашивает Ксюха, отвлекая меня от внутренних страданий. Я открываю глаза, кидаю взгляд на часы. Как же быстро наступил вечер.
– Нет, пару минут и тоже буду собираться, – откидываюсь на стуле и разминаю шею.
Нужно же забрать несносного кота! Да так, чтоб никто не заметил заныканную переноску. А значит, переждать побег коллег в родные пенаты.
Ждать долго не приходится. Заветные 18:00 действуют на людей получше тревожной сирены. Шуршат сумки, скрипят колесики отодвигаемых стульев, разносится звук выключаемой винды. А когда все стихает, я, наконец, вытягиваюсь в струну, разминая затекшие мышцы спины и, с громким стоном наслаждения, встаю с места.
Упс. Я все еще здесь не одна.
И Арсений, в отличие от меня, мое присутствие явно заметил. Смотрит своим «я сожру твои потроха» взглядом и не мигает. Уэнсдей на минималках.
Какого черта Шереметьев все еще тут? Разве его не ждет дома пес? Девушка? Мама?
Если подумать, я ничтожно мало о нем знаю. Ничтожно. А второе правило войны гласит: знай врага лучше друга своего. Как же иначе его победить?
– Не уходишь? – интересуюсь как бы между прочим.
– Жду тебя.
– Меня?
Ну точно, сегодня мой труп, наконец, найдут на дне канавы.
– Ты кота собралась забирать. Забирай, – поднимает руки вверх, отъезжая на стуле от стола и являя разложившегося на его коленях Семена.
Пфф, тоже мне, взял на понт. Да без проблем!
Делаю пять решительных шагов и замираю перед Арсением. Его насмешливый взгляд словно бросает мне вызов. Он действительно думает, что я не решусь забрать с его коленей кота? Он тоже ничегошеньки обо мне не знает.
Выдавливаю непринужденную улыбочку и медленно наклоняюсь вперед. Если бы гаденыш Сёма мне подыграл и вскочил на лапы, было бы идеально. Но мохнатая зверюга спит без задних лап, уткнув нос в пах Шереметьева. На больное лег, не иначе.
Ну что, начнем? Заныриваю ладонями под на удивление тяжелую тушку безродного котяры и невольно ощупываю напряженные мышцы ног козла Арсения. Черт, у него не только брюки со стрелочками, еще и ноги с мускулами. И для кого это все?
Над головой проносится свистящий выдох. Не иначе как от облегчения, что пятикилограммовую ношу сняли. Семен на удивление не брыкается, вяло открывает единственный глаз и, увидев меня, спокойно перемещается в мои объятия.
– Пошли, Сёма, – говорю на автомате, выпрямляясь и поглаживая бедное животное. Хотя кто тут из нас бедный еще надо проверить. Этому созданию, в отличие от меня, сегодня досталось все: и приключения, и вкусная рыбешка, и почесывание за ушком.
– Сёма? – раздается уже за спиной.
Черт. Прокол за проколом.
Не встал, так и сидит. У него там ничего не затекло, не? Похоже нет, судя по звуку прокатывающихся обратно к столу колес кресла.
– Ну ему же нужно имя, раз он теперь мой, – отмахиваюсь и несу кота к своему столу. Даже не смотрю на Шереметьева. Блин, собирайся домой, чувак.
– Твоей сестры, если точнее, – не упускает шанса поддеть.
– На ближайшие часа два – мой, так что имею право называть, как хочу. Посиди пока тут, дружок, – обращаюсь уже к коту, пристраиваю его на столе и достаю сумку, чтобы всем своим видом показать, что собираюсь домой.
Хотя Шереметьев на меня и не смотрит, самозабвенно щелкая что-то в компе.
Если уж ему так горит поработать сверхурочно, я сваливаю. Думаю, у меня вполне может получиться прошмыгнуть из туалета по коридору с переноской незамеченной. А нет, так нет. Поедет Сёма на руках, никуда не денется. Вон, там в аквариуме еще одна глазастая рыбка плавает, утихомирю его привлекательным ужином!
– И далеко ехать? – вырывает меня из стратегических мыслей Арсений.
– Чуть за МКАД на Юго-Запад, – какого-то черта объясняю я.
Неизвестно зачем.
Может еще ему мой адрес назвать и дать ключи от дома, где деньги лежат?
– Хорошо, поехали, – Шереметьев встает из-за стола, и я непонимающе смотрю на него. До меня не слишком-то быстро доходит смысл предложения. А точнее постановки перед фактом. Это что всё это значит?
– Куда?
– Не повезешь же ты его через пол-Москвы на руках? Нужна переноска, – получаю полный снисходительности, мол, ты дурочка совсем что ли, взгляд.
– Я справлюсь, спасибо, – отказываюсь наотрез. Еще чего удумал. Он, я и тесная машина, на которой можно с легкостью завезти в лес! Не-а, дудки. Меня таким фокусом не провести, не безмозглые шестнадцать уже.
– Не справишься, – со спокойным убеждением говорит он. Подходит, подхватывает Семена на руки и направляется на выход.
– Э! Верни мне кота! – хватаю со стола сумку, успеваю вырубить ноут, захлопнув крышку, и настойчиво топаю следом.
Но догнать Арсения с его размашистым шагом ни разу не просто. Все эти дурацкие мускулистые ноги под брюками!
– Слушай, тебя дома разве не ждет собака, а? – кидаю ему в спину, мелкими шажочками семеня следом. Выхожу из офиса, киваю охраннику, скучающе ждущему, пока последние трудоголики свалят, чтобы закрыть помещение и свалить домой. Врываюсь в ветреный вечер сразу за высоченным Арсением, прикрывающим меня от тут же поднявшегося облака пыли.
– Малибу потерпит до вечера. Она приучена.
– Малибу? Твою собаку зовут Малибу? – отчего-то становится смешно. Странное имечко, впрочем, каков хозяин…
– Вообще-то она Молли-Бу, – начинает объяснять Арсений, но тут же отмахивается. – Не важно.
Ага. Понял свою стратегическую ошибку и решил перекрыть доступ к информации! Умный враг.
Пиликает сигнализация, мы останавливаемся возле Ниссана на больших колесах. Да, с таким как раз по бездорожью к сестре гонять. Но постойте, я же не собираюсь.
– Так, я с тобой никуда не поеду, давай кота и до свиданья, – упираюсь и не сажусь в заботливо приоткрытую для меня пассажирскую дверь.
Заманивает!
– Хватит упрямиться, – нетерпеливо выдыхает Шереметьев. Закидывает кота на заднее сидение и подходит ко мне.
– Что? Потащишь силой? – усмехаюсь ему в лицо, хотя приходится серьезно задрать голову вверх для этого маневра.
– Потащу, – хватает за локоть и вот, я уже забираюсь на высоченное сидение. Следом захлопывается дверь. Какое… свинство! Хотя, к его чести, проделал он этот трюк мастерски, не причинив и доли дискомфорта. Чертов фокусник. – Заедем в ветеринарку, – усаживается рядом и вставляет ключ в зажигание.
– Это еще зачем?
– Ты такая безответственная, – качает головой. – Это бездомный кот, на нем может быть такой рассадник… вплоть до бешенства.
– Ты такой ханжа! – не остаюсь в долгу.
Пристегиваюсь и возмущенно фыркаю. Да на таком коте еще и пахать можно! Уж сестра его выходила, вылечила, привила с ног до головы. Вот кого бы следовало проверить на бешенство, так это Шереметьева.
– Все-таки почитала словарик на ночь, – хмыкает гад, заводя машину.
– Были дела поинтереснее, – хмыкаю в ответ. Выкуси!
Арсений замолкает с привычным выражение лица: подсчитывает, сколько стоит моя почка на черном рынке, точно.
Мы выезжаем на дорогу в полной напряженного молчания тишине. Семен сзади дрыхнет, устроившись на кожаном сидении. Не могу его винить, если у него тоже обогрев сидений, как у меня… Черт, только ради этого надо купить тачку.
– Так и что там у меня на завтра по твоему гуру-прогнозу? – нарушает тишину Арсений.
Попался. Он попался! Пропускаю мимо ушей его язвительный тон и снисходительный эпитет, и сдерживаю внутреннее ликование.
– Хм, – беззаботно пожимаю плечами. – понятия не имею. Я такие вещи не запоминаю.
– Ну да, конечно, – фыркает, ты посмотри. – Напророчила мне завтра очередные проблемы с руководством, или кирпич на голову?
– Ах, если бы. Но это так не работает, – отворачиваюсь к окну. – И чтобы ты там не думал, я не из головы все это беру.
– Ага, ага.
И такой снисходительный это тон, что я твердо для себя решаю: пора поступиться принципами. Пора применить тяжелую артиллерию. Во имя Венеры и Марса. Аминь.
Глава 7.
Стрельцы, осторожнее с деньгами: сегодня вас ждут непредвиденные расходы, крупные траты, неудачные сделки. Будьте внимательны.
Видит бог, я этого не хотела.
Открываю окно, беру горшок с геранью и…
Я правда не хотела.
Но моя оправданная злость все возрастает с каждым днем и ироничным взглядом. Непробиваемый человек. Глухая скептичная стена. Ненавистник всего и вся.
Кроме животных.
Это на себе испытал травмированный Сёма, с лап до ушей осмотренный вчера ветеринаром за счет Шереметьева. И я, которую покатали по Москве и за ее пределы только благодаря коту в моих руках. Благо, отделаться от незваного провожатого и спровадить его удалось до того, как запалит сестра. Иначе слишком много пришлось бы объяснять. Особенно на тему: почему я упускаю такой шанс наладить свою личную жизнь. Альбина просто помешана на идее устроить меня в руки какому-нибудь очередному Стрельцу. А не Стрельцу, так Овну.
Но нет уж, спасибо. Одиночество – осознанный и счастливый выбор.
Сухо поблагодарив Арсения за доставку, я пожелала ему не хворать и скатертью дорогу до дома. Даже постаралась не хлопнуть как следует дверцей, так он меня взвинтил за те два часа, что мы вынужденно общались.
Спасало только радио в машине, позволяющее делать вид, что я меломан на всю широту своей души. Иначе без травм бы не обошлось.
И вот, вчера Семен сдан на руки сестре – счастливый и сытый. А уже сегодня я творю совершенно не свойственную мне дичь, мысленно и заранее замаливая собственные грехи. Примеряюсь, высчитывая траекторию и насколько мой план безумный. Спойлер – это вышка по шкале невменяемости. И снова ставлю горшок на подоконник.
Это сработает. Однозначно.
Но замаливать сей грешок придется волонтерством, однозначно.
– Ты в последнее время раньше всех, – в офис заходит Рома, который всегда приезжает первым, потому что забрасывает ребенка в садик.
Раньше приезжал. Теперь я, одержимая идеей, ни свет ни заря, тут как тут.
– Весна – не до сна, – улыбаюсь единственному семьянину из наших мужчин.
Вот кто не строит из себя всезнайку. Приятный во всех отношениях человек, хотя специфика работы вполне могла оставить след на характере. Но нет. Поэтому-то и женат.
– Понимаю, – многозначительно расплывается в улыбочке в ответ, явно понимая все совершенно не так.
Я вдыхаю весенний воздух, просочившийся из открытого окна, на всю глубину своих легкий и еще раз даю себе шанс передумать.
«Псевдонаука, блажь скучающих домохозяек, безмозглые дуры»
Нет, не передумаю.
Под окном раздается шорох шин паркующейся машины, сердце пропускает удар, чтобы вновь запуститься в ритме бешеных барабанов. Не узнать тачку Шереметьева нельзя, он всегда ставит ее на одно и то же место – ровно под окном, чтобы время от времени на нее поглядывать. Я подозреваю, что у него есть легкое нервное расстройство, при котором ему нужно все вокруг контролировать – машину, время, жизнь других людей.
Псих.
Отталкиваюсь от подоконника и отхожу к своему рабочему месту. Нельзя, чтобы меня застали на месте преступления. Хотя в итоге он все равно может меня обвинить. Но риски оправданы.
Через несколько минут по офису проносится низкое «доброе утро».
Я напрягаюсь, потому что мне кажется, его пристальный взгляд буравит меня насквозь. Забавно будет, если окажется, что он умеет читать мысли. Я столько старалась – и все зря. Но это, конечно, невозможно. Нужно помнить о той тонкой грани, которая отделяет мои страхи от реальности. К тому же, Арсений вообще на меня не смотрит, это все моя паранойя.
Он, с присущей ему неспешностью подходит к шкафу, достает оттуда плечики и размещает на них свое песочное пальто. Безупречное. Расправляет воротник, проверяет карманы. У него точно ОКР!
Я усиленно делаю вид, что уже вся в работе: открываю вчерашние вкладки, проверяю входящие в почте, ищу карандаш. Да куда они вечно пропадают!
– Кто открыл окно? – гремит недовольное со стороны Арсения.
Мы с Ромой многозначительно переглядываемся, прежде чем я открываю рот.
– Пусть немного проветрится, – явно вступается за меня Рома.
Да, вот поэтому он женат. А Шереметьев – нет.
– Весна, Арсений, – подаю я голос из-за монитора.
– Я заметил, спасибо, – сухо отвечает он, начиная прибираться на стерильном рабочем столе.
Псих, псих, псих.
– Ой, какая сегодня по-го-да, – влетает в офис Вероника. – Птички поют, солнышко светит, никто не болеет, – радостно тарахтит она о наболевшем.
Таких дней у нее мало. Трое детей очень любят болеть по очереди.
Я улыбаюсь. Как мало иногда человеку нужно для счастья. Чтоб дети не болели, чтобы солнышко светило, чтобы герань упала на машину врага.
Прости меня, боже. Мысленно каюсь в очередной раз, еще даже не нагрешив.
Постепенно офис оживает, наполняется людьми. Все шумно болтают, наливают себе утренний кофе, радуются пятнице. Один Арсений хмуро вглядывается в компьютер, хотя до начала рабочего дня есть еще пять минут расслабухи.
Потирает шею крупной ладонью, щурится.
Может, порекомендовать ему моего офтальмолога?
– Как вчера все закончилось с котом? – интересуется Ксю, садясь за рабочий стол и перекрывая обзор на Шереметьева.
– Благополучно. Сытый и относительно здоровый передан в руки сестре.
– Сытый? – Ксюха расширяет глаза и переводит взгляд на аквариум.
– Да не трогал он больше рыбок, – цокаю я.
За головой Ксюши вырастает силуэт Арсения. Он идет к окну. Нет-нет-нет, он же сейчас все испортит!
– Не закрывай! – ору я, вскакивая с места.
– Проветрилось достаточно, – резко бросает он и берется за горшок, который подпирает окно.
План на грани провала.
– Что ты за человек такой, Арсений! – возмущаюсь я. Кажется, чересчур визгливо. – Окно открывается только у тебя!
– Еще пять минут и мне задует шею, – выдавливает сквозь зубы.
Я хватаю сверток, что заранее приготовила, и кидаю его в Шереметьева.
– Лови!
К его чести, реакция у Арсения что надо. Он успевает обернуться и поймать собственный свитер. К моей чести – постиранный с кондиционером «альпийская свежесть».
К несчастью – его, конечно, не моему – горшок он из рук выпускает, а следом и сбрасывает его бедром из окна.
Все происходит за долю секунды: глухой звук удара, звонкая сигнализация автомобиля, тихое, но злое в своем отчаянии «твою мать».
Ладно. Все вышло даже лучше, чем я предполагала. Или хуже.
– Прости! – вырывается из меня жалкое.
Да, глупейшее желание извиниться, когда сама же диверсию и совершила. Но чувство вины оно такое – непроизвольное. И непрошенное.
– О, Господи! – я бросаюсь к окну, чтобы высунуться в него вместе с кипящим от злости Арсением. – Мамочки, – пищу, рассматривая ущерб.
Хотя так сразу и не понять его размер. Лететь цветку было не высоко, но тяжесть герани сыграло свою роль – горшок в щепки, весь капот засыпан землей.
Я крепко поджимаю губы и медленно – и виновато – поворачиваюсь к Арсению. Он выглядит не очень. Мягко говоря. Челюсть сжата до опасных углов, ноздри раздуваются, втягивая воздух словно перед гневным взрывом. Я вся сжимаюсь.
– Прости, – еще раз тихо-тихо каюсь я.
Ужасная из меня преступница. Просто отвратительная. Отходчивая и совестливая. Это все влияние Юпитера и ко мне затесавшегося со своими морально-нравственными ориентирами.
– Сам виноват, – цедит Арсений. Разворачивается, гневно кидает сверток со свитером на свой стул и широким шагом направляется на выход.
В офисе повисает тишина, разрезаемая лишь моим громким сердцебиением. Это что же, он меня выбрасывать следом за горшком из окна не собирается?
Повезло.
На ватных ногах я отступаю к своему рабочему месту, испытывая такие внутренние колебания, что кажется, меня штормит.
– Вот это был тачдаун, – бросает мрачно Денис. Эта его спортивная терминология мне ни о чем не говорит, но подозреваю, что то – камень в мой огород.
И мне становится хуже. Хотя куда уж, казалось бы, хуже…
– Ты не виновата, – утешает сердобольная Ксюша. Чем только копает мою яму из чувства вины глубже. Вообще-то все ровно наоборот, виновата только я. Ну что за недоделанная рецидивистка?
Что ж, вот и настало время замаливать грехи волонтерством.
Отрываю нижний ящик стола, вытягиваю завалявшийся там пакет и, сжав его в кулаке, решительным шагом направляюсь на выход. Солнышко, птички, это все, конечно, очень хорошо, но не в момент полного морального падения.
Стоит ли того наука? Я уже и не знаю. Не так страшны и обидны теперь кажутся его вчерашние слова. Отходчивость, кстати, это тоже влияние крупнейшей планеты. Чтоб ее.
Подхожу к машине Шереметьева, где он уже убирает с капота последствия моих научных экспериментов, и без лишних слов присоединяюсь к нему. Получаю жалящий взгляд исподлобья и берусь за ликвидацию последствий. Скидываю в импровизированный мусорный пакет многострадальную герань, черепки, одновременно подставляя его для тех же целей Арсению. Он молчаливо помогает мне избавиться от всех крупных кусков, хотя, наверное, это все же я ему помогаю. И какого черта я не сообразила взять цветок в пластиковом горшке? Боюсь даже представить ущерб от этого глиняного тяжеловеса.
– Ай, – одергиваю руку от острого края очередного осколка. На большом пальце появляется кровавая полоса. – Черт, – рефлекторно засовываю подушечку пальца в рот. Дурацкая детская привычка, не хватает только найти подорожник. Что, кстати, не такая плохая идея, пластырь я, какого-то черта, до сих пор не научилась носить с собой.
А ведь это уже второе ранение за неделю. Я так часто занимаюсь кровопусканием, что скоро сама себя начну подозревать в оккультных приемчиках. Ну или это просто-напросто вселенная отвешивает мне люлей за мои грязные делишки.
Нет, злодейка из меня решительно никакая. Впредь обойдемся без тяжелой артиллерии.
– Кусок несчастья, – бурчит Арсений, в очередной раз проворачивая свои магические фокусы с доставанием кролика из шляпы платка из кармана. Серьезно, ну кто в наше время носит тканевые платочки в нагрудном кармане рубашки?
Не успеваю я удивиться отглаженному куску ткани, как мою руку перехватывают решительные пальцы, а ранение оказывается наскоро перевязано. Моя ладонь задерживается в его чуть дольше необходимого, так, что я замечаю разницу температур нашей кожи и твердые мозоли, которые не встретишь у офисных планктонов.
Интересный новый факт.
Арсений явно тягает железо.
– Все нормально, – отбираю у него свою руку и перекидываю в нее мусорный пакет, чтобы продолжить убирать другой рукой.
– Зачем вообще пришла, – Шереметьев продолжает бухтеть, как старый дед.
– Совесть не позволила наблюдать из окна, – киваю на офисные окна, из которых не свесился только ленивый. Явно рассчитывают на шоу, или очень горят желанием проходить свидетелями по делу о моем будущем преднамеренном убийстве.
– Я же сказал, нормально все, сам виноват, – отчего-то злится сильнее Арсений.
Нет, ну дела. Я ему помогаю тут, на себя вину беру, а он еще недоволен!
– Ты невыносим, – загребаю ладонью землю и пытаюсь смести с капота. Добраться до злополучной вмятины. И убедиться, что мне не заготовлена участь недельной бессонницы.
– Ты несносна, – парирует Шереметьев.
– Неблагодарный! – едко возмущаюсь.
– Неа…
Начинает и тут же захлопывает рот.
– Что? – резко выпрямляюсь и пронзаю убийственным взглядом этого противного человека.
Все ему вечно не так!
– Ничего. Кто же руками это делает, – неприятно цокает, огибает капот и открывает заднюю дверцу. Достает щетку для чистки машины и двумя размашистыми движениями стряхивает всю землю. – Теперь грязная, как… – кидает взгляд на мои руки и закатывает глаза. Бесяче.
Какой же он… какой!..
Чуть не лопаюсь от возмущения. И я еще жалела его машину!
Да тут едва заметная вмятина под слоем земельки оказалась, а я опять облита с ног до головы. Ну нет, Арсений, сегодня тебе чистеньким из этого не выбраться.
Бросаю пакет с мусором на землю, делаю решительный шаг к наглецу и, пока он не понял мой маневр, вытираю ладони о его безупречную рубашечку.
Раз уж дело на то пошло – запишем еще один пункт в непредвиденные расходы Стрельцам. День у них сегодня такой. Я ни при чем.
А спина у Арсения… ничего. С буграми. Мешки с картошкой он что ли по ночам таскает?
Если так – то дело дрянь. Еще секунда промедления, и он выйдет из оцепенения, в которое вошел, как только мои ладони коснулись его лопаток и ка-а-ак обернется…
– Беги, Уля! – разносится над головой.
А Ксюха дело говорит!
Последний раз вдавливаю грязные пальцы в хрустящую ткань цвета яичной скорлупы, придавая ей авангардизма, и резко отстраняюсь. Еще секунду трачу на то, чтобы убедиться: бежать нужно быстро, напряженные плечи опасно разворачиваются, а скрипу зубов может позавидовать Хищник. И, собственно, бегу. Нет, улепетываю.
И, сама не понимая почему, хохоча.
Так быстро не бегала с момента сдачи школьных нормативов. Взлетаю по лестнице, влетаю в офис и оглядываюсь, где бы спрятаться. Очевидное решение: за спинами коллег, которые разделились на два лагеря: встречающие меня кучкой девчонки и высунутые из окна парни, что-то выкрикивающие Арсению.
Так, стоп. Он что, за мной не бежит? Это зря что ли весь этот бьющий в голову пульс, сбившееся дыхание и ломота в мышцах, о которых я уже позабыла?
– Да ПДРом[1] вытянут, – кричит Рома что-то на мужском. – Уложишься в десятку.
– Не, придется еще полирнуть, – возражает Денис. – Дать тебе номер моего ремонтника? Сделает быстро.
С улицы доносится приглушенный ответ. Да, он пока – там, но скоро, без вариантов, будет здесь. И тогда мне несдобровать.
– Я б на твоем месте взяла на сегодня отгул, – ржет Лиля, похлопывая меня по локтю.
– Да, к понедельнику подостынет, – поддакивает переживательная Ксюха.
– Сходи к Ирине, пока не поздно, – чуть не выталкивает меня в шею сердобольная Вероника. – Скажи, дома поработаешь сегодня.
На заметку: еще одна дурацкая черта моего характера – жесткое сопротивление всему, что мне навязывают. Даже если себе во вред – всё во мне сопротивляется мнению большинства. Вот и сейчас, вопреки истинному и рациональному желанию сбежать подальше от разъяренного мужика, я гордо расправляю плечи и с пафосом заявляю:
– Вот еще!
– Спокойно сегодня не поработаем, – вздыхает Валя со своего места, единственная, кто не присоединился к хаосу.
– Когда вы уже успокоитесь, – закатывает глаза Лиля. – Переспали бы и…
– Чего??? – возмущенно восклицаю я.
Я и Арсений? Что за дикая мысль!!!
– Да помолчи ты, – толкает Лилю в бок Ксюша. А сама еле сдерживает улыбку. Это как понимать вообще?
– Ты! – возникает на пороге Шереметьев.
И тычет в меня… нет, не пальцем, взглядом. Реально, будто палкой по затылку заехал, аж ноги подкашиваются.
– Так, я извиняюсь, – поднимаю вверх ладони в примирительном жесте и отступаю назад, стараясь прикрыть тылы собравшимися вокруг меня девчонками.
Я и сама уже остыла. Отвага, слабоумие и отходчивость. Это все, что обо мне стоит знать.
– Это Tommy Hilfiger, – резко бросает он, оттягивая на себе рубашку.
– Это ни о чем мне не говорит.
Лиля наклоняется ко мне и на ухо поясняет:
– Десять косарей за рубашку.
– Оу, – что за выпендрежник! – Я постираю!
– Постирала уже, – бубнит Шереметьев. Широким шагом огибает наш маленький кружок, подходит к столу, забрасывает себе на плечо свитер с ароматом альпийской свежести и ущерба на десять тысяч, и снова направляется на выход.
Я перевожу дыхание, которое застряло где-то в легких, и рассматриваю удаляющуюся спину. Грязную и напряженную. Нет, так дело не пойдет. Надо же нормально объясниться. И оставить последнее слово за собой. Так что я делаю то, что сделала бы любая нормальная девушка, которой ближайшие восемь часов придется работать с Арсением в одном помещении, на моем месте: иду за ним. Да, в мужской туалет!
– Послушай, ничего этого бы не случилось, – толкаю дверь уборной с буковкой М, за которой десять секунд назад скрылся Арсений. – Если бы ты не был таким…
Слова обрываются, как только до мозга доходит картинка, которая предстала перед глазами.
– Ой, – резко отворачиваюсь от обнаженки.
Вообще-то там только пара пуговиц пока расстегнута, но уже можно заприметить мускулистый торс. Весьма, весьма мускулистый. Черт, он что весь такой, с головы до ног?
